Кто против тирании - встаньте!

Цунаде, не смотря на свою насквозь промокшую от крови блузку, стояла на улице перед каким-то высохшем деревом неподалёку от огромного старого здания склада. Никто и никогда не мог упрекнуть её в слабости или малодушии, напротив, её взрывной и даже жёсткий нрав заставлял окружающих повиноваться и искренне побаиваться красивую блондинку. Но сегодня, совершив своё первое убийство, она больше не ощущала в себе ни силы, ни смелости, ни желания продолжать этот глупый путь войны и разрушения. Это была безусловная победа мятежников. То, что произошло в её театре, нанесло непоправимый урон партии и многие совершили такую желанную для них месть. Увы, Цунаде чувствовала поверженной именно себя, а не того зверя, который кивнул охране, когда на сцене стояла розоволосая Ино. Именно этот кивок её убил. И сегодня женщина сполна отомстила за свою воспитанницу. Только она чувствовала себя совершенно поверженной, потому что произошедшее было не проявлением их собственной воли. Произошедшее было вышедшей из-под контроля ошибкой партии, их недочётом. Они посеяли эти чувства, они сами спровоцировали этот мятеж. Их невидимая рука управляла и её рукой, когда женщина перерезала ненавистное горло кухонным ножом. Партия опять победила. Сенджу смотрела на старое дерево и не сдерживала собственных слёз. Они беззвучно лились по изнанке щёк, так и не вырвавшись из усталых небесного цвета глаз. Где-то глубоко внутри себя она хранила ящик с воспоминаниями о жизни, которая была у неё прежде. Она никогда не позволяла себе открывать этот ящик и каждый раз, когда в воображении появлялся образ из прошлого, Цунаде рвалась работать. Сейчас, глядя на старое дерево, вздрагивая от холода, впервые за много лет женщина позволила себе вспомнить. Они были молоды и счастливы. Им едва исполнилось по восемнадцать лет, когда в страну пришла эта чума. Сначала гражданская война, потом - зверское давление, издевательства над народом, расстрелы и допросы. За несколько беззаботных дней до начала войны миловидная девушка Цунаде встретила того, чей образ не оставил её спустя более чем тридцать лет. Они смеялись весь вечер: будучи в компании начинающих актёров, двое наиболее заметных личностей сразу сошлись и шутили обо всём на свете. Слушая их юмор, коллеги и друзья частенько краснели, а после всё равно взрывались заразительным хохотом. Шутили обо всём: от чьей-то глупости, до идиотских правил поведения в театре. Ни с кем до и никогда после Цунаде не чувствовала себя так развязно, как с этим молодым, светловолосым, высоким и необычайно очаровательным молодым человеком по имени Джирайя. Он собирался стать режиссёром и в шутку пообещал, что она и только она будет его музой. Так оно, впрочем, и было. И каждый день, вплоть до начала войны, они были вместе. В воздухе уже давно витало волнение, каждый ожидал революции и молодые люди в неё свято верили. Цунаде помнила каждый увлечённый монолог Джирайи о том, как новая власть реформирует страну, какое светлое и свободное будущее их ждёт, как важно равенство и просвещение. Молодой, энергичный и внушающий всем доверие лидер революции наконец поднял свои силы, среди которых был и её возлюбленный - и началась война. Это были тёмные и унылые два года. Цунаде плакала каждую ночь, умоляя себя не верить тому, что Джирайя вернётся. Но он вернулся. Новая власть заняла своё место, а молодой уже полковник вернулся к своей любимой. Сыграли свадьбу. Играли спектакли. Реформировали театр. Верили в лучшее. Жили. Пока Дандзо не убил молодого вдохновляющего лидера ножом в спину и не занял его место. Всё, за что боролся Джирайя обернулось в совершенно противоположное направление. Партия и армия - практически все единогласно поддержали нового пугающего лидера. Остались и те, кто был не согласен. Цунаде хорошо помнила свой последний разговор с мужем. И много-много лет пыталась его забыть. - Можно было и сразу понять, что этот молодой энтузиаст слишком идиот, чтобы самостоятельно победить империю... Можно было посмотреть, кто стоит за его спиной на каждом митинге и постоянно шепчет ему на ухо... Можно было... - Можно было. Но так уж вышло, - вспыхнула блондинка, наливая кипяток в чашу перед сидящем за столом парнем, - И это не твоя вина. Все смотрели, но винишь ты только себя. Будто если бы ты обратил внимание на Дандзо, что-то изменилось бы! Она с грохотом поставила чайник обратно на плитку и села напротив мужа. Он выглядел максимально подавленным: длинные светлые волосы растрёпаны, форма измятая, а на лице - раздражение вперемешку с сожалением и отчаянием. - Нам так не жить, - прошипел мужчина. - Нам - жить, - вздохнула Цунаде, накрыв ладонью сжатый кулак Джирайи, - Надо жить, слышишь? Надо жить. - Только не забудь то, что ты только что сказала, Сенджу, - он поднял на неё глаза. Сердце блондинки больно сжалось из-за его взгляда. Он никогда, ещё ни разу так на неё не смотрел - с сожалением, нескрываемым страданием и нежной любовью. Она могла бы начать допрос, остановить его, но не стала. Эта девушка уже тогда слишком хорошо знала своего мужа, чтобы понять, что это их последняя встреча. И смысла омрачать её спорами и мольбами не было никакого - он уже давно всё решил. Цунаде заплакала. - Когда ты допишешь ту свою глупую пьесску? - спросила она сквозь слёзы. Джирайя не плакал, просто смотрел на свою жену с разрывающим страданием в душе и знал: она всё поняла. Она всегда всё понимала. - Уже почти, - прошептал он, сжимая руку Цунаде, - Финал никак не придумаю. - Сделай трагические сопли, - она горько усмехнулась, - Чтобы эти петухи слезами воротнички намочили. - Само собой. Мне уже пора. Он поднялся. Слёзы полились из глаз Сенджу с двойной силой. Джирайя подошёл к ней, нагнулся и поцеловал. Он целовал её долго и крепко, как в день их свадьбы, будто говоря "Я всегда, всегда буду любить тебя. До последнего вздоха". - Я люблю тебя, - прошептал он, - Живи, Сенджу. Больше они не виделись. Её много раз допрашивали с применением пыток, но всё же оставили в живых, надеясь на то, что Джирайя однажды придёт. Но он всё не приходил. В итоге мятеж был замят, Минато и многие другие деятели искусства - расстреляны прямо на сцене, а о смерти её мужа объявили во всеуслышание. И Цунаде просто жила, как ей завещал её возлюбленный. Годы шли, она больше не вышла замуж, просто жила театром, жила своими людьми, а больше всех женщина любила Ино. И вот, её тоже не стало. А теперь не стало и театра. Да и её самой уже давно не было. Пустая оболочка, полная воспоминаний, но лишённая жажды создавать новую память. Она молча смотрела на старое дерево, не в состоянии услышать приближающиеся шаги позади себя. Кто-то подошёл и накрыл её плечи тяжёлой тёплой шубой. Джирайя - живой, во плоти, стал по правую сторону от неё и устремил свой взгляд на старое дерево. Цунаде медленно повернула голову и будто подавилась воздухом. Её тело совершенно онемело, ладони вспотели, а губы начали предательски дрожать. Он, совсем постаревший, но по-странному такой же, как и раньше, стоял рядом. И будто бы не было той пропасти в тридцать лет между их встречами. Не было вопросов и упрёков, желания знать причины происходящего, его историю. Немое спокойствие, не смотря на разрывающееся внутри сердце, охватило сознание женщины. Всё это время он был жив. Он был в порядке. - Я очень по тебе скучал, - сквозь слёзы прошептал Джирайя. Казалось, будто и эти слова дались ему с титаническим трудом, - Тридцать лет прошло, а ты всё ещё сводишь меня с ума, хоть и старая. Мужчина рассмеялся сквозь слёзы и заразил этим смехом свою давно покинутую жену. Они смеялись, глядя друг на друга, много-много минут. Будто пытались наверстать лишённые этого удовольствия годы. А потом ещё много часов. Целую ночь они провели за разговорами о былом и им обоим казалось, что наговориться вдоволь не получится никогда. Оба провели слишком много лет в отсутствии самого родного собеседника. Джирайя на этой точке жил в небольшой комнате с одним столом и старым диваном. Он усадил жену на скрипящую и неудобную развалюху, извлёк из-под стола тяжёлую и очень старую кожаную сумку и вручил её ей. - Ты тридцать лет с этой сумкой ходишь и позоришь меня? - Цунаде устало улыбнулась и раскрыла её, обнаружив внутри много бумаг. - Дописал твою сопливую трагедию, как и обещал. Хоть моей музы и не было рядом. Сенджу позволила себе заплакать. Она извлекла из сумки целую кучу сценариев, некоторые потрёпанные и старые, некоторые - совершенно новые. Женщина понимала: все эти годы он продолжал писать, все эти годы он ни на секунду не прекращал быть собой, любить свою жену, верить в идеальный мир. Всё тот же парень, которого она полюбила и за которого давным-давно вышла замуж сидел на полу перед ней. Сколько бы не прошло лет, сколько бы войн и страданий они не пережили - всё равно оставались теми же людьми. Их разбудили крики, звуки выстрелов и бьющегося стекла. В комнатку вбежал перепуганный Канкуро: - Почти всех эвакуировали, но нас обнаружили! Джирайя быстро подорвался с дивана и начал суетливо собирать важные бумаги и карты в старую сумку, где лежали его работы. Цунаде и Канкуро пытались помочь, но только мешались, пока звуки паники снаружи усиливались. - Их сколько? - спросил мужчина. - Слишком много, почти все уехали, мы не отобьемся, - ответил парень, выбегая из комнаты. Цунаде и Джирайя следовали за ним. - Главное увезти отсюда сумку, там информация обо всём. Они бежали по тёмным коридорам и Канкуро внезапно остановился, увидев на полу труп Сая в огромной луже крови. Не успел он успокоиться, оценить ситуацию и прийти в себя, как Сенджу, схватив его на рукав, потащила парня вперед. Оружие было только у Канкуро и он изредка отстреливался от уже преследующих их партийцев. Они миновали второй и первый этаж и, выбежав на улицу, наткнулись на целый ряд направленных на них автоматов. Лишь секунда понадобилась солдатам, чтобы начать нажимать на курки. Лишь секунда понадобилась Джирайе, чтобы обнять свою жену и прошептать последнее "Я люблю тебя".