Тихая ночь

В кабаке братьев было на удивление тихо. Даниил переступает через порог, и глухие шаги эхом раздаются между полупустых стен. В помещении прохладно — на улице давно стоит поздняя ночь. Недавно закончился ливень. Холодные капли стекают с крыш и падают на вязкую землю. Их мерный стук невольно привлекает внимание. Осень выдалась холодной. Перчатки остались лежать поверх саквояжа, поэтому Бакалавр отряхнулся и пригладил волосы свободной рукой. На ладони остался мокрый след. Двое пьяниц сидят возле входа — говорят о наболевшем, возмущаются тем, насколько сильно за последние дни стали жестокими главы правящих семей. Люди косятся на собеседников, тихо цыкают, делая замечания. Громкие голоса раздражают. Травяная невеста лениво переминается из стороны в сторону на сцене. Движения руками то и дело замедляются; одежда почти не скрывает гибкости молодого тела. За стойкой скучает бармен: клевает носом, опершись рукой об щеку. Прикрывает глаза, косится на сидящих за столами редких клиентов. Когда Данковский приблизился, мужчина встрепенулся и встал прямо, отряхивая руками грязь со штанов. Участливо улыбнулся и спросил слащавым голосом: — Чего желаете, добрый путник? Настоечку твирина можем налить — свежая, хорошего качества, недавно только завезли. Или может горсть кофе продать за копеечку? Только попросите, сделаем, что сможем. Бакалавр поморщился: он собеседника несло выпитым алкоголем и дешёвыми сигаретами. Преодолев чувство отвращения, он сделал шаг назад и холодно спросил: — Андрей Стаматин здесь? Необходимо поговорить. Поняв, что человек, стоящий перед ним, не собирается делать заказ, продавец принял расслабленную позу, потеряв всякий интерес к разговору. — Хозяин? — удивленно звучит ответ, — Тут он, пройти дальше, повернуть, и за столом сидит. Вусмерть пьяный. Ширму лишь отдерните. И закройте потом. Тут иногда солдатики доблестные ходят, оружием сверкают. Знаете же… — Благодарю. — не дослушав обрывочную речь бармена, Даниил развернулся и направился дальше, к полупустым столикам. — «Ох уж эти Стаматины! Андрей-Андрей… С какими обалдуями я связался? Нет, чтобы взять себя в руки и не высовываться при каждом неудобном случае! Всё обязательно нужно усложнять. Получит же он у меня за самозабвенное рукоприкладство рано или поздно. Алкоголик несчастный». Подол плаща развевается при каждом резком движении. — «Одежда безнадежно испачкана», — подумал про себя Данковский, — «Тц. Лишь бы инфекция случайно не попала. Сменной нет». Он боковым зрением осматривает собственный внешний вид и делает неутешительные выводы. Грязь прилипла плотными комками, осыпаясь и пачкая относительно чистый пол. Разводы бурой крови украшают серую ткань, создавая эффект пролитого вина. Несколько капель попало на чёрные перчатки. Оторванные куски материи торчат жалкими клочками с разных сторон. Трофей, полученный при очередной стычке с бандитами. — «Зря надеялся. Ну что ж, от нескончаемого хождения по городу иного не следовало ожидать. Нужно будет обратиться к швеям…». Задумавшись, Данковский машинально открывает шторку, скрывающую Стаматина от всего остального мира. Тут же в нос ударил запах крепкого алкоголя: аромат травяных настоек настолько сильно впитался в воздух, что вскружил и без того усталую голову. Даниил отшатнулся. Перед его взором предстал хозяин заведения, гордо восседающий на стуле. Дрожащая рука крепко схватилась за пустую бутылку. Другая повалилась на стол, разлив часть твирина. Остальные стекляшки лежат на полу; жидкость окрасила мраморную плитку в темно-малиновый цвет. Разбитые осколки шуршат под ногами, создавая неприятный скользящий звук. Увидев стоящего на проходе Даниила, Андрей неумело повернулся и подставил руку к голове, сделав приветливый жест. — К-какие… Ик… люди пожаловали. Здравствуй, старый друг. Данковский тактично промолчал. Не хочется, чтобы словесную перепалку услышали посторонние люди. — Свежий воздух, звёзды под луной? С чего потянуло пить посреди ночи? Никогда не замечал у тебя подобного пристрастия, — иронично подмечает он в ответ. Неширокая улыбка появляется на лице. — Тут… Кха… Дело совершенно иное, — затуманенный взгляд прошёлся по стоящей впереди фигуре, — Сядешь выпить? За счет заведения. Я не в здоровой форме, но, чего греха таить, рюмку-другую выдую. Даниил нахмурился. — Пётр подбил? Время неподходящее. — А кто сказал, что он подбил? Ты это, не верь продажным крысам — за деньги любую ересь за правду выдадут. Повод только дай. Наступила неловкая пауза. Данковский не знал, о чем говорить: было видно, что Андрей находился в непотребном состоянии, и беседовать с ним о событиях, происходящих в городе, бесполезно. Поймет, но еще сильнее напьется с привычки. Придется ждать до утра, когда терпкий алкоголь выветрится из крови, оставив после себя шатающегося архитектора с целым букетом болей в голове. Бакалавр мысленно выругался и сделал пометку в следующий раз принести таз с ледяной водой. Чтобы не повадился провинциальный аферист к бутылке прикладываться. И все равно, что старший Стаматин будет проклинать Столичное Светило на седьмом колене — он за здоровье всех в городе отвечает. И дело тут вовсе не в Марии, которая будет шипеть кошкой, когда узнает о возобновившейся наркомании братьев-близнецов. Не заметив задумчивого настроения Даниила, Андрей пустым взглядом осмотрел горлышко, из которого выпивал несколько минут назад. На прозрачном дне осталось немного твирина. Бурый цвет переливается на свету, создавая блики. Спустя секунду потрескавшиеся, сухие губы присосались к жидкости, выдувая ее крупными глотками. Адамово Яблоко дёрнулось, и Андрей вытер остатки алкоголя рукавом рубахи. — Никогда не любил романтику, — неожиданно раздается хриплый голос, — Бабы только и просят, что новую одёжку и колечки золотые. Аж противно становится. Тьфу. Что прокуренные девки из притонов, что благородные девицы, оставленные на попечение мамаш… Все одно и тоже. А душа человеческая, душа… Куда она девается, а? Знаешь, брат? — слезящиеся глаза уставились на строгий профиль бакалавра. Стаматин выгнулся и сел на самый край стола, стараясь подобраться к собеседнику поближе. Данковский не перебивает друга, внимательно слушая наркотический бред. Заплетающаяся речь режет слух, но не раздражает. — А я знаю. Догадываюсь. Эх… Непостоянна любовь. Ничтожна. Не то что кровная связь. Там все понятно… За брата я хоть встану под обстрел, — реплики становились все тише и тише, — Да. А помнишь, как мы хотели сбежать из этой проклятой ямы в начале? Думали, что сможем обмануть этих… Этих… Сук. Сабуров сволочь еще та. Перехватил управление, стал важной шишкой в городе. Чертов выродок, — он раздражённо вздохнул, — Меня задержали солдаты. У-у-у, как хотелось ударить по этим самодовольным рожам! Переломать кости. Прости, друг, что так получилось. Я был бессилен. Они угрожали Пётру, сказали, что приведут его к дому Сабуровых. Назначат казнь. Заставили сознаться, кто еще причастен… Пришлось указать на тебя. Еву достать не успели — переправили патрульных к станции, сказали ждать. Ты не сумел сбежать. Хотя бы ты… Он закрывает лицо ладонями. Светлые пряди заслоняют глаза. Даниил не может увидеть их выражение, но чувствует исходящее от Стаматина чувство горечи и сожаления. Нужно было что-нибудь сказать. Но из глотки невозможно выдавить и слова. Он продолжает слушать неразборчивую исповедь — не зная зачем и для чего, — просто потому, что это необходимо сделать. Хоть кому-то от этого разговора должно стать легче на сердце. Чтобы разобрать чужие слова, пришлось сесть на соседнюю скамью и наклониться к сгорбленной фигуре. Изо всех сил Даниил старался подавить нарастающую тошноту. Тело ломит от усталости, запах степных растений застревает в лёгких. Простые таблетки и настойки миродорма уже не помогают. Он знал, что запомнит этот запах очень и очень надолго. Аромат твири впитался в плотную ткань, его невозможно выветрить. Преследует повсюду, не давая отдыхать в редкие часы сна. Проникает в кошмары. Даниил постарался избавиться от навязчивых образов, внимательно рассматривая развалившегося на столе Андрея. Тот молчал. Иногда слышалось обрывочное дыхание. — Этот ужас продолжается. До чего дело дошло — не могу спать, бессонницей страдаю. От балды. Прошлой ночью ввалился в дом Пётра — сдуру показалось, что у него проявились первые признаки этой эпидемии. Жар. Температура. А тот спал младенческим сном. Дурак, полный дурак, забыл закрыть дверь. Мародеры могли убить! Черт подери, утром я пришел бы и увидел труп в ванне! Среди бутылок и разорванных чертежей. Словно наяву стоит эта картина… И не могу избавиться. Тогда я просидел на стуле до рассвета, — тело Андрея дрожало, — Еще не хочу засыпать. Видел тебя во сне. Окровавленного и какого-то мёртвого. Непонятные речи шептал. А когда я увидел глаза… пуговицы пришиты вместо них. Дьявольским огнем светились. Казалось, что у Стаматина начинается горячка: зрачки расширены, взгляд затуманен, словно у незрячего. Данковский понял, что нужно брать дело в свои руки. Он схватил пьяного товарища за куртку и притянул к себе. — Эй! Принесите кувшин с водой, немедленно! Услышав голос гостя, бармен подал знак официанту. Тот, недовольно пробурчав что-то под нос, начал выполнять заказ. Через несколько минут на деревянный стол поставили бутыль на подносе. Но когда Даниил хотел взять её, работник самоуверенно сказал, отодвинув графин: — Нет-нет-нет, господин Дохтур, подайте чаевые за доброту местную, — нахальная улыбка пересекла неопрятное лицо, — Вода нынче в дефиците, негде даже из-под кранов достать. Красная жижа плескается, никак не иначе. А мы тут к вам с уважением, должным величием… Бакалавр почувствовал, как окружающее пространство начинает мутнеть — от злости. Былое спокойствие сошло на нет. Переполненный желчью голос раздается в привычном шуме кабака. — С должным величием обращаться будете, когда хозяин на ноги встанет и не будет находиться на пороге жизни и смерти! Сейчас ему нужно протрезветь и выйти на воздух. Хотите, чтобы стража обнаружила свежий труп между рядами? Принесите таз, будьте добры, необходимо вывести алкоголь из желудка принудительным путем. Прищуренные глаза стали ему ответом. — Люди скоро начнут помирать пачками крыс. Чего удивительного, если к Бодхо отправят одного? Она его пригреет, землей своей укроет. Покой даст. С раздражением поняв, что ситуация выходит из-под контроля, Даниил точным движением вытаскивает из кармана несколько червонцев и кидает на стол. С звонким звуком железо соприкасается с деревом. Один кругляшок упал на пол и покатился по плитке. С удовлетворением работник нагнулся и забрал деньги себе. — Принесем мгновенно. Бакалавр сжал зубы и промолчал. Развалившийся Стаматин был в разы важнее обнаглевших официантов бара. *** Холодный ветер мостовой пронизывал тонкую одежку насквозь. Маленькие капли били по голове, скатываясь по бледной коже вниз. Развалившийся на правом плече Стаматин не прибавляет оптимизма ситуации. Архитектора нещадно укачивает, и видно, что он еле удерживает себя в сознании. Мышцы ноют от напряжения, и Данковский перемещает ношу на левую руку, чудом не уронив пьяного до беспамятства товарища. Неприятное бульканье раздается возле уха. Улицы города были молчаливы. Огни фонарей бледно освещают грязные дороги, переполненные лужами от пролитых дождей. Бакалавр мог услышать торопливый стук воды о каменные плиты. Журчание отвлекало, заставляло думать о слякоти и холоде, заполнившими собою ночь. Чувства притупились: пальцы онемели от недостаточного притока крови. Держать чужое тело на плечах становилось всё труднее, но Данковский лишь насмешливо фыркнул, откинув резким движением головы пряди волос. Что раньше, что сейчас, — всё одно. В былые студенческие времена старший Стаматин, будучи безумным заводилой, не раз заставлял профессоров, великих учёных своего поколения, гоняться за удирающими студентами. Наказания были строгими, пару ударов кнутом в спину, но не пойманный человек — не преступник. Правила просты. Сколько раз будущий архитектор тайком приносил в комнаты общежитий алкоголь? Доставал зацензуренные Властями книги? Находил вещи, за которые с лёгкостью можно было попасть в тюрьму на долгие годы? Не счесть по пальцам. Клубы пара закрывают обзор; туман быстро исчезает. Похожая на табачный дым струйка воздуха устремляется к небесам, исчезая в тёмном пространстве. Холодный ветер обжигает лёгкие. Данковский глухо вздыхает. Боковым зрением он видит забрызганные стены улиц и покосившиеся заборы. В чужих окнах не горит свет. Удивительно, что по дороге к убежищу им не встречается шайка бандитов. Но получить ножом смертельный удар в спину не было никакого желания. Возможно, причиной являлась скверная погода в городе, но отчаянный сброд мог выйти на охоту в любое время, — голод заставлял людей рисковать жизнями. Порой слишком необоснованно. За последние два дня трупы женщин и мужчин встречались в маленьких переулках всё чаще. К счастью, бандиты не выбирали детей для своих целей: слишком сильно уважали, принимая сбитый лепет за важные пророчества. Ценили традиции. Хоть чем-то дикарские обычаи были полезны и оправдывали своё существование. Увидеть распотрошенные маленькие сердца, облитые кровью, и сломанные хрупкие кости не являлось чем-то странным для столичного врача, но подобные находки указали бы на достижение последней инстанции этого города. И, возможно, человечества в целом. Здания на окраине — не самое лучшее место для ночлега, но Андрей, имеющий напряжённые отношения с властью трёх семей, не мог позволить себе обладать большей роскошью. К Петру вести пьяного брата было бесполезно. Не только из-за того, что архитектор находился в критическом состоянии; вести какие-либо разговоры сегодня Данковский не был намерен. Слишком сильно устал. С площади послышался громкий протяжный гул — часы Собора пробили четыре часа ночи. Дождь, до этого казавшийся просто неприятным, становился всё ужаснее и вызывал раздражение. В темноте сложно было увидеть очертания небольшого дома. Прищурившись, Даниил наконец замечает проложенную дорожку из кальки и примятой травы. Мысли, находившиеся в относительном порядке, начали расходиться в стороны. Таблетка болеутоляющего, бутыль воды, оставленная лежать на дне саквояжа… Думая о необходимых лекарствах, Данковский перебирает в уме подходящие варианты — нужно, чтобы светило строительной науки находилось в относительно живом состоянии через несколько часов. Скрип деревянной двери, морозное дыхание, оставляющее клубы ночного воздуха. Пар растворяется через несколько секунд, похожий на сигаретный смог. Маленькая комнатушка. Кушетка, поставленная у окна, занавешенного тёмной тряпкой. Обрывистое дыхание Стаматина. Данковский с еле сдерживаемой одышкой опускает безвольное тело на одеяло. Тяжело вздыхает, массируя глаза и сморщенную переносицу. Рука онемела за полчаса тяжёлой прогулки по городу: кончики начали ощущать слабые удары тока через плотную ткань перчаток. Рассматривая бледную кожу запястья через приоткрытый ворот, Даниил на краю сознания отмечает, что невыпитая настойка миродорма плохо сказалась на его психическом здоровье в этот день. Он приподнимает чужую голову, приподносит к пересохшим губам настойки. Плечи под дрожащими руками вздрагивают; раздается усталый кашель, который замолкает, когда Даниил даёт больному испить несколько глотков воды. На коже появляется испарина. Верный признак того, что организму становится легче. Через некоторое время Данковский замечает, что грудная клетка, накрытая грязной от разводов рубашкой, стала двигаться спокойнее. Усталость забрала чужое сознание, уведя человека в страну сновидений и пустоты. … Рассматривая спокойное лицо Стаматина, Данковский чувствует, как накопившийся в крови адреналин медленно исчезает, уступая место ровному дыханию. Криво усмехается; на секунду задумавшись, решает усесться на край кровати, оставив сумку с инструментами подпирать входную дверь. Приятная ломота накатывает на плечи, и тепло чужого тела начинает согревать озябшие конечности. Не замечая постороннего присутствия, Стаматин продолжает спать: тихое сопение позволяет Даниилу почувствовать себя умиротворенней. В эту ночь никто не умрёт от его рук. Бессонница продолжает стучать молотками по ушным перепонкам. Но, несмотря на это, глаза Данковского закрываются, погружаясь в спасительный омут. Уснуть в этой ночью точно не удастся. Но… Никаких мыслей. Никаких тревог. Никаких тревожных перезвонов в глубине сознания. Только размеренный поток мыслей и звуки льющегося дождя по ту сторону кирпичной стены.