Игра с нулевой суммой

— Чимин, подойди ко мне, — поманил к себе старший. — Мне надо тебе кое-что сказать, — младший испуганно посмотрел на Юнги, не решаясь приблизиться. Недовольный, рассерженный взгляд не сулил приятного разговора. — Что-то не так? — спросил Чимин, на цыпочках подкрадываясь к хёну, боясь, что совершил очередную пакость, а Юнги обо всем узнал. Но он ничего такого и не делал — Намджун сам сказал, что не сможет прийти на вечеринку, потому что Сокджин заболел.       Так будет даже лучше: он наконец-то сможет признаться, сможет потанцевать с хёном и даже выпить коктейль, ведь раньше Юнги никогда не разрешал. А потом поцеловать в укромном местечке, где не будет людей, где будет только музыка и хён. Он наконец-то наберется смелости... — Может, не пойдем на вечеринку? — скривил недовольную мордашку Юнги. Чимин растерялся.       Может ничего не объяснять? Просто закрыть в шкафу? Усыпить? Заставить подчиняться старшему?       Каждый из вариантов, так или иначе, предполагал разоблачение – молниеносное. – Хён, ну, сколько можно? – возмутился малыш. – Я ведь давно сказал Хосоку-хёну, что мы придем вместе! К тому же, я боюсь идти один, – Чимин опустил взгляд, стесняясь то ли осуждения, то ли насмешек со стороны хёна. Но без него идти нельзя – без него этот момент не будет таким особенным, да и признаваться будет просто некому. – Ты же знаешь, как это важно для меня, – обиженным тоном произнес Чимин.       Младший изначально хотел позвать в кино, на последний ряд, хотел прижаться к плечу хёна в темноте, но все его планы получались какими-то детскими, слишком наивными. Юнги всегда был взрослее, всегда насмехался над его ребячеством, его постоянными забавами и шалостями. Но Чимин никогда не шутил, хоть и представлял себе любовь с Юнги именно такой – простой и невинной, где достаточно только одного поцелуя в щечку, чтобы сказать: «Я люблю тебя». – Ладно, – вымученно ответил Юнги, будто его на каторгу вели, что было недалеко от истины. Он друг, который идет поддержать малыша в нелегком деле – завоевании чужого сердца. И пусть злость уже сто раз перелилась через край, пусть кулаки все еще сжаты от яростных порывов привязать крошку к кровати, а зубы скрипят хуже старого принтера, который зажевал всю бумагу, он все равно будет рядом. И все равно попытается все испортить... Как Чимин когда-то портил его собственные свидания!       Радостный Чимин показывал дорогу к дому Хосока. Юнги плелся следом, скованный муками совести за то, что позволил «своему» чуду разгуливать по чужим апартаментам в таком виде – практически все взгляды обратились в его сторону, стоило малышу скинуть куртку и робко пройти в большую гостиную. Хосок один из немногих, кому действительно повезло не только жить рядом с Академией, но и иметь богатых родителей, которых практически не бывало дома. Только вот его хищный, пожирающий взгляд на сладкие бедра, а также наглые посвистывания вслед не характеризовали его как приличного человека. Он показал бар, предложив свои «фирменные ядерные коктейли», вызвав бурю негодования у Юнги, который не без усилий выхватил из маленьких ручек напиток, предложив взамен лимонад.       Чимин фырчал и злился, пускал искры из глаз – хён рушил все его планы, не давал даже слегка напиться для храбрости. Ну, подумаешь, родители запретили пить. Подумаешь, приказали Юнги надзирать за его выходками – он уже не маленький. Только хён как всегда думал иначе. – Ну, хён! Я тоже хочу попробовать коктейль, – возмущался Чимин, свесив ножки с высокого барного стула в углу гостиной. – Хосок и мне приносит, почему ты один их пьешь? – негодовал малыш, не замечавший ни того, что хёна уже порядком развезло, хотя вечер начался часа пол назад, ни того, что Юнги постоянно приходится отбивать загребущие хосочьи лапы от чужой задницы, вскакивая по поводу и без, шептать на ухо угрозы всякому, кто подойдет позвать Чимина танцевать. А малыш просто дулся, попивая лимонадик в углу – скучно для него, но весело для Юнги. – Мелкий ты еще, мелкий! – начал заговариваться Юнги через час активных действий. – Неправда! – шипел Чимин. – Ты не заметил НамДжуна? – решил спросить малыш для прикрытия. – Я пойду танцевать. Может, он где-то в толпе, – сообщил Чимин, спрыгнул со стула и сливаясь с пьяными, что-то выплясывающими телами. – НамДжун, шкаф, не пробегал, – запинаясь на каждом слове, ответил Юнги. Уже сам чувствовал, что нес сплошную околесицу. Не нужно было столько пить – еще и Хосок снова лезет. – ЧимЧим такой сладкий, правда? – тянул Хосок возле уха Юнги. – Я тебе сказал или не сказал отвалить от него, Хорс! – рассвирепел Юнги, чуть не свалившись со своего стула, только липкие ручонки подхватили изрядно выпившую тушку, прислонив к стене. – Говорил, – мерзким, скользким голоском шептал Хосок. – Думаешь, я не заметил, что ты ему и шагу в сторону сделать не даешь? Но ведь сладкий малыш не принадлежит тебе, – издевался Хосок, выдавливая напыщенную самодовольную улыбку. Юнги хотел что-то ответить, но язык заплетался, выдавая бессвязные фразы, вроде: «Не спаивай моего ребенка, осел!», за которыми тянулся продолжительный смех самого Хосока, или неубедительные отговорки, вроде: «Он вообще-то танцует, если ты не заметил!». – Просто отвали от него, Хорс! – дал ясно понять Юнги, собрав последние остатки здравого смысла. Не нужно было столько пить – можно ведь делать вид, что пьешь. Но тогда Чимин не отстанет. И как вообще жить, когда его самого никто не спасает от возбужденных чудовищ в виде Хосока и его руки, потирающей чужую задницу и пытающейся всеми правдами и неправдами залезть под рубашку. – Я отвалю, но должен получить что-то взамен, – язык скользнул по скуле, доводя до мурашек в теле – противных и леденящих кровь. – Поцелуй, и мы в расчете, – Юнги хотел оттолкнуть, но не успел – чужие губы уже приложились к его щеке, норовя проскользнуть дальше, мокрый язык пробирался в рот. Юнги успел отвернуть голову, не дав поцеловать себя, хотя со стороны наверняка казалось, что они обжимаются возле стены. Старший почувствовал на своем плече пальчики и только затем сумел отодвинуть от себя похотливую тушу. – Хён? – почти проскулил Чимин. Хосок ехидно улыбнулся, наблюдая за этой картиной. Юнги уже собирался объяснять, что мерзкая скотина первая полезла целоваться, а поцелуя и вовсе не было, но Чимин опередил медленно соображающие пьяные мозги хёна. – НамДжуна нет на вечеринке, – прошептал Чимин на ушко, чтобы никто не слышал. – Я пойду, зайду к нему в комнату и все скажу. До встречи, хён, – выдавил из себя малыш, грустно прошагав сначала в сторону бара, а затем покидая помещение.

***

      Чимин вышел из чужого дома и разрыдался: он так старался, танцевал, показывал, как пластично двигается, но хён даже не смотрел в его сторону. Младший весь вечер делал вид, что ищет НамДжуна, иногда страстно вытанцовывая в толпе и отвлекаясь на разглядывание профиля Юнги. Тот по-прежнему сидел возле барной стойки, только увлекаясь разговорами с разными людьми.       Малыш так хотел в ту самую минуту подойти к Юнги и увести в местечко, которое случайно нашел в доме Хосока – небольшую библиотеку с окном от пола до потолка. Он собирался признаться, но когда подошел, увидел, что тот целуется с другим человеком – и мир в очередной раз рухнул. Сколько раз уже приходилось страдать, но в этот раз боль стала еще сильнее – потому что хён был с ним рядом, гладил, касался его тела, целовал так, что сердце замирало, хоть все и было лишь по его просьбе, для Чимина каждая секунда была настоящей. А для хёна поцелуи с ним не значат ничего.       Чимин проревел всю дорогу в общежитие. Спасала только украденная из бара Хосока бутылка виски. Малыш хорошенько приложился к бутылке, вползая в комнату, затем срывая злость на своей подушке – он мог бы пойти в комнату к хёну и учинить разгром там, но тот так и не вернул ему ключ. Конечно, ведь личная жизнь старшего всегда была под строжайшим запретом от любых посягательств младшего братика. И что теперь делать? Противно лишь от одних воспоминаний...       Любимая толстовка, которую три года назад хён отдал ему, снова была на плечах, а капюшон – на голове. Чимин свернулся в комочек в обнимку с бутылкой, но сна не было, ни в одном глазу. Что-то не давало покоя. Даже если все уже потеряно, он ведь собирался сказать: всей душой верил, что признается. Он долго рылся в одежде, искал футболки, которые принадлежали хёну. Чимин залез в шкаф и зарылся носиком во вкусно пахнущую одежду – первое опьянение явно сломало всю систему.

***

– У, твой маленький пупсик может все не так понять, – усмехнулся Хосок. Но Юнги уже не слушал – собрал вещи и побежал следом. Возможно, Чимин еще не успел дойти до НамДжуна, а значит, что оставался единственный призрачный шанс, что все еще можно исправить. – НамДжун, открой! Это Юнги, – яростно колотил в дверь старший. За дверью слышались какие-то шорохи. – Привет, – ответил НамДжун, открыв дверь лишь на миллиметр, так что рассмотреть, там ли Чимин, было невозможно. – Ты что-то хотел? – Я ..., – замялся Юнги. – Мне нужно поговорить с Чимином. Он сказал, что пошел к тебе, – попытался объяснить старший, но лицо одногруппника не выражало никаких эмоций. Половины этого лица вообще было не видно.       «Блин! ЧимЧим не предупредил, что делать в этой ситуации! Сказать? Или ничего не говорить? Но он просил хранить все в секрете!», судорожно соображал НамДжун, пока Юнги отчаянно пытался заглянуть в комнату. – Да, но... он не одет. Завтра можешь с ним поговорить, – выпалил Джун, захлопнув за собой дверь, испугавшись, что Юнги может увидеть профессора по криминалистике в розовом халатике и с чашкой отвара от простуды.       Юнги вроде уверял себя, что еще не слишком поздно, что он успеет. Но сам поплатился, заслужил все это сполна. Потому что даже не попытался бороться, даже не пытался сказать, не стал держать, думая, что для Чимина так будет лучше. Но если Чимин и правда влюблен в этого придурка, не остается ли ничего другого, кроме как пожелать им счастья? Разве он не должен быть рад за «своего» маленького крошку?       Разве все то, что он делал на вечеринке, делал последние полтора года в Академии, старательно оберегая Чимина от любых контактов с внешним миром, считаются борьбой за него? Жизнь может быть и жестока, но собственное такое наивное бездействие, глупая безответная влюбленность в того, кто никогда не будет принадлежать ему, еще хуже, в тысячи раз больнее.       Юнги даже не заметил, как оказался возле комнаты Чимина. Старший стал со злости колотить в дверь, срывая на ней свою злобу, когда понял, что комната открыта. Юнги вошел и осмотрелся – кругом бардак. Видимо, Чимин перед вечеринкой перебрал весь свой гардероб, в надежде найти самый соблазнительный наряд, что ему, несомненно, удалось. Старший стал собирать разбросанные вещи, узнавая в некоторых из них свои же футболки, потом находя и старый школьный шарф, который отдал Чимину, когда тот забыл дома свой. Он стал искать дальше, обнаруживая под кроватью свои кроссовки, надежно упакованные от пыли. Под подушкой лежала его пижамная рубашка, которую он одолжил один раз Чимину в поход с классом – та была на пуговицах и с длинными рукавами – не то, что те коротенькие футболочки с широкими вырезами на шее, в которых обычно щеголял мелкий.       Почему в одной маленькой комнате так много его собственной одежды? «Почему?», снова задумался Юнги. Воспоминания о пятничном утре накрыли лавиной, из которой уже не выбраться. Толстовка – ему нужна толстовка. Та самая, что он отдал Чимину. Та самая, в которой малыш постоянно приходил к нему. Та самая... про которую он забыл.       Юнги стал судорожно перебирать вещи, но среди них толстовки не нашлось. Внезапно из шкафа раздался какой-то грохот и слабые завывания. Старший вздрогнул, но все же подошел и резко распахнул дверцы. В шкафу сидел Чимин и потирал ногу. Бутылка виски упала на ногу, когда Чимин заснул. Малыш что-то бормотал и морщился от яркого света, который Юнги быстро выключил.       Он не мог поверить своему счастью – Чимин здесь, рядом с ним, только почему-то сидящий в шкафу с бутылкой виски. Почему он у себя, а не у НамДжуна, осталось загадкой. Юнги посветил на бутылку телефоном, удивляясь тому, сколько маленькому чуду удалось выпить. Чимин продолжал бубнить что-то несвязное, вырывая из рук алкоголь и пытаясь сделать глоток, но хён не позволил. – Хён? Нет... нет... Юнги, – выдавал пьяные тирады Чимин. – Ненавижу тебя, Юнги! – малыш не выдержал и снова заплакал.       Завывания разносились по небольшому помещению. Крошка пытался стереть слезы рукавами, но Юнги наконец-то нашел то, что искал. На Чимине была надета его толстовка. Значит, малыш все помнил о той ночи, почему же тогда ничего не говорил? И непонятно, почему бросается такими громкими фразами о ненависти, почему сидит здесь и пьет в одиночестве, когда мог бы развлекаться с НамДжуном? – Ненавижу! – Чимин бросил футболку в Юнги, пытаясь избавиться от того, словно от приведения. Юнги перехватил руки, а затем прижал малыша к себе, поглаживая того по голове. Чимин не переставал всхлипывать, пыхтеть и пытаться выбраться. Только хён уже не собирался отпускать. – Всех перецеловал?

Не может быть... Этого не может быть...

      Чимин ведь любит НамДжуна! Почему сердце говорит обратное? Почему даже разум согласен с ним? Почему так много совершенно противоположных доказательств, которые Юнги никогда не замечал раньше? – Малыш, – прошептал Юнги на ушко. Так он называл Чимина только в своих фантазиях, никогда не решаясь произнести ласковое обращение вслух. – Прости меня, хороший. Пожалуйста, – не переставал извиняться Юнги. – Ничего не было, честное слово, – искал оправдание своему поведению старший.       Маленькие ручки потянулись к шее и обвили ее. Горячие слезы скатывались по щекам младшего. Чимин перестал вырываться, почти засыпая на плече. Юнги отнес крошку на кровать и накрыл одеялом. Младший мягко ластился и прижимался к хёну, руки которого крепко держали в объятиях. Юнги поцеловал в щечку, как всегда мечтал Чимин, оставляя признание на утро.

***

      Чимин проснулся от острой нехватки воды в организме. Голова трещала. Он выпил так много, что даже не помнил, как оказался дома. Малыш в ужасе вздрогнул, когда увидел рядом с собой Юнги – старший не спал, наблюдая за сонным хомячком. Глаза Чимина стали шире вдвое, ведь последнее, что он помнил – хён целуется с Хосоком на вечеринке. – Доброе утро, малыш, – радостно пропел Юнги, обнимая ошарашенного Чимина, а затем мягко поцеловал того в носик. Крошка вздрогнул еще сильнее. – Я люблю тебя, – наконец признался Юнги, оставляя сладкий поцелуй на пухленькой щечке.       «Сон? Это ведь всего лишь сон?», подумал Чимин.