У меня

Хёнджину нравится наблюдать за Чонином, когда на переменах тот в абсолютной зоне комфорта и не похож на того домашнего и неуклюжего брата, который сгребает все углы и путается в собственных ногах. Почему он раньше не заметил, что Ян становится таким только рядом? Еще больше его интересует, что сподвигло уже не натурала Чонина заинтересоваться в нем. Хван, конечно, знает, что его считают более чем симпатичным девочки, которые не прочь запрыгнуть с ним в койку, но чтобы и мальчики — необычно. Оперевшись о подоконник, частично улавливает то, о чем говорит Чанбин, активно жестикулируя. Минхо его слушает, а Хёнджин думает о том, что вкусы у брата специфические, потому что она блондинка. Джиын, которая нравилась ему до, блондинка с длинными волосами и вполне себе нормальной грудью. На этом её отличительные черты заканчиваются, сдуваясь, как шарик. И что в ней нашёл Чонин? Старший хочет покурить. На дворе двенадцатое декабря, а эта кривляка Джиын, в отличие от других школьниц, ходит в тонких капроновых колготках. «Стыд и срам», — думает он, копируя бабушку. — Что там с перекуром? — Сейчас не выйдет, — закатывает глаза Минхо. — Слушай, может, тебе нужно там нервишки подлечить или по поводу позвоночника, наконец, сходить к врачу? — Может, тебе завалиться? Ли шлет далеко и надолго, а потом продолжает говорить с Чанбином. Хёнджину совсем не нравится, что эта девчонка отлично общается с Ханом и братом. Это даже отсюда можно увидеть и частично услышать. Он никогда не считал себя представителем нетрадиционной ориентации, точнее, вообще особо не парился по этому поводу, потому что пофиг; а тут бисексуальный братец строит глазки своей почти бывшей. Бесит. Звонок противно верещит на весь коридор. Нехотя ученики разбредаются по кабинетам под строгими взглядами учителей. Классный руководитель и по совместительству учитель литературы Чхве недобро косится. Минхо был прав — не выйдет. Хёнджин сдает домашнее сочинение первым, чтобы потом не занимать очередь и не сидеть как болванчик на месте, ожидая своей очереди. По лицу Ли видно, что так и хочется что-нибудь сказать, но молчит. Хван со скучающим видом достает телефон и пишет сообщение брату. «Как поживает Сынмин?» «А что с ним?» Друг Чонина действительно думает, что он не замечает ничего странного? Действительно, подумаешь, всего-то пялится на сводного брата своего друга. Хвану интересно будет послушать объяснения младшего по этому поводу. Он готов поставить все свои сбережения на то, что Ким подозревает его, как минимум, в издевательствах. Старший пишет, что через минуту Чонин должен быть на пятом этаже возле кабинета биологии. Все равно там никого нет, да и последний этаж все-таки. — Можно выйти? — Хёнджин поднимает руку, и учитель утвердительно кивает. Брат видимо чуть ли не бежал, раз выглядит таким запыхавшимся. Он серьезно беспокоится за младшенького, потому что в прошлый раз его еле откачали в больнице. По Хёнджину, быть может, не было видно, но он действительно испугался. Что бы он ни говорил Чонину, он никогда бы не позволил тому помереть даже в приступе ярости. — Что такое? — спрашивает Ян, убирая пряди со лба. — Он что-то тебе сказал или ты ему? У меня сейчас новая тема по истории, так что говори, пожалуйста, быстрее. — Ничего, у тебя проблем нет. Целоваться хочу, вот что. Чонин в режим «сбой системы» входит моментально, резко выпрямляясь. Младший и правда думал, что Хёнджин целует кого попало? Большинство слухов распускают те, кто не имеет совершенно никакого отношения к нему и, естественно, процентов восемьдесят из них —чистое вранье. Когда-нибудь Ян младший поймет, что странные поступки хёна идут не из-за дурости или интереса, а просто, без какого-то умысла. Хёнджин запускает пальцы в его волосы одной рукой, а другой обхватывает за шею. Брат смотрится классно не только, когда смущен, но и во время поцелуев. Старший отрывается как можно чаще, чтобы просто смотреть на его лицо и получать грёбаный эстетический оргазм. Хёнджин жадный до всего красивого и, пожалуй, до Чонина с недавних пор тоже. Младший открыто жмется, конкретно забываясь, и приоткрывает рот. Если бы Хёнджин не был внешне похож на глыбу льда, то Чонин бы сумел заметить, что, черт возьми, он не один горит и хочет большего. Идея встретиться тут, в школе, где этажами ниже сотни учеников, самая паршивая, какая только могла прийти в голову старшему. Он готов вот-вот сделать нечто аморальное прямо в учебном заведении. Хёнджин, ни о чем не думая, сжимает задницу брата. Брата, блять. — Погоди, — Чонин тяжело дышит, его ладони все еще на хенджиновых плечах. Это чувствовал Чонин, когда рыдал посреди гостиной? Мерзость расползается внутри, и Хёнджина делит на три: ты можешь с равнодушным ебальником мудака закончить этот цирк, пойти с Чанбином на свидание вслепую и кого-нибудь подцепить; можешь начать вести себя как мудло, что, в принципе, сопутствует второму, и перевести все в стеб. Последнее находится на грани абсурда, и с моральной точки зрения тебе заказан отдельный котел в аду, так что: — Чтобы больше эта крашеная шлюха не вилась рядом с тобой. Меня раздражает то, как она пытается выпятить грудь побольше, когда стоит рядом. Ты со мной, — и уйти. Чонин приподнимается, услышав легкий скрип возле двери, и спустя пару секунд чье-то тело наваливается сверху. Теплое дыхание обжигает щеку, холодные ладони скользят под одеяло. — Скучал, — и непонятно, это вопрос или Хёнджин соскучился по нему. Хван не заходил домой после школы, а потому решил, что у него внеплановая ночевка в доме Со. — Сильно. Старший, не вставая, пытается залезть внутрь чониновского мини-мирка. Хёнджин нависает над младшим, его губы скользят в вырезе широченной футболки и поднимаются выше, а младшему не хватает воздуха, как при приступе (обычная ситуация). Кровать слишком мала для двоих, и Чонин реально беспокоится, что родители могут услышать копошение и скрип матраса сквозь не такие уж и толстые стены. Зная чуткий сон мамы, вообще становится не по себе, Ян упирается в плечи брата, пытаясь отодрать его от выцеловывания шеи. Хван протестующе шипит: — Угомонись уже, — но после смягчается. — Чего ты, маленький? — Почему ты всегда напоминаешь мне про разницу? — обиженно говорит Чонин, не зная куда деть конечности. Он, наверное, никогда не привыкнет к прикосновениям Хёнджина, не то что к таким словам или поцелуям. Но кое-что становится очень заметным: с наступлением темноты брат становится нежнее. — Ты слишком близко. — Мне стать еще ближе? Может, так? Хван садится на бедра Чонина, ухмыляясь, и останавливает губы в паре миллиметров от его. От кожи старшего неизменно пахнет мятой и чем-то терпким, на нем нет футболки, только шорты. Младший сглатывает, неуклюже проводит кончиками пальцев по выступающим ребрам, и Хёнджин глухо стонет, подаваясь бедрами вперед так, что Чонин видит круги перед глазами. — Нравится? — Мне стыдно, хён. — Почему? Ты же хочешь, я чувствую, — он двигается вперед-назад, хитро смотря прямо в глаза и упираясь ладонями в плечи. За окном проезжает скорая помощь (дом вблизи больницы — это и хорошо, и плохо), Хёнджин глухо хохочет на заявление Яна о том, что ему жаль, и закусывает собственную губу. Чонин любит, когда он улыбается и смотрит вот так вот, когда не злится и выглядит по-настоящему умиротворенным. — Ну, тебе же нравится, — не унимается хён и задирает футболку. Кожа мгновенно покрывается мурашками, стоит почувствовать его дыхание возле груди, а потом и ниже. — Я могу сделать тебе приятно, если ты стесняешься. Мне тебе отс… — Нет, — получается слишком громко для шепота. Чонин заливается краской и закрывает ладонями лицо. Господи, как же смущает. Хёнджин, на самом деле, оказывается той еще болтушкой, и иногда он говорит так много всего, что заставляет младшего краснеть и хотеть провалиться сквозь землю. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь случится нечто подобное. Из комнаты родителей доносится хриплый кашель, и оба на несколько секунд замирают. Хён, в отличие от Чонина, не выдыхает громко и облегченно. Яну кажется, что тому вообще плевать, если их отношения (он очень надеется, что для сводного брата это так и есть) раскроют. Хёнджин убирает ладони младшего с лица и говорит слегка насмешливо, но Чонин чувствует, что как никогда серьёзно: — Я никому никогда не предлагал сделать то, что сейчас предлагаю тебе. Так что перестань, — он сползает совсем уж в конец, цепляя длинными пальцами пижамные штаны брата. — Можешь даже не смотреть вниз, но это только в первый раз. Младшего буквально вытряхивают из одежды, откидывая её куда-то к окну. Чонин жмурится, пытается, черт возьми, успокоиться и не умереть прямо здесь и сейчас, потому что это сделает Хёнджин, потому что это вообще будет именно Хёнджин и его первый раз во всех смыслах. Он захлебывается словами, стоит старшему обхватить ладонью вставший член, и почти сгрызает губу, чтобы не застонать в голос и не разбудить родителей. Ощущения не описать. Хёнджин касается везде губами, руками. Ему приходится изгибаться так, чтобы не свалиться с кровати. Спина начинает ныть из-за неудобной позы, и вместо того чтобы забить на все и уйти, он берет сразу же и почти на всю длину. Чонина выгибает так сильно, что старший крепче стискивает его бедра, не давая дернуться. Член упирается в глотку, но вполне терпимо, учитывая то, что под ним постоянно пугающийся младший, и его лицо в моменты удовольствия похоже на произведение искусства — это стоит того. Хван Хёнджин отсасывает своему сводному брату, когда за стеной мама и отчим видят сны. Собственный стояк отвлекает, а Чонин стонет так утробно и пошло, что он не уверен, стоит ли вообще к себе прикасаться. Хёнджин думает, что, мать вашу, готов кончить от одного голоса и мыслей о том, что однажды они займутся реальным сексом. — Боже, — не выдерживает Ян, дергая за волосы с такой силой, что Хёнджин протестующе мычит, но не отрывается. — Господи, Хёнджин. Я сейчас, ах… Старший затыкает его рот пальцами, потому что слишком громко. Чонин вообще сплошное «слишком», и Хван ни секунды не жалеет, что не отстраняется. — Хёнджин, — у брата зрачки еще чуть-чуть и затопят радужку. Он подтягивается выше, чтобы поцеловать его в губы и испортить больше, запятнать. — Не нужно было… я… прости. Из него льется бессвязный поток слов и дурацкого «прости». Под конец он вообще выдает то, что заставляет едва сдержаться, чтобы не засмеяться в голос: — Спасибо. — Типа: «Спасибо за минет, Хёнджин». Это что за херня такая? Ты бы, блять, еще график составил и под роспись давал доступ к своему члену, — Хёнджин содрогается от приступа дикого и беззвучного хохота. Чонин сейчас слишком уставший и переполненный эмоциями, чтобы обидеться или покраснеть. — Ну-ну, — старший хрустит затекшими позвонками (Чонин не считает это нормальным) и кладет ладонь на щеку, слегка поглаживая. — Все нормально. Я пойду к себе, а ты попытайся не умереть тут от стыда. Спокойной тебе ночи. — А ты? — Ян приподнимается на локтях. Хёнджин лукаво улыбается. — Я уже. Он выходит так же бесшумно, как и пришел. Чонин на трясущихся ногах встает и собирает разбросанные вещи. Меньше чем через пять часов рассвет. Ян чуть ли не вслух говорит «пронесло», выходя на кухню. Мама привычно стоит возле плиты и готовит что-то очень вкусно пахнущее, а папа сидит за столом и заполняет очередные бумаги по работе, изредка с ней переговариваясь. Нет никаких признаков того, что вчера их могли услышать — идиллия. — Хёнджин, разбуди Чонина и скажи, что мы можем кушать! — она стоит спиной и не видит пасынка. — Он тут, ма. Брат пролетает мимо, направляясь к графину с водой, и едва касается кончиками пальцев чониновской спины, посылая табун мурашек по коже. Родители сразу же отвлекаются, а после говорят «доброе утро», так ничего и не увидев. Старший выглядит бодро для того, кто лег спать уже сегодня (Чонин упорно не хочет говорить «для того, кто вчера спал со мной в переносном смысле»), и спокойно себе пьет, насмешливо стреляя глазами. — Ты горло простудил? — обращается женщина к сыну, а липкий страх накатывает почему-то на младшего. Хёнджин пожимает плечами, его хрен выведешь на чистую воду и вообще мало на чем подловишь. — Что-то у тебя с голосом. Все хорошо? — Просто замечательно, ничего такого, что доставило бы неудобства, — какого черта, хён. Папа, спасибо ему безграничное, просит уже сесть за стол, потому что еще секунда и Чонин бы стал похожим на свою красную кружку. Теперь родители говорят, что декабрь — время, когда многие заболевают. Мама просит Чонина одеваться теплее, ведь совсем недавно переболел, а Хёнджину говорит не пить холодное. После последнего смеяться уже хочется Яну. Младший чудом сохраняет лицо, когда под столом чувствует ладонь брата на своем колене. Старший активно пережевывает салат (Чонин знает, что он его ненавидит) и разговаривает с родителями по поводу учебы и предстоящей поездки в Пусан. Ян нащупывает его руку и переплетает пальцы. Самое счастливое утро за последние семнадцать лет.