***
Утром Юнги все равно чувствовал себя не многим лучше — вроде спал долго, вроде Чимин утром не приперся и не стучал в дверь, а день, как и предыдущие четыре, начался не так. Знание того, что сегодня он будет снова заниматься с Чимином, делало совершенно беспомощным. Хотелось снова поцеловать — совсем нежно и осторожно, просто лежать рядом и дышать в губы, снова прикасаться к ним. За что жизнь так сурова к нему? Почему на него обращают внимание все, кроме самого желанного человека, самого любимого крошки? Раньше, до Чимина, все было намного проще — простой секс, никаких чувств, редкие ленивые скучные поцелуи, от которых не то, что глаза не закрывались, а еще больше хотелось «того самого запретного, того, кто скоро сорвет очередное бессмысленное свидание и позовет хёна смотреть страшилку». Теперь расплачивается Юнги, не потому что был слеп, ведь он никогда не был, а потому что был нерешителен, потому что никогда не говорил о своих чувствах Чимину, боясь больше не увидеть того рядом с собой. Весь вторник Чимин лишь повторял, что пойдет к хёну сразу после пар. Мелкий псих — что с него взять? Юнги все еще не мог поверить, что ввязался во все это, хотел по-тихому сбежать и не возвращаться до ночи в общагу, но липучка таскалась за ним по пятам, словно маленькая вездесущая тень. И как избавиться от этих чувств, если объект тайных воздыханий не дает прохода, и даже не в том смысле, в котором хочется? Чимин зашел следом за Юнги в комнату, снял куртку и ботинки и улегся на кровать. Это заставляло беспокоиться сильнее, ведь Чимин на кровати хёна был слишком прекрасен — даже одетый, просто спящий или смотрящий фильм, завернутый в одеяло, а тем более раздетый, смущенный, еще не тронутый, но в скором времени немного совращенный и покрытый засосами, пахнущий чужим одеколоном, одетый утром в одежду хёна — такой Чимин заставлял содрогаться от собственных мыслей. Юнги поклялся себе прекратить — прекратить фантазировать, мечтать о невозможном. — Хён, ты какой-то молчаливый последние два дня, — заметил Чимин, переворачиваясь на живот и лукаво поглядывая на Юнги возле окна. Тот рылся в шкафу и искал удобную домашнюю одежду. — Обычно ты много говоришь. Что-то случилось? — Ничего, просто устал, — тихо проговорил старший, продолжая поиски. — Хён, можно мне тоже что-нибудь надеть? — спросил Чимин, слезая с кровати и подходя вплотную к шкафу. Юнги даже шарахнулся, когда Чимин стал искать себе подходящую одежду — клетчатые легкие штаны и широкую немного растянутую любимую белую футболку. — У тебя своей одежды нет? — возмутился Юнги. Он уже давно не разрешал Чимину таскать свою одежду. И не потому, что жалко или одежды мало, а просто потому, что Чимин в ней смотрелся чертовски горячо, потрясающе сексуально. А как приятно было бы его раздевать или наблюдать за ним в собственной одежде, в собственной постели, каждое утро рядом с собой. — Раньше ты мне всегда давал свои старые футболки, — пожаловался ребенок, успевший переодеться назло хёну, который молча наблюдал за этим моментом. Не так все должно быть, не так... — Раньше... почему у Намджуна не одолжишь? — сорвался Юнги, лишь через секунду понимая, что натворил, и быстро отворачиваясь, скрываясь за дверцей шкафа. — Смеешься, да? Как будто он мне даст, — не понял Чимин. А Юнги не шутил — слишком ревновал, не мог сдержать в себе злость, яростно сжимая кулаки. Чимин не видел, не знал, просил о сексе без чувств. Как будто с ним это возможно... — Ну да, тебе не светит, — наигранно посмеялся Юнги, с трудом втягивая себя в домашнюю одежду. Чимин радостно перекатывался на кровати, что-то смотрел в телефоне, не слыша проклятий хёна. «Я не позволю! Я заставлю тебя смотреть только на меня! Любыми способами... », все же решил для себя Юнги окончательно. — Хён, Хосок-хён устраивает новогоднюю вечеринку у себя дома, пойдем? — весело тарахтел Чимин, читая объявление на сайте академии. — Так еще целый месяц! Посмотрим, — устало пыхтел в ответ Юнги. — Там наверняка будет Намджун, а у меня будет возможность подобраться к нему, — пояснял свои коварные стремления маленький чертенок. — Ах, Намджун там будет! Тогда мы просто обязаны пойти! — передразнивал Юнги, ехидно посматривая на Чимина. Но мелкий словно на розовых облаках летал, не замечая ни насмешек, ни ревностных фраз, ни брошенных сгоряча отговорок и колких замечаний. — Хён! И я о том же, — Чимин подвинулся к стене, освобождая немного места на самовольно занятой кровати. Юнги присел на край: скоро у него тоже начнутся уроки: «Как заставить себя мучиться от неразделенных чувств совершенно бесплатно! Тратьте только свои нервы!», «Как научиться сдерживаться и провалиться!», «Как умирать от ревности и ненавидеть себя еще больше — спецкурс от великих мастеров!». Чимин отвернулся к стене, явно смущаясь и что-то скрывая. — Чимин? — позвал Юнги, чувствуя, что малыш вздрогнул. — Что? — Ты такими методами ничего не добьешься! Я тебе сколько должен повторять? — возмутился Юнги. Он ведь тоже не напрашивался, не собирался смотреть на спину, а мелкий смущенный паразит, сам того не замечая, лишь делал еще больнее своими действиями. — Говори, что задумал, или мы все прекращаем! — Хён, — выдохнул Чимин, но повернуться не решился. — А ты же трогаешь себя? — как-то виновато спросил Чимин. «Так вот оно что!», ликованию Юнги не было предела. — Бывает, — старший едва сдерживал смех. — Ты имеешь в виду, дрочу ли я? Самоудовлетворяюсь? Занимаюсь ли рукоблудством? Этот несмышленый дурачок еще смеет спрашивать? Он свою задницу видел вообще? — Ну, хён, — замямлил явно смущенный Чимин. «А кто этим не занимается? Совершенно обыкновенный процесс удовлетворения себя любимого!», размышлял Юнги, но причем тут их занятия? — А другие делали тебе «приятно»? Доводили до... оргазма? Чтобы... — Хочешь подрочить Намджуну? Думаешь, что это подействует? — психанул Юнги, уклоняясь от вопроса. «И почему вдруг это не должно подействовать? В умелых руках любой кончит, не только Намджун! А если еще и ротик заставить работать...». — ...все потемнело, чтобы звездочки перед глазами... что? Почему не подействует? — обиженно произнес Чимин, первый раз за весь разговор, поворачиваясь к Юнги и смотря прямо в глаза. — И ты хочешь этому научиться? Тебе своего члена мало? — возмутился Юнги. И дело было не в том, что не хотелось — хотелось очень: до сдавленных ребер, до тяжести внизу живота, до боли в груди. Только все труднее и труднее быть рядом и делать вид, что тебе все равно, изображать безразличие. Потому что не все равно... Потому что хочется обладать. — Покажи мне, как надо, — потребовал Чимин, все же смущаясь и краснея от своих просьб. У Юнги перехватило дыхание — мало того, что Чимин в его одежде, так ее еще и снимать придется. Лучшая из фантазий. — Как сделать очень хорошо, — младший робко подвинулся ближе к хёну. — А ты готов? Ты думаешь, что сможешь преодолеть свое смущение? Что не будешь краснеть? Чимин кивнул, хотя весь его вид и испуганный взгляд говорили об обратном — вроде он и хотел учиться, но чего-то боялся. — Тогда раздевайся, — предложил Юнги, сомневаясь в готовности Чимина следовать всем указаниям. Тот опустил ноги на пол и замялся в нерешительности — руки дрожали, не в силах стянуть штаны. — Хён, помоги, — прошептал Чимин. — Ладно, — сглотнул Юнги, понимая головой, но отказываясь понимать сердцем то, что ждет его впереди. Голый, обнаженный Чимин в его руках; Чимин, доведенный до экстаза одними руками; Чимин, который застонет, закричит, закроет глаза и будет умолять дать кончить.Я заставлю тебя смотреть только на меня!
29 января 2019 г. в 13:12
Весь понедельник довольный и совершенно бессовестный Чимин жужжал на ухо о том, как ему не дождаться вторника. Юнги только и оставалось, что закатывать в очередной раз глаза, забывая о лекциях и упиваясь новой дозой горячего кофе. На большом перерыве в кафетерии Чимин даже не пытался отвести заинтересованного взгляда от Намджуна.
Почему-то Юнги было больно смотреть, как Чимин смотрит не на него; впервые в жизни он смотрит не на своего хёна, за которым все равно увивается, не давая проходу, а на совершенно постороннего человека, делая еще больнее. Даже больнее, чем если бы просто оставил одного, забыл, перестал общаться. Наверное, было бы намного легче не видеть всего этого...
— Смотри, шею не сверни, — усмехнулся Юнги. Чимин, наконец, удостоил вниманием и «своего учителя», каждая клеточка тела которого сгорала от ревности. — Не пялься ты так на него, делай вид, что тебе откровенно плевать. Будь недоступным!
— Как ты всегда делаешь? — не вовремя пошутил Чимин, поворачиваясь в сторону Юнги.
— Вроде того, — Юнги нахмурился. Да, внешнее безразличие отлично скрывало все его чувства.
Только единственный человек, на которого были направлены его невольные, осторожные и самые случайные взгляды, теперь смотрел в другую сторону.
— Я пошел, — на одном дыхании выпалил Юнги, допивая кофе и убегая из помещения, слыша какое-то жалобное «Хён, ты куда?» в ответ, но игнорируя причину всех своих сомнительных помешательств.
Не мог он там находиться, не мог сидеть рядом с Чимином, вспоминая вчерашние поцелуи, про которые мелкий бесстыжий негодяй даже не сказал ничего. Ему ведь не могло не понравиться, если судить по закрытым от блаженства глазам, по жарким объятиям, от которых практически снесло крышу, по тому, как много времени они провели вместе, просто целуясь, как наивно и искренне это было.
Юнги ощущал собственную тревогу, все время мучая себя мыслями о том, как греховно и сладко будет иметь Чимина только для себя, как сильно он хочет, чтобы пупсик забыл обо всем — был только рядом с ним, целовал только его, принадлежал лишь ему одному.
Юнги не остался на последней лекции — Чимин снова будет либо свистеть ему что-то про «того распутного идиота», либо просто бросать на Намджуна неравнодушные взгляды, посылать сердечки из сладкой ваты.
А Юнги что, железный? Он тоже хочет сердечки в глазах.
По дороге к общежитию Мин не придумал ничего лучше, как просто следовать всем капризам Чимина, ведь план мог с треском провалиться, а его чувства снова растопчут, а, может, даже не заметят.
Устало плюхнувшись на кровать, Юнги проспал почти весь день, забываясь на время, не видя никаких снов.