***
Мы огибаем несколько широких проспектов, устремляясь на узкие улочки, где народу не встретишь днем с огнем, он честно старается поднять мне настроение, рассказывает истории из детства, кривляется как-то знакомо, пиная камушки под ногами. Ночь давно уже господствует над городом: фонари освещают путь, если поднять голову наверх — можно составить несколько созвездий, магазины закрыты, а машин практически нет. Морозный воздух проникает в легкие, даря ощущение свободы и наполненности. Мысли о всем покидают меня постепенно, заполняясь шутками Феликса, поведением Феликса и самим Феликсом. Я рассказываю ему о любимой книге, упоминаю Сынмина, не забываю выразить недовольство от выходки Чонина, а напоследок повествую о Минхо, который совсем иногда посещает мою голову. Рыжий смеется, будто все это ему до жути знакомо, держит меня за руку все еще крепко, не планируя отпускать даже когда нуны на улицах смотрят в нашу сторону с опаской. Конечно, два парня идут по улицам глубокой ночью, смеясь и кривляясь, пока вокруг траур. Утром я буду ощущать себя плохо, потому что позволил Джихуну на несколько часов уйти из моего сознания. Наверное, меня захлестнет вина за такое отвратное поведение перед родителями, но это будет только с восходом солнца, не сейчас. Пока я позволяю веснушчатому парню вести меня куда-то далеко, не сопротивляясь и не задумываясь о последствиях. Может, он тоже хочет убить меня. Это не столь важно, я хотя бы буду чувствовать умиротворенность, давно не посещавшую мою глупую голову. Мы идем по незнакомым мне местам, я даже вижу несколько заведений, в которых с удовольствием хотел бы побывать. Интернет-кафе и компьютерный клуб. Я не знал раньше, что в Асане такое есть, но теперь, открыв для себя ночной город — мне хочется опробовать все. Будет ли еще такая возможность, я не знаю. Мы выходим за пределы живого города, проходя мимо частных домов и маленьких магазинчиков. Феликс тормозит возле какого-то указателя, дожидаясь, пока я сам прочитаю почти стершиеся с металла знаки. «Добро пожаловать в горячие источники Оняна!» За табличкой следует высокий железный забор, продолжающийся на много метров вдаль. Асфальтированная дорога заканчивается, дальше идет накатанный грунт и земля, покрытая слоем из листьев. Впереди ничего не видно: только темнота, поглощающая все вокруг, массивные деревья и светлая макушка моего нового знакомого, приближающаяся к забору. — Что ты творишь? — Кричу, пытаясь остановить Феликса от столь рискованного шага. — А что? — Ворота же не просто так закрыты, — я дергаю парня за рукав, пытаясь оттянуть в свою сторону. — Туда нельзя! — Это тебе говорят предрассудки или нежелание найти приключения? Феликс ухмыляется, будто знает, что брать меня на слабо нельзя, я все равно сдамся в итоге. Он уже почти ставит ногу на выступ в заборе, но потом поворачивается, оглядывая меня с ног до головы, и кивает сам себе. — Так что, принцесса? Пойдешь? — Сам такой, — топаю ногой и подхожу к ограждению, закидывая ногу идентично феликсовой. Пытаюсь подтянуться, но ничего не выходит и я ступаю на землю, отшатываясь. — Помоги. Не просьба, а приказ, который Феликс тут же спешит исполнить, хватая меня за лодыжки и поднимая выше над землей. Для него я будто совсем ничего не вешу, он перехватывает ноги ближе к бедрам, помогая мне перекинуть одну из них через забор. Потом сам забирается, без усилий подтягиваясь и перебрасывая сразу обе ноги. Спрыгивает вниз и держит мои руки, пока я тоже падаю возле него. Не супергеройское приземление, но пойдет. Феликс идет вперед, точно зная дорогу и обходя все ненужные нам на пути растения. Иду сразу же за ним, стараясь не отставать, и при этом успеваю что-то спрашивать у рыжего, не стесняясь своей надоедливости. — А ты уже был тут? Как сюда можно попасть кроме забора? А ногу сломать можно? И что, если нас поймают? — Джи., — останавливается посреди леса, -.сон. Если ты не помолчишь, заставлю перелазить обратно в одиночку. Хлопаю глазами, уставившись на парня, а потом обгоняю массивную тушу, направляясь куда-то вперед. Даже не знаю, куда. Наверное, в задницу. Приходим на какую-то поляну, где совсем ничего нет. Ни источников, ни деревьев, ни даже кустика. Просто пласт земли, покрытый примятой травой и каплями дождя. — А где водичка? — Джисон, ты гениален. — Думаешь, в такой холод я бы повел тебя купаться? Хочешь без мозгов остаться? Феликс снова уходит вперед, переходя через поле и направляясь дальше в лес. — Так я уже…***
Все мои возмущения, накопившиеся за время нашего похода, когда я поцарапал себе лицо веткой, чуть не сломал ногу веткой, валяющейся без присмотра на земле, упал пару раз на спину Феликса якобы случайно, хотя в душе надеялся, что знакомый сжалится и отнесет меня дальше на себе, испаряются, стоит мне только увидеть место, в которое мы шли так долго. За лесом идет опушка, открывающая вид на прекрасный горный рельеф. Величественные и темные, они стоят в ряд, расположившись далеко за городом и охраняя нас от более северных ветров и холодов. В ночной темноте все освещается лишь звездами, что делают атмосферу еще более захватывающей и волнующей. Я открываю рот в удивлении. Неужели такое было скрыто от меня всю жизнь? Я был так близок к тому, чтобы рассматривать это все ночи напролет, подмечая все новые и новые вещи. Еще чуть-чуть, несколько сотен метров от моего дома, и новый мир, открывающий все потаенные ранее эмоции. — О чем думаешь? — Феликс обращается ко мне, присаживаясь на холодную землю и смотря в мои глаза. — Почему ты делаешь это для меня? Все люди стали по-другому относиться ко мне, когда я пошел в старшую школу. Я же вижу. — Может, тебя хотели защитить? — От друзей? Не думаю, что милашка-Сынмин сделает мне плохо. Феликс смеется, закидывая голову назад. — Садись рядом и слушай, — рыжий хлопает по траве возле себя и я, не беспокоясь о куртке, опускаюсь рядом. — Я не смогу всегда быть рядом, Джисон. Тебе нужно кое-что запомнить, пока я тут. — Чего ты несешь? — Тебе нужно передать Чанбину вот это, — парень достает из-за куртки бутылек с красной жидкостью, который раньше я уже видел у Со. В первый день учебы, когда подглядывал за ним. — Прости меня. — За что? И что это за фигня, почему… Договорить я успеваю, потому что в следующую же секунду настойчивые губы моего нового знакомого накрывают мои собственные. Пытаюсь сопротивляться, отталкивая парня руками и отодвигаясь назад, но все пресекается, когда свободная рука Феликса обхватывает меня за поясницу, притягивая ближе к себе. Его губы холодные; целует поочередно верхнюю и нижнюю мою губу, посасывая, но не прижимаясь ртом полностью. Даже не пытается углубить поцелуй, только оставляет еле заметный след, забирая себе мой первый в этом плане опыт. Проходит не больше двадцати секунд, Феликс отстраняется и заглядывает в глаза, надеясь там что-то разглядеть, но я уже ничего не вижу, проваливаясь в сон.***
Просыпаюсь от ужасного холода, который буквально повсюду. Руки покрываются мурашками, зубы стучат друг об друга, а в голове абсолютная пустота. Возвращение домой, смерть Джихуна, побег… Феликс, который привел меня сюда, чтобы показать горы. И пустота дальше. Как бы я не пытался, не могу вспомнить абсолютно ничего из того, что было после нашего прихода сюда. Оглядываюсь по сторонам в поисках самого рыжего, но не нахожу ничего. Совсем ничего. Ни следов парня, ни дороги, которая вела бы обратно домой. Только я, продрогший с ног до головы от непрерывного лежания на ледяной земле, с дрожащими руками и обрывками воспоминаний. То, что Феликс бросил меня — ясно с первой минуты. Не просто так же он ушел, чтобы наловить нам завтрак из обитающих здесь животных. Хотя, он и не обязан был сидеть со мной здесь до раннего утра, неприятное ощущение царапает глотку, но я из-за всех сил держусь, дабы не разреветься. Рыжий был единственной моей надеждой забыться. Единственным, что помогло мне вчера почувствовать себя свободным. Но вот оно, Джисон, ты один посреди чертова леса, разве ты не ощущаешь радость? Поднимаюсь, отряхивая штаны и куртку от травинок, прилипших к ним. Кручу головой из стороны в сторону в надежде, что в голове возникнет воображаемая карта, но ничего не появляется. Смысла кричать нет, никого здесь явно не обнаружится, а голос можно сорвать. Я просто надеюсь, что если продолжу идти прямо — выйду хотя бы на что-нибудь знакомое мне. Не лес, например. Вспоминаю все уроки выживания, которые давали нам в средней школе, все просмотренные мной «на всякий случай» ролики в интернете и думаю, как бы нелепо было умереть прямо здесь и сейчас. Лучше бы сидел сейчас на уроках, успокаивал Суен и сам успокаивался в объятиях Сынмина. Но, зато, вот он, лучший в мире пример того, что не стоит доверять знакомым и идти с ними в закрытую зону, дабы получить кайф и не думать о проблемах. Учишься на своих ошибках, Джисон-и. Не знаю, сколько мне приходится идти вот так, но порядком за это время устаю спотыкаться и получать тумаки от веток, торчащих со всех сторон. Боюсь даже подумать, как выглядит мое лицо и волосы. Грязный, замерзший и потерявшийся, словно щенок, пытаюсь слепо двигаться строго вперед, не разбирая дорогу. И вот оно, выхожу к тому-же высокому железному забору, сквозь который проглядывает асфальтированная дорога и какие-то обрывки знакомой мне местности. Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и последовать к ограде, начиная постепенно взбираться на нее. Без помощи Феликса это кажется совсем невозможным, я не обделен физической силой, чтобы без усилий подтягиваться, но спустя минуты безвольного висения на перекладине, закидываю ногу повыше, надеясь, что хотя бы растяжка не подведет. Так и происходит. Правда, не удержавшись в итоге на заборе, я падаю в низ, не успев сгруппироваться. Колени щиплет, вижу капли крови, выступающие сквозь порванную штанину, так же царапины на обеих руках от неудачного приземления. Нет никаких сил, чтобы идти куда-то. Хочется просто остаться лежать амебой, дожидаясь проезжих машин, которые точно бы подобрали оборванца с улицы и довезли в больницу. Но, удивляя даже себя, я вскоре поднимаюсь. Идти можно, значит нужно пользоваться возникшей из ниоткуда силой воли. Потом, когда приду к себе в комнату и лягу в кровать с самыми удобными в мире подушками, обязательно поплачу и пожалуюсь на свою доверчивость. А пока просто иду по дороге, рассматривая дома, находящиеся недалеко от моего места жительства.***
Возле крыльца стоят три машины. Я узнаю каждую из них, поэтому желание развернуться и убежать обратно возникает в моей голове мгновенно. Одна из них принадлежит папе, это и понятно — его же дом. Но вот появление здесь учителя Бана и Уджина точно никак не объясняется законами физики и равноускоренным движением. Осторожно открываю уже кое-где выцветшую дверь, заходя в дом так же бесшумно. Стараюсь очень тихо снять куртку, но задеваю свой портфель, валявшийся здесь, видимо, со вчерашнего дня. На шум в коридор тут же прибегают трое. Мои родители с обезумевшими глазами и помятыми лицами смотрят на меня, как на восьмое чудо света, охая при каждой увиденной на теле царапины. Когда мамин взгляд падает на колени, она отходит назад, прикрывая рот ладонью. Папа стоит рядом с ней, взяв женщину за руку и внимательно заглядывая в мое лицо. Я вижу разочарование. Становится еще больнее, только уже морально, потому что едкое чувство того, что я облажался, увеличивается в разы. В отличии от родителей, стоявший сзади них Сынмин выглядит намного хуже. Опухшие красные глаза, торчащие во все стороны волосы, пижама с мишками и мой телефон, крепко сжатый в его руках. Во взгляде нет разочарования, только бесконечное волнение и облегчение от того, что я стою сейчас здесь. Ким не обращает внимания на остальных, подходит ко мне за один большой шаг и заключает в крепкие объятия, всхлипывая на моем плече. Слишком много слез за последние дни. Прикрываю глаза и позволяю теплу Сынмина греть меня, оберегая от родительского желания поругать. Меня не нужно воспитывать, я взрослый человек, который отвечает за свои поступки. Может папе и маме необходимо время, дабы принять это, но я все давно для себя решил. — Я так волновался, — от Сынмина. — Это самый ужасный поступок в твоей жизни, Хан Джисон, — гневный отец, стоящий позади и наблюдавший за нами. Отстраняюсь от Кима, улыбаясь ему самой искренней улыбкой, сжимаю его ладонь в своей и поворачиваюсь к родителям. Иду через них в зал и натыкаюсь на еще более обеспокоенных людей, сидящих там. На диване Бан Чан и Уджин, держащие в руках кружки с чаем, на полу Ли Минхо, в окружении подушек, одну из которых он сжимает в руках крепко-крепко. А вот возле книжного шкафа, чуть дальше от всех, стоит Со Чанбин, абсолютно живой после случившегося в переулке, смотрящий на меня из-под челки и отбивающий своей рукой какой-то незамысловатый ритм на деревянной поверхности тумбы. Все синхронно поворачиваются ко мне, выдыхая от напряжения и моргая глазами без остановки. Бан Чан только открывает рот, чтобы сказать мне что-то, как его опережает Чанбин, громким и четким голосом объявляя: — Нам нужно поговорить наедине. Сказал, как отрезал. В стиле Со так делать: прерывать всех, позволять себе вольности и делать то, что вздумается. Он указывает на второй этаж, где находится моя комната, поэтому я тут же разворачиваюсь и иду на лестницу, ступая осторожно и тихо. Идет сзади меня, я на секунду ощущаю себя в детстве, когда мы так же бежали играть в приставку в мою комнату. Тогда было весело, никто не влезал в мою жизнь и не дергал за ниточки моего доверия. Чанбин, зная этот дом наизусть, сразу же идет к моему рабочему столу, где в обязательном порядке есть несколько медикаментов; мама когда-то давно заставила их сюда перетащить. Он берет мазь, вату и перекись водорода, не глядя на меня совсем. — Садись, — приказывает, кивая головой на кровать. Дожидается, пока я послушаюсь и сам усаживается рядом, только на пол, возле моих ног. — Снимай штаны. Ничего двусмысленного в этом нет, голос у Чанбина слишком жестокий и уверенный, чтобы я мог думать о чем-то еще. Раздеваюсь, оставаясь в одних трусах, но эта вынужденная нагота никак меня не смущает. В детстве мы часто купались вместе, пока возраст еще позволял, а мамы не особо возмущались. Так что, он не в первый раз видел меня раздетым. Обрабатывает рану на колене, стараясь особо не давить. Как-то нежно даже, не свойственно Чанбину, но приятно для меня в данный момент. Перекись, потом мазь, слегка дует на рану, чтобы «не болело». Смотрит на ладони, качает головой и тоже смачивает их ватой, поглядывая из-под челки. — Спасибо, — говорит тихо, будто не хочет, чтобы я услышал его. — За что? Щиплю, когда вата касается особо глубокого ранения, а Чанбин снова дует. — Чан-хён рассказал, что ты был там, — ему не нужно объяснять, что за «там», потому что я понимаю все сразу. — Я не знаю, что со мной бы было, если бы тебя там не оказалось. Улыбаюсь на эти слова. Чанбин всегда останется тем маленьким мальчиком, которому я доверял всю свою жизнь. Он может делать из себя крутого парня сколько ему надобно, но это все равно будет маской беззащитного ребенка, скрывающего так свои проблемы. Сползаю на пол к нему, резко обнимая и прижимая его голову к своей груди. Чувствую размеренное дыхание возле шеи, а затем и руки, обнимающие меня в ответ. — Твоя мама позвонила мне вся в слезах, сказала, что ты убежал из дома, — начинает рассказывать Со спустя несколько минут нашей молчаливой идиллии. — Я не знал, что делать. Мы же не общаемся больше. А потом услышал новости про труп и сразу выскочил из дома. Позвонил Чан-хёну, побежал к тебе, а тут уже это недоразумение со старшим братом и чокнутым Минхо. Бывший лучший друг изливает мне душу, но меня волнует не сама история, а одна ее деталь: — Чанбин, откуда ты знаешь их? Договорить он не успевает, потому что в дверь стучатся три раза, а после открывают ее, заглядывая внутрь. Там стоит моя мама, держа в руках кружку чая. У нее под глазами темные круги, мне становится невероятно плохо, когда я вижу ее уставший вид, но ничего не могу с этим поделать. Она ставит чай возле нас, целует меня в макушку и выходит из комнаты, напоследок бросая: — Чанбин, Хёнджин просил вас всех приехать к нему. Со возвращает себе прежний образ плохого парня, вставая с пола и подтягивая штаны. Он уходит так же быстро, не сказав даже прощальных слов, а я только падаю лицом в пол, постанывая и надеясь, что однажды кто-нибудь все мне объяснит. На первом этаже уже никого нет, отец с мамой убирают посуду на кухне, пока я поднимаю оставленные мною вещи и гляжу в окно на удаляющуюся от дома машину Уджина. В чанову только садятся Чанбин и Ли Минхо. Последний вовремя поворачивает голову в мою сторону, прищуривает глаза, убирает челку со лба и подмигивает мне, усаживаясь на переднее сидение возле Бан Чана. Транспорт отъезжает, а я чувствую внезапное осознание того, что же случилось за эти последние несколько дней. Моя жизнь висит на краю пропасти. Я иду по тёмному туннелю.