***
Он постучался, когда Дравира пребывала в прекрасном настроении. Удача оказалась на её стороне: молодой воришка, недавно появившийся в Гильдии, способный ученик. Взламывал замки неважно, но в карманной краже ой как хорош. Он попросту спёр ключ от ларя, открыл им и достал нужный амулет у одного из магов. Дравира вдоволь налюбовалась усыпанной бриллиантами вещицей, прежде чем отправила в Хранилище и ушла домой. Теперь она снова любовалась, на этот раз не яркими алыми, но скорее рубиновыми глазами и чёрными волосами. — Может, впустишь? — Бранд-Шей слабо улыбнулся. — Или Ромлин не предупредил? — Предупредил! — Дравира сделала шаг назад, чтобы он вошёл. Бранд-Шей смело шагнул внутрь. Осматривался он недолго: приметив сундук, шмякнул на него сумку. — Удивлена, что ты принял такое решение. Невыносимо — до дрожи в коленках — ощущать на себе взгляд тёмных, светившихся изнутри красным глаз. Он здесь, он рядом. — Что удивительного? — Бранд-Шей пожал плечами. — Если бы я из богатого дома, где у меня отдельная комната, удрал в каморку над канавой, было бы странно, а то из «Ночлежки». Вот оно что: надоело ему ночевать в одной большой комнате, где куча кроватей, где кто-то храпел ночью, кто-то портил воздух. Только… Ромлин иногда храпит. Дравира иногда его пихала локтем, чтобы проснулся и ненадолго замолчал. И женщину в «Ночлежку» не привести. Бранд-Шей снимал комнату в «Пчеле и жале» для утех. Неприятно, что он вернулся не из-за Дравиры. — То есть по мне совсем не соскучился? — огорчилась та. Бранд-Шей, разбиравший вещи, развернулся и подошёл к ней, затем обнял — крепко и искренне. — Соскучился. — Он, не дав вставить и слова, поцеловал. Знакомые ощущения, знакомый вкус. Мацта выпил, прежде чем пришёл. Ничего, успеется раздавить пузырёк, а пока Дравира насладится уверенным умелым поцелуем и ощущением гладких жёстких волос под пальцами. «Скучала», — хотелось ей признаться, но рот занят. И потом не смогла, когда дверь скрипнула. Ромлин сам это затеял, однако Дравира почувствовала себя неверной женой. Что, если он передумает и разозлится? Но муж ничего не сказал, только губы сжал в тонкую ниточку. — Ну что стоишь? Очередь поцеловать поработавшего весь день на медоварне мужа, — подтолкнул Дравиру Бранд-Шей. Ромлин не возразил, хотя видел, как его жена только что целовалась с другим мужчиной. От него пахло мёдом — и как брал в рот эту гадость? Давно пора привыкнуть к этому вкусу, но Дравира не смогла. Вечер прошёл на удивление спокойно. Как обещал, Ромлин не срывался, поддерживал беседу — да так, что Дравира почувствовала себя лишней. Мужчины нашли общую тему и обсуждали — кто бы мог подумать? — поход на пристань, чтобы наловить рыбы. Они так увлеклись, что Дравира собрала посуду и сама вымыла, лишь бы не скучать. Она, вытирая очередную тарелку, думала только о том, что если и ночь окажется такой же скучной, то ей придётся сделать выбор между мужем и любовником. Но не пришлось. Бранд-Шей взял Дравиру со всей страстью. Ромлин не возмутился, когда та пылко ответила не ему, но любовнику. Возможно потому, что слишком сильно расслабился после того, как первым трахнул собственную жену. Надо бы кровать пошире, чтобы уместились втроём. То, что дом мал, не причина тесниться. Выкинуть бесполезный хлам вроде прикроватного столика — и всё! Зато не придётся ощущать себя в тисках между двумя мужчинами. Об этом размышляла Дравира, потому что не смогла уснуть: как выяснилось, и её муж, и любовник — оба храпели. Утром она поднялась разбитой. И готовить пришлось больше, чем раньше. Если бы Дравира не пообещала опрометчиво накормить мужчин вкусным завтраком, удрала бы в «Буйную флягу» — и пусть едят, что хотят. Да хоть голодными пусть работают, ей всё равно. Но оба ждали, с надеждой глядели на пустые тарелки! Хоть бы один для приличия предложил помощь! Посочувствовал только Бриньольф. — Неважно выглядишь, детка. Хорошо, видать, затрахали, — покачал он рыжей головой. — Затрахали, — кивнула Дравира. — И да: хорошо. Этого у них не отнять. Бриньольф — милый, хоть и нордский н’вах — взял большую часть дел на себя, чтобы Дравира смогла выспаться. Она так и сделала и встретила мужчин бодрой. Этот вечер прошёл лучше прежнего: мацт, принесённый Бранд-Шеем, оказался хорош. Ромлин спёр из медоварни мёд в сотах. Сладко и пьяно — вот как Дравира назвала бы всё, что произошло после. Мужчины ласкали её в четыре руки. Они обещали двойное удовольствие — и дали его. Дравира, как выяснилось, выпила куда больше, потому что позволила Бранд-Шею взять её сзади. Тот, впрочем, осторожно растянул её и неспешно вошёл. Ромлин, не менее пьяный, чем его жена, вошёл в лоно спереди. Так было в первый раз. От тёплого дыхания, что ощущалось затылком, по телу бежали мурашки. От жарких поцелуев кружилась голова. Такого экстаза Дравира никогда не испытывала. Она и в эту ночь не смогла уснуть, хотя никто не храпел, только по-прежнему ощущала себя в тисках. Ей было жарко. От скуки она в левую руку взяла прядь чёрных волос Бранд-Шея, в правую — серебристо-белую мужа и сплела их в косу. После уснула. На следующий день Дравира едва смогла сидеть. Бриньольф не уставал шутить над ней, зато пообещал самостоятельно переговорить с клиентом. Ему Дравира всецело доверилась. — Ничего, растянешься… Точнее, втянешься, детка, — отшутился Бриньольф. Он не оговорился. Рыжий нордский ф’лах попросту поиздевался над Дравирой Дрет. …и та растянулась, узнала, что такое двойное проникновение (но двойной минет не смогла освоить, хоть и пыталась). И к храпу привыкла, потому что просто-напросто устала от внимания двоих мужчин, поэтому вырубалась, едва голова касалась подушки. Если бы кто-нибудь не норовил разбудить, чтобы потрахаться…***
За очередное дело Дравира взялась сама. Она не поленилась отправиться в далёкий от Рифтена Маркарт, чтобы спереть у Колсельмо ценную двемерскую дрянь, найденную во время очередных раскопок Нчуанд-Зела. Дело оказалось сложным: Айкантар, племянник Колсельмо, научился управлять не только двемерскими пауками, но и сферой, и подобраться в покои учёных оказалось невероятно сложно. Дравире несколько раз пришлось удрать, один раз она едва не попалась, и если бы не «Плащ Ноктюрнал», сидела бы в Сидне, терпела приставания не мужа и любовника, а оравы изгоев (и не только их). Поэтому ей пришлось задержаться. Терпение вознаградилось: Дравира не только научилась быть крайне осторожной, но и поняла, что чужое семейное счастье может быть на руку: у Колсельмо и его жены-редгардки появился ребёнок, внимание счастливых родителей было приковано к нему. Поэтому в покоях пошарить не представило трудностей (благо зелья невидимости Ботела, местная травница, сварила хорошие). Дравира унесла куб со светящимся внутри камнем. Удрала она по ей известному пути… Мокрая, замёрзшая, она сжимала куб. Она смогла. Она спёрла его, несмотря на то, что двемерские анимункули её едва не разорвали. И не могли бы. Раз уж два члена не разорвали Дравиру Дрет… От механических тварей она хоть удрала, а вот от мужчин никуда не денется. Раньше только Ромлин дулся на отказ, а теперь двое обижались, что вымотанная Дравира не давала, — вместе или по очереди. Она знала, что опять не даст, потому что вернётся из Маркарта уставшей. Но возьмёт передышку, поручит дела Бриньольфу и наладит отношения и с мужем, и с любовником. На том и порешила. В Рифтен Дравира вернулась приободрённая, но отправилась первым делом в «Буйную флягу». Разобравшись с делами, вернулась домой. День. Наверняка Бранд-Шей на рынке, Ромлин — на медоварне. Дравира отоспится и уделит им внимание. В хорошем настроении она открыла дверь. И застыла: двое мужчин отпрянули друг от друга. По полиловевшим припухшим губам ясно, чем они занимались. Только… Они всегда уделяли внимание Дравире и никогда — друг другу. — Что здесь?.. — Придётся, видимо, принять и такую сторону отношений. Треугольник замкнулся. — Когда ты уходишь на такие задания, то не возвращаешься так рано, пока не решишь свои треклятые дела в Гильдии, — зло проговорил Ромлин и сложил руки на груди. Бранд-Шей вздохнул и приобнял его за плечи. — Не вижу смысла оправдываться… — с издёвкой выдал он, — перед той, кому вломиться в чужой дом или влезть в карман дороже, чем собственная семья. Она не исправится и будет изменять нам со своей Гильдией. — Тёмные глаза сверкнули угольками. — Ты скажешь, или мне этим заняться? Ромлин заметно растерялся. Он глядел то на жену, то на любовника, в алых глазах — испуг, губы неприятно искривились. — Я-а… Сам, — пролепетал он и, вдохнув, уверенно: — Дравира, мы разводимся. С Марамалом я поговорил. Во времени, чтобы собрать вещи, не ограничиваю. Разводится… Дравира, ошарашенная, не смогла даже сглотнуть горькую слюну. Она не раз думала, что оставит Ромлина, если Бранд-Шей позовёт её назад, но в итоге сама стала брошенной женщиной. — Ты… Меня… — проблеяла она. — Это мой дом, Дравира, — напомнил Ромлин и прижался к общему с женой любовнику. Нечего раскисать, а то, чего доброго, расплачется на радость этим… Наверное, Бранд-Шей потому норовил трахнуть в задницу, что предпочитал мужчин. А Ромлину-то чего не хватало? С какого горя в мужелюбы подался? Впрочем, ну их, окаймлённых голубой лентой. Дравира и без них проживёт. И не в Крысиной Норе, а… «Медовик» выставили на продажу. Недостающую сумму она всегда сможет украсть. И будет жить в просторном доме, приводить туда любовников, а эти… Пусть дышат смрадом от каналов. Разве что до «Буйной фляги» далеко добираться, но это не беда. — Ну счастья вам, — пожелала Дравира таким тоном, каким обычно посылала на слово из трёх букв, затем сняла кольцо святости брака и швырнула в ведро, куда выбрасывали мусор. Затем вышла и даже осторожно прикрыла дверь, а не хлопнула. В «Буйной фляге» она, к удивлению Векела, заказала самое крепкое пойло. Нордское. И разрыдалась. И, пьяная, уснула, уткнувшись лбом в стойку. Проснулась оттого, что её растормошил Бриньольф. — Детка, мало того, что ты уснула за столом, так ещё и плакала во сне. — Дравира подняла голову. Она не за стойкой. Перед глазами бюро. Кто-то её привёл сюда? — Что привиделось? Бриньольф присел на краешек стола и сложил руки на груди. Он всегда принимал такую позу, если уходить не собирался. — Привиделось, — Дравира взглянула на руки. Кольцо святости брака никуда не делось, — что Бранд-Шей мне жизнь сломал. — Вот же ублюдок серожопый!.. — Бриньольф тут же осёкся. — Прости детка, привычка, — исправился он. — Я обзываю, если на кого-то очень зол. И повторюсь ещё раз: его надо упрятать за решётку. Не надо. Раз это сон, то не надо. Дравира, наспех разобравшись с делами, поторопилась домой. Изменять с Гильдией — далеко не лучшее решение, Бранд-Шей прав даже во сне. Раз получилась семья, рушить её — глупо. Никогда ещё так не дрожали руки, когда Дравира отпирала дверь. Хорошо, что на дело не отправилась в таком волнении, иначе ночевала бы за решёткой. Дома хорошо: очаг разожжён, в котелке что-то варилось. Пахло вкусно. — Явилась, наконец-то! — проворчал Ромлин. Как всегда, в алых глазах — подозрение. В неверности, само собой. — Где была? Надоел со своей подозрительностью! Хохот разрядил накалявшуюся обстановку. — Зачем спрашиваешь? Дом растяжимый — поселить здесь ещё кого-то? — Бранд-Шей вытер руки о передник и первым потянулся к губам Дравиры. Нацеловавшись, уступил Ромлину. Ух, хорошо! Никто не выгнал из дома. Дравира отстранилась от мужа и, обиженно надув губы, произнесла: — Я растянуться для троих не смогу. Она прошла в дом и завозилась с ремешками куртки. Ромлин принял одежду и повесил на крюк, а Бранд-Шей разлил похлёбку по тарелкам. Мыть посуду явно поручат Дравире. Так она думала, но мужчины удивили и вдвоём споро управились. Что-то не так? Готовили к неприятному разговору? Судя по тому, что вдвоём дружно сообщили, что нужно поговорить, так и вышло. Дравира, сидевшая на стуле, напряглась, когда Бранд-Шей приобнял Ромлина. — Не помню, говорил или нет, что спал и с мужчинами, и с женщинами, — издалека начал он. — В отношениях с обоими полами своя прелесть. И я, чтобы ты знала, донёс это до Ромлина. Тот самый страшный сон сбылся. Раз так, реветь не надо. Надо уйти — и всё. — Не буду вам мешать! — Дравира поднялась и потянулась за курткой. — Счастья вам. Она направилась к двери, но не вышла: дорогу преградил Ромлин. — Когда ты научишься слушать? — возмутился он. — Твой муж прав, — раздалось за спиной. — Я всего лишь клоню к тому, что хочу уделять внимание не только тебе, но и Ромлину. Ромлин же — тебе и мне. Замкнуть треугольник хочу. Дравира стояла ни жива ни мертва. То есть никто её, будто ненужную вещь, выбрасывать в канал не собирался. Радостно, хотя привыкнуть к виду ласкавших друг друга мужчин придётся. Ничего, свыкнется. — Ну что, готова попробовать так? — Ромлин подмигнул. Вместо ответа Дравира его поцеловала. После — Бранд-Шея. И даже не отвернулась, когда мужчины потянулись губами друг к другу. И отметила, как красиво, когда угольно-чёрные волосы спутались с серебристо-белыми.