***
В этот раз я снова прихожу домой под вечер. Никого из родителей это уже не смущает, они даже выпросили телефон Чонина и Суен для полного душевного спокойствия. Мне кажется, им намного легче принимать мою дружбу с этими двумя, нежели бывшие отношения с Сынмином и Чанбином, хоть и их мама приняла достаточно радушно. Папа пьет чай возле телевизора, когда я захожу, сразу же разуваясь и скидывая объемный рюкзак. Он замечает меня, кивает головой в знак приветствия и снова углубляется в телевизионный сюжет. В планах на сегодня только душ и вечерний просмотр фильма, поэтому я готовлю себе пару бутербродов и ухожу в комнату. Чонин запретил расспрашивать родителей о Хване, хотя, если честно, мой язык чесался от столь сильного желания. Я уже говорил, что не люблю, когда от меня что-то скрывают? По совету Суен, сегодняшним фильмом стала мелодрама, от которой я сначала получал максимум недовольства, а потом, когда финальные титры появились на черном экране, я увидел свое зареванное лицо, распухшее и красное из-за испытываемых эмоций. Кто же знал, что главный герой настолько сильно влюбиться, потеряв голову, что решит пожертвовать собой в конце. Я вот не знал, поэтому, все еще с подрагивающей от плача губой, тянусь к телефону, собираясь написать девушке все, что думаю о ней. Если для нее вечерние истерики над таким фильмом — обычное дело, то для меня, как для представителя сильного пола, очень непростительно столько много реветь из-за плохого конца. Отправляю Суен несколько плачущих смайликов, после которых девушка сразу же набирает меня, спрашивая, что случилось. От причины, названной мной резким и надрывающимся голосом, девушка начинает смеяться. Пока я слушаю, как она в полной прострации тешится над моими задетыми чувствами, кто-то приходит. Дверь достаточно громко хлопает. Сначала я думаю, что мама могла пораньше освободится с дежурства, но потом с первого этажа очень громко и протяжно слышится мое имя, сказанное отцом и просьба спуститься вниз. В коротких домашних шортах, растянутой футболке, которая сопровождает меня с двенадцати лет, я спускаюсь вниз, не волнуясь даже о волосах, больше похожих на ураган после душа, и мокром от слез лице. Прижимаю к уху телефон, где подруга все еще посмеивается, рассказывая на том конце провода о том, что произошло. Пиздец приходит неожиданно. Ли Минхо стоит возле входной двери, пожимает руку моему отцу и неотрывно наблюдает за тем, как я с каждым шагом все замедляю свои движения, останавливаясь примерно на середине лестницы. На нем черные зауженные джинсы, белая футболка и красная клетчатая рубашка, расстегнутая на все пуговицы. Одна рука покоится в кармане штанов, а вторая, уже отпустившая руку отца, зачесывает каштановые волосы назад. Он неотрывно смотрит в мои удивленные глаза, посмеиваясь. Даже не знаю, что из этой ситуации напрягает меня больше всего: Минхо или то, что он пришел ко мне домой без приглашения. — Джисон? — Суен не поняла причину моего затянувшегося молчания. — Все хорошо? Ты не обиделся? — Нет, Суен. Мне нужно идти, я напишу тебе позже, — прощаюсь с подругой, скидывая звонок и наблюдая за непонятным мне яростным огоньком, сверкнувшем в глазах парня напротив. — Сынок, Минхо сказал, что вы собирались погулять, — папа что, действительно поверил словам Минхо? Качаю головой, собираясь убежать обратно в свою комнату и не выходить оттуда до завтра, но Ли, замечая мой настрой, тут же улыбается отцу, ставя жирную точку на всех моих сомнениях: — Да, мы собирались. Если вы не против, я подожду у Джисона в комнате, пока он оденется. Отец немного сомневается, а потом кивает головой, уходя обратно к дивану. Истерично оглядываюсь на спину мужчины, проговаривая про себя, что если Минхо окажется серийным маньяком и убьет меня, вина будет именно на нем. Как вообще можно так просто поверить словам незнакомого практически человека. Уже собираюсь громко кричать, как Минхо медленным шагом наступает в мою сторону, всем своим видом выражая, что мне сейчас лучше заткнуться и идти в свою комнату. Повинуюсь, поднимаясь наверх. В голове проносятся слова Феликса о том, что я нужен Ли. Я настолько нужен человеку, который видел-то меня всего пару раз в окружении своих и моих знакомых? Если я нуждаюсь только для того, чтобы стать его жертвой, будет немного неловко. Или страшно. Тут еще нужно подумать, потому что, с одной стороны, умирать мне не хочется, но умирать от руки такого красивого, а Минхо был невероятно красивым, человека даже приятно. Боже, Джисон, что за мысли? Я захожу в комнату, пытаясь быстро оглядеть ее на наличие какого-либо мусора, но все оказывается как обычно. Разбросанные книги, которые, на самом деле, строго на своих местах, даже если их место под моей кроватью. На столе все завалено учебниками, лежат несколько салфеток, которыми я пытался вытереть слезы после фильма, кружка и тарелка. Но все это неважно, потому что кровать заправлена и нигде не валяются мои носки. Вот это хорошая работа, Джисон. — Переодевайся, — слова Минхо звучат словно приказ. Он, как все обычно это делают, не осматривает мою комнату, не рыщет по книжным полкам, а просто садится на кровать, наблюдая за моим уже возмущенным лицом. — С чего это я должен идти с тобой? — Скрещиваю руки на груди, ожидая объяснений. — С того, — и все. Он больше ничего не говорит, откидываясь на выставленную сзади руку. Из-за почти прозрачной ткани кофты хорошо виднеется крепко сложенное тело. Мышцы напрягаются, на руках выступают эстетичные ручейки темно-синих вен, выделяющихся на красивой смуглой коже парня. Сдерживаюсь, чтобы не сглотнуть вязкую слюну, подступившую к горлу. Раньше меня не привлекали парни; боже, какой смельчак решится признаваться в этом, живя в Асане? Однако, Минхо был слишком красив в своей суровости и злости, свидетелем которой я становился уже несколько раз. — Я могу раздеться, если тебе так хочется. — Говорит он, замечая мой пристальный взгляд. Отшатываюсь, прикрывая горящие щеки ладонями, и поворачиваясь на сто восемьдесят, упираясь взглядом в шкаф. Слышу смешок Минхо, а потом резко становится тихо. Неужели, Хан Джисон, можно опозорится так быстро. Я пытаюсь понять, что происходит за моей спиной, все еще размышляя о том, как поскорее скрыться от этого наглого и чересчур смелого парня. Ничего не случается следующие десять секунд, и я уже собираюсь повернуться обратно, чтобы начать выражать весь свой гнев, но чувствую горячие и широкие ладони, ложащиеся на мою талию. Ли Минхо подходит ко мне вплотную, сжимая руки на теле и выдыхая горячий воздух на ухо. Я чувствую крепкую грудь, его дыхание на уровне моей макушки, и внутри меня, буквально за мгновение, разливается непонятное тепло, окутывающее полностью и с головой. Меня пугает наша разница в росте, потому что я ощущаю себя более уязвимым, а когда нечто, больше похожее на телефон парня, упирается мне в спину, становится совсем трудно дышать. — М-минхо, — заикаюсь, пытаясь отойти назад, но руки Ли крепко удерживают меня. — Джисон, — горячим шепотом так, что я чувствую его пухлые губы, слегка задевшие мочку уха. Правая рука с моей талии скользит выше, оглаживая тело и чуть поднимая футболку, слегка задевая напрягшийся тут же живот и поднимаясь выше, к шее. Он охватывает ее осторожно, чуть опуская мою голову в бок для того, чтобы его взору открылось обнаженное пространство ключиц, приближаясь к нему губами, начиная целовать медленно и осторожно. Я стону громко, не сдерживаясь и забывая об отце, сидящем внизу, потому что горячие и мягкие губы касаются слегка, останавливаясь на месте и прикусывая кожу. Минхо ведет носом по изгибу шеи, вдыхая запах тела после душа, а потом прижимается еще сильнее, давая ощутить чужое возбуждение, так не двусмысленно намекающая о истинности желаний парня. Чувствую, как мои ноги дрожат и, если бы не сильные мужские руки охватывающие меня, я давно бы упал. Минхо останавливается, просто находясь рядом со мной и вдыхая мой запах так, будто ему это жизненно необходимо, а потом шепчет тихим и сдавленным шепотом: — Мне так плохо, Джисон. Я не могу сдерживать себя рядом с тобой. Слова действуют на меня оглушающе, я отскакиваю от парня и трясущимися руками пытаюсь оттянуть футболку как можно ниже. Начинаю питать ненависть к самому себе, ведь практически позволил Минхо воспользоваться и унизить меня. Это все давит, я чувствую ком в горле от приближающейся истерики и изо всех сил стараюсь сдерживать слезы. Ли же, кажется поняв, что только что натворил, смотрит ошарашенными глазами, пытается подойти поближе и говорит какие-то тихие успокаивающие слова о том, что он не хотел так делать. Конечно, намного легче сказать такое, потому что он точно не ощущает себя грязно. Всего лишь подошел, всего лишь обнял, только вот делал это явно с другими намерениями. — Прости меня, — извиняется, когда я сползаю вниз по стене, рассматривая свои колени и не моргая при этом. — Я не хотел. — Нет, ты хотел, — всхлипываю, убирая красное от стыда лицо в ладони. — Сони, — слышу, как парень присаживается возле меня, а потом начинает слегка поглаживать по ноге, чтобы я успокоился. Этого не происходит, потому что любое прикосновение Ли обжигает, давая прочувствовать всю остроту ситуации. Я не понимаю действий этого парня, не понимаю все его слова, произнесенные в порывах эмоций, мне даже не понятно, почему он пришел ко мне домой сегодня, но, даже если я бы начал возмущаться по этому поводу, никто бы не дал мне ясного ответа. Каждый чертов человек в моей жизни сейчас не может дать мне ничего из того, что я хотел бы знать. — Зачем ты пришел? Я успокаиваюсь только спустя двадцать минут, когда разрешаю Минхо подойти ближе и обнять мои плечи. Он ничего больше не делает, только бормочет что-то о том, что виноват передо мной, а я молчаливо соглашаюсь, кивая головой. Странно, что отец даже не удосуживается подняться в комнату, я ведь правда надеялся, что его эта ситуация приведет хоть в какое-то чувство заботы о собственном ребенке. Хотя, если даже учитывать, что он не обратил внимание на странные звуки со второго этажа, ему это совсем неинтересно. — Я хотел пригласить тебя погулять, — говорит Минхо, немного отодвигаясь от меня. — Подумал, что стоит извиниться за то, что я рассказал все Чан-хёну. Вспоминаю эту ситуацию и морщусь, откидывая голову назад: — Я помню. Еще ты чуть не сломал руку моему другу, — начинаю припоминать Ли все не очень приятные моменты, замечая, что парень даже не пытается как-то себя оправдать. Будто все, что он делал — нормально. — И чуть не… — Я ничего бы не сделал, — мы оба понимали, что я хотел сказать дальше, но моей смелости было слишком недостаточно, чтобы озвучить все произошедшее ранее. — Ничего без твоего согласия. Добавляет, пока я давлюсь воздухом и бью себя по груди ладошкой. Он невероятно наглый, напыщенный, самовлюбленный и эгоистичный, раз думает, что ему так просто можно заявлять все это мне в лицо, не заботясь о чужих чувствах и эмоциях. Даже моя реакция никак его не смущает, потому что парень полностью уверен в том, что говорит. В отличии от меня, потому что я даже не знаю, как на это все реагировать. То ли все действия Ли направлены на то, чтобы вывести меня из себя, то ли он просто феерический дурак, у которого вместо мозгов чайная ложка. — Давай-же, Джисон. Собирайся. — Не хочу никуда с тобой идти, — встаю, собираясь открыть дверь и выставить придурка-Ли из моей комнаты, но он опережает меня, поднимаясь с пола и хватая мою руку. Не так, как это было с Чонином — грубо и злостно, а скорее предупреждающе, чуть надавливая на запястье. — Не заставляй меня принуждать тебя, — почти шипит Минхо, посматривая в мои глаза из-под каштановой челки. Зрачки его чуть расширяются, а губы сужаются в тонкую полоску. — Ты — придурок. Выпаливаю, понимая, что парень не собирается просто так оставить меня в покое. Уж лучше я прогуляюсь с ним, отмучаюсь, а потом попрошу, чтобы тот больше никогда не приближался ко мне, чем сейчас буду страдать от его надоедливости в собственном доме без права на защиту и помощь от отца. Вытягиваюсь из крепкой хватки, продолжая презрительно смотреть на него и удивляться, как даже в такой ситуации, где он кажется мне совершенно очевидным плохим героем, Минхо выглядит идеально. Его волосы растрепались после стольких движение, футболка давно смята от моих рук, которыми я пытался его оттолкнуть, а на тыльной стороне ладони видны небольшие красные полосы тоже от моих рук. Одеваюсь неспешно, нарочно растягивая время, очень долго выбираю кофту, в которой собираюсь пойти, хотя, в принципе, в моем гардеробе их около трех, а потом еще минут пять трачу на то, чтобы уложить волосы, однако сам прекрасно понимаю, что после душа ничто уже не поможет. Минхо совсем не волнует мое ребяческое поведение, он стойко выжидает и даже не пробует как-то меня поторопить, поэтому я очень быстро понимаю, что этого парня практически невозможно вывести из себя. Он старается почти на меня не смотреть и, о, боже, я что, действительно замечаю отголоски вины в его лице? Конечно, это скорее минутное помутнение сознания, потому что Ли Минхо не способен испытывать жалость и сочувствие, но что-то внутри меня яростно кричит, что я просто не пытаюсь его понять. Очевидно, что не пытаюсь. Я даже и не собирался, на самом-то деле, и мне лучше было бы забыть о таком человеке еще в тот раз, как я увидел его в классе Бан Чана, но судьба, будь она проклята, будто нарочито сталкивает нас, открывая мне только плохие стороны Минхо. «Одумайся, Джисон!» — точно кричит мне жизнь-матушка, но я, видимо совсем поехав, все равно иду на прогулку с Ли. Отец напоследок говорит, чтобы я вернулся до комендантского часа, а я только подмечаю у себя в голове, что он даже не заметил бы, придя я на час позже. На улице дует морозный ветер, а Минхо даже не пытается укрыться, будто для него температура всегда больше двадцати градусов, пока я, как маленький ребенок, засовываю половину лица в горловину толстовки, укрываясь от потоков воздуха. Ли действительно ничего не делает, просто идет со мной рядом и молчит, рассматривая землю под ногами. Если вся наша прогулка будет состоять из этого, я лучше сразу брошусь под следующую проезжающую машину. Но, парень почувствовав мой настрой, тут же становится более расслабленным и начинает говорить: — Я правда не хотел рассказывать о твоей прогулке Чан-хёну. Так получилось, — оправдывается парень. — «Так»? — Спрашиваю его, недоумевая. Мы проходим мимо множества магазинов, где уже вовсю горят неоновые вывески. — Мы не можем ничего от него скрывать. Сколько бы не старались, хён всегда узнает правду. — Наверное, он натренировался на детях за столько лет работы в школе, — предполагаю тихо, но Минхо все равно слышит. — Ты думаешь, мы настолько старые? — Да? А сколько тебе? — Спрашиваю первый раз за все общение, не ожидая, что мне ответят правду. — Двадцать три. Чан-хёну двадцать четыре. Минхо называет цифру, а я в это время пытаюсь отойти от шока. У нас семь лет разницы, что является действительно большим промежутком для меня. Это, получается, он уже пошел в школу, когда я только родился. И тогда, все его действия в моей комнате смахивают больше на нарушение закона, от чего становится еще более неприятно. Я не удивлен возрасту Бан Чана, потому что он — учитель, а значит, что определенное количество лет было потрачено на получение образования. Но, тогда возникает другой вопрос. Почему Чанбин общается с людьми, которые настолько его старше? Если их связь с Сынмином я объясняю тем, что Уджин, как друг старших, мог познакомить их, то вот Со, у которого во время дружбы со мной больше-то и не было друзей, совсем никак не вписывается в эту логическую цепочку. — Чего завис? — Спрашивает Минхо спустя несколько минут непрерывного моего молчания, пока я пытаюсь придумать оправдание, дабы не вдаваться в подробности своих размышлений. — А ты видел динозавров? Единственное, что приходит мне в голову. Я у родителей очень умный ребенок, что тут сказать. Минхо мой вопрос никак не смущает, только смешит неимоверно, потому что последующее время нашей прогулки мы проводим за спорами о возрасте, обсуждаем старые фильмы, которые, как оказывается, являются приоритетными для парня, а потом даже затеваем спор, касающийся того, что Леонадро ДиКаприо легко бы вместился на деревянную дверь вместе с Розой. На удивление, спустя какое-то время общения с Минхо, становится легко. Я не чувствую угнетения, только безграничное тепло, которое заполняет меня каждый раз, стоит Ли засмеяться над моей шуткой или нелепой запинкой, что происходят слишком часто. Я постоянно спотыкаюсь об какие-либо предметы на земле, но Минхо только очаровательно улыбается и становится намного ближе ко мне, чтобы, в случае чего, подать руку помощи. Ничего, кажется, не тревожит мне во время этого общения, будто сейчас, когда мы вместе, все именно так, как и должно быть. Знаете, то чувство, когда вы надеваете новую вещь и чувствуете себя в ней тепло и уютно настолько, что потом не хочется вылезать или менять это. Только быть в ней постоянно, ощущать ту радость и зависимость, совсем немного охватившую вас. Именно так я и представляю наше с Минхо общение сейчас, потому что даже те ужасные вещи, которые произошли часами ранее в моей комнате скрываются за пеленой улыбок, соприкосновений рук, когда я боюсь упасть, и имбирного печенья, что парень купил для меня, когда я проголодался.***
Утром я чувствую себя лучше, чем вчера, потому что в запасе остается еще куча времени, а дома никого не оказывается, что только играет мне на руку. Я неспешно моюсь, пью кофе и завтракаю, листая ленту в телефоне и улыбаясь. Минхо действительно привел меня домой до комендантского часа, обняв на прощание и пообещав, что впредь будет относится ко мне намного серьезнее. Что он имеет ввиду под серьезностью, я спросить не успеваю, но все равно чувствую значительное облегчение. Чонин звонит ближе к полуночи, сообщая, что будет ждать нас с Суен дома, как обычно, после уроков, и эта мысль в моей голове мешает спать. Может ли узнанное мною сегодня разрушить мою привычную жизнь, потому что я буквально лезу в прошлое, где участвовала моя семья, не предупреждая их? В школе мы все время ходим с Суен; многие подозревают, что между нами есть какие-либо отношения, но по совету девушки я стараюсь не обращать на это внимание. Уж лучше пусть они считают так, чем ищут иную причину нашей внезапной близости. Благодаря темноволосой я получаю пятерку на биологии, выкрикнув правильный ответ, сказанные мне шепотом на ухо, а на перемене она отдает мне большую часть своего обеда, объясняя это тем, что мне пора бы начинать набирать мышечную массу, если я и дальше планирую играть в следователя по ночам. — Думаешь, я нравлюсь Чонину? — Спрашивает она у меня, когда после уроков мы спускаемся на первый этаж, дабы забрать вещи и пойти к парню. Удивленный таким вопросом, я неотрывно наблюдаю за ней, ожидая продолжения. — Я ведь после Джихуна сама себе указала не влюбляться. Ее лицо в миг теряет былую свежесть, показывая, насколько сильно девушку беспокоит данная ситуация. Я хочу, чтобы она знала — я не стану осуждать, даже если всем покажется это неправильным. Смерть Джихуна была сильным ударом по многим людям, но всем нам нужно жить как-то после нее. Не думаю, что наша вечная скорбь поможет найти убийцу Чона и справиться с той халатностью следователей Асана. — Мы практически постоянно общаемся, даже больше, чем я разговаривала с Джихуном, — говорит снова, оглядываясь по сторонам, чтобы никто нас не подслушивал. — Но Чонин такой непробиваемый: сложно понять, о чем он думает и чего желает, поэтому я и не знаю, можно ли делать следующий шаг. — Ты хочешь… — запинаюсь, не решаясь озвучить эту мысль. — Я не думаю, что могу встречаться с ним, но его компания намного приятнее, чем вечное одиночество, — поясняет Суен, и мы перестаем об этом разговаривать, заходя в автобус и присаживаясь на свободные места. Она достает свои наушники, чтобы я включил для нас музыку, пока я раздумываю над тем, как помочь ей в этой ситуации. — Я могу поговорить с ним, знаешь, — отвечаю спустя время, поглядывая на подругу. — Спасибо, Джисон. Ты — чудесный друг, — Суен приподнимает уголки губ вверх, соглашаясь с моим предложением, пока я опираюсь головой об стекло транспорта и смотрю в даль, жалея о том, что не могу в этой ситуации выручить всех людей, которые были бы мне дороги.***
Мама Чонина выглядит также изысканно, как и в первый день нашей встречи. Она улыбается, чуть завидев меня и Суен на пороге, а потом радушно предлагает пройти в гостиную, где нас уже ожидают кружки горячего чая и несколько булочек, явно свежеиспеченных. Чонин обнимает Суен, затем меня, а потом подмигивает нам обоим, давая знать, что план в силе и ждет своего исполнения. — Я так рада, что у Чонин-ы появились друзья, — говорит госпожа Ян, присаживаясь на кресло рядом с диваном. На ней шелковый домашний халат и черные тапочки, которые сразу же создают в моей голове образ типичной американской домохозяйки. — Он у меня замкнутый мальчик. — Мам, — протягивая гласные, канючит парень, натягивая капюшон толстовки по самый подбородок и скрывая раскрасневшееся лицо. Он выглядит настолько мило и по-детски в этот момент, что все начинают тут же улыбаться, раздразнивая Чонина еще больше. — Я тоже рада, что мы подружились, — Суен отпивает чай, переглядываясь с нами и обворожительно улыбаясь женщине, производя впечатление девочки-отличницы, которой многие и считают Суен. Мы пьем чай, пока мама Чонина рассказывает нам о его детстве и иногда бегает за фотоальбомами, где маленький улыбчивый мальчик показывает свои выразительные ямочки и лисьи глазки, позируя на камеру. Меня настолько умиляет все это, что скоро снимки такого Яна оказываются в моей галерее под возмущенный крик младшего. Госпожа Ян кажется мне намного добрее сейчас, нежели в обществе мужа-следователя, потому что она шутит, смеется и громко возмущается, когда Чонин роняет на пол булку, не стесняясь и не делая вид, будто в ее руках весь мир. Это не удивляет меня; Чонин уже рассказывал про жестокость своего родителя, так что, поведение жены вполне точно описывает весь страх семейства перед ним. — Так вы знали мою маму? — Говорю я как бы невзначай, после того, как половина моей кружки оказывается пустой. — О, да, мы учились вместе, — снова улыбается женщина, не подозревая общего заговора. — Юджу была такой милой девочкой, пока не начала встречаться с твоим отцом. — Правда? — Чонин начинает свою игру в «плохого-хорошего копа», стараясь вынудить как можно больше информации. — Да. Ее семья была очень прилежной, поэтому Юджу училась только на пятерки и всегда любила порядок. А потом она познакомилась с Со Доён, — женщина выдыхает, продолжая. — Ох уж эта противная девочка; она постоянно лезла ко всем парням, срывала уроки и не соблюдала школьные правила. Когда девочки подружились, твоя мама начала отношения с Джиеном, и тогда все пошло наперекосяк. Их компанию все знали, я даже побаивалась находиться рядом, потому что была младше. — Почему их боялись? — Спрашивает Суен, перебивая госпожу Ян. — Они были странными: вечно о чем-то шептались, распивали что-то красное на переменах. О, а еще их постоянно ругали учителя за ярко-синие линзы, но никто из них не переставал их носить. Хотя, я всегда удивлялась тому, как быстро они меняют цвет глаз. Такими пугающими были, если честно. После упоминания ярких глаз и темно-красной жидкости, что-то внутри меня громко рушится, разбивая последние надежды на то, что все происходящее вокруг меня — простое совпадение. Больше всего меня пугает причастность моих родителей к этому, а еще то, что ни разу за шестнадцать лет, я ничего подобного в семье не замечал. Чонин, замечая мои дикие от волнения глаза, пересаживается поближе, кладя ладонь на мое колено и поглаживая его время от времени, пока госпожа Ян, не замечая ничего, углубляется в свой рассказ дальше: — Я помню, что в их компании был мальчик. Хван Чонхи, вроде бы. Такой невзрачный, постоянно был тенью. И когда он погиб, Юджу совсем перестала появляться в школе. Все в комнате напряглись, вслушиваясь в слова мамы Чонина, потому что никто еще не давал нам более объемного количества информации о происшествии. — Погиб? — Спрашиваю я, проглатывая ком в горле. — Да, очень ужасный случай. Вся их компания потом разошлась по швам, только Юджу и Джиен вместе остались. Я и не думала, что их настолько это заденет, потому что, если честно, вся эта ситуация с Чонхи больше походила на нападение животного, а не убийство. Случается, знаете ли. Мы пропускаем ту часть, где госпожа Ян рассуждает о случайности этого дела, потому что всем троим очевидно — кто-то убил Чонхи так же, как и Джихуна. — В общем, семья этих Хванов потом уехала из Сеула насовсем, но, насколько я знаю, Юджу до сих пор скорбит очень сильно. И вся их компания тоже скорбит, хотя они и были главными подозреваемыми в деле. Они же были с ним в тот момент, когда он погиб. Кружка с чаем падает на пол, разливая горячий напиток на мои ноги. Получается, мои родители могли убить Хван Чонхи восемнадцать лет назад?