Свет далекой звезды

      Паша боялся. Они с Юрой вернулись под утро. В полном молчании добрели до своей улицы, долго стояли у того самого дуба, глядя друг другу в глаза, и, бросив на прощание нелепое для раннего утра «доброй ночи», разбрелись по домам. Паша поднимался в свою комнату почти не дыша. Так страшно ему давно не было, с той их с отцом последней большой ссоры. Казалось, что сердце вот-вот выскочит, и руки потели так сильно, что Паше с огромным трудом удалось повернуть гребанную ручку, которую какой-то «очень умный» человек спроектировал круглыми. Он выдохнул только тогда, когда, стянув с себя вещи, наконец-то упал в постель. В голове творился полный бардак, а ладони все еще ощущали прикосновения Юры, и смех его все еще звучал в Пашкиной голове, громче всех мыслей, громче сердцебиения, которое, казалось, долбит на максимальной мощности. Паша закрывал глаза и видел звезды, видел черные омуты Юркиных глаз, и внутри все дрожало. Он понимал, что происходящее с ними этой ночью было за гранью. За гранью дозволенного, за гранью возможного, за гранью реальности. Пашка выстроил в своей голове слишком…слишком устойчивый образ Юры, который ни за что и никогда не стал бы…не стал бы даже здороваться с ним за руку. Но этой ночью они лежали на траве, смотрели на звезды, а Юра гладил его ладонь, переплетая с ним свои пальцы. Этой ночью вся устоявшаяся картинка мира, которую выстроил Паша со слов отца, рухнула. Пашка накрутил себя так, что к утру был готов на стену лезть от всех своих глупых попыток разобраться в себе и Юре, разобраться в происходящем. И лишь, столкнувшись с Юрой нос к носу понял, что это не имело никакого смысла. Что ты вообще можешь понять, если знаешь человека сутки? Какие выводы ты можешь сделать, если знаешь о нем только имя, и то, что он до ужаса тактильный. Паша знал его всего два дня, но в его голове уже не оставалось места, в котором не было бы Юры. И было чертовски предсказуемо, что Паша согласится сейчас на любую авантюру, предложенную им, и, конечно же, он согласился идти к Ане, стоило Юре об этом заикнуться. Куда угодно, лишь бы хоть еще один вечер провести рядом с ним. И не важно уже было, что там скажет отец, неважно уже было отпустят его или придется сбежать. Рядом с Юрой почему-то все становилось таким неважным, незначительным. Казалось, будто Пашка весь мир сможет обмануть, если у него будет еще хотя бы одна возможность взять его за руку. Паша, кажется, впервые чувствовал что-то подобное. Такая потребность в еле знакомом человеке, в человеке, которого он и не знает по сути, но твердо уверен, что вот с ним-то его жизнь заиграет другими красками. О таком ему рассказывала подруга, называла красивым словом «любовь». Только Паша тогда в любовь не особо верил, да и глупо было как-то, они были слишком малы для этого, а сейчас…сейчас Пашка смотрел на это по-другому. Может быть не любовь, конечно, но влюбленность. Влюбленность, от которой у него разум мутнеет. Влюбленность, которая с самого утра заставила Пашку, как под хвост ужаленного, носиться по дому в поисках неразобранных чемоданов с его вещами и коробки с утюгом. Мама смотрела на все это с предельным равнодушием, зато отец, окинув его скептическим, не смог не вставить свои две копеечки. — Дружка себе завел? — его голос уже привычно резанул по ушам, но Паша стоически выдержал придирку и кивнул, стараясь улыбаться не слишком довольно. — Мы будем учиться в одной школе, он сказал, что познакомит с одноклассниками, — во вранье Пашу было сложно обойти, за столько лет он научился делать это профессионально, иначе бы точно не выжил в этой семейке.  — Ну-ну, вырядился, как посмешище, кто с тобой общаться-то захочет? — Паша незаметно выдохнул, и так же незаметно сжал ладони в кулаки. Плевать, главное не сказать сейчас лишнего, главное выдержать, иначе не видать ему Юры сегодня вечером, как своих ушей. Если отца разозлить, то он и решетки на окна поставит, в этом Паша почему-то не сомневался. У него как будто миссия была: преврати жизнь сына в Ад, и получишь плюсик к своей карме. — Ну…я переоденусь, — отец усмехнулся, и, кажется, больше интереса к Паше не имел. Его в принципе бесило, когда Паша такой покорный, но непослушание бесило еще больше. Отца в принципе бесил Паша, и на этом было все сказано. Но сейчас Личадееву на это было абсолютно плевать. Он поправил подтяжки на плече, подхватил одну из коробок со своими вещами и потопал наверх, радуясь тому, как быстро закончился их с родителем диалог, а главное, как безобидно. Даже настроение никто никому не подпортил, ну…почти. Паша уже давно привык ко всем придиркам, и уж тем более к критике его внешности. Что уж говорить о длине его волос, за которую «любимый папочка» долгое время называл его дворовой шлюхой. — Мда, — покрутившись возле зеркала в своей комнате, Паше стало не по себе. В таких ситуациях ему всегда помогала Аня, но сейчас ее рядом не было, и он понятия не имел в чем идти. Отцу не понравились желтые брюки, и снимать их Паша был не намерен. Но…он ведь идет к друзьям Юры, и не факт, что кто-то не посчитает это поводом для шутки или для унижений. Он снова натыкался на собственные стереотипы, вдолбленные в его голову отцом. Отгонять их было страшно, и поверить в то, что Юра, не исключение из правил, и здесь все такие милые и терпимые, было сложно. Нет, скорее Юра был исключением, нет, даже одним на миллион, в это Паше верилось больше. И он окончательно во всем этом запутался. Рухнув на пол перед зеркалом, он вперился в свое отражение взглядом. По ту сторону стекла на него смотрел замученный парнишка в желтых штанах, с таким взглядом, будто на его глазах только что котенка задушили. От собственного вида стало не по себе. Ничего плохого ведь не произошло, чего загоняться? А Паша загонялся, нет, он совершенно точно затаскивал себя в депрессию. Хотя…это было ожидаемо. Если бы не Юра, то он бы с ней уже пару дней мучился, но этот мальчишка…рядом с ним грустить было в принципе невозможно. Рядом с ним Пашке хотелось улыбаться. Рядом с ним просто хотелось жить. И ради Юры стоило, наверное, перетерпеть пару шуток. К тому же…может быть он за него заступится в случае чего? Они же, вроде как, друзья? Друзья… Паша встал с пола и упал на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Хотелось кричать, а от чего — непонятно. Просто в его жизни впервые все было настолько…безумно, что ли. Отец сослал его в деревню, чтобы под ногами не мешался и «исправился», а вместо волшебного исцеления, Паша в первый же день нашел человека, в которого, кажется, влюбился. По крайней мере выскрести мысли о Юре уже было практически невозможно. А Паша ведь боялся этого, до ужаса боялся. Любовь, по рассказам Ани, вообще штука дерьмовая. Она вот, например, даже какое-то время в Пашу влюблена была. А вы представьте какого это, когда парень, которого ты любишь, уж точно в твою сторону не посмотрит, потому что ты — девушка. И тут не исправишь ничего, не похудеешь, не подкрасишься, и юбка покороче не поможет. У Аньки с этим, конечно, все легче. Она каждые пару месяцев в кого-то влюблялась, а Пашка…избегал. Любовь для него была удовольствием сомнительным, по крайней мере никому из его окружающих она счастья не приносила. Взять хотя бы маму, или отца, они ведь никогда вместе счастливы не были, а после рождения Пашки, так вообще. И, если раньше Паша винил в этом себя, то сейчас…сейчас он никого не винил. Если только…немного отца за его ублюдочный характер, и мать за ее равнодушие. Звук разъезжающихся ворот со двора заставил Пашку подорваться с места. Отец уезжал, а это значит, что пути к побегу были открыты. Часы на тумбочке показывали пол седьмого, и Паша обрадовался тому, что не так уж сильно и опоздает. К тому же он уже готов. Осталось только влезть в свои любимые коричневые броги, захватить на всякий случай кофту, и можно бежать. Бежать к незнакомой Ане, где его уже, наверное, заждался Юрка. Если он его, конечно, вообще ждал.

***

На улице было тепло, солнышко уже скатилось к горизонту, а с конца улицы доносились веселые крики. Пашка медленно шаркал по пыльной дороге, и с каждым шагом все больше и больше хотел развернуться. Возле дома Юры, на скамейке, сидела какая-то женщина в возрасте. Паша кинул на нее робкий взгляд, и она ему улыбнулась. — Здравствуйте, — он и сам не знает, что его сподвигло поздороваться, но в деревнях, вроде бы, так было положено. К тому же улыбка у женщины была, почти такая же как Юрки. И это, наверное, было главной причиной. — Здравствуй, — Паша отметил про себя, что ничего о Юрке не знает. Ни с кем он живет, ни кто его родители — вообще ничего. Кроме цвета его глаз, и того, что голос у него приятный, когда он мурлычит что-то себе под нос. И это на мгновение даже расстроило. Любимые ботинки покрывались пылью, и к моменту, когда Паша все-таки подошел к нужному, как он думал, дому, они уже потеряли свой блеск. Паша потоптался возле калитки и, тяжело вздохнув, дернул за ручку, так как звонка на деревянных воротах не предусматривалось, а во дворе и без того было много народа. Так много, что вошедшего Пашку даже не сразу заметили. — Привет, — он закрыл за собой калитку и почти прижался к ней, когда на него, внезапно, обернулась та небольшая кучка народа, что до этого момента танцевала посреди двора. Но его внимание быстро переключилось за их спины. Там, на стремянке, приставленной к стене дома, сидел его Юрка. В руках у него была гитара, а на голове смешная черная шляпа, почти такая же, как и на самом Пашке. — Привет, Паш! — Юра, заметив его, тут же спрыгнул со стремянки, и, впихнув свою гитару какому-то рыжему парню, сквозь толпу направился к нему. — Это Пашка, он теперь с нами учиться будет, знакомьтесь! — громко объявил парень, подходя к нему, и толпа снова зашевелилась. — Привет, — Паша чувствовал себя мышонком в клетке с котами, и ему внезапно стало совсем уж не по себе, но одного прикосновения Юры хватило, чтобы выдохнуть и сделать шаг вперед. Юрка сегодня был красивый. Нет, он и без того всегда красивым был, но сегодня как-то особенно. И то, что они оба были в шляпах, и в подтяжках… Паша, конечно, не хотел придавать этому значения, но все равно придал. — Привет, Пашенька, — первым из толпы к нему вышел какой-то невысокий парень, больше напоминающий гопника, но враждебности в его виде Пашка не заметил. — Я Даня, Мустаев Даниил, — парень протянул ему руку, и Пашка поспешил ее пожать. — Дима, — второй парень, почему-то, привлек чуть больше внимания. Наверное, дело было в глазах, они показались Пашке неестественно кукольными. Хотя так, обычно, говорили ему. — Очень приятно, — Юра за его спиной хихикнул, а его ладонь снова легла на плечо. Музыченко стоял за Пашей, словно большой старший брат, и пальцы его приятно грели кожу на плечах, уже не обжигая, как ночью. И Паша чувствовал, как растворяется в этом прикосновение, но все же старался держать себя в руках. К ним почти по очереди подходили Юркины друзья, здоровались с ним за руку, отпускали какие-то шуточки, и с души Личадеева медленно скатывался огромный камень. К последним парням, уже конкретно подвыпившим, Юра подвел Пашу сам. Один из них был тот самый рыжий, которому Юра впихнул свою гитару. Второй — брюнет, довольно спящий головой на его коленях. Юра, подойдя к ним, заметно занервничал. — Эм… Паш, это мой лучший друг — Даня, Даня Поперечный, и его…- Юру нагло оборвали. — И мой парень — Руслан, — рыжий, пьяно улыбнувшись, протянул Паше руку. И в этот момент внутри что-то окончательно рухнуло. Паша почти рассмеялся. Это же надо было! Надо было так себя накрутить, так себя загнать в рамки, чтобы попасть в компанию парня, лучший друг которого — гей, и да и сам он, кажется, недалеко пошел. — Очень приятно! — эти прозвучали намного искренней, и даже Юра это заметил. А еще улыбнулся, довольно так улыбнулся, будто только этого и ждал. — Извини за Руслана, он немного…в отключке, — Даня ткнул брюнета пальцем в щеку, и тот недовольно поморщился. — Мудак, — прошипел он, сквозь сон, и, перевернувшись, уткнулся рыжему в живот. — Эм…выпьешь? — Юра рядом с ним снова подал голос. Он, кажется, в этой ситуации чувствовал себя даже более скованно, чем Паша. — Да, было бы неплохо, — кивнул он, и шлепнулся рядом с Даней, прямо на пыльную бетонную плиту, совершенно уже не заботясь о любимых желтых штанах. Кто-то врубил музыку, и толпа снова потеряла к Пашке какой-либо интерес, лишь изредка кто-то кидал на него взгляды, но скорее случайные, или просто любопытные. Гитара, что была прислонена к плитам, перекочевала Паше в руки. — Играешь? — спросил Даня, кивнув на инструмент. — На аккордеоне, — честно признался Паша. На гитаре он, конечно, тоже умел, но плохо, и, к тому же, это был не тот инструмент, который был ему по душе. Но если Юра умел на ней играть, то он готов был бы слушать ее двадцать четыре на семь. — Неплохо, Юрец на скрипке умеет, — Даня кивнул в сторону дома, там, пытаясь влезть в кеды, топтался Юрка, сжимая в руке бутылку знакомого портвейна и два бокала. Паша усмехнулся, глянув на толпу, которая в это время глушила что-то из цветных чашек, и явно не заморачивалась. — Вы давно дружите? — вопрос слетел с губ как-то сам по себе, и Паше за него даже немного неудобно стало. — С детства считай, — усмехнулся рыжий, незаметно погладив по волосам лежащую на коленях голову. Пашка не смог этого не заметить, и того, с какой нежностью Даня прижимал его к себе второй рукой, и то, что их друзья, кажется, на это совсем не обращали внимания. Наверное, стоило задать еще один неудобный вопрос, но Паша боялся. — Слушай, а Юра…- договорить он не успел. Музыченко нарисовался перед ними, улыбаясь, словно довольный кот, и впихнул в свободную руку Паши бокал. — О чем вы говорили? Юра что? — спросил он у Паши, видимо услышав конец разговора, и, подтянув к себе пластиковый стул, уселся напротив, нагло закинув ноги на спящего Руслана. — Я хотел спросить где ты, — но Паша был мастер во вранье, поэтому даже не смутился. В конце концов он и Дане не успел еще ничего сказать. Правда Даня, кажется, оказался на его стороне. — Я рассказал ему, что ты играешь на скрипке, — пояснил Поперечный, вырывая у Юрца второй бокал, который тот, вообще-то, приносил себе. — Из стаканчика попьешь, — усмехнулся он. — Эй! Ну ты и бездушная сволочь, — пробурчал Музыченко, но все-таки послушно разлил по бокалам виски, а сам отправился на поиск стаканчика. — Да, — внезапно прошептал Паше на ухо Даня. Личадеев даже не сразу понял к чему это было. — Что да? — Даня закатил глаза. — Да, ты можешь рассчитывать на Юру, — усмехнулся он, и залпом осушил свой бокал. Парень в его руках вновь зашевелился, и Даня ласково погладил его по щеке. Паша это прокомментировать никак не успел, так как вернулся Юра. В руках у парня был огромный белый бокал с вишенкой, и он довольно заполнил его почти до краев. Кажется, сегодня здесь все решили нажраться. И Паше решил не становится исключением.