Единожды сгубивший

      К утру на подушке не осталось ни единого сухого места, вся она пропиталась горечью моих обид. Неужели единственным человеком, который любил меня всем сердцем, была лишь покойная матушка Ливи? Ни единая душа в этом богом забытом месте не желала иметь дело с плаксивой сироткой. И даже милейшая тетушка Кэт, казалось, возится со мной из жалости или же из уважения к собственной почившей сестре. Я была лишь обузой для семейства Бойдов.       Впервые за все время, проведенное вдали от города, утро не приветствовало нас жгучими липкими лучами и дымящейся почвой. Наоборот, небо заволокло графитовыми тучами, солнце боялось показаться из-за надвигающейся грозы. По земле на добрый десяток километров тянулось багровое марево. Случайные прохожие будто плыли в нежной дымке. Их тела наполовину скрывались в багровом тумане. Кое-где образовались мелкие лужицы, перед нашей усадьбой сновали оголодавшие куры, а соседские гуси чистили перышки в придорожной канаве. Бизонью траву пригибало к земле редкими порывами ветра, а выстиранное тетушкой Кэт белье трепыхалось на веревке.       Как бы мне не хотелось встречаться лицом к лицу со своим кошмаром, который одним своим прикосновением и взглядом способен разжечь во мне неистовое и доселе неизвестное девичьему сердцу чувство.       Тяжелый взгляд его бирюзовых очей и нахмуренные кустистые брови, наводили животный страх на мое существо. Всю меня пробирало мелкой дрожью, словно одного взгляда в его сторону хватало, чтобы заразиться этой неизвестной лихорадкой, от которой только он же и мог излечить.       Легко и неслышно я спустилась вниз. В доме стояла тишина, и только едва уловимое щелканье раздавалось из приоткрытых дверей веранды. С улицы тянуло небывалой прохладой и утренней свежестью. Я просунула лицо в приоткрытую дверь. — Доброе утро, Френси, — тетушка отложила спицы и поприветствовала меня. — Доброе утро, тетя.       Женщина сидела в старом кресле-качалке, ноги ее были укутаны в вязаное одеяло, а на плечах шаль. Тетушка вязала шапку, она так ловко перебирала спицами, казалось, эта работа совсем не составляет труда. — Погодка сегодня решила дать нам отдыху, — вздохнула Кэтлин. — Может оно и к лучшему, тетя, Вам следовало бы поберечь себя. Вы ведь день ото дня работаете без устали, — успокаивала я женщину. — Ох, милая, мы ведь с твоей мамой по-другому и не умели никогда. Такое уж у нас было воспитание, — усмехнулась Кэти, — Ты не пойми неправильно, я не пытаюсь тебя в безделии упрекнуть. Просто мы совсем иначе воспитывались. — Я все понимаю, — тетя кивнула и подарила мне полуулыбку, — А откуда взялось это кресло? Я доселе не замечала его. Тетя отложила спицы на пол и поманила меня пальцем. — Пойди ко мне, дитя. Холодно на улице, — Кэтлин подвинулась в кресле и откинула одеялишко в сторону. Я заняла место подле нее, и тетя укутала наши ноги теплым одеялом, а на плечи накинула шаль. — Откинься на спинку, Френсис, не бойся. Здесь хватит места на двоих, — я подалась чуть назад и уместила свою голову на грудь женщины, что так напоминала мою мать. Тетя заботливо перебирала мои волосы, я уже, и помнить забыла о своем вопросе, как вдруг Кэтлин стала говорить. — Мне было семнадцать, когда я впервые повстречала Томаса, — при упоминании его имени мое сердце замедлило ход, — Тогда я и думать не могла, что этот шалопай-бездельник покорит мое сердце. Он не был дамским угодником, да и надежд особых на него не возлагали. Но что-то такое в нем все-таки было... Наши с Ливи родители запрещали нам и на километр к их дому подходить. Не ровня он был для нашей семьи, — тетя перевела дыхание. — А потом я уехала. Долго меня не было в отчем доме, но как только с учебой было покончено, я тут же воротилась домой. Отец тогда не мог встретить меня, а я столько сумок с подарками везла, ох. А приехал за мной не кто иной, как Томас Бойд. «Вот так встреча», - подумала я. С тех пор все как-то и закрутилось у нас. А если ближе к делу, то кресло это мне Томас подарил на нашу помолвку. Его еще отец Тома смастерил для своей жены, она в нем деток укачивала. Вот и Томас с тем же умыслом его притащил, — последнюю реплику тетя пробубнила себе под нос, будто это была лишь случайно озвученная мысль, навязчиво засевшая в голову. — Но своих детей у нас так и не получалось, а сейчас уже и поздно о них думать. Я говорила ему бросить меня да найти нормальную. Нарожали бы детишек полный дом, да вот, — тетя хлопнула рукой по подлокотнику — Кресло бы хоть пригодилось. А мне то оно на что, я в нем по ночам сижу, когда бессонница, чтобы не будить никого… Да когда Том надерется и пьяный в кровать лезет, — в словах женщины слышалась обида на саму себя, и не кресло ей вовсе жаль было, а мужа, который, как ей казалось, лишь мучился рядом, привязанный к бездетной жене. — А где Тоби? — я считала необходимым увести тетю от печальных помыслов. — А Тоби с Томасом на рыбалку пошли. Так что к вечеру будет рыбная похлебка, если они что-то кроме водорослей в сетях да колючек на штанах принесут, — хохотнула Кэтлин.       Я подняла взгляд на точеный подбородок женщины. По нему катилась крохотная слезинка, скользнувшая из глаз тети Кэт. В тот момент меня вновь поразила сила, которая кроется внутри женщин нашего рода, ведь ни единой печальной нотки в словах тетушки Кэт я не уловила. Но от чего я приходила в ужас, так от того что никто не имел ни малейшего понятия, что именно в такие моменты творится на душе у этих сильных женщин.