POV Чонин
Первый раз в жизни я чувствую настолько сильный страх. Он пронизывает до самых окончаний нервных клеток, задевает все органы в моем организме и парализует работу легких, удушая меня и оставляя без единого намека на дальнейшее существование. Мне не страшно за себя: я давно уже привык к липкому и мерзкому чувству, которое охватывает меня каждый раз, стоит только отцу произнести что-то недоброе в мой адрес. Я беспокоюсь за своего друга, потому что вся его жизнь была дешевой обманкой, в которой участвовали самые близкие ему люди. Знает ли Джисон о том, что было скрыто намеренно по отношению к нему? Конечно, нет. Я не уверен, что Хан сможет отличить истинные намерения от ложных подначек, поэтому времени у меня мало. Я убегаю из дома, не предупредив мать. Мне лучше не возвращаться сегодня домой, потому что отец будет зол и сможет натворить что-то плохое, если, конечно, я сам не сделаю хуже. Из всевозможных решений, что раньше струились в моей голове нескончаемым потоком, сейчас осталось только маленькое подобие на то, что мне стоит делать дальше. И оно состоит из двух слов: «Спасать Джисона.» Спасать Джисона, потому что он сам потонет в этом, если узнает. Спасать его, потому что я чувствую ответственность, которая легла на мои плечи после прочтения дневника. Будто сам Чонхи, сам того не зная, передал мне эстафету жертвенных друзей. У меня совсем нет времени на автобусы и пробки в центре города, поэтому я вызываю такси и прошу водителя ехать как можно быстрее к дому Ханов. В кармане пальто лежит дневник Хвана, который я перечитывал еще и еще в надежде, что смогу найти какой-то скрытый смысл или послание, а в голове — каша. Как справиться с тем, что буквально не существовало для тебя на протяжении всей жизни? Все мифы, которые я вычитывал в папиной старой фантастике, все глупые истории, которыми родители запугивали своих детей, чтобы те не шли гулять поздно ночью, все это оказалось реальностью, в которой я сомневаться не мог. По крайней мере, это объясняло все странности, происходящие вокруг, истории жителей, которые не могли взяться просто так, то, что случилось с Джисоном тоже было понятно на уровне именно этой легенды. Ощущаю себя тем самым персонажем в фильмах, который узнает все последним, долго думая и размышляя над очевидными вещами. Теперь мне хотя бы понятна вся паутина вокруг друзей и родителей Хана, нездоровый Чанбин и даже Хёнджин, мысли о котором участились в моей голове с осознанием того факта, что он — племянник погибшего Чонхи. Если восемнадцать лет назад Хван-старший смог спрятать родственника ценой собственной жизни, то зачем Хёнджин вновь лезет в это? Вопросов намного больше, чем ответов, поэтому я начинаю понимать вечно тупящего Джисона. Конечно, если вся история с волками теперь касается меня косвенно — я даже не должен был знать об этом — то Хан буквально живет в семье таких «людей». Я собираюсь рассказать ему обо всем, потому что любой человек заслуживает правды. Мне плевать на его родителей, плевать на душевное состояние друга после, потому что, когда правда будет раскрыта, мы с Суен придумаем что-нибудь и успокоим его. С такими мыслями я вылетаю из машины, расплачиваясь за проезд и добегая до входной двери за считанные секунды. Начинаю барабанить в дверь, не заботясь о хлипком материале, сначала руками, а потом добавляю ноги. Знаю, что выгляжу со стороны как поехавший псих, но ничего не могу с собой поделать, потому что желание достучаться сейчас превыше всего. Дверь открывает его мама: домашний наряд, состоящий из брюк и длинной кофты, тапочки и небольшой хвост на голове. Она выглядит молодо и хорошо для своих лет, но я не могу думать ни о чем другом, кроме как о том, что Юджу Хан — монстр, скрывавшийся за личиной овечки. Она оглядывает меня ошарашенным взглядом, замечая мои растрепавшиеся от постоянного движения волосы, сощуренные в гневе лисьи глаза и сжимающие подол пальто руки. — Где он?! — Практически кричу на нее, не заботясь о чертовых правилах приличья и манерах, присущих мне обычно. — Кто? — Женщина либо делает вид, будто она глупая, либо реально не понимает, почему друг ее сына прибежал к ней домой в поздний вечер, разнося дверь. — Джисон? — Да. Где он? — Написал, что гуляет в парке, — что-то внутри обрывается, подтапливая и без того гневное сердце. — Как вы смеете быть такой беспечной, когда вокруг происходит все это? — Не выдерживая, повышаю свой голос, замечая стоящего в коридоре отца Хана. Он выглядит грозно скорее потому, что я кричу на его жену, уже собираясь подойти к нам и разобраться с внезапным нарушителем тишины, но у меня совсем нет времени на эти разборки. Разворачиваюсь, собираясь бежать по направлению, где сейчас находится мой друг, когда Джиен задает вопрос: — О чем ты говоришь, сынок? — Хван Чонхи погиб, чтобы защитить своих друзей, но его гибель оказалась напрасной. Я не знаю, что происходит за моей спиной, но слышу всхлипывание женщины и чувствую свои собственные слезы, обжигающие кожу лица. До парка я добираюсь за рекордное время, тут же заходя вовнутрь и осматриваясь по сторонам в надежде найти знакомую мне макушку. Меня не волнует риск, на который я иду; не волнует, что парк темен и пуст, в нем могут скрываться убийцы Чонхи и Джихуна, потому что все, о чем я позволяю себе думать — Хан Джисон, который нуждается во мне сейчас. Бегу сквозь деревья, выходя на детскую площадку, огороженную специально. Захожу за нее, натыкаясь на просторный сквер, где на всю длину растянулись ряды лавочек и мусорных урн, что стоят здесь с прошлой весны. Никого нет: абсолютная тишина, прерываемая завыванием ветра и голосами птиц, которые раздаются где-то далеко за лесом, мои шаги, что почти неслышно отпечатываются на земле и отдаленный гул машин из-за проезжей части, что находится в паре километров отсюда. Темно и прохладно; я продолжаю шагать по вытоптанной людьми задолго до. Сначала ничего не попадается на глаза, да и бесполезно пытаться рассмотреть что-то в ночи, но, стоит мне выйти к финальным лавкам, я замечаю небольшой блеск, идущий прямиком с земли возле одного из мест для отдыха. Подхожу к нему, присаживаясь на корточки и забирая себе сверкающий предмет. Очки Джисона. Я знаю точно, потому что за те пару раз, что парень надевал их для нас, я, кажется, успел наделать тысячу фотографий Хана. Он невероятно милый, когда примеряет их, потому что пухлые щеки выделяются еще больше, а вечно удивленные глаза становятся выразительнее в разы сильнее. Сам Хан никогда не замечает в себе такого, предпочитая считаться для самого себя обычным парнем-подростком, но, будь я проклят, он чертовски обаятельный, красивый и милый, чтобы быть обычным. Мне понятно, почему Хан Джисон интересует Минхо, Чана и Сынмина. Потому что я, со своим ужасным характером, вредными привычками и странной внешностью никогда не буду таким, как Джисон. Паника накатывает, словно снежный ком, застревая в горле и мешая нормально думать. Я не знаю, кто и что мог сделать с моим уязвимым другом, до жути наивным и доверчивым, но думать о плохом не хочу. Это все равно, что бросать какое-то дело на середине, не успевая прочувствовать всю прелесть конечного результата. Поэтому, со скоростью света, в моей голове проносится безумная идея, которую я спешу воплотить в реальность. Мне не нужно вспоминать путь до дома Хёнджина, потому что это буквально все, о чем я думал в свободное время. Мне стыдно признавать, что красивым и длинноногим, с пухлыми и чуть влажными от постоянного скольжения по ним языка, Хван являлся в мои сны чаще, чем я успевал обдумывать это. Теперь мне понятно и поведение Джисона, когда тот думал о Минхо. Может, оборотни-парни обладают особыми волнами, которые заставляют таких, как я, думать о них? Не хочу выяснять. Испытываю дежавю, когда повторно стучусь в дверь только уже дома Хванов. Мне никто не открывает, в отличии от первого раза, поэтому добавляю звонкий и громкий голос, разносящийся по всей округе: — Если я узнаю, что вы что-то сделали с моим другом, снесу всем головы, обмочу в волчьем аконите и подвешу над камином, который обязательно куплю специально для этого, — чередую слова с ударами по двери, пока та резко не открывается. На пороге стоит незнакомый мне лично парень, но я точно видел его раньше. Кажется, это Уджин, потому что он похож на мишку-динозавра, как описывал его Джисон раньше. Даже думать не хочу о том, что этот тоже является оборотнем, отталкивая его и проходя в глубь дома. Странно, что меня не останавливают, но как-то плевать на это становиться, когда я вижу в комнате, названной Хваном гостиной, скопление людей. Практически все возле дивана: Чанбин, опирающийся на заднюю его запинку, Бан Чан, стоящий чуть поодаль, возле телевизора, Сынмин и Минхо, которые прижались к полу прямо напротив, а также Хёнджин, что просто сидел в кресле, не обращая кажется никакого внимания на происходящее, пока я не заявился. Сзади меня встал Уджин, поэтому я явно сдерживался, чтобы не начать пищать и кричать от страха, подходящего к головному мозгу. Я, в окружении шести полуволков, которые могут в любой момент убить меня, и мой друг, Джисон, который лежит без сознания на этом самом диване, где единственным признаком его все еще продолжающейся жизни является подымающаяся грудь. На нем никаких видимых повреждений, нет царапин и травм, укусов, который могли бы оставить животные, поэтому я немного выдыхаю. — Что вы, кучка неотесанных монстров, сделали с моим другом? Уже собираюсь начать разборки с дальнейшими последствиями, как блондин, кажется все же Бан Чан, вздыхает, осматривая меня. — Ничего. Он упал в обморок, — говорит мне, подходя еще раз к Джисону и осматривая его лицо. Мне кажется, что меня держат за придурка здесь, потому что, даже не причастный к этому совсем Уджин, сейчас одаривает меня гневным взглядом, намекая на то, что готов выкинуть меня в любую секунду. — Угомонись, песик, — вытягиваю ладонь, направляя ее лицевой стороной на парня, доставая из-за пазухи потрепанный блокнот. Кидаю его в руки Чана, замечая удивленные лица. — Если вы думали, что можете водить Джисона за нос столько, сколько вам захочется… Обойдетесь. Я все знаю. Единственное, на что я обращаю внимание, пока белокурый парень осматривает дневник Чонхи, — Хёнджин, сосредоточившийся точно на мне. Он не выглядит удивленным тем, что я узнал о их тайне, наоборот, в отличии от всех остальных, я чувствую радость, искрящуюся в его глазах. Длинные ноги призывно расставлены в стороны, показывая всю мощь, скрытую в них, пухлая губа закушена так же, как и в моих снах, а ладонь вытянута вверх, к лицу, тормоша русые волосы. Ощущаю себя совершенно голым под пристальным взглядом парня, но вовремя понимаю, что мы тут находимся в компании других парней, да еще и, вроде как, заняты разбором одной важной темы. — А твой парень — не промах, — говорит Уджин уже после, обращаясь к Хвану, пока я ловлю перед глазами синичек и пытаюсь вдохнуть побольше воздуха в легкие. Какой еще парень?! — Ты действительно многое узнал, Чонин-а, — Чан походит ко мне ближе, кладя свою ладонь мне на плечо в тот момент, когда я слышу приглушенное рычание со стороны кресла Хёнджина, — расслабься, Хван, я ничего не делаю. — Чан снова обращает на меня внимание, переводя взгляд на Хана: — Джисон узнал, кто мы, и потерял сознание, не приходя в себя до сих пор. — И ты так легко об этом говоришь?! Ты — чертов оборотень. Вы все тут такие! Какого черта? — Не паникуй, принцесса, — Чанбин выглядит злым и раздраженным моим присутствием, но даже несмотря на всю ту ненависть, что я испытываю к нему сейчас, по нему видна степень волнения за моего друга. Вообще, тут практически все волнуются, но только непонятно, от чего больше. Теперь о чужой тайне знают двое: я и лежащий в отключке Джисон, поэтому я и боюсь, что окажусь скорее рядом с ним без сознания, чем узнаю всю правду от лица главных героев. — Хёнджин, раз это из-за тебя пацан все знает — ты и разговаривай. Я вижу сомнение в глазах Чана и Сынмина, ненависть Чанбина и равнодушие Уджина ко мне, но Хван выглядит более спокойным, когда встает с кресла и подходит ко мне, закидывая руку на мои плечи и направляя меня в сторону коридора, идущего к лестнице на второй этаж. Я не задаю вопросов, молча следуя за парнем и ожидая подвоха со всех сторон. Наверное, мой отец давно бы оставил меня без головы, если бы узнал, какому риску я добровольно себя подвергаю, но его, слава богу, здесь не было. Стоит ли говорить о том, что мне и домой-то лучше не возвращаться, потому что сегодня я точно не собираюсь идти туда, надеясь выяснить все здесь и сейчас, а после дождаться пробуждения Джисона. Хёнджин идет не спеша, оглядываясь через плечо и наблюдая за мной, пока я рассматриваю самый интересный деревянный узор напольного покрытия. Я не успел рассмотреть второй этаж в первый раз, когда был здесь, но сейчас у меня есть такая возможность. Большая часть комнат плотно закрыта, но дверь в одну из них распахнута практически полностью. Туда Хван меня и ведет. Большая двуспальная кровать с темным лиловым покрывалом, которое небрежно накинуто сверху, разбросанные по полу вещи, начиная от носков и заканчивая джинсами, висящими на книжном шкафу. На столе лежат несколько книжек, какие-то блокноты и огромный альбом, содержание которого я не успеваю рассмотреть из-за Хёнджина, подбежавшего и захлопнувшего его практически сразу. Комната чем-то напоминает обитель Джисона: типичная и мальчишеская, с долей какой-то книжной озабоченности и страстью хранить одежду не там, где ей положено быть. Я такого не понимаю, потому что приучен к порядку практически с детства. Единственные разы, когда мой дом был неопрятен — дни, когда отец все еще находился в запое сутками. — Можешь сесть на кровать, — говорит мне Хван, отходя к своему столу и присаживаясь на стул. Он по-хозяйски закидывает ноги на поверхность, начиная стучать пальцами ко коленке, пока я неуверенно присаживаюсь на край слишком большой для меня постели. Во всем помещении пахнет чем-то терпким, но, одновременно, сладким. Что-то типа кофе с корицей, который я любил покупать еще несколько месяцев назад. Этот запах подходит Хёнджину на все сто процентов, я уверен в этом, ни разу даже не принюхиваясь специально. Это же, вроде, волчья замашка? — Что ты хочешь знать? — Все?! Восклицаю, взмахивая руками на манеру подбитой чайки, пока Хёнджин смеется надо мной, забавно хмуря нос: — Что ты потом будешь делать с этой информацией? — Жить с ней? Убью кучу подростков, которые по ночам перерождаются в животных и воют на луну, потом подвешу ваши рожи над своим камином? Разве не понятно? Хёнджин сначала улыбается, а потом делает серьезное выражение лица, откидываясь на спинку стула и начиная рассказывать: — Наши родители были лучшими друзьями, которые однажды влезли не в те разборки и стали тем, кем становиться не должны были. Волками, или оборотнями, как привыкли называть нас все. Раньше всех все понял Чан, потому что он был маленьким, но уже достаточно разумным в свои годы. Ему было суждено стать альфой, поэтому за ним легко последовали Уджин с Сынмином, а потом они и меня нашли. Рассказали все, забрали из притона, в котором я жил после того, как дядя Чонхи спас меня. С нами был еще Ёнбок, но он не унаследовал волчий дар от отца, как и Джисон. Потом мы вышли на Чанбина, переехали в Асан и встретились с Минхо. Стая, которая образовалась еще восемнадцать лет назад, снова встретилась, но уже в другом поколении. — Почему именно Асан? — Перебиваю его, замечая тяжелый взгляд и тут же замолкая. — Ты когда-нибудь слышал о том, что волки — моногамны по своей сущности? У нас есть одна пара на всю жизнь, и никакую другую организм не принимает. Когда волчья пара отвергает волка, та животная его часть умирает. Это может случиться и не только по не взаимной любви, но и из-за смерти партнера. Такое случилось еще при моем дедушке с одной девушкой из их стаи. Она погибла через четыре года, когда уехала от своей пары, а сейчас тоже самое происходит с Чанбином. — Его пара не любит его? — А ты можешь не перебивать? Парой Чанбина был Ёнбок, и он любил настолько сильно, что даже я завидовал.Два года назад.
— Уджин, если ты не выключишь этот похоронный марш прямо сейчас, я выйду в окно, — рыжего парня порядком достало сидеть в тесной машине, снятой на прокат по приезду в страну, потому что хёны, как назло, договорились всю поездку обсуждать свои серьезные и важные вопросы, слушая по местному радио какие-то тупые лирические песни. Мозг Феликса отчаянно пытался понять слова, которые учил буквально несколько месяцев на пару с Сынмином, но, в отличии от парня, Ёнбоку больше нравился родной английский. В машине пахнет бургерами, которые Чан купил в придорожном кафе. Сынмин отрубился на коленях Феликса сразу же, как они съехали с трапа в аэропорту, но сам Ли не мог спокойно дышать, ожидая волнительную встречу с будущим членом стаи. Когда они впервые встретили Хёнджина, Сынмин и Уджин уже стали практически членами семьи для них с Чаном, потому что братья всегда ожидали соединения таких далеких друг от друга людей, которые связаны чуть ли не кровными узами превращенной крови. Поначалу Феликсу было обидно, потому что дар унаследовал любимый старший брат, Кимы и Хёнджин, но только не он, готовившийся к этому по рассказам Бана с самого малого детства. Уджин вышел на какого-то Чанбина, который живет в небольшом городе совсем далеко от Сеула. Феликс пытался найти какую-то информацию, но она была либо на корейском, либо в слишком малых количествах на английском. Итог оставался один — они едут куда-то вчетвером, ожидая встречи с найденным членом стаи, пока Хёнджин заканчивает разбираться со своими документами. — Я разговаривал с Чанбином совсем недавно, и он рассказывал про свою жизнь. У него есть лучший друг, который ничего не знает про волков, а еще его мама совсем ни о чем не догадывается. — И еще он младше вас с Уджином? — Уджин-хёном, когда ты уже запомнишь, — Ким раздраженно выдыхает, начиная заново объяснять функции с корейскими обращениями. Его можно понять, ведь нелегкая доля учить двух дебилов в лице Феликса и Сынмина, досталась именно ему. Уджин и так не особо контролирует себя в последнее время, а еще постоянно срывается на Ли, который, будто специально, не может запомнить элементарные вещи. — Дайте поспать, — снизу раздается хриплый голос Сынмина, который пытается перекатиться на другой бок, но, из-за тесноты машины, падает вниз, ударяясь локтем об коробку передач. Машина разражается громким смехом четверых парней, и Ли чувствует себя самым счастливым на свете, радуясь тому, что его любимый брат и лучшие друзья рядом.***
Они с Чанбином договариваются встретиться в небольшом парке, находящемся в центре города. Чан паркует машину на свободном месте и выходит, наполняя легкие свежим, не смотря на город, воздухом. Феликс хватается за его руку, опираясь на брата практически полностью. — Почему ты не можешь любить меня также, как делает это Феликс? — Уджин обиженно смотрит на своего младшего брата, а потом начинает идти вперед по той дороге, которую ему сказал Чанбин по телефону. — Потому что ты моральный урод, — Сынмин говорит это тихо, забывая о превосходном волчьем слухе, а потом оказывается опрокинутым на зеленую траву, постанывая от боли. — Теперь точно. Они направляются вдоль парка, когда Феликс замечает среди ярких деревьев и распустившихся уже кустов с цветами черную макушку, облаченную полностью в темную одежду. Феликс думает, как бы этот парень не получил солнечный удар, а потом, когда Чан начинает походить к нему ближе, понимает, что это тот самый Чанбин. Парень невысокий, не намного выше самого Ли, но довольно крупный и мощный в плечах. У него острая линия челюсти и пронзительные глаза, осматривающие их всех с каким-то намеком на доверительность. Когда глаза Чанбина останавливаются на Феликсе, Ли чувствует электрический разряд тока, проходящий от кончиков пальцев до макушки. Это ощущают, кажется, все, потому что Чан негромко рычит, а Уджин стонет, протирая лицо ладонью: — Феликс — пара Чанбина.***
Уже три недели прошло с того момента, как они переехали в Асан. Две недели назад приехал Хёнджин, тренировки пошли как по маслу, потому что волчьей стае нужно было очень многое нагнать, а потом к ним присоединился и Минхо, странноватый и грубый парень, который оказался таким оборотнем. Они с Чаном быстро подружились, пока Уджин пытался учить Феликса и Сынмина корейскому, а Хёнджин следил за каким-то молоденьким тринадцатилетним пацаненком, которого тот увидел случайно на улице. Хван поклялся, что оторвет голову любому, кто приблизиться к лисенку с хитрым прищуром, и Феликс почему-то охотно верил в это, стараясь не трогать друга. Единственное, что в Асане ему пока не нравилось — странный климат и Чанбин, который менял свое отношение к Ли чаще, чем Чан менял свои чехлы на телефоне с изображениями героев известных комиксов. Когда они только узнали о том, кем является Феликс для Со, был всеобщий шок и волнение. Затем, сам Со начал странно себя вести, постоянно грубя и хамя улыбающемуся ему Ли, а потом и вовсе заявил, что не желает общаться с ним. Он все время проводил со своим другом, Джисоном, уходя на весь день и вечер, возвращаясь только под самые сумерки. Феликс бесился и негодовал, потому что это совсем не он виноват в чертовой системе перевертышей, не он выбирал, чьей парой ему становиться, да и вообще не выбирал быть парой. Хотел просто прожить свою жизнь, поддерживая любимого брата и друзей, а теперь вынужден страдать из-за темного Бина, который даже сам себе признаться не может. Решающим стал момент, когда Феликс решил вспомнить свою веселую жизнь в Австралии, вытаскивая на неровный асфальт потрепанный скейт. Ему его подарил Чан на день рождения, обещая научиться кататься, но так и не успел, запутываясь в делах ответственного вожака стаи. Поэтому, с полными штанами решительности, Феликс решил покататься сегодня вечером, собираясь сделать парочку трюков. «Парочка трюков» закончилась тогда, когда Ли покатился вниз по улице, матерясь на всю округу родными американскими словечками и проклиная брата, что решил подарить машину для убийств. Феликс катился, пока колесо его скейта не наткнулось на массивный камень, из-за чего весь рыжий автоматически повалился вперед, сталкиваясь с жесткой поверхностью земли. Из разодранной коленки сочилась струйка крови, ладони были исцарапаны из-за попыток ухватиться за что-то во время падения, а бедре, выглядывающем из-под кромки шорт, виднелся большой кровавый синяк. Феликс собирался уже было зареветь на всю улицу от боли, плевая на то, что он сильный и уверенный мужчина, потому что саднящие царапины на тонкой коже парня отзывались сильнейшими спазмами. Он бы и заплакал, если бы не прохладные руки, ложащиеся на спину и приподнимающие Феликса с земли. На коленях рядом разместился Чанбин, смахивая темные пряди со лба и обеспокоенно глядя на младшего. — Я не могу позволить себе, чтобы с тобой что-то случилось. — И что же случилось с этим Ёнбоком? — Поджав ноги под себя и посматривая на рассказывающего Хёнджина, я ожидал ответа на волнующий меня вопрос. История Чанбина и Ёнбока чем-то напоминала мне историю Джисона и Минхо, поэтому я ухмыльнулся, понимая, что волки, на самом-то деле, не особо сообразительны в своих чувствах. — Он погиб шесть месяцев назад от нападения другой стаи. Мы снова собрались в Асане, потому что хотим отомстить за брата и Чанбина, который медленно умирает прямо сейчас.