v a l k y r i e

      Этим утром учитель начальных классов может гордиться мной, ведь те трудные и долгие минуты, проведенные в попытках донести до класса, полного детей от девяти лет, о важности утренней зарядки наконец-то доходят до меня. Не то, чтобы я был особенно рад проснуться сегодня, осознавая, что проспал чуть ли не на час больше, чем должен был. Но утренняя пробежка по дому с целью найти потерявшийся носок, отжимания до пола, чтобы понять, где я вчера бросил свой телефон, прыжки через ступеньки, чтобы поскорее добежать до входной двери, а так же кросс от самого моего дома до остановки, где я понял, что мой автобус благополучно уехал вдаль, однозначно взбодрили мой опустошенный организм. Я чувствовал, как вместе с последним транспортом уезжает моя надежда стать нормальным учеником, ведь на математику я не успею точно. До звонка на первый урок буквально пару минут, я иду быстрым шагом по узким улочкам, перебирая в голове варианты того, как лучше будет оправдаться перед заваливающей меня все утро сообщениями Суен. «Джисон, где ты?» «С тобой все хорошо?» «Почему ты не отвечаешь на мои сообщения?» «До начала урока десять минут, я надеюсь, что ты успеешь.» «Если твоя беличья сущность не явится, я позвоню Чонину и начну бить тревогу.» «Ты — труп, Хан Джисон.» Охотно верю каждому ее сообщению, торопясь прийти в корпус к концу первого урока, чтобы никто из учителей не заметил меня, прогуливающегося по зданию школы во время занятий. Не помню даже, откуда у девушки взялись прямые ассоциации меня с белкой, но теперь я постоянно вынужден выслушивать сравнения с грызуном, подмечая, что на некоторых фотографиях, где я ем, мы действительно идентичны. Уж лучше быть белкой, чем трупом. Проспать сегодня никак не входило в мои планы; после странного сна с участием моего старого знакомого, я всю ночь ворочался, просыпаясь от резких приступов тошноты и головной боли, которые закончились только к утру, когда я уже успел полностью растерять уверенность в том, что смогу дожить до восхода солнца. Слава богу, маме не пришло в голову зайти в мою комнату: увидев она меня в таком состоянии, я остался бы навсегда на домашнем обучении, не выходя из дома и не контактируя с людьми во избежании какой-нибудь инфекции. Даже не хочу знать, как я выгляжу со стороны, учитывая мои утренние скорые сборы и ночные кошмары, которые были будто совсем из реальности. По сравнению с Суен, что даже в самые тяжелые для нее дни выглядит, будто сошла с обложки журнала, я кажусь жалким оборванцем, вечно ходящим рядом. Если же к нам присоединяется Чонин… Как будто два взрослых и успешных человека приютили свинью беличьего происхождения. Успеваю точь-в-точь к концу первого урока. Тихо прохожу мимо кабинетов, в которых уже давно идет занятие, а мозги учеников кипят настолько сильно, что стеклянные наполовину двери тут же запотевают. Хотя, может это учителя, вечно пьющие от нашей тупости. Смотря какой предмет, конечно. По всему первому этажу раздается стон, принадлежащий мне. Кто же, черт его побери, додумался ставить еще одну физику сразу после математики? Я еще не отошел от морального потрясения из-за утреннего опоздания, а тут целый час в одном кабинете с Бан Чаном. Пытка похуже, чем в восемнадцатом веке, точно вам говорю. В коридоре раздается мелодичный звонок, побуждающий всех студентов повыбегать из своих кабинетов со скоростью света, сбивая все на своем пути. Куча подростков, среди которых я легко теряюсь, пытаясь выбраться к нужному мне кабинету. Вижу Суен, поправляющую свои темные длинные волосы, которая заходит в класс физики в одиночку, стараясь нагнать девушку. Уже почти у самого входа врезаюсь в долговязого русоволосого парня с пухлыми губами и родинкой под левым глазом, который тут же ухмыляется, продолжая свой путь. Хоть бы извинился, ради приличия. Странно, что я не видел его раньше в школе; любой человек с другим цветом волос замечается мной практически за несколько метров, а этот никогда не попадался на глаза. Необычно. Суен сидит за партой, постукивая карандашом по деревянной поверхности, при этом заглядывает в телефон и надувает щеки каждый раз, замечая там отсутствие отклика. — Я пришел, — осторожно подхожу к девушке, чтобы не попасть под горячую женскую руку. — Я вижу, — огрызается, но тут же осматривает внимательным взглядом, обеспокоенно вглядываясь в синяки под моими глазами. — Что случилось? Улыбаюсь, присаживаясь рядом, глажу девочку по голове и достаю свою тетрадь по физике. — Просто проспал. Ничего страшного. — У тебя такие синяки под глазами. — Ну, ты тоже не особо бодрая. Чем вчера с Чонином занимались? — Спрашиваю, сразу же получая ответную реакцию в виде сильного удара по ноге. Понял, принял. Суен рассказывает, что все, что им удалось найти об умершем восемнадцать лет назад парне — полное имя, дату рождения и информацию о том, что его родители покинули Асан практически сразу после смерти парня. Ни адреса, ни даже сводок из школы. Будто после трагедии все разом забыли о человеке по имени Хван Чонхи. Это огорчает меня, но я не решаюсь рассказать подруге о сне, преследовавшем меня сегодня ночью. Тогда придется посвящать ее в историю с Феликсом, а это абсолютно исключено. Мне бы самому разобраться, кто это парень, который даже снится мне начинает от, видимо, большой на него обиды за тот случай в лесу. Тишина заполняет класс только тогда, когда со звонком, буквально ввалившись в кабинет, заходит учитель Бан. Темные глаза опасно сверкают при солнечном свете, руки сжимаются и разжимаются, а вены на шее вздуваются так, что даже ребята с последних парт охают от оцепенения, охватившего их. Все понимаю — шуток сегодня не будет. Как на иголках, мы терпеливо вслушиваемся в голос учителя, который по-прежнему остается достаточно мягким и спокойным, записывая за ним все, а потом решая задачи, который он дает. Никто даже не заикается об их очевидной сложности для детей, только начавших разбираться в теме, потому что лучше потом получить двойку, чем умереть от такого пронзительного и тяжелого взгляда учителя. Чан садится за стол, расстегивая пуговицу на пиджаке и ослабляя на нем же манжеты, пока я, сопротивляясь своим желаниям, стараюсь не смотреть на него. Это выходит очень плохо, потому что он-то смотрит. Причем неотрывно, только на меня. Так, что дышать становится почти невозможно. Почему-то я провожу параллель в их с Минхо взглядах. Если Минхо я совсем не боялся, чувствовал даже, что тот точно не обидит, то с Чаном так не выходит. Напряжение между нами, как говорит мама, ложкой есть можно. И слава богу, что никто не замечает этого, слишком усердно пытаясь решить примеры, потому что, увидев кто-либо мои молчаливые гляделки с учителем, точно можно подумать совсем не о том. Чан скорее не злиться на меня, просто ожидает чего-то. Будто я задолжал ему какую-то вещь, о которой и сам не догадываюсь. Хотя… Красная бутылочка лежит на дне моего портфеля, хорошо припрятана ото всех, кто решиться заглянуть внутрь. Я стараюсь не расставаться с ней не на секунду, но особенно это чувство того, что я обладаю чем-то очень важным, после сна с Феликсом становится совсем явным. Суен постоянно кидает взгляды на мою ногу, дергавшуюся от волнения, но спросить не решается — нарушить тишину, образовавшуюся в классе, сейчас просто нежелательно. — Хан Джисон, останься после урока, — как гром среди ясного неба звучит голос Бан Чана. Не поднимаю на него глаза, киваю и знаю, что тот заметил. Суен пихает меня в бок, поднимая одну бровь и спрашивая этим: «Что ты натворил, Джисон?» А я только улыбаюсь ей уголками губ, надеясь, что подруга не сильно обеспокоиться таким раскладом дел. Ей не нужно ничего знать о моей связи с учителем, дружескими отношениями, завязавшимися между нами в вечер, когда я спасал из грязного переулка Чанбина, потому что она все еще считает Бан Чана просто случайным прохожим в тот раз. Урок заканчивается так же резко, как и начался; ученики молча собирают свои вещи, направляясь на выход и прощаясь с учителем поочередно. Суен сначала стоит возле моей парты, а потом только шепчет о том, чтобы я нашел ее, и уходит вслед за ребятами, поглядывая на продолжающего сидеть учителя. Дверь за ней закрывается, я чувствую накал страстей, происходящий внутри помещения, но заговорить первым не решаюсь. — Минхо рассказал о том, что видел тебя в компании какого-то незнакомого парня, — начинает блондин, опуская на стол ручку, до этого лежащую в его руках. — Ночью, Джисон. Проклятый Минхо с его предательством. Я ведь боялся, что он расскажет все. — Это не то, о чем вы подумали, учитель Бан, — тут же начинаю оправдываться, поглядывая на учителя из-под челки. — Серьезно, Сони? Я, по-твоему, дурак? — Нет, учитель Бан. — А мне кажется, что дурак тут только ты. — Бан Чан говорит чуть громче, продолжая: — Ты хоть понимаешь, какому риску подвергаешь себя? Что с тобой может случиться на улицах, когда повсюду такая ситуация? — Понимаю, учитель Бан, — говорю тихо, стараясь не навлечь мужчину на конфликт. — Чонин — мой хороший друг. Он не даст в обиду. — Джисон, твоя безопасность — главное для меня, — учитель вздыхает, пока я ощущаю в груди странное чувство. — Не играй с огнем. — Я понял вас, учитель Бан. Кланяюсь ему, получая в ответ кивок головой. Бан Чан откидывается на спинку стула, запуская обе руки в белокурые волосы и слегка взлохмачивая их. Я вижу усталость на его лице, сутулую спину и несколько синяков, расцветающих бутонами на бледной коже рук. Синяки. Сынмин. Не ведаю своими дальнейшими действиями дальше, расстегивая портфель и доставая бутылек красной жидкости. Подхожу к столу решительным шагом, оставляя вещь на поверхности, а потом разворачиваюсь, завидев округлившиеся от шока глаза старшего, его дрожащие руки и глаза, сверкнувшие на мгновение голубым. Убегаю из класса раньше, чем успеваю услышать крики учителя.

***

Когда я звоню Чонину, чтобы поделиться с ним сумасшедшей идеей, пришедшей в мою голову совершенно неожиданно прямо после уроков, мне отвечает сонный и тихий голос парня. Чонин материться на том конце, чем-то шурша, потом я слышу хлопок двери и шарканье ног по паркету, лежащему в доме Янов. Он сегодня снова прогулял школу, потому что был слишком уставшим из-за вчерашних посиделок с Суен, а на мое замечание о том, что в школу ходить нужно, я услышал только парочку новых выражений, добавленных позже в копилку «издеваемся над Хан Джисоном, потому что можем». Чонин, несмотря на всю сонливость, тут же пробуждается от моего взволнованного голоса, оповещая, что будет ждать у себя с едой и колой. Я, окрыленный чувством приближающегося наполнения своего желудочка, прощаюсь с Суен и быстро покидаю территорию школы, доходя до остановки за рекордное для меня время. Автобус наполовину пуст, чем я и пользуюсь, садясь на свободное место возле окна и доставая телефон, чтобы открыть заметки. Решение поделиться с Яном сном приходит совершенно спонтанно. То ли дело в смелости, открывшейся перед учителем Баном, то ли в том, что я просто устал в одиночку размышлять над внезапными подсказками судьбы, которые буквально каждый раз оказываются на моем лице в виде священной божеской пощечины. Это все раздражает, не дает концентрироваться, тогда почему бы просто не выпалить часть своих переживаний на друга и товарища, что точно сможет хотя бы сложить все в единую картину. Я пытаюсь отразить в заметках имена, которые мне удалось услышать в сегодняшнем сне. Лица и события уже довольно размытые; я удивлен тем, что не забыл ничего из приснившегося, потому что обычно именно так и происходит на утро. Картинки всплывают один за одной; красивые девушка и парень, их друзья и человек, с фамилией Хван, смутно напоминающий мне того парня со снимков. Выходит довольно плохо, потому что ничьи имена я больше не в состоянии вспомнить, довольствуясь лишь образами героев. Мог ли мой мозг просто подкинуть случайную ситуацию с человеком, о котором я думал на протяжении всего вечера? Скорее всего, так оно и есть, потому что никаких более разумных объяснений у меня нет. Чонин и вправду ждет меня; стоит мне только зайти в квартиру, как желудок начинает бурчать от аромата еды, услышанного на кухне. У плиты стоит он, перемешивая что-то в сковороде. Оглядываю его со стороны, а потом начинаю смеяться, обращая на себя внимание парня. — Чонин, ахахах, черт, — смеюсь, запрокидывая голову назад и ударяя пару раз по бедру ладонью просто по привычке, — что на тебе надето, ахаха, Чонин. Младший оглядывает меня скептичным взглядом: — Это мой дом, придурок. В чем хочу, в том и хожу. Вполне честно, но, учитывая, что на парне сейчас бледно-розовая пижама с единорогами, бегущими за пончиками по огромной радуге, сложно сосредоточиться на чем-то, кроме смеха. Интересно, он вчера и с Суен в таком виде сидел? Такое ощущение, будто под главным шкафом с вещами темного и мрачного Ян Чонина — грозы девочек и нун, хранится ящичек с розовыми вещичками, которые тот надевает только в строжайшей секретности у себя дома, пока готовит обед. Не переставая смеяться, ловлю на себе обиженные взгляды парня, который уже почти собирается выплеснуть мне содержимое сковороды на голову. Сажусь за стол, подтягивая под себя ноги и замечая, что на мне носки разного цвета. Зашибись, ты еще и дальтоник, Джисон. — Чего это ты приперся ко мне? — «Дружелюбно» спрашивает у меня Чонин, когда я дожевываю жаренную курицу и картошку. Что тут сказать, если Ян не станет в будущем полицейским, я лично отдам его на курсы кухарок, потому что такому таланту нельзя пропадать. Он стоит, конечно, ниже, чем мамин суп из говядины, но однозначно поднимается по лестнице моей любимой еды выше шоколадных батончиков и молочного коктейля. — Мне приснился странный сон, — начинаю я, затягивая парня в интересную историю моих приключений в мире фантазий. На этом рассказ не прекращается, потому что под допытывающим взглядом младшего мне приходится раскрыть абсолютно все, что произошло со мной за последний месяц жизни. Повествую об отношениях с Чанбином, встрече с Сынмином, странном Феликсе, неизвестных мне бутылочек с красной жидкостью, которые в моем сне рыжий называет лекарством. Чонин слушает внимательно, опытным следовательским взглядом, который он унаследовал от отца, сканируя каждый мой жест и слова, чтобы потом составить огромный пазл из всех событий. Он задает вопросы изредка, чтобы не перебивать поток моих мыслей, но всегда попадает в точку. «Почему Чанбину стало плохо?»; «Что связывает твоего Сынмина и вашего учителя с ним?»; «Кто этот Феликс?» и прочие вопросы, ответ на которых я бы и сам не прочь узнать. — Я все еще ничего не понимаю, — говорит Чонин, а я только согласно киваю. — Господи, Джисон, почему ты всегда находишь приключения там, где этого не следует делать? — Не знаю? — Мне кажется, что тебе нужно поговорить с Чанбином. Если все твое окружение связано с ним, то с него и нужно начинать, — делает вывод Ян, задумчиво разглядывая столешницу. Мы просиживаем в тишине больше часа, каждый из нас пытается обдумать всю информацию, сказанную на этой кухне, чтобы окончательно не сбиться с пути. Я рад, что смог рассказать все парню, потому что совсем неизвестно, сколько еще времени я бы смог все держать в себе. Идея о разговоре с Чанбином пугает меня сильнее, нежели все остальное в данной ситуации. Когда мы находились в моей комнате спустя такой длительный период времени, я чувствовал себя странно. Он ведь когда-то был для меня самым близким человеком, ничего не скрывал. Или я даже не подозревал, что Со может что-то утаить от меня. Жизнь четко разделилась на две части, каждая из которых совсем мне не импонировала. В прошлой жизни я был никем, а сейчас, став неким центром каких-то происшествий, мне страшно. Если Чанбин не захочет говорить со мной, будет понятно. Он ничего и не должен по сути; наши отношения закончились летним вечером, после которого мы перестали разговаривать, но сейчас все подталкивает меня к бывшему другу. — Ладно, хён, давай так, — выдает Чонин после длительного молчания, — мы решим твою проблему с другом, а потом займемся делом. Это «мы», сказанное почти невзначай, греет мое сердце в надежде того, что компания Яна действительно поможет мне справиться. Если не с поимкой убийцы Джихуна, то хотя бы с личными отношениями с Со Чанбином.

***

Чан бежит в свою машину после уроков так быстро, как только может. Грымза, отвечающая за расписание, совсем ненавидит Бана, выставляя ему в день по восемь уроков после единственного прогулянного дня на работе. В рабочей сумке лежит та самая бутылка, врученная Джисоном два урока назад и, Чан может и не уверен, но практически слышит, как жидкость перетекает из одного угла емкости в другой. У Чана дома сейчас бардак — он знает наверняка, потому после того, как Чанбин переехал к нему жить, все пошло наперекосяк. Со еле ходит, поэтому частенько сбивает собой любые стоящие не так предметы. Подросток даже приготовить себе не в состоянии, поэтому Бан волнуется каждый раз, идя в школу преподавать. Он знает, что во время его отсутствия дома всегда есть Минхо или Уджин, иногда Сынмин, но легче не становится. У Бана проблемы крупные, потому что помочь он не может совершенно никак, только волосы на голове от нервов вырывает, да ногти на руках постоянно надкусывает, чтобы не сильно палиться перед детьми. Царапает запястья, когда Со не отвечает подолгу. Все равно заживет быстрее, чем успеют остаться следы, а вот Чанбин так не восстанавливается больше. У Чана из-под контроля все вышло еще сильнее тогда, когда в его жизни появился Хан Джисон. Низкорослый, с вечно мешающейся на лице челкой и умением спать на уроках, не замечая ничего вокруг. Джисон выглядит совсем по-детски, когда, сам того не замечая, надувает пухлые беличьи щеки и глаза опускает в пол из-за чувства вины. Бан Чан удивился, когда ему сказали, что защищать придется именно его; парень, конечно, похож на свою маму, но только внешне. Так, Хан намного неуклюжее, наивнее и доверчивей, чем нужно. Им всем бы только пользоваться подвернувшейся возможностью в лице Джисона, но Чан не даст. Он всем запретил общаться с Ханом, потому что ему еще одной трагедии не нужно. Правда, Сынмина не переубедить — тот с полной уверенностью твердил о том, что не тронет нового друга. Минхо даже ухом бы не повел. Он только узнал правду и сразу в Асан, чтобы поближе быть. Суется постоянно, хочет Джисона видеть, да только Чану это не нужно совсем. Бан залетает в дом, скидывая по пути обувь и пиджак, доставая из портфеля лекарство и кидая его следом на пол. Он практически бежит в гостиную, откуда слышатся приглушенные звуки. Чан сразу после ухода Джисона позвонил всем, угрожая, чтобы все явились сегодня. Чанбин лежит на диване, одной рукой обнимая подушку, а другой листая каналы на включенном телевизоре, Уджин читает что-то в кресле, стараясь не обращать внимания на младших, а Минхо и Сынмин опять спорят о чем-то так, что вены на шее у обоих вздуваются периодически. Чан обеспокоено оглядывает всех, а потом, добившись полной тишины, присаживается напротив Чанбина, доставая бутылек. — Откуда ты это взял? — Удивленный и неожиданно взбодрившийся Уджин в миг оказывается рядом, поглядывая на янтарно-красную жидкость. — Чан-хён, — Чанбин кашляет, увидев спасительный препарат. — Госпожа Хан говорила, что пока не может найти рецепт. Откуда это у тебя? — Пей, — строго говорит Чан, поддерживая голову черноволосого и позволяя ему глотать жидкость. Оно подействует через час где-то, поэтому Чанбин тут же падает обратно на подушку, но все еще продолжает смотреть с немым вопросом в глазах. Все удивлены не меньше самого Чана, потому что госпожа Хан действительно не могла помочь вот уже долгое время, из-за чего Чанбин буквально умирал. Если бы не Джисон сегодня, Чану пришлось бы хоронить еще одного родного человека. — Это дал мне Джисон. В гостиной повисает тишина; все присутствующие даже не дышат, прокручивая у себя в голове единственное имя. Хан Джисон.

***

Я пытаюсь уловить смысл того, что рассказывает мне Чонин уже на протяжении десяти минут, но постоянно отвлекаюсь на розовую пижаму, раздражая этим парня все больше и больше. Ян пытается донести до меня смысл видеоигры, в которую мы решили поиграть сразу же после обеда. Не потому, что заняться нам нечем, а потому, что мелкую моторику полезно развивать в любом возрасте. Так оправдываю нас я, когда решаю отложить долгие переживания о Чанбине в дальний угол, где бы это не помешало думать мне о другом. — Ладно, Хан, если ты не хочешь по-хорошему, — говорит Чонин тихо, а потом наваливается на меня, начиная щекотать. В попытках вырваться я несколько раз стукаюсь головой, ногой и локтем, начиная истошно вопить. — Отпусти, мелкий засранец, — пытаюсь вылезти из-под хватки, но, в который раз, понимаю превосходство младшего надо мной. Мы катаемся по полу его гостиной, пока я не натыкаюсь на фотографию, расположенную возле телевизора. Ее никак не заметить, не вглядываясь в экран. На фотографии изображены ученики школы, стоящие в несколько рядов. Все одеты в темно-синюю форму, но фото довольно старое, поэтому еще виднеются бывавшие ранее обязательными значки с эмблемой старшей школы Асана. Вглядываясь в лица я замечаю точные сходства с теми людьми, что снились мне сегодня ночью, а потом, будто в замедленной съемке, подползаю к рамке и вижу то, что мне совсем не нравится, тут же сообщая об этом Чонину: - Это моя мама. Девушка из сна — моя мама.