Игра с нулевой суммой

      Вторая ужасная ночь без сна. Теперь кошмар Юнги действительно стал реальностью.       Только кошмар ли или предел всех мечтаний?       Еще и эти картинки в голове совсем не помогали заснуть: пухлощекий Чимин, стонущий под своим хёном, Чимин, который учится делать минет, облизывая своими до охуенности прекрасными губами его член. Пора перестать представлять себе голого Чимина у себя на кровати, Чимина, сжимающего пальчиками смятую простынь и стонущего сладкое, почти липкое «хён».       Вчера после завтрака удалось кое-как выгнать коротышку и немного поспать днем, совсем ненадолго забыться, но ночь принесла с собой новые испытания. А утром принесло его. Радостного и сумасшедшего.       Чимин нетерпеливо колотил дверь, ожидая, что «уроки» начнутся прямо сейчас — именно в шесть утра в воскресенье, бурча невнятное «хён, кофе остынет». А потом ломал новую комедию: «Хён впусти, мне холодно!», хотя Юнги прекрасно знал, что в коридоре общежития батареи горячее, чем котлы в аду. — Тебе совсем не спится? — покрутил у виска Юнги, все же открывая дверь и глазами, словно полными песка от отсутствия сна, уставился на ликующее бессовестное создание. — Будут правила? Какие правила? Ты мне так и не сказал, хён, — мычал Чимин. Юнги забрал из рук возбужденного ребенка завтрак и уселся за стол. Чимин ждал, пока хён ответит, нервно кружил по комнате, спотыкался о попадающиеся под ноги разбросанные вещи и по-прежнему теребил широкую толстовку. — Успокойся уже! Ты же сам сказал «позы и все такое...», — передразнивал Юнги, делая смущенный вид и говоря заикающимся голосом на манер Чимина, чем доводил бедного маленького монстра до состояния бешенства. — А... Ну, да, — растерялся Чимин. — Говорил. Что ты предлагаешь? — Я ничего не предлагаю и не предлагал! — возразил Юнги, вскидывая одну бровь. Чимин – единственный, кто дошел до ручки, предлагая учиться трахаться.       Чимин почти заплакал, чувствуя чужую агрессию, но хён был непреклонен. — Просто хочу облегчить свои страдания, — добавил Юнги, мысленно соглашаясь с собой в том, что «хочет оттянуть момент обучения как можно дальше». Чимин перестал изображать страдальца и удивленно посмотрел на хёна. — Я говорю, что ты не можешь научиться всему за один вечер. Нужно время. И к тому же, у нас занятия в Академии. Ты не хочешь подождать до лета? — наивный Юнги предпринял последнюю и самую провальную попытку поторговаться за свободу и спасти свои чувства. — Нет, хён! Я не могу ждать! А если его уведут? — негодовал Чимин, наблюдая за тем, как Юнги поглощает свой завтрак.       «Тебе же будет лучше, маленький идиот! Будет идеально, если кто-нибудь уведет его насовсем! Похотливый жеребец, я тебе еще покажу, как покушаться на святое!», думал Юнги, решительно стараясь не обращать внимания на «это самое святое», что так вальяжно распласталось на кровати, сняв обувь, ожидая чего-то сверхъестественного от всемогущего хёна. Оно и не догадывалось, что хён внутри слабенький, хиленький и уже давно влюбленный. — Он уже давно забил на тебя, Чимин. Убежал за очередной легкодоступной шлюшкой, — пока Юнги говорил, глаза Чимина начали слегка наполняться влагой — едва заметно, но детская мордашка исказилась не столько в обиде, сколько в отчаянном желании не слышать всей этой «правды». — Тут тебе никто не поможет, даже я. — Ты согласился, хён! Так что не думай, что я забуду, передумаю или просто откажусь. Я должен сделать все возможное, — настаивал Чимин, лежа на кровати и смотря в потолок. Потом он резко вскочил, присел на край и пальчиком, торчащим из длинного рукава толстовки, поманил к себе Юнги. — Ты поможешь мне, хён. Мы это уже проходили.       Юнги лишь оставалось закатить глаза, устало кивнуть, а потом последовать на зов пальца, который так отчаянно, в слегка призывающей манере манил его к себе. Парень сел рядом и невольно начал рассматривать Чимина, его светлые, почти русые волосы, спрятанные под темным капюшоном толстовки, худое, такое красивое и желанное тело, бедра, ловко обтянутые светлыми джинсами, милые носочки с узорами в виде пончиков. Все делало его каким-то необыкновенно милым, крошечным ребенком, которому еще совершенно рано думать о сексе, позах и других вещах, о которых он так упрашивал.       Или Юнги один так думает? Ведь даже его собственная фантазия с ним не согласна: предательница так и забрасывает воспаленное сознания этими образами с голым, совершенно неприкрытым и немного пошло закусывающим губу Чимином. Может, и ему пора лечиться?       Но Юнги все равно смотрит. Словно в первый раз. Словно за пять лет он так и не насмотрелся.       Чимин ловит настороженный, полный странного испуга от собственных мыслей взгляд хёна. Даже он переживает, дергая Юнги за руку и возвращая в реальность – Чимин сидит прямо напротив, легко поглаживая ладонь. Теплый и мягкий пупсик понятия не имеет, какие угрызения совести преследовали Юнги уже две ночи подряд. — Хён, так каков план действий? Хён? Когда мне прийти? Я могу приходить каждый день? — кричал витающему в облаках хёну Чимин. Юнги долго не реагировал, пытаясь уловить смысл заданных вопросов. — Ты что, упал ночью и головой ударился? Ограничимся тремя днями: вторником, четвергом и субботой, — пожал плечами Юнги, излагая свой план по растягиванию «длительного» процесса обучения. Может хоть так ему удастся ненадолго отстрочить момент, когда радостный и «опытный» Чимин убежит на всех парах к Намджуну? — Хорошо, хён! Я так рад! А мы можем начать сегодня, раз уж ты вчера меня выставил? — лукаво и самонадеянно спросил Чимин. Юнги испуганно посмотрел на мелкого паразита, первый раз за пять лет боясь находиться с ним в закрытом пространстве. Просто потому, что боялся последствий, боялся сорваться и разрушить то, что есть между ними сейчас — пока Чимин рядом, этого достаточно. — Начнем с поцелуев? Я даже зубы почистил... — Тебя и этому надо учить? Ты что задумал, негодяй! Какие еще поцелуи? — недоумение Юнги возросло до предела.       «Неужели с того самого поцелуя в щечку он так и не продвинулся? Хорошо конечно, для собственного самолюбия, но слишком плохо для родной нервной системы! А если я и, правда, не сдержусь? А если он все поймет? Что тогда?». — Ну, так, а что? Я не умею, — немного отстраняясь от хёна и выпуская из руки его нагретую чужим теплом ладонь, промямлил Чимин. — Ты к своим 19 годам так и не научился? — усмехнулся Юнги и получил удар в плечо и высунутый язык, вероятно, служивший главным аргументом или ответом на вопрос: «Почему Чимин не умеет целоваться?». — Нет, — помотал головой обиженный фактами пирожок. — Я учился все время. Мне было некогда. Ты хорошо это знаешь, хён! — Ладно, — выдохнул Юнги, которого словно отправляли на смертную казнь, которую он не заслужил. «Какие они, поцелуи с Чимином? Я ведь выживу после них?», на мгновение отвлекся Юнги. — Мне тоже надо зубы почистить? — Ну ты и дурак, хён, — засмеялся Чимин. — Конечно! Если ты думаешь, что я испугаюсь, то ты ошибаешься, — пригрозил пальчиком младший. Юнги игриво закатил глаза. — Жди тогда, — проговорил Юнги и пошел чистить зубы, оставив Чимина одного в своей комнате, выходя из которой заметил, что младший будто волнуется, мнет рукава и слегка стучит ногами по полу.       Юнги и сам переживает, старается держать все под контролем, хотя тело и собственные губы так и просятся засосать, просунуть язык в маленький болтливый ротик, заткнуть все эти речи про НамДжуна, не давать говорить, даже не давать дышать, пока Юнги сам не разрешит, пробуя Чимина на вкус.       Старший глубоко вдохнул и вошел в комнату. Чимин в ожидании расположился у изголовья кровати. — Что ты ожидаешь от поцелуев? — неожиданно спросил Юнги. Чимин замялся. Он долго медлил с ответом, не решаясь или боясь говорить. – Ведь даже одними поцелуями можно свести с ума, покорить... Не залезая в постель... Или в чьи-то штаны. — Научи меня, как это сделать, — перебил Чимин. — Как?       Юнги аккуратно приземлился рядом с Чимином на кровать, двигался ближе, пока не оказался совсем близко — в десятке сантиметров от лица. Младший испуганно попятился назад, но Юнги приложил две ладони к щекам, не давая возможности отклонять голову. — С капюшоном ты ничего не добьешься, — прошептал почти в губы Юнги, стягивая с Чимина капюшон, а затем легонько пригладил взъерошенные волосы. Чимин молча наблюдал за действиями хёна.       Молчание повисло в воздухе. Юнги в этот момент, даже будучи удивительно раскованным, мог слышать, как бьется в груди собственное сердце, как ускоряются его удары, как оно с силой пробивает грудную клетку и вот-вот вырвется наружу, обнажив все его чувства. — Ты не боишься меня? — Нет, почему я должен тебя бояться? — выговорил Чимин, прижавшийся к изголовью. — А почему у тебя руки трясутся? — слишком смело и с явной усмешкой выдохнул Юнги. — От... — От? — Чимин молчал. — А почему щеки красные? — Хён, не надо... Издеваться. Ты же знаешь, что я легко смущаюсь, — сумел выговорить Чимин, но снова замялся. — Ага, и как ты этим завоюешь кого-то? — снова в голосе старшего была слышна усмешка — наигранная, но понятная лишь ему одному. Его-то Чимин завоевал и без поцелуев, что самое обидное.       Ради того, чтобы добиться его, он не станет учиться целоваться, но ради Намджуна — пожалуйста... — Я не знаю, хён. Мне не хватает смелости, — грустно вздохнул Чимин, готовый, словно по щелчку, заплакать, но Юнги резко прервал страдания. — Наблюдай за тем, что буду делать я, а потом попробуешь сам.       Юнги потянулся к молнии и стянул с Чимина ненужную толстовку. Тот сопротивлялся, но раз для дела надо, то все же с явными протестами выпустил ткань из сжатых пальцев. — Расслабься. Сначала, когда вы окажетесь наедине, прикоснись пальчиками к его груди, совсем легко и осторожно, словно заигрываешь, — Юнги дотронулся до футболки на груди и повел вверх, поглаживая плавными движениями ключицы, стараясь не выдать свою собственную дрожь.       Прикасаться к Чимину было божественно — кожа гладкая, мягкая, приятная на ощупь, а на вкус, наверное, еще лучше. Пальцы блуждали по шее, запоминая прикосновения к желанной коже, затем следуя вверх к щечкам. Юнги поймал взгляд Чимина — тот в упор смотрел на хёна, сжимая руками низ футболки. — Молодец, Чимин. Взгляд лучше такой и оставь. Можешь лишь иногда игриво отводить глаза вниз, а затем резко поднимать, — тихо говорил Юнги. — Сначала прикоснись рукой к щеке, осторожно поглаживай скулу, как я сейчас, а потом дотронься большим пальцем до нижней губы, проведи по ней, — Юнги выдохнул и несдержанно опустил палец на желанную пухлую нижнюю губу.       Чимин вздрогнул, покрылся мурашками, которые были заметны по отсутствию толстовки, а Юнги лишь улыбнулся на свои действия.       Так давно хотелось это сделать, не поясняя каждый шаг, а просто гладить, закусывать кожу, касаться этих губ и делать своими. Хотя бы в мечтах, или так, на практике, но без будущего. — Затем приблизься так, чтобы твои губы были в сантиметре от чужих, но не касайся, не целуй, потоми немного, — прошептал Юнги, водя пальцем по губе, запоминая и предоставляя себе такую редкую возможность узнать, какой Чимин на ощупь. Пальцы отстранились и Юнги приблизился к лицу Чимина так близко, что заставил того трястись от волнения еще больше. — Эй, со мной ты можешь не волноваться, Чимин. Я же не твой любимый Намджун. — Я постараюсь, — совсем тихо ответил Чимин. Голос слегка дрожал. — Просто это все впервые, поэтому немного страшно. — Я понимаю, но ты должен сконцентрироваться, — настоял Юнги.       Губы находились так близко, что он практически дышал в чужой слегка приоткрытый рот, выдыхая горячий воздух из легких. Потом высунул язык и снова провел по губам, уже осторожно пробуя их на вкус и затем отстраняясь. — Сделай так, заставь желать себя, но не отдавайся сразу. Понял? Сначала поиграй немного, — говорил Юнги в губы, водя по ним, ощущая их сладкий клубничный вкус — такие мягкие, сочные, удивительно приятные, такие идеальные, такие... Не его.       Чимин вздрагивал все время, стоило языку Мина в очередной раз пройтись по губам, а потом впивался в предплечье хёна, когда тот легонько зацепил зубами нижнюю губу, затем совсем осторожно засасывая ее. — Сделаешь так, и он твой, — не верил собственным словам Юнги.       Старший старался отвлечь себя от мыслей о том, ради кого он и Чимин тут стараются, желая лишь наслаждаться, пока есть еще эта возможность, пока Чимин доверяет ему, пока Чимин такой милый и хорошенький рядом с ним, пока Чимин не начал действовать, чтобы завоевать чужое сердце. — Затем прикоснись губами к чужим, но не пытайся сразу язык в рот засунуть. Лучше сперва просто попробуй почувствовать чужие губы, заставь сильнее желать тебя, — шептал из последних сил Юнги.       Он наконец-то впился своими губами в сладкие губки Чимина — действительно сладкие, клубничные, волшебные, такие легкие и воздушные; поцелуи получались сами собой — естественные, красочные, с чужими закрытыми глазами, с явным наслаждением. Даже без языка, просто касаясь этих губ, было хорошо — отрываться не хотелось, когда Юнги просто целовал, держа руки на шее Чимина и осторожно водил по коже, затем с тоской, с тяжестью на сердце, отстраняясь, так, будто открыл свою душу и показал истинные чувства. — Хорошо, теперь попробуй сам, — выдавил из себя Юнги, стараясь не показывать, как сильно он нуждается в воздухе.       Чимин тоже дышал неровно. Нерешительный, такой по-настоящему неловкий Чимин не мог не нравиться. Когда еще Юнги будет наблюдать, как Чимин тянет к его груди свои пальчики, как скованно водит подушечками по шее, а затем так испуганно, словно боясь сделать что-то не так, дотрагивается до его щеки.       В такие моменты, как этот, Юнги все труднее и труднее было сохранять ясность ума, держать свои эмоции под контролем, просто сидеть на месте, пылая от каждого смущенного прикосновения, словно это он невинный цветочек, первый раз получающий ласку. Но ради такой ласки, ради этих пальцев на своем лице он готов был терпеть, сдерживаться, внутренне страдать, желая опрокинуть на кровать и засосать так сильно, чтобы даже чужое имя навсегда бы забылось.       Младший нежно провел по скуле, улыбаясь, когда хён кивал на правильность его действий, не забывая о взгляде — взгляде, который хотел казаться Юнги таким настоящим, таким влюбленным. Пальчики дотронулись до тонких губ, и парень приоткрыл их, давая Чимину возможность почувствовать, прикоснуться, потрогать. В какой-то момент захотелось взять чужой палец в рот и пошло облизать, но тогда Чимин испугается и убежит.       Лучше не рисковать тем, что есть.       Чимин был в паре сантиметров от его губ, высунул язычок, совсем несмело, но отважно, пытаясь подавить в себе страх, дотронулся им до чужих губ. В этот момент Юнги забылся и опустил руки на чужие бедра – хорошо, что Чимин не заметил, потому что был занят более важным делом. Эти бедра так и ложились в руки, так и манили к себе.       Пухлые губы прикоснулись к его собственным, осторожно выцеловывали, скованно и неумело, но так, что Юнги готов был поклясться в узости своих штанов. Эта невинность, эта осторожность и доводили его до крайней степени возбуждения.       Чимин целовал долго, под руководством Юнги действуя немного смелее, уже перебирая волосы на затылке невольно, словно руки сами туда тянулись. Юнги направлял, подсказывал, а Чимин с таким восторгом и нескрываемым трепетом следовал указаниям, что дух захватывало. Не хотелось даже на секунду позволять ему отстраняться... — Ты молодец! Теперь можешь добавить язык, — произнес Юнги, лишь на мгновение прерывая поцелуй. — Действуй, не бойся, — Чимин замялся.       Юнги показал, как надо, а, может, выложил все свои карты на стол — резко и без промедления ворвался в Чимина, проталкивая, наконец, язык в такой любимый и до невозможности прекрасный ротик, прошелся по зубкам, при этом перемещая руки на щеки, захватывая так, чтобы у Чимина даже не было возможности отстраниться.       Юнги целовал слишком долго, игрался с чужим язычком, не мог отстраниться, как бы сильно не хотел. Мог выдать себя в любой момент. И неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем сидеть стало неудобно, прежде чем потянуть Чимина на себя и практически посадить себе на ноги, прежде чем осознать, как трудно с ним сдерживаться. Прежде, чем отстраниться, тяжело дыша...       Чимин повторил — ворвался и протолкнул свой язычок, но не знал, что делать дальше. Лишь сжимал волосы Юнги на затылке — сильно, яростно, с опаской. Язычок блуждал, но хён поймал его своим, отчего Чимину будто стало легче. Тот лишь целовал, уже увереннее и немного раскованнее, затягивал своими поцелуями, заставлял бедного Юнги ревновать так сильно, что тот потерял контроль, сильно прижимая к себе Чимина, почти чувствуя его грудь своей, даже не веря тому, что малыш не отталкивает, не пытается убежать, а с готовностью отвечает, позволяя хёну полностью завладевать поцелуями, проникать глубоко, кусать губы, терзать и ласкать одновременно.       Еще чуть-чуть и Юнги опрокинет Чимина на кровать. Еще чуть-чуть и терпения совсем не останется. Целовать Чимина запретно, но так сладко. А когда целует Чимин, когда учится на губах хёна, когда уже несдержанно обвивает руками шею и с новой силой впивается пальчиками в волосы, оторваться невозможно. Но нужно.       Лишь бы Чимин не заподозрил неладное... Не заметил чужие неразделенные чувства.       Нужно было остановиться, вот сейчас. Или секунду, минуту, час назад. Давно надо было остановиться. Сколько времени они провели так — целуясь, прижимаясь друг к другу, не открывая глаз, просто растворяясь в этих поцелуях? Юнги не мог даже понять. — Юнги-хён, — томно выдохнул прямо в истерзанные сладкими поцелуями губы Чимин. — Спасибо. Думаю, Намджун не устоит! — радостно воскликнул паразит, вставая с ног хёна и бегая по комнате. Юнги резко поднялся и посмотрел на время в телефоне — три часа дня? Они так долго целовались? Забыли обо всем? И почему снова этот Намджун! — Иди уже, мелкий! Дай хоть немного отдохнуть перед учебой, — Юнги почти кинул тапок со злости. Вот почему он так не хотел соглашаться — не в его правилах делить это сокровище, этого сладкого пупсика с красными от долгих поцелуев губами с кем-то еще.       Лишь перед сном, которого почти и не было, не считая жалкого часа перед занятиями, Юнги вспомнил, как в первый день знакомства рявкнул на Чимина, который назвал его по имени: «Зови меня просто хёном, малявка!». Чимин после никогда не называл его «Юнги-хён»... А сегодня почему назвал?

Урок 1: Самоконтроль? К черту самоконтроль!