Когда воскреснем

Сделай одолжение, Мел. Не влюбляйся в меня". Ни в одной из многочисленных вселенных Мелифаро не мог предположить, что эта фраза, показавшаяся в тот момент бессмысленной и смешной, ознаменует начало конца. Шурф смотрел на него серьёзным требовательным взглядом. Мелифаро, помнится, подумал "о боже, этот чувак, с внешностью Чарли Уотса, действительно сейчас требует с меня обещание не влюбляться в него? Да кто вообще в здравом уме может влюбиться в этого вот Чарли Уотса на минималках?" Мелифаро с лёгким сердцем заверяет Шурфа, что ни за что на свете не влюбится. Скалит зубы и говорит, что это будет легко. Шурф, очевидно, знал о чём просит. Это нихуя не легко. Мелифаро влюбился. Вопреки данному слову и собственной уверенности в невозможности подобного исхода. Ирония ещё и в том, что Мелифаро действительно далеко не в здравом уме. Он увязает в чувствах к Шурфу всё глубже и глубже. По правде говоря, на любовь это похоже меньше всего. Слепое обожание – да. Мазохистическое удовольствие от новой порции боли – определённо. Эмоциональные качели – однозначно. Душащее ощущение поводка, который то укорачивают, заставляя покорно семенить рядом и вилять хвостом, то ослабляют на всю длину. Кажется даже, что веревки нет вовсе. Ты можешь бежать, ты свободен. Но когда этой свободы становится слишком много, либо верёвка натянется как струна, раздирая кожу до костей, либо ты сам повернёшь обратно. Ибо свобода – это прекрасно. Но что с ней делать-то? У Мелифаро снова начались проблемы со сном и панические атаки. Он кажется меньше чем прежде, будто ссохся. Огромные шарфы болтаются на тонкой шее и ни капельки не греют. Мелифаро вздрагивает от громких звуков и таскает на пары термос с кофе. Тревожность и вечное состояние полусна-полузабытья от этого никуда не исчезают. Зато теперь их органично оттеняет тахикардия. На лекциях Мелифаро пишет на полях всех тетрадей имя Шурфа катаканой. Он вообще-то терпеть не может японский, но это такая попытка обмануть собственный мозг и не скатиться до уровня страдающей эмо-школьницы, вырисовывающей с завитушечками имя первой любви, непременно запретной. Оправдание, к слову, ожидаемо не работает. Игры в двоемыслие успешны только в политике и у Оруэлла. Что, к слову, в современном мире практически одно и то же. Шурф пишет в сообщении "Я занят. Говори, если срочно. Или жди до завтра". Мелифаро знает, что у них разные представления о срочности. Шурфово срочно значит "если ты пишешь мне и тебя при этом не убивают, это сделаю я, потому что мне некогда возиться с твоими любовями и прочими глупостями". Для Мелифаро же его "любови" куда срочнее чем тысяча покушений на убийство. Разумеется, Шурф знает о влюблённости Мелифаро. Не может не знать, хотя последний и терпит стоически, не давая словам об этом вырваться. Он же пообещал. Однако, Шурф не идиот и всё видит. Более того, вероятно знал наперёд, что всё выйдет именно так. И перестраховался взятым с Мелифаро обещанием. Справедливости ради, перестраховался не только для себя. Со стороны кажется, что Шурф – эгоистичный мудак, выстроивший вокруг мир из собственных представлений и идеалов, и всё, что в него не вписывается, будет использовано по-максимуму и выброшено. На самом деле всё вовсе не так. Мелифаро знает из третьих, но более чем надёжных, рук, что Шурф был влюблён в него уже в тот момент, когда брал это треклятое обещание. Влюблён не менее болезненно и искренне, чем сам Мелифаро сейчас. Просто... Есть люди, которые не подходят друг другу настолько, насколько это вообще возможно. С абсолютно полярным мышлением. Такие люди общаются на разных языках, даже если говорят об одном и том же. Им никогда не постичь друг друга, не понять и не услышать. Холодная логика Шурфа каждый раз ловит внутренние триггеры от импульсивной эмоциональности Мелифаро. Спонтанность и хаотичность Мелифаро безуспешно таранит толстую стену рациональности Шурфа. Вечные опоздания Мелифаро, его стремление общаться в социальных сетях до пяти утра, а потом почему-то (внезапно) не иметь сил проснуться на пары, громкая болтовня, больше похожая на поток сознания, яркие до рези в глазах вещи – всё это вызывает у Шурфа нервный тик и приступы неконтролируемой агрессии, которые, казалось бы, он победил много лет назад. Глупая двойная фамилия, за ошибку в написании которой Шурф может убить, расписанный по минутам день, специфическе шутки, которые без пояснения никак не поймёшь, ровный голос, напрочь лишённый интонаций и очевидные признаки обсессивно-компульсивного расстройства, в свою очередь, вызывают у Мелифаро эмоциональную лабильность, здорово мешающую жить. Даже не встречаясь они изводят друг друга, истощая все внутренние ресурсы. Отношения настолько разных людей стали бы полной, мать его, катастрофой. Но самое страшное тут, пожалуй, то, что прекратить всё единым волевым решением не может ни один из них. В том обещании кое-что читается между строк. "Кого-то кроме меня". Навзрыд и шепотом. Что ж, Мелифаро привык держать слово. Шоу продолжается.