Кто против тирании - встаньте!

Актёры в великой стране жили неважно. Единственной обителью талантливых имитаторов мог быть лишь Токийский театр, поскольку не закрыли только его - ради культурного просвещения избранных. Всех более-менее известных актёров согнали в одну кучу, заставляя играть в бесчувственных сценках, прославляющих социальный реализм и вождей. Ну или о том, как гниют другие страны, и как на их фоне растёт и процветает великая Япония под чутким руководством социального реализма и вождя. Реализм и вождь. Всё. Особую известность и любовь публики в этот период приобрела Яманако Ино. Из "более-менее известных актёров" сюда она попала в разряде "менее". И пока половину коллег расстреляли за слишком громкие возмущения и слишком скандальные идеи, не по годам сообразительная блондинка самой себе на смех выкривливалась на сцене как могла. И получила за это право жить и статус "великой любимицы". Особо сильно искусством она не прониклась к своим двадцати пяти годам. Ещё в юношестве начала играть в школьном театре, потом в городском. Со временем хорошо знакомая и неизменная публика Киото её полюбила. Поэтому Ино продолжала играть, так и не успев задуматься, чем она на самом деле хотела заниматься по жизни. Однако в лучах славы и объятьях партии жилось ей не очень, как и всем остальным. Каждому актёру государство выделило по небольшой квартирке неподалёку от театра, платили минимально, ни о какой роскоши не могло идти и речи. Каждую субботу театр горел сотнями огней, встречая желающую скрасить досуг элиту. Ино проснулась очень рано, на часах не было даже шести утра. Вечером ей предстояло примерить на себя очередной образ-клише, заботливо предоставленный идеологической комиссией. Неудовольствие театралов росло прямо-пропорционально неудовольствию остальных жителей страны, и с каждой новой драмой Ино всё меньше и меньше дорожила собственной безопасностью. К этому моменту в её голове, как и в головах многих других людей, родилась мысль "о Господи, да плевать". Чем больше на них давили - тем меньше они дорожили жизнью под этим прессом, тем сильнее хотели бороться. Однако наибольшую роль в формировании желания противостоять несправедливости сыграла смерть Учихи. Ино часто говорила о том, что ни одна нормальная женщина не могла в него не влюбиться. Они не были хорошо знакомы, но даже этого "не хорошо" впечатлительной блондинке хватило для лёгкой влюблённости в этот яркий образ. И вот, предмет её систематических грёз мёртв. Ино стала частью восстания исключительно потому, что Саске её вдохновил. Фигура Харуно её вообще раздражала - она слегка завидовала и сильно недолюбливала эту девчонку: и деньги у неё есть, и власть, и безопасность, и жених-красавец - сын Вождя. В итоге ей стало мало - и она захватила Учиху, стала всеобщей любимицей и вдохновением, да ещё и написала гениальную, по словам многих, работу. Яманако, лёжа во тьме, повернула голову в сторону стола. Она знала, что на нём под горой сценариев лежит рукопись "Эмансипации женщины". Работа молниеносно разошлась среди работников театра и, разумеется, попала в руки главной актрисе. И хотя ей и было любопытно, что представляет собой Сакура, да и почему вообще она выбрала эту дорогу, взяться за чтение блондинка не решалась до этого утра. Девушка поднялась, быстро зажгла керосиновую лампу, ещё плотнее задёрнула занавески, извлекла рукопись из горы бумаг и вернулась в кровать. Ино буквально глотала строчку за строчкой. Рассказ велся от первого лица - лица молодой писательницы-аристократки в условиях жесткого патриархата. В этой женщине гармонично жили три личности: нежная, тонкочувствующая леди; разъярённая феминистка-творец; и способная вымыть грязный пол в конюшне баба. Мужчины приходили в ужас от героини романа. Она тоже пыталась вырваться, да и вырвалась в конце концов. Только закончилось всё печально для неё. К четырём часам Яманако закончила чтение и пыталась осознать, прогнозирует ли Сакура свой финал. Её ли это история вообще, или она просто проектирует личность, которой хочет быть. В любом случае, волновала блондинку не эта книга, не героиня с её борьбой против клетки, а лишь автор произведения. Ино впервые захотелось верить, что девчонка ещё жива, что она всё ещё участник борьбы, пусть и потеряла своего главного союзника. Ино впервые захотелось открыто плюнуть в лицо власти, как это сделала розоволосая аристократка. Не только потому, что Ино не хотела быть хуже её, а для того, чтобы продемонстрировать собственное несогласие. Показать, что у неё тоже есть мнение и она в состоянии его выражать. И напомнить Сакуре, где бы та сейчас не находилась: она не одна. Близилось время выступления. В день премьеры все репетируют с самого утра и вплоть до показа. Яманако впервые проигнорировала правила и появилась в театре за полчаса до начала. Коллеги скорее были обеспокоены, нежели злы: они дружили уже не первый год и такое поведение было нехарактерным для звезды. К тому же блондинка спрятала свою пышную гриву под огромную красную шляпу, которая совсем не подходила ни её наряду, ни тематике пьесы. От причёски отказалась, от макияжа - тоже. Образовавшийся переполох привлёк директора театра в небольшую гримёрку девушки, где она одиноко восседала перед зеркалом. - В чём дело, Ино? - спросила Цунаде Сенджу - женщина лет пятидесяти, сохранившая всю прелесть ушедшей молодости. Внешне они весьма и весьма походили друг на друга - обе блондинки, высокие, пышногрудые. Одним словом - красавицы. Не смотря на отсутствие кровной связи, две ярчайшие дамы в театре были очень близки. Женщина нахмурилась и села на туалетный столик рядом с актрисой. Яманако тяжело дышала, не отрывая взгляд от своего отражения - будто чего-то боялась. - Яманако, чёрт бы тебя побрал! - зарычала блондинка, - Почему явилась только сейчас?! Снимай эту дурацкую шляпу и дай привести тебя в порядок! - Цунаде, я хочу кое-что сделать, - твёрдо произнесла девушка. Её собеседница даже испугалась: не смотря ни на что, свои чувства Ино скрывала за маской юморной кокетки, видеть её серьёзной - не к добру. - Помнишь... Помнишь когда расстреляли "старую гвардию"? - актриса подняла глаза на директора. Они обе прекрасно помнили тот день - его помнили все. Самые почитаемые актёры тайно репетировали спектакль, разоблачающий пороки страны и Вождя. В день премьеры совершенно другого произведения они запретили всем молодым актёрам появляться на сцене. Вместе с директором Минато Намикадзе "старая гвардия" вышла на сцену с мощнейшим плевком в лицо собравшейся публике. К всеобщему удивлению, спектакль прерван не был - Дандзо с привычным ему выражением досмотрел его до конца. Актёры вышли на прощальный поклон. Занавес. Выстрелы. Ино, Цунаде и многие другие сидели в зале и слышали отчаянные крики, раздающиеся по ту сторону кулис. Затем - мёртвая тишина. Затем - поднялся вождь и начал хлопать. Звук ударов его ладоней друг о друга оглушал и пугал сильнее раздающихся за секунду до этого выстрелов и предсмертных криков. Долгие месяцы обысков и жестоких допросов довелось пережить каждому, кто хоть раз в жизни переступал порог этого театра. Многие были расстреляны позже. Те немногие, кому удалось уцелеть, в итоге не считали исход удачным. Сколько бы ты не боролся за свою жизнь, даже если ты её сохраняешь в конце - всё равно проигрываешь. Потому что после этого жить совсем не хочется. - К чему ты вспомнила о них? - Цунаде не сразу вырвалась из объятий кровавой ностальгии. - После них... После них было большое восстание, - прошептала девушка. - Которое раздавили уже через неделю! - блондинка словно взорвалась от гнева. Повиновение принесло ей множество боли, но ещё большую боль она испытала из-за неповиновения. Ино знала, что в той короткой, но очень кровавой войне "погиб" муж директора. Цунаде не один год оплакивала Джирайю и свою веру в будущее. Она не была слабой женщиной, или глупой, или трусихой - просто не хотела, чтобы кто-то ещё умирал; чтобы какая-то женщина испытала то, что ей пришлось испытать однажды. Женщина не могла позволить своим детям умереть, ведь каждого подчинённого она считала своим ребёнком. - В этот раз не раздавят, - холодно произнесла Ино. Яманако чувствовала себя безгранично виноватой перед этой женщиной. Она знала, что её муж не погиб, что он здоров и всё ещё в игре - собирает силы для решающего удара. Только Джирайя умолял актрису не рассказывать Цунаде ничего. Дандзо знал, что он жив, поэтому за ней следили круглосуточно вот уже не первый год. - Что ты себе придумала, глупая девчонка?! - Сенджу ударила кулаком по столу, чувствуя, что уже совсем выходит из себя. - Хочешь устроить массовый суицид, чтобы в итоге кто-то поднял, а может и не поднял бунт?! Ты в своём уме?! Обычно в такие моменты Ино, подобно своей подруге, взрывалась как пороховая бочка. Но сейчас она была максимально хладнокровна и спокойна. - В этот раз отвечать буду только я. Если в начале спектакля никто не мог понять, к чему вообще эта красная шляпа, то уже за несколько минут все напрочь о ней позабыли. Главная актриса Японии превзошла саму себя, в этом не было сомнений: она играла с нескрываемой страстью, пылом и жаром. Каждое слово пронизывала соответствующая эмоция, каждый взгляд будто метал молнии, её улыбки заставляли зрителей улыбаться в ответ, слезы - плакать. Ино была великолепна - это признавали все. Во время финального монолога все остальные актёры покинули сцену и наблюдали за происходящим из-за кулис. Яманако стояла в центре, даже в простом тёмно-синем платье она сияла ярче любой присутствующей в зале дамы. - В быстробьющемся сердце каждый сосуд жизненно важен, - глаза актрисы наполнились праведными слезами, от которых зрители единодушно затаили дыхание, - Вот только грязные ножницы врагов Вождя пытаются отрезать то, что питает нашу великую страну. Они смыкаются и смыкаются. Смыкаются и смыкаются! Каждое следующее слово произносилось всё агрессивнее. Ино, тяжело дыша, протянула руку к вызывающей вопросы шляпе. Она обхватила её край пальцами и стащила с головы. Копна бледно-розовых волос рассыпалась по хрупким плечам актрисы. Тихие вздохи ужаса из зала образовали один громкий звук, от которого у Яманако пробежали мурашки. Каждая секунда придавала ей всё больше уверенности и даже какой-то странной радости. Наконец-то свободна и вольна говорить всё, что думает. И она будет говорить, пока позади неё не появится палач и не выстрелит в спину. - Грязные ножницы врагов Вождя будут смыкаться и дальше, чтобы отрезать от нашего сердца артерии с отравленной кровью. Пусть мы умрём, но умрём мы в своём уме! На наших устах будут наши слова, наши собственные слова! Кто против тирании - встаньте! Прогримел выстрел.