* * * * *
Честно говоря, лучше бы они остались в том кафе. Пасмурное утро как по щелчку пальцев переросло в обещающий ураган день. Над верхушками парковых деревьев нависали дымовые тучи. На вату мокрую похожи, - думал Юнги и шагал вдоль аллей по бокам с Намджуном, тянущим за рукав. Несмотря на лёгкий разрастающийся ветерок и уже зарывающееся в тучи солнце, на улице стояла невыносимая духота. Юнги остановился и отнял у Намджуна нагло сцепленный в чужих пальцах край чёрной ткани с его рукава. Устало вздохнул, стянул олимпийку и обмотал вокруг пояса, завязав рукава в узел. В ответ на намджуновы нахмуренные брови молча смахнул со лба капельки пота и подёргал себя за ворот футболки, шагая вперёд. - Публичный стриптиз устраиваешь? - спросил Намджун ухмыляясь и шагая следом. Юнги хекнул и согласился. Помимо них в парке взад-вперёд вышагивало ещё достаточное количество людей, которым, по всей видимости, тоже было глубоко наплевать на предстоящую погоду. Кто-то преспокойно расплывался по цветастым пледам на зелёной траве, кто-то ухахатывался с плоских шуток своих друзей на металлических лавочках у деревьев, кто-то играл с детьми, кто-то сам являлся ребёнком. Как бы Юнги хотел вернуться в своё детство. Может тогда отношения с родителями были бы не такими натянутыми. Хотя, плевать на это, наверное. Хочется так же беззаботно упасть в траву и есть какое-нибудь мороженое. Фисташковое, например. - Пошли, что ли, мороженое купим, - говорит Намджун. Юнги искренне удивляется, даже рот по такому случаю приоткрывает. То ли Намджун экстрасенс, то ли - свершилось! - судьба ему соулмейта подкинула. И спрашивает: - А откуда ты... - Ты сказал только что, - устало вздыхает и перебивает его, давно, видимо, просёкший фишку Намджун. - Что мороженое хочешь. - А... - открывает рот Юнги и тут же захлопывает. Потому, что: - Фисташковое. Юнги сначала растерянно моргает. Потом начинает тихо хихикать, шлёпая ладонью по лбу и шикая от лёгкого покалывания. Намджун смотрит, улыбается и озирается в поисках ближайших тележек с мороженым. Находит и быстро шагает в нужном направлении, цепляя мизинцем Юнги за мизинец. Дожили, - думает Юнги и еле успевает переставлять ноги вслед за длинноногим, то и дело спотыкающимся на ровном месте, Намджуном, - опидорился, теперь бегаю с геями по парку и мороженое клянчу. Всем бы так жить. Продавщица взглядов Юнги на жизнь не разделяет и с осуждением косится на сцепленные мизинцы, набирая в рожок мятного цвета ледяную массу и скомканно отвечая на улыбчивое намджуново "Здравствуйте, ачжума, мне одно фисташковое, пожалуйста". Сурово шлёпает пару монет сдачи на раскрытую ладонь, вручает рожок, садится на своё пригретое местечко и демонстративно утыкается в какую-то бульварную книжечку. Вот это толерантность. - Вот это толерантность, - бубнит под нос Юнги, когда они двигаются по направлению к выходу с территории отдыха местного населения. Намджун хмыкает и всучает ему мороженое. Юнги сначала смотрит на протянутую к нему руку и не совсем понимает, чего от него вообще хотят. А потом, после длинных пальцев и вен, переплетающих фаланги на кисти, замечает светло-зелёного цвета мороженое, собирающееся стечь вниз по намджуновым пальцам. Но оно улизнуть не успело. Успел Юнги. Молниеносно наклонился и слизал стремительно ползущую вниз капельку. Довольный своим подвигом, выпрямился и вдруг встретился взглядом с замершим Намджуном. Мгновенно пожалел и отвернулся, пытаясь не зацикливать внимание на растопленной печке где-то за собственными щеками. Стыдоба... За спиной гулко сглотнули, Юнги собрался с силами и повернулся, всё-таки принимая предложенное. - Спасибо, - просипел он и сжал вафельный рожок до хруста. Намджун прокашлялся и зашаркал вслед за Юнги по асфальтированной дорожке. Разрезать натянутую между ними тишину не особо хотелось ни одному, ни другому. По мере того, насколько близко они подходили к витиеватым воротам, неловкость постепенно спадала, в конце концов оставив от себя незначительную щепотку. Из парка Юнги вышел уже не в такой удручающей неловкости, в которую облачился сразу после выходок с языком. Украдкой поглядывая на Намджуна через каждый шаг, он пришёл к выводу, что того тоже ничего больше не волнует, и, вообще, он шнурками своими любуется уже полпути. Дальше было решено пройтись по дворам, которые находились близко к общаге. Потому что если вдруг что, учитывая такую погоду, то можно будет залететь к Юнги. Всяко лучше сидеть под уже изученной Намджуном крышей, чем сыреть под проливным* * * * *
- Мой отец борется с браконьерами. Намджун понимающе хмыкнул. - Депутат что ли? Юнги в данный момент искренне не понимал Намджуна и не видел никакой связью между депутатами и браконьерами. - Нет, он с браконьерами борется. - спокойно, словно врач душевнобольному пациент, повторил Юнги. - Киллер? - Намджун округлил глаза. - Что? - теперь глаза округлил Юнги. - Нет! Он скупает незаконно отловленных зверюшек и снова отпускает на волю. Невыгодно и бессмысленно, но он считает, что вносит свою лепту в охрану природы. А потом даёт полиции важную информацию, садит уродов и окупает расходы премиями всякими, за заслуги. - объясняет он Намджуну, у которого брови сдвинуты в попытках усвоить полученную информацию. - А деньги? - наконец нашелся Намджун, спустя пару минут молчания. - Он занимается бизнесом. - ответили ему с подоконника. - Ты же спрашивал про хобби. Но основная его работа - свой бизнес в Тэгу. Намджун кивнул, будто его кивания в этой темноте кому-то видны. Юнги сделал затяг, и Намджун повернул голову на звук. На фоне звездного неба сидел согнутый в три погибели силуэт с ярко полыхающим маяком тлеющей сигареты в отведённой в сторону руке. Намджун скрипнул матрасом в попытке встать и дошагал до парящей около еле видного лица Юнги сигареты. Он подался лицом к его руке, и Юнги любезно протянул чудо табачной промышленности к чужим пухлым губам. Дождь не собирался переставать и, будто сговорившись с Тэхёном, предоставил этим двум атмосферу и время. Все трое присутствующих, включая льющийся с неба баловень, без слов знали, что даже по его окончанию Намджун домой не уйдёт. А Юнги его не пустит. И никакой голубой сосед с его гейским ужином на этот раз им не помешает. Намджун затянулся, смакуя дым странных сигарет Юнги с то ли черничной, то ли ежевичной капсулой. Сам он такие ни за что бы не закурил. Тут же вспомнилось о так кстати приобретенных бутылках пива в рюкзаке. Могло бы перекрыть противный ему привкус капсул. И в холодильник было бы неплохо поставить, если прямо сейчас он пить не собирается. А он собирается. - А чем занимается твой отец? - Юнги разрезал вопросом тишину с легкими отзвуками сгорающей с каждым жадным вдохом дыма бумаги. В ответ - молчание. Намджун оттолкнулся руками от подоконника и прислонился к нему бедром. Встал лицом к Юнги, который выдыхал дым последней, самой горькой, затяжки и параллельно заносил руку над головой, чтобы как можно дальше выкинуть следы соприкосновения их губ. Пусть пока и косвенного, но соприкосновения. - Он был учителем биологии в старшей школе на окраине Сеула. - он без тени стеснения стащил из под носа заинтересованного Юнги одну сигарету и начал рыться в карманах джинс в поисках зажигалки. - Пока не спился. Затем его лишили родительских прав и я жил около двух лет в приюте. Меня забрал Джин, как только смог отвоевать меня у органов социальной опеки. Несколько лет назад отец повесился. Не унываю, не вспоминаю. Не сочувствуй, Юнги. - предотвратив возможный поток "мне жаль", "я не знал" и "сочувствую", Намджун щёлкнул голубой кремниевой зажигалкой и, причмокнув пару раз, выпустил во всепоглощающее тёмное пространство комнаты дым. Юнги повторил действия собеседника: закурил еще. - Я тут со своей биографией, конечно, не вовремя, но это тебе наперёд. Не хочу это опять поднимать. Юнги стало не по себе: несладко Намджуну пришлось. И одновременно стало от чего-то хорошо. От "наперёд", наверное. Они молчали с минуту и Намджун продолжил: - Ну, звучит, конечно, жестоко с моей стороны. Я любил его, честно. - он выдохнул дым сквозь разомкнутые губы, - Мы с хёном любили. Джин ведь пошел учиться и работать в сферу образования по примеру отца. - он опять помолчал, затянулся, выдохнул густое облачко дыма, побаловался, пуская тонкие кольца, тающие на второй секунде их короткой жизни. - Да нет, он был хорошим человеком. Просто... сломался. Он вздохнул, глянул на тлеющий фильтр сигареты с так и не тронутой капсулой, которую через секунду отправил в форточку и поднял взгляд на размытого в сумерках Юнги. - Скажи что-нибудь, чувствую себя отвратительно. Ненавижу монологи. Юнги хмыкнул. - Мой отец мне не пример. Не хочу заводить кумиров. Он свесил ногу с подоконника и покачал ею, как маятником старых часов. Хотелось обнять, потому что... потому что! Засопеть в шею, дотянувшись до неё только встав на носочки, и стоять так. И Юнги сползёт с подоконника, мягко наступит на застеленный линолеумом деревянный пол, встанет на носочки и обнимет, сопя в шею. Намджун обнял в ответ. Не отчаянно, ища утешения, а просто потому что... потому что! А что дальше делать - Юнги не знал. В голове из вариантов только белый шум. - Ты живешь с братом? - ляпнул он. - Пошли на кровать? - ляпнул Намджун одновременно с Юнги и вытянул конечность в сторону кровати Тэхёна, неопределенно потряс ею в воздухе. - А? - переспросили в намджуново плечо. - На кровать, говорю, пошли. - повторил Намджун и погладил притихшего Юнги по лопаткам. - Да, живу с ним. Исключительно в целях экономии. Но присмотрел съёмную квартиру недалеко от Джина. Вообще, она сдаётся посуточно, но, думаю, хозяйка не будет против постояльцев на длительный срок. - хмыкает Намджун и шагает со своей нелегкой ношей, которая переступает шаг в шаг за ним, к кровати. - Сразу после сессии перееду туда. Она как родная уже. Часто ночую там, когда мы с Джином ругаемся или я возвращаюсь только под утро: не хочу его будить и выслушивать нравоучения. И то, когда свободно. В ответ промычали "м-м-м", что должно было быть воспринято в качестве "ясно". И вдруг Юнги потерял опору под ногами и упал на сиганувшего на кровать Намджуна, который тут же принял форму звезды и, одной рукой приобнимая Юнги, второй потянулся к рюкзаку, оставленному где-то поблизости. Юнги встал с намджуновой руки, чтобы облегчить задачу бедолаге-инвалиду-в-темноте, оперся спиной о стену и перекинул ноги поперёк чужого туловища, которое, радостно урча, уже извлекло 2 бутылки пива из рюкзака. Юнги наклонил голову чуть влево, прищурился и вскинул руки над головой, потягиваясь. - Давай сюда, - Намджун похлопал по одеялу рядом с собой. - А то боку холодно. - и тоже принял сидячее положение, чтобы быть на одном уровне с поскуливающим от потягивания Юнги, которому чрезвычайно захотелось позлить холоднобокого Намджуна. - У меня ведь своя кровать имеется. - как бы невзначай вспомнил он и предпринял попытку ретироваться. Которую тут же пресекли. - Я не повторяю два раза, - сказала темнота прямо рядом с ухом, и Юнги перехватили поперёк живота и усадили рядом, плотно прижав между действительно холодной стеной и тёплым бедром. В голову пришло: "я два раза, я два раза не повторяю, не повторяю", Юнги прыснул и решил поделиться с Намджуном. Ответной реакции не последовало. Зато человек-глыба без чувства юмора издал звук открывающейся бутылки пива и даже протянул её Юнги. А потом повторил звук и глотнул. Ох, Юнги бы хотел посмотреть. А потом одернул себя. Фетишей мне еще не хватало. - подумал Юнги глотая свое пиво. Фетишей-шей. И тут же подавился от смеха. - Ты хули такой веселый сегодня, - сетует Намджун и, немыслимо извернувшись, барабанит по спине задыхающегося от смеха и пива Юнги. - Так ты же рядом, - говорит он с почти детским восторгом, откашлявшись, - считай что цирк приехал. - Я клоун? - возмущается Намджун. - Ты тюлень, - задумчиво говорит Юнги и занимает свои губы бутылкой, чтобы ничего не объяснять. Намджун хихикает. Ну, басом так хихикает. И сползает вниз, принимая горизонтальное положение. Слышится глухой стук. Бутылку на пол поставил, думает Юнги. Он вытянул ноги и облегченно выдохнул. Услышал дыхание под левым ухом и внезапно подумал, что это не привычный Тэ, а какой-то совершенно новый и нахально влезший в его жизнь человек. Он повернулся, ожидая, что увидит темноту или, на худой конец, хотя бы проколотое ухо и когда-то начисто выбритые, а сейчас отросшие и выглядящие не менее привлекательно, виски но напоролся прямиком на вымораживающий все внутренности взгляд из под ресниц. Эффект усилил свет фар, проезжающей мимо машины. Вот это зрелище. Юнги бы посмотрел еще раз. И ещё. Для верности. - Sugar, - прошипели на ухо и не понятно, кто первым кинулся в этот омут, прилипая друг к другу горькими хмельными губами. - Сука! - прошипел Юнги, роняя из рук на одеяло бутылку вмиг позабытого пива и пытаясь не глядя примостить её на полу-тумбочке-чём-угодно, лишь бы внезапно завязавшегося поцелуя не развязывать, не разрывать. Юнги провел ладонью по щекочуще-колющему пальцы затылку, и его тут же усадили на чужие бёдра, сцепив чьи-то (уж точно не намджуновские!) пальцы на его пояснице, не рискуя разрывать поцелуй. Намджун гладил по спине, залазил под еще влажную с ливня футболку, прощупывая каждый позвонок по пути наверх, к шее. Растрёпывал рыжие волосы, отрывался от губ, чтобы прикусить чистую кожу шеи, оттянуть ее и невесомо поцеловать, без слов прося прощения за чересчур сильно сжатые зубы, и снова возвращался к губам. Юнги тяжело выдохнул в пухлые напротив и откинул голову назад, в попытке отдышаться. Дышать носом он сегодня не слишком практикует. Он вновь вернулся к поцелую сознанием и телом, ощупывая и оглаживая каждый сантиметр Намджуна своими руками, возбуждаясь и ёрзая на чужом не менее заметном возбуждении. С ума сойти, возбудиться от поцелуя с парнем. Ну, а чего он хотел? Восемьдесят шесть процентов - это вам не хухры-мухры! Хотеть большего и звереть с осознания того, что ты сидишь на нём, целуешь его. Но факт остается фактом, Юнги не планирует рвать свои анальные мышцы этой ночью, а Намджун вряд ли откажется от роли актива, которую безмолвно вручил ему Юнги в своей голове и которую он идеально исполнял там же. Бояться-то он боится, но с Намджуна не слезает. Парадоксальный какой. И чувствует толчок снизу. И буквально взвывает, когда еще и еще. Эдакий секс в одежде. "А лучше без", - подначивает подсознание. И Юнги с ним безусловно соглашается, решается на очень важную маленькую глупость, и отодвигается чуть назад, пересаживаясь на ляжки. - Куда... - разочарованно шепчет он, а потом, когда Юнги тянется к ширинке его джинс, расстегивает пуговицу, тянет за язычок на молнии, Намджун закусывает губу и старается не лопнуть, если это то, о чем он подумал. Юнги тоже старается не лопнуть. Ура острым ощущениям! Пытается действовать поаккуратнее, снова тянется за поцелуем. Получает. Намджуну по ощущениям срывает скальп от одного осознания, что Юнги будет там. Так близко. Вау. А Юнги тихонько потряхивает, он лихорадочно вспоминает, как делали это когда-то ему и, отстранившись и решительно выдохнув, стягивает джинсы Намджуна вместе с нижним бельём до колен. Конечности покалывает, а то ли стыд, то ли страх щекочет желудок и, кажется, печень. Он наклоняется, зажмурившись, и действует на ощупь, доверяясь инстинктам и здравой памяти. Проводит вниз-вверх языком, слышит где-то в другой стороне рваный выдох и удовлетворенно почти кивает своим мыслям, мол, я же говорил! Затем, пока не передумал, берет верхнюю его часть в рот, постепенно вбирая глубже, втягивая щёки, увеличивая темп и периодически с причмокиванием выпускает его из плена губ и языка. Вдруг чувствует сжимающие его волосы на затылке длинные пальцы, задающие темп, и слышит сдавленные стоны, на рык больше походящие, вперемешку с глубокими вдохами-выдохами. По телу рванули наперегонки стаи мурашек. Юнги совершенно против воли представил, как Намджун берёт его за волосы при немного других обстоятельствах, находясь сзади. Волной накрывает стыд, будто Намджун его мысли услышал, а в штанах стало еще теснее. Вот-вот по швам пойдут. Юнги импровизирует языком, вбирает так глубоко, как только может, сдерживает рвотный рефлекс, получает сообщение шёпотом, что "еще немного", думает, молодец, Намджун, так держать!, старается еще быстрее, наплевав на немеющие губы и смахивая руку со своего затылка. В собственных штанах все еще тесновато и легче не стало. Хочется заиметь своего личного какого-нибудь Юнги, который так же будет любезно оказывать ему посильную помощь. Он представляет за этим занятием самого себя. С обеих сторон себя. Эдакий сэлфцест. Усмехается, почти давится, восстанавливается и продолжает. И правда, хули ему сегодня так весело-то. Досмеётся, подавится и умрёт с членом во рту. Прекрасная смерть. Всё-таки не выдерживает, тянется к своему ремню, отсасывает Намджуну и параллельно воюет с чудом корейской текстильной промышленности, которая поддаваться явно не планирует. Но Юнги проворен и, подобно Цезарю, успешно справляется со всей тучей задач параллельно, одерживает победу над ремнём, стягивает джинсы, начинает остервенело дрочить, чтобы кончить одновременно, как во всяких дешёвых романах. Намджун шипит, одной рукой вцепляется в подушку возле головы, второй - снова в рыжие мягкие волосы, и кончает в рот блядского Мин Юнги. В-А-У. Юнги морщится, сглатывает горечь, ахает и, мысленно извиняясь перед Тэ, изливается на серый пододеяльник. Который он, конечно, постирает и высушит до утра. В другом случае - он будет бежать из страны и скитаться до конца жизни в попытках скрыться от Тэхёна, который, без сомнения объявит Юнги в какой-нибудь гейский федеральный розыск и, не доведи судьба, найдёт. - Пиздец, - выдыхает Намджун и откидывает голову назад. Про вожделенное пиво он благополучно забыл. Ещё бы после таких подарков судьбы хоть что-то в голове держать... Юнги загнанно дышит и кивает в темноту. - И не говори. Сам не ожидал, - делится Юнги и абсолютно точно слышит, как Намджун улыбается и громко выдыхает. Потом скрипит кроватью, принимает сидячее положение и тянет Юнги на себя. Снова целует, показывает, что не противно, терзает нижнюю губу, кусает, засасывает, мягко чмокает в завершение и отстраняется, едва разглядывая в темени прикрытые веки напротив. - Повтори, как ты там шептал всё это время? - просит Юнги. - Шуга, - отвечают ему с непонятным шипением и трутся носом о висок. Понятнее не становится. - Что? - Сахар. Сахарок, - говорит Намджун, удаляя со своего тела следы собственного семени и слюны Юнги оставшейся чистой частью одеяла. Не заметив на лице напротив понимания, добавляет: - Английский. Юнги приподнимает голову и вскидывает брови а-ля "Ну вот оно как! А я-то думал..." - А почему сахар? - Ну, ты весь такой сладенький, - издевательски нежно тянет Намджун, знает, что Юнги бесится, смеётся и опять приближается. Легко, почти беззвучно целует в щеку, наклоняется к губам и шепчет: - Шуга - звучит как твоё второе имя. Шу-га, - проговаривает по слогам, словно стараясь распробовать, перекатывая на языке туда-сюда, снова целует, не углубляя, а просто мажет губами. Долго, лениво. - Я посплю у тебя? Юнги нарочно с наигранным сомнением смотрит на настенные часы около шкафа и делает вид, что умеет думать. - Ну, - тянет он, - Комендантша тебя вряд ли выпустит, время уже позднее, а через окно - слишком муторно. Открывать ради тебя раму - чересчур много чести. - смеётся Юнги и получает тычок под ребро. "Не нож - уже хорошо", - подумал бы Юнги несколько дней назад. "Лучше б ты этими пальцами...", - думает Юнги в эту секунду. А говорит: - Конечно, поспишь. Тэхёна до завтрашнего вечера не будет. Намджун кивает, натягивает свои сексуальные чёрные трусы в жёлтую клетку, скидывает джинсы, наклоняется за ними, складывает и аккуратно опускает на стул возле окна. Юнги смотрит. Смотрит и запоминает. А потом встает, стягивает с кровати изуродованное любовью одеяло и уходит с ним. "В ванную", - поясняет он обернувшемуся на скрип двери Намджуну и удаляется. А через мгновение заглядывает обратно, щелкает выключателем, просит Намджуна задёрнуть шторы. И снова исчезает. Намджун щурится от внезапного света и задёргивает. Он теперь что угодно и кого угодно задёрнет ради этого любителя тюленей.