Солги мне

Pov Мирослав

Я улыбаюсь, стараюсь не париться. Двигаюсь дальше, как карта ляжет. Сердце моё навсегда останется Звёздочкой на твоём фюзеляже. (с)

Я безбожно по нему скучал. Наверное, впервые за десять лет я так быстро и так сильно влюбился в человека, о котором практически ничего не знал и который при этом занимал все мои мысли, заставляя всё чаще и чаще думать о нём, вспоминать его улыбку, глаза и постоянно нахмуренные брови. Вспоминать и думать о том, что я слишком давно не позволял себе влюбляться, тем самым и не жил по-настоящему. Последнее время моей единственной любовью была работа. Та самая, на которую я пошёл после смерти моих родителей. Хотя, кто бы подумал, что такой разгильдяй и мудак как я в итоге решит связать свою жизнь с полицией. Я родился в достаточно обеспеченной семье. У моих родителей был общий бизнес в сфере туризма, который приносил им неплохой доход. Я никогда ни в чем не нуждался, два раза в год летал отдыхать с ними или с дедом в жаркие страны и чувствовал себя вполне комфортно. Честно признаться, я был ещё тем самовлюбленным засранцем: издевался над неудачниками, заигрывал с учителями и творил то, за что других бы посадили уже давно. Но мне всё сходило с рук. Да, отец бесился, но всегда меня отмазывал. И мне казалось, что я счастлив и что так будет всегда. Я закончу школу, поступлю в универ на менеджмент или в сферу туризма и потом унаследую бизнес отца, но судьба преподнесла мне неприятный сюрприз... Когда мне было пятнадцать, родителей не стало. Сразу обоих. Они возвращались с романтического вечера, который устроили себе в честь восемнадцати лет с момента их знакомства и... В них влетел какой-то мудак на порше. Такой же тупой мажорик, как и я сам. Тот, кто просто обдолбался коксом, взял у папашки тачку покататься, не справился с управлением и вылетел на встречку. Прямо в моих родителей. В машине этого парня было ещё три человека. Погибли все. Шесть человек. Просто из-за того, что он также, как и я, считал, что всё сойдёт ему с рук. Для меня это было ударом под дых. Пускай я говорил об этом редко, но без ума любил своих родителей. Они были для меня всем. И их не стало. Не стало из-за такого же прожигателя жизни, как я: наглого, самодовольного и богатого. Того, кому было дозволено абсолютно всё и кто совершенно не анализировал то, что делал. Именно благодаря тому, что случилось, я решил поступить в школу полиции и дед не смог меня отговорить, хотя он и не особо-то пытался. Мне даже кажется, что он был рад тому, что я решил всё настолько радикально. По крайней мере, после смерти родителей из злого, наглого и абсолютно неуправляемого подростка я превратился в такого же злого, наглого, но отдающего себе отчёт парня. Я точно знал, чего я хочу от жизни, ставил перед собой цели и всегда их добивался. Не смотря ни на что. В любви было точно также. Свою бисексуальность я осознал ещё в школе, да и чего уж скрывать отбоя у меня не было и от девочек, и от мальчиков. И я умело этим пользовался, менял их в своей постели и даже не запоминал имён. Ничего страшного в таком поведении я не видел. Я был молод и открыт абсолютно для всего. Кроме того, зацепить меня мало кто мог, а если это случалось, то заканчивалось обычно не очень хорошо... Наверное, такие, как я, для любви априори не были созданы. Только лишь для секса, похоти и страсти. Для чего-то мелкого и циничного. Такого же, как и я сам. Первая моя любовь покончила с собой. Ей было восемнадцать тогда. Я был безумно влюблен и даже немного романтичен. Мы ходили с ней в кино, сбегали из города, смотрели на звезды по ночам где-то на краю Земли и считали себя самыми счастливыми на свете. Я познакомил её с дедом и со всеми своими друзьями. Мечтал, что она будет моей первой и единственной женщиной. Не той, с кем я переспал. А той, кому я подарил всего себя. Целиком. Я думал, что она тоже так думает. Но... Она покончила с собой в свой день рождения. В тот день, когда я ждал её с цветами в нашем любимом кафе. Оказалось, что у неё были проблемы с семьёй, а на фоне этого депрессии и психоз. В свой день рождения, перед тем как пойти ко мне, она в очередной раз с ними поругалась, отец ударил её по лицу, а мать накричала и отправила в свою комнату. Она ушла в ванную и перерезала себе вены. Тогда мне было не больно. Не так, как с родителями. Душу не рвало на части, мне не хотелось выйти в окно или напиться до без памятства. Я просто не понимал. Не понимал почему она ничего мне не рассказывала и почему я не замечал, как ей плохо. Да, она говорила, что у неё напряжённые отношения с родителями, не знакомила меня с ними и иногда грустила, но с кем такого не бывало? Видимо она считала, что я недостаточно хорош для неё, чтобы знать всё, а может быть, она не хотела мне делать больно. Но всё равно сделала... Уничтожила, оставив на сердце очередную рваную рану. Второй раз я влюбился в двадцать один. В своего одногруппника. Я знал, что мне с ним ничего не светит, но в силу своей целеустремлённости и наглости делал всё, чтобы он меня заметил. И он заметил. Даже ответил на мой поцелуй на одной из пьяных вечеринок. А потом он и его дружки отправили меня в больницу с сотрясением мозга и парочкой сломанных рёбер за то, что я посмел до него дотронуться. Тогда тоже больно не было. Больше смешно. Я помнил, как он прижимался ко мне, помнил, как у него на меня стояло. А ещё я помнил, как больно он бьёт в челюсть, когда злой. Но тогда я посчитал, что так лучше. Я радовался от того, что не увяз в нем окончательно, потому что строить любовь с человеком, который не может принять себя самого - верх глупости. После него я не влюблялся. Вообще даже забыл о том, что умею это делать. Я полностью окунулся в работу, изредка выезжая куда-то за пределы города и отдыхая с друзьями, которые на удивление у меня до сих пор были. Не смотря на работу, ужасный характер и кучу дерьма, которое я иногда на них выливал. Я перестал верить в любовь, но до сих пор верил в дружбу. Знал, что Макс, которого я знал ещё с детского сада, Антон и Денис, вместе с которыми мы учились, теперь будут навсегда со мной. Потому что мы уже давно перешагнули рубеж в тридцать лет и отсеяли из своей жизни тех, с кем нам было не по пути. И мне всё нравилось. Нравилось утопать в работе, пить пиво с друзьями у кого-то на квартире, иногда развлекаться с милыми мальчиками или девочками и ни о чем не думать. Но потом я встретил его и всё снова полетело к чертям... Я никогда не влюблялся так, чтобы счастливо и на всю жизнь. И, естественно, я не верил в то, что этот третий раз окажется удачным. Скорее. наоборот. Все предпосылки к этому были. Самое смешное, я не верил в любовь с первого взгляда, но когда увидел его, кажется перестал дышать. Просто молча стоял и смотрел на него, впитывая в себя его мимику, жесты и улыбку. Я не думал о том, как хороши его губы в поцелуе, не представлял, что умеют вытворять его красивые длинные пальцы и даже не мусолил в своей голове мысль о том, как буду трахать его. Обычно, если я на кого-то пялился, то думал именно об этом. С ним было не так. С ним я хотел как в первый раз: гулять по улицам, смотреть на звезды, держать его за руку и верить в то, что романтик во мне не умер. Несмотря ни на что. Но... Я быстро понял, что снова ошибся. И эта история не могла закончиться радостно. Только вот в данном случае, скорее всего, я просто напьюсь, обкурюсь какой-нибудь дури и выйду в окно, просто потому что я заебался разочаровываться и до ужаса устал быть один. Его звали Всеволодом. Ему было двадцать пять, он работал юристом в торговой компании, жил в неплохой честно заработанной квартире и сто процентов был геем. Казалось бы, всё в мою пользу и чего же здесь такого? Только вот всё не так просто и сука-судьба решила в очередной раз пошутить надо мной, подсунув мне в качестве объекта для любви забитого и поросшего в своих комплексах и принципах мальчика. Мальчика, который пытался казаться победителем по жизни и прятал всех демонов глубоко внутри. Я быстро навёл о нем справки и почти сразу понял, что мне ничего с ним не светит, но и отпустить его не мог. Поэтому играл свою игру до конца, добивался его, ходил на тупую вечеринку, писал в социальных сетях, хотя давно уже перестал убивать на них время. И он сдался. Наивно полетел за мной, как мотылёк на огонь. И... Я сжёг нас обоих решив, что нет смысла утаивать правду от того, кто мне доверился. Лучше уж так - разрушить всё раз и навсегда, чем каждый день врать ему и мечтать, что потом он меня поймёт, полюбит и простит. Я был реалистом и прекрасно понимал, что такого никогда не случится. Всеволоду куда важнее был тот мирок, что он себе придумал и я явно в него не вписывался со своей профессией, татуировками и образом жизни. Поэтому добиваться его или пытаться переубедить не было смысла. И я отпустил. Кстати, в этот раз было больно... После разговора со Всеволодом в квартире у Антона прошло две недели. Он мне не звонил, не писал и никак не выходил на связь. Я тоже не предпринимал попыток поговорить с ним. Это было ни к чему. Я не хотел снова страдать, добиваться его и ломать жизнь кому-то кроме себя. Мне уже терять было нечего, а он... Он ещё мог встретить того, кто бы был идеальным для него и соответствовал тому образу, который он придумал сам. В своей голове. Из того, что я мог узнать о нём я понял, что нам с ним совершенно не по пути и как бы я его не любил, я не смогу изменить хоть что-то, потому что слишком уж сильно в нем проросли истины и принципы, которые он сам себе придумал и которым следовал. Я не знал о нем многого, потому что он был гражданином порядочным, не нарушал и не привлекался, но... Антон рассказал мне о его семье, о том, как по словам самого Всеволода он ненавидел отчима и всех ментов, имеющих к нему хоть какое-то отношение, о том, как он ненавидит людей старше него лишь за то, что в классе, а потом и в группе он был самым младшим и его унижали все, кому не лень, о том, что первый его любовник был старше него на десять лет и о том, что он бросил его, уйдя к другой женщине и заявив, что Сева ещё молод и обязательно найдёт себе кого-то, а ему уже за тридцать и пора строить серьёзные отношения, а не спать с молодым мальчиком. Я понимал, что всё это глупости, считал полным бредом отталкивать от себя людей, которые не были виноваты в том, что кто-то когда-то причинил ему боль, но... Это был его выбор и что-то изменить я был уже не в силах, да и не видел в этом смысла. У всех нас есть выбор и каждый чем-то жертвует для достижения своих целей или из-за своей любви. Кто-то готов отказаться от семьи ради любимого, кто-то готов пожертвовать своей жизнью, а другой в это время банально не может переступить через свои страхи и обиды, не может забыть всё и просто жить дальше. Всеволоду нужен был не я, а хороший психолог, чтобы наконец-то разложить в своей голове всё по полочкам, оставить плохое в прошлом и просто жить дальше. Но психологом я не был. Я был заебавшимся мужиком тридцати трёх лет, который снова наивно поверил в любовь и в очередной раз проебался с этим. Из своих мыслей меня вывела трель дверного звонка, зазвучавшая совершенно внезапно. Это привело меня в замешательство. Гостей я не ждал, друзья все уехали на дачу к Антохе на выходные, звали и меня, но я отказался, решив не портить им веселье своей кислой миной. Поэтому я понятия не имел, кто пришёл по мою душу, но всё равно поднялся с кресла и с раздражением пошёл открывать нежданному гостю. Посмотрев в дверной глазок я замер и закусил губу, пытаясь унять взбунтовавшееся сердце. За дверью стоял Всеволод. Встрепанный, нервный и казалось бы такой далёкий и родной одновременно. Честно говоря, я не думал, что увижу его снова. Такие люди как Сева редко могли переступить через свои страхи и принципы и решиться на что-то, им было проще закопать голову в песок, чем искать решение и бороться с проблемой. Я был более чем уверен, что он забудет меня и вычеркнет из своей жизни, потому что я обманывал его с самого начала, а самое главное, потому что я не соответствовал тому образу, который Всеволод создал в своей голове. Но... Он сейчас стоял здесь. Он был реален и я просто не мог игнорировать это. Именно поэтому взял себя в руки и открыл дверь, тут же утопая в отражении его нереальных глаз. - Я пришёл поговорить и ты сейчас впустишь меня, заткнешься и выслушаешь, - произнёс Всеволод еле шевеля языком. Он был безбожно пьян и еле держался на ногах. А я... Стоял, улыбался как дурак и думал о том, что для него могу быть кем угодно, даже психологом, потому что никто и никогда не приходил ко мне сам для того, чтобы поговорить после того, как мы вроде бы уже всё решили. От меня всегда уходили, ревели, бросали что-то в спину, но ко мне никогда не возвращались и не потому что я не звал (а я не звал), а потому что не верили, что я впущу.