Зондеркоманда "Х"

В Бремен нам помог аппарировать владелец той хозяйственной лавки, через чей камин мы попали в Виллафрид. Он же обменял нам три талера на рейсхмарки. Мы аппарировали к дальней, скрытой оградой стене Ратуши, распрощались с нашим проводником и вышли на Рыночную площадь. — Куда теперь? — спросил Рудольф, натягивая капюшон. — Наверное, сначала пообедать, — я неуверенно осмотрелся. — Портключ перенесет нас в Плимут, я представляю, в каком он состоянии. Вряд ли там так просто получится найти что-нибудь, поэтому лучше сейчас. — Я бывал здесь, правда, давно, лет пять назад. Перейдем на соседнюю улицу — раньше там был неплохой ресторанчик. Через час мы снова шли в сторону Беттхерштрассе. По дороге я забежал в булочную, и теперь в дорожной сумке, кроме книги заклинаний и бутылки тыквенного сока, лежала связка бубликов. — Нам нужен второй дом, — объяснял я по дороге. — По углам дома стоят колонны, подходим к той, что слева от входа. Ждем, чтобы рядом не было свидетелей, одновременно дотрагиваемся до нее. Очень просто. — Проще не бывает. А что если случайный человек облокотится на колонну? — На ней наверняка маглооталкивающие чары. Но ты прав, часть без вести пропавших, фото которых есть в любом полицейском участке, пропадают именно так. Рудольф только покачал головой. Мы слишком заболтались, и когда впереди действительно замаячил вход в штаб гестапо, сворачивать было уже некуда. Но у входа никто не стоял, припаркованные машины, кажется, были пусты. Да и поверни мы обратно — привлекли бы внимание. Поэтому мы глубже натянули капюшоны и пошли мимо. И прекрасно разглядели наши собственные фото с крупной надписью «Разыскивается!» на доске у входа. После этого мы ускорили шаг, больше не разговаривали и внимательнее смотрели по сторонам. Если нас ищут по всем крупным городам, значит, нужно делать ноги немедленно. Это было легко сказать, но оказалось невозможно исполнить. Часть дома №2 по Беттхерштрассе была обрушена, и та самая колонна лежала белыми осколками на груде красных кирпичей. Конечно, мы дотронулись до них всех и, конечно, добежали до устоявшей части дома и осмотрели целую, совершенно обычную колонну. Портключ был разрушен. Попасть в Британию мы не могли. Я бы хотел сказать, что тут же придумал новый план и решительно кинулся исполнять его. Но нет. Я стоял перед кучей битого кирпича и совершенно не представлял, что же делать дальше. Выручил Рудольф. — А что если нам улететь? — спросил он таким тоном, словно у нас под куртками были крылья, а мы просто про них забыли. — Улететь? Аппарировать через море невозможно. — Ты не понял. Улететь на самолете. Я соображал, а Рудольф тихо объяснял дальше: — Здесь же воздушная база люфтваффе. Летают в том числе и на острова. Подберемся, договоримся с летчиком, ночью улетим. — Договоримся?.. — я понадеялся, что сарказма в голосе достаточно, но Рудольф не обратил внимания. — Да, договоримся. Я внушу ему, я, кажется, теперь понимаю, как это делать. Я так и остался стоять с отвисшей челюстью. Мой Рудольф, который только позавчера впервые открыл книгу заклинаний и взял в руки палочку, собирался применить беспалочковое Непростительное. Я уже хотел категорически отказаться, когда в начале улицы, в одном доме от нас, появились двое гестаповцев. Не похоже, что они искали нас и вообще хоть кого-то, но я сделал знак, и мы как можно спокойнее завернули за угол дома. — Ты знаешь, где та база? — Точно нет, но я знаю, где доки, оттуда должно быть недалеко. — Тогда сосредоточься, закрой глаза, представь то место и пожелай там оказаться. — Пожелай, надо же, — нервно засмеялся Рудольф, но оборвал себя и закрыл глаза. Я схватил его за руку, и через секунду в нос ударил запах моря. В порту нам повезло. Только мы отдышались, как в небе загудело, и на востоке начал заходить на посадку самолет. Аэродром оказался в паре километров от города, идти туда пришлось пешком. Мы шли аккуратно, не выходя из-под деревьев, и на самой кромке летного поля устроились в густых кустах, покрытых, несмотря на зиму, жесткими темно-зелеными листьями. Дюжина истребителей стояла на поле под маскировочными сетками, вокруг некоторых суетились механики, в отдалении виднелся одноэтажный барак. Там, видимо, сейчас собрались пилоты и начальство. — Нам нужны вот эти, — кивнул Рудольф на два ближних самолета, — в одноместную машину нам не вместиться втроем. Я уставился на нарисованные на боках драконьи головы в языках пламени. — Всю жизнь мечтал полетать на драконе. — Я тоже, — ответил Рудольф и, пока я раздумывал всерьез или нет, поднял руку, — вот кто нам нужен. По летному полю к своей машине шел парень в куртке пилота. Он смотрел в небо, крутил на пальце шнурок и выглядел довольным и спокойным. Ровно до тех пор, пока Рудольф не подался вперед и не зашептал что-то. Он говорил по-немецки, и сколько я ни смотрел на его губы, не мог понять ни слова. Но парень его услышал — остановился, растерянно огляделся и сделал несколько шагов в нашу сторону. Со стороны, должно быть, казалось, что он отошел к кустам отлить. — Я сказал ему, чтобы дал команду заправить бак и подошел сюда после ужина, в восемь, и так, чтобы никто не видел. Все правильно? Рудольф смотрел с такой гордостью, что я решил отложить разговор о Непростительных на потом. Успеем еще по ту сторону моря. Тем более что невыясненным оставался еще один очень важный и трудный вопрос, и, судя по тому, как Рудольф напрягся, он что-то понял по моему лицу. — Что? До вечера полно времени, и более подходящего момента для разговора о том, откуда я на самом деле, было не придумать. Для уверенности я дотронулся до хроноворота и начал. — Я должен рассказать тебе еще кое-что… Рудольф тут же перебил меня: — Если ты сейчас скажешь, что никакой магии нет, и это все, — он ткнул пальцем в направлении самолетов, — неправда, я не знаю, что с тобой сделаю. — Магия существует, ты даже не представляешь, насколько она реальна. Но сейчас не о том. Есть одно место, где я живу, и я хотел бы возвратиться туда, когда все закончится. И я был бы счастлив, если бы ты отправился со мной. Настаивать не могу, да и сделать это непросто. И я не знаю, захочешь ли ты. — Ты не из Лондона? А откуда? Ты что, хочешь затащить меня в Шотландию и нацепить на меня килт? Нет? Америка, Советский Союз, Израиль? Ну, говори. — Нет, все не так ужасно. Всего лишь Лондон — шестьдесят лет спустя. Потом я говорил. Я говорил и говорил так, что пересохло в горле и пришлось открыть бутылку с тыквенным соком. Рудольф пить отказался. Он не проронил ни слова и смотрел на меня так, что хотелось провалиться сквозь землю. В его взгляде было лишь разочарование. Я бы понял обиду, недоумение, злость, но разочарование и равнодушие пугало, и от этого я говорил еще больше и запутаннее, до тех пор, пока он жестом не остановил меня. — Как много слоев у твоего вранья, Гарри, есть ли где-то последний? Или ты так и будешь снимать слой за слоем? — Нет больше никаких слоев. Посмотри, ты же можешь, я все тебе покажу, — взмолился я. Как ни безгранично было доверие Рудольфа, кажется, сейчас оно закончилось. Рудольф только отрицательно качнул головой и продолжил упорно наблюдать, как вокруг нашего “дракона” бегают механики и готовят машину к полету. — Как бы я рассказал тебе все это сразу? — горько говорил я его спине. — Ты же не верил в обыкновенную магию, как бы ты поверил в путешествия во времени? — Обыкновенная магия. Для тебя все обыкновенное, — не поворачиваясь, ответил Рудольф и снова замолчал. В молчании мы просидели долго, в сумерках уже замерцали первые звезды на небе, и когда это молчание стало совсем невыносимым, я снял с руки хроноворот и протянул ему. — Вот тут часы, компас и механизм переноса. Видишь стрелку с годами? Но он взглянул мельком, не заинтересовался, как я надеялся. — Проблема не в том, что я не верю, — я, кажется, готов уже поверить, даже в то, что ты прилетел с Луны. А в том, что я теряюсь: как доверять человеку, у которого столько тайн? А вдруг в том, измененном, мире ты женат и у тебя трое детей? Беда в том, что теперь могло случиться и такое. Я его понимал. Сначала я потащил его в Британию, и дело даже не в том, что вариантов больше не было, после оказалось, что существует магия, теперь — четвертое измерение. Да еще и измененное невесть как. Никаких гарантий, ни в чем. Я тоже не мог сказать наверняка, что сам безоглядно пошел бы в это странное будущее со странным человеком вроде меня. Я застегнул хроноворот на руке. — Хорошо. Тогда я остаюсь здесь, с тобой. В конце концов, задание я не выполнил, привезти мне отсюда нечего, даже тело Седрика не вернуть. Да и некому и нечего возвращать. Рудольф повернулся и всмотрелся в мои глаза, а потом взял меня за голову, и я почувствовал, как он давит, как начинает сверлить мозг, и постарался открыть сознание в надежде, что будет не так больно. Перед глазами замелькали картинки: улицы, машины, метро, небоскребы. Я у телевизора, Дадли с газонокосилкой, дядя с телефоном в руке, Рон в парадной мантии и Гермиона в свадебном платье перед алтарем. Рудольф все сделал быстро и аккуратно, через минуту все закончилось, но он все так же прижимал ладонями мои уши, от этого было шумно и гулко, и я почти не слышал, что несу: — Мы бы добрались до Министерства магии, я знаю, где оно и как туда попасть. Там уже работает мой куратор, Муди, я бы показал ему свои воспоминания о себе и о нем другом, он бы поверил. Мы бы попробовали раздобыть еще один хроноворот в Отделе Тайн… если бы ты согласился уйти со мной из этого времени. — Ты так уверенно говоришь об этом, но вдруг ничего не получится? — Тогда будем добывать новые документы и подыскивать работу. Рудольф усмехнулся и убрал руки. — И тебе не обидно, что тебя там, в будущем, потеряют? Заулыбался и я: — Я напишу письмо. И подпишу, чтобы открыли в 2002 году. Пусть лежит на почте. Кажется, он слегка расслабился, когда понял, что я не настаиваю на обязательном прыжке. Ему было комфортно здесь, в своем времени, а я бы привык, точнее, я уже привык. Только бриться так и не научился. Так мы просидели до темноты. За десять минут до отлета, когда часовой с собакой перешел на другой край взлетного поля, пригибаясь к земле, мы добежали до самолета, Рудольф ловко нащупал замок, открыл люк, и мы, стараясь не шуметь, забрались на заднее сиденье. Сидеть незаметно там было невозможно, да и вообще было невозможно устроиться в кресле, рассчитанном на одного. Я сполз вбок, почти на пол. Рудольф согнулся на сиденье и опустил голову. — Если он сейчас же не подойдет, нас увидят, — шепнул он. Но тут раздались шаги, хруст камешков, кто-то поставил ногу на крыло самолета, отчего по всему корпусу прошел гул, и в кабину запрыгнул человек в шлемофоне и пилотной куртке. Я понадеялся, что это тот самый пилот. — Эй, Михель, ты куда собрался? — крикнули с поля. — Разведка прибрежной полосы, — буркнул пилот, и взялся за край люка. — Стой, а почему один, где Ганс, почему не в паре? — Приказ гауптмана Лёрцера. После этого Михель закрыл люк и, не обернувшись к нам, начал щелкать переключателями на приборах. Рудольф приподнял голову, положил руку на плечо пилоту, тот послушно замер. — Курс на Британию, Плимут. — Понял, исполняю, — четко, но равнодушно ответил пилот и завел двигатель. Мы уже взлетели, когда по самолету мазнул яркий луч прожектора. — Преследования не будет, — не поворачиваясь успокоил нас Михель, — приказ действительно получен. Но вы сказали быть на поле в восемь, и я поторопился. — Ты все сделал правильно, лейтенант, — успокоил его Рудольф. После этого он поманил меня, и я попытался перебраться к нему в кресло, но усидеть вдвоем там действительно было невозможно, да еще самолет тряхнуло так, что я снова оказался на полу. Внизу уже чернела вода. — Грозовой фронт, справа, очень близко. Ветер усиливается. И должен предупредить, я не слишком хорошо умею сажать самолет в темное время суток вне взлетной полосы. Рудольф, похоже, растерялся, а я воспользовался тем, что самолет временно перестало болтать, и, согнувшись пополам, все же уместился у него на коленях. На полу сильно затекали ноги, других вариантов сменить позу не было. — Ничего, мы аппарируем прямо из кабины. Рудольф только головой покачал и вцепился в меня крепче. Не знаю, как должны летать военные истребители времен Второй мировой, но с этим, кажется, было что-то не то. Его болтало и швыряло так, что я дважды приложился лбом о корпус. Пристегнутый ремнем Рудольф старался меня удержать, но бесполезно. Я схватился за его шею и вдруг вспомнил, что сейчас только 30 декабря, и Рудольфу нужно продержаться больше суток, чтобы обмануть судьбу и избежать смерти в 1943 году. В нашем положении, это казалось почти невозможным. Наверное, у меня и выражение лица изменилось, потому что он спросил: — Что с тобой? Нужно было срочно что-то придумать, и я придумал и не соврал: — Боюсь! Рудольф уткнулся в меня, а потом прошептал на ухо: — И я. Я сейчас согласен перебраться отсюда в любое другое время, где есть большие надежные самолеты, а не эти корыта. Самолет словно услышал нас и ухнул вниз. Я думал, это конец, но пилот, может, и не умел приземляться в темноте, но в небе он был ас — смог выбраться из воздушной ямы и выровнять машину. Но только для того, чтобы провалиться в еще большую яму. Так мы и летели: вверх и вниз, влево, вправо, куда угодно, но только не вперед. Я сполз с колен Рудольфа на пол и только надеялся, что скоро все закончится. Когда по окнам снова пробежал луч света, я испугался, что мы сделали круг над морем и вернулись обратно. Где-то раздался взрыв, пилот заложил крутой вираж. — Британские ПВО, как действуем дальше, гауптман Лёрцер? Он принимал Рудольфа за кого-то из своих офицеров. Рудольф не спорил. Он посмотрел на меня, и я кивнул — нужно было аппарировать немедленно. — Разворачивайся и возвращайся на базу, — скомандовал ему Рудольф и взял меня за руку. Я зажмурился и представил Лондон. Я так сильно туда хотел, что совершенно не удивился, когда открыл глаза перед входом в “Дырявый котел”. * * * — Ну и корчма, — пробормотал Рудольф, озираясь. Нынешний “Котел” выглядел неуютной, затрапезной забегаловкой с закопченными стенами и забрызганными грязью окнами. Однако пахло вкусно, как всегда у Тома. И сам Том встретил нас, еще совсем молодой, не лысый. Я ожидал, что в предновогодний вечер в баре будет не протолкнуться, это же такое популярное место, однако Том с меланхоличным видом бродил между пустыми столиками. Я поздоровался. — Закрыто, — вздохнул он. — Если вы насчет завтрашнего праздника, так вам дальше. Косой, двенадцать. Где кафе-мороженое. А у меня все бочки с элем туда укатили, обещали заплатить, только кто ж теперь платить станет? Выпьют и забудут. Я сказал ему, что праздник нас интересует куда меньше, чем свободная комната и горячий ужин, и что у нас есть немного денег — и Том смилостивился. Он пошел за едой, мы устроились за столом, сняли куртки, и Рудольф спросил: — Что с лицом, Гарри? Этот жуткий бар не должен был таким быть? — В мое время это клуб, где собираются волшебники всей Британии. Здесь весело, шумно, радио играет всегда, полно экзотики, которую привозят из поездок по миру и дарят Тому. И Том веселый, а не такой… пришибленный. Вон там маленький зоопарк, а там, вдоль окошек, поющие цветы, которые цветут и поют даже зимой. А в этом «Котле» как будто убили кого-то. Но выбирать не приходилось. Спать мы легли в одной кровати. Точнее, я просто забрался к Рудольфу в постель, готовый уйти по первому требованию, однако он молча обнял и притянул к себе. — Поверь, я рассказал тебе все. Я больше ничего не скрываю, — сказал я. Мне все казалось, он продолжает злиться. — Только то, чего не знаю сам. — Все, кроме одного, — проговорил Рудольф. — Ты ни словом не обмолвился о моих годах жизни, а ведь ты наверняка что-то знаешь. Я прав? Я молчал. — Ясно, — вздохнул он. — Эх ты, горе-конспиратор. — Я отвечу завтра в полночь, ладно? — Рудольф на это лишь пожал плечами. — Давай сейчас просто поболтаем. Спроси меня о чем-нибудь еще. И Рудольф стал спрашивать — сначала о том, как и когда закончилась Вторая мировая (в 1944 победой СССР с союзниками, Гитлер бежал в Южную Америку, был пойман и расстрелян — всю эту информацию Рудольф воспринял довольно мрачно), потом я сменил тему и стал рассказывать об автомобилях, самолетах, сотовых телефонах — его очень заинтересовала «коробочка», в которую мой дядя говорил, — о телевидении и интернете. Я сам знал не очень много из области маггловской техники, но справился неплохо. Рудольф был впечатлен. — Путешествия по времени доступны только волшебникам? — допытывался он. — Как так вышло, ведь, судя по твоим рассказам, магглы добились прогресса? — Слушай, а… я не знаю, может, магглы тоже могут прыгать через время, просто мы не в курсе. Они ведь и на Луну летали и вообще в космосе давно. Давай спать? Я прижался к нему, очень теплому, закрыл глаза и уже почти видел приятный сон, когда Рудольф горячо зашептал над моим ухом: — Ты что-то знаешь, но не говоришь. Ладно, я догадываюсь. Сомневаюсь, что самолеты, полетевшие бомбить Британию, повлияли на мою судьбу. Значит, это не Диггори, а ты, Гарри. Ты изменил всю мою жизнь… Я притворился крепко спящим, потому что не знал, что на это отвечать. Рудольф умолк, и я почувствовал его губы на переносице. И едва удержался, чтобы не выдать себя. Утром выяснились две вещи. Во-первых, камин в «Котле» не был подключен к сети, во-вторых, я сообразил, что в последний день года Министерство магии наверняка не работает. Том, принесший к завтраку чай, вареные яйца и хлеб с сыром, невозмутимо сказал: — А зачем мне эта летучая сеть? Только без конца всяких темных личностей выпроваживать, которые в «Горбин и Бэркс» лезут через меня. Вон, поглядите-ка. И без камина являются. За столом в углу сидели над кружками с пивом два странных типа в мантиях с низко надвинутыми капюшонами. Я не стал уточнять, о чем идет речь, и спросил, не знает ли он Аластора Муди? Такой молодой министерский работник с вредным характером. Том ответил, что министерские к нему не ходят, разве что во время рейдов и облав. И опять я не стал уточнять, что за рейды и облавы. Не хотел я знать. Этот мир как-то очень сильно не похож был на привычный мне. — Пойдем к Муди домой, — сказал я Рудольфу. — Я знаю адрес, и, надеюсь, он именно там. В мое время он не любил переезжать. Мы оделись и вышли на Черинг-кросс-роуд. Вдалеке надоедливо звонил церковный колокол. Снега почти не было, камни мостовой выглядели грязными. Пахло сыростью и дымом. Люди спешили мимо, не обращая на нас внимания. Проехал двухэтажный автобус с рекламным щитом «Качественные продукты питания», пассажиры выпрыгивали и запрыгивали на ходу. Тут же, звонко цокая, мимо прошагала понурая лошадь, тянущая воз с каким-то тряпьем. Автомобилей тоже хватало, вообще улица была очень оживленная. Дома на ней почти все уцелели, лишь кое-где виднелись пустые оконные проемы. Битое стекло хрустело под ногами. Но в целом Лондон не сильно отличался от того, в котором я жил. Разве что автомобили другие. И одежда. Рудольф с интересом оглядывался. Он говорил, что бывал в Британии до войны. И по-английски говорил бегло и чисто — выучил еще в университете. Я взял Рудольфа за руку, припомнил улицу и дом Муди в Кройдоне, трехэтажный особняк из красного кирпича с магазином специй «Бодрум» внизу, и все перевернулось. Мы стояли перед ним, никаких специй, конечно, не было, просто заколоченные досками большие окна-витрины. Да, вот и знакомая мне надпись, выложенная на фронтоне: «Дом Альбиона». Окна заклеены бумагой, а в остальном все такое же. В Кройдоне было тихо и пахло свежестью, снегом, машины здесь почти не ездили. Муди проживал на верхнем этаже, который для магглов выглядел, насколько я помнил, как нежилой чердак. Я подошел к двери и позвонил. Спустя минуту наверху заскрипела рама отъезжающего вверх окна, оттуда высунулась рука с палочкой и изобразила петлю. В нас бросили невербальный Экспеллиармус! Но поскольку в руках мы ничего не держали, заклинание не сработало. — Аластор, мы свои! — громко сказал я. А какие еще могли к нему прийти? — Мы без палочек, вот. Я помахал руками, и Рудольф сделал то же самое. Наверху было тихо, потом дверь вдруг приоткрылась. Взъерошенный Муди, нацелив на нас палочку, выглянул наружу. — Поднимите руки так, чтобы я видел. Кто вы такие? — Я аврор. Я знаю Альбуса Дамблдора. Можно нам войти? — И что же это за аврор, который всей улице сообщает, что безоружен? — А что? — не понял я. Он процедил сквозь зубы что-то о дураках и добавил: — Мой дом зачарован на непрошеных гостей. Если охранные чары сработают на опасность, не обессудьте, вас вышвырнет. Пошли. Муди отступил. Мы друг за другом просочились внутрь, я зашел последним, и дверь, закрываясь, едва меня не прихлопнула. Чары нас пропустили, и мне показалось, он удивился. Оглядел нас, потер лоб и повел в небольшую, загроможденную мебелью комнату с полукруглым окном, темноватую из-за бумаги на стекле. Мы сели на диван, он остался стоять, разглядывая нас. — Гарри Поттер и Северус Снейп, — представился я за себя и Рудольфа. Черт, опять этот Северус! — А тебя я знаю. — И откуда знаешь? Вы уж меня извините, что я так сразу в вас… Мародеров сейчас много, выслеживают одиночек по следам магии и нападают. И в дома лезут. — Волшебники?! — поразился я. — Вроде и магглы с ними. Не разберешь. Война началась, и все придурками стали сразу. Вы-то зачем пришли, Поттер и Снейп? Что-то я ничего о вас не слышал от Альбуса, а впадать в маразм ему рановато. Да, это был мой Муди, грубоватый старый хрыч. Вернее, молодой. Оба глаза и ноги на месте. Даже симпатичный. Я начал рассказывать. Ссылаясь то на Дамблдора, то на самого Муди, я выложил историю до конца. Кратко, как мог. Аластор слушал и морщился, а потом сказал: — Да ты врун каких поискать… Как тебя дом-то мой впустил? Я не понимаю, что тебе от меня надо? Ступай к Альбусу, пусть он расхлебывает проблемы своих учеников. — А я как раз и твой… ученик. Ты учил меня в Академии авроров. — Сроду не приближался ни к какой Академии, — хмыкнул он. — Слушай, мне плевать, кто вы и откуда здесь взялись, выкладывайте, зачем пришли, и катитесь. — У меня только один хроноворот. А нас двое. Нужен второй. Можешь достать? — Зачем? — Ну, я же только что объяснил. Чтобы мы вдвоем могли вернуться в мое время. — Так и вернитесь. Цепочку накиньте на себя двоих и крутите. — Какую цепочку?! — я вытянул руку. Муди ожил, в глазах блеснуло любопытство. Он взял меня за руку, приглядываясь к часам. — Плохо видно, темно из-за этой бумаги. Проклятые бомбы сыпались как горох, надоело стекло сращивать. Что это? Я ответил. Я уже понимал, что все не так. Не мог он не знать, как выглядит хроноворот. Он работал с ними. — Что ты голову мне дуришь? Хроноворот — это песочные часы с цепью. И сколько ты там пробыл, по твоим словам, в прошлом, полгода? Ты издеваешься? Тебя уже на свете не было бы! Я взглянул на Рудольфа, встретил его встревоженный взгляд и пожал плечами. — Я сказал правду, вот это хроноворот, он способен переносить на сколько угодно далеко и позволяет находиться сколько угодно долго в прошлом. Главное, всегда держать стрелку на годе возвращения, чтобы если что трижды постучать по стеклу и вернуться. Вот, у меня стрелка стоит на 2002. — Не знаю, что у тебя стоит, а таких хроноворотов я не встречал. Я молчал, осознавая услышанное. Потом уточнил: — И в Отделе Тайн таких нет? — Раз ты знаешь про Отдел Тайн, значит, тебе известно и все, что там хранится. Таких — нет. Не знаю, откуда ты такие выкопал, если не врешь, то, значит, в будущем появятся, а здесь еще не придумали. Приходи через год-другой. Или сам изобретай. — Что же делать? — Возьмитесь оба за этот твой ремешок и стартуйте. Может и получится. — Не получится, — безнадежно сказал я. — Парные опыты проводились много раз. Или выкидывает в разное время, или вообще не срабатывает. — Одним словом, авроры вы или кто? А я вам помочь не могу, езжайте-ка вы к Дамблдору, он что-нибудь придумает. В крайнем случае, отдашь ему этот свой чудо-хроноворот, пусть найдет мастера, он скопирует. Это была мысль! — Камин у тебя подключен к сети? — У меня его вообще нет. Завалило трубу при бомбежках, все вниз высыпалось. И поезд не ходит, рельсы повреждены. Можно только «Рыцарем». Он еще ездит, хотя кондуктора нет, пропал. Давайте-давайте. Идите! — Было видно, что Аластору не терпится от нас избавиться. — А, да, палочек нет. Ладно, помашу из окна, так и быть. Вы, раз без палочек, будьте осторожны. Мы распрощались, спустились на улицу и остановились у дороги. Я коротко рассказал Рудольфу о «Ночном Рыцаре». Потом появилось странное чувство, будто в спину уперся чей-то внимательный взгляд, и я обернулся. Парень в белом костюме-тройке и в полосатом шарфе внимательно изучал витрину неработающего магазина. Как странно он одет, не по времени и не по погоде. Еще один, неуловимо похожий на первого, стоял неподалеку возле припаркованного автомобиля и чистил ногти. Но ведь не могло гестапо сюда добраться, верно? — Который час? — спросил Рудольф. — Этот автобус ходит по расписанию или как? — Или как, — сказал я, — сейчас Муди его вызовет. Я снял с руки часы, отогнул стеклянную крышечку и стал при помощи крохотного штырька на обороте корпуса перекручивать стрелку на час назад. Я совсем забыл, что британское время отличается от европейского. — Сейчас около одиннадцати, если «Рыцарь» поедет быстро, то к обеду будем на месте. Рудольф помолчал, а потом неожиданно сказал: — Гарри, ты уже не в первый раз представляешь меня Северусом Снейпом. Я прошу, не делай так больше. Мне неприятно это имя, инициалы. Напоминают зондеркоманду, Шренка и чем все закончилось. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Да даже тот бюст в фонтане. Я Рудольф и им останусь, незачем теперь вообще менять имя. Я только успел кивнуть, и подъехал «Ночной рыцарь» — фиолетовый трехэтажный автобус. Рудольф присвистнул, запрыгнул на подножку и шагнул вглубь. Я сжал часы в кулаке, заскочил следом, кивнул водителю, сунул ему два галлеона, выменянные у Тома на талеры, и оглянулся на тех, в костюмах. На улице никого не было. Все это проклятая паранойя, мы здесь никому не сдались, и теперь все будет хорошо, как бы там ни обернулось дело в Хогвартсе. А при мысли, что я покажу Рудольфу замок, где провел столько счастливых лет, в груди потеплело. Я прошел в салон, сел рядом с ним — других пассажиров не оказалось. Автобус рванул было, и тут прямо на ходу в него впрыгнули трое в этих странных белых костюмах, и не успел я как-то отреагировать, как первый приставил палочку к водительской голове и что-то сказал, а двое других ринулись к нам. — Все деньги и часы, живо, — сказал один. — У нас нет ничего, — ответил я, пытаясь сконцентрироваться для аппарации. Автобус так трясло, что это было невозможно. Мы подпрыгнули на сиденье, рухнули обратно, нас мотало и кидало. Грабителей тоже швыряло взад-вперед. — Тормози, сказал! — заорал первый мародер. Визг тормозов и длинный прыжок автобуса в замедленном полете. Меня бросило вперед, и я приложился головой о стенку. Рудольф удержался и атаковал мародеров магией, их с грохотом отшвырнуло в начало автобуса. Я бросился к нему, чтобы вместе аппарировать, но тут автобус встал как вкопанный, в тот же миг к нам от кого-то из грабителей метнулось красным лучом проклятие, я толкнул Рудольфа и сам нырнул вбок, пропуская луч, с размаху треснулся о поручень рукой — и выронил хроноворот. Он улетел на пол, я и Рудольф одновременно рванулись вниз, чтобы его подобрать. Почти сразу в глаза ударил свет, а в уши шум. * * * Я стоял на коленях, скорчившись посередине дороги. Мимо, сигналя, проносились автомобили. По тротуару шли прохожие — целая толпа высыпала из автобуса. Кто-то разговаривал по мобильному телефону. Все было залито солнцем. Я понял, что я снова в две тысячи втором и здесь лето. На доме напротив светилось табло электронных часов с датой. Двадцать пятое августа, дата старта . А перед глазами четко, словно освещенный вспышкой, стоял последний кадр: хроноворот падает, и мы одновременно бросаемся за ним. Я вскочил, перебежал к тротуару, крикнул: — Рудольф! Люди оглядывались, огибая меня, посмеивались, но никто не замедлил шага. Они прошли, автобус уехал. Улица просматривалась в обе стороны — и ни одного человека. Надо скорее обратно. Если Рудольф остался в «Рыцаре», он там сейчас один против троих. Но... Где хроноворот? Я обыскал карманы куртки, оглядел все вокруг. Перебежал обратно на шоссе, обшарил бетонное покрытие. Безрезультатно. Несмотря на жаркий день, меня обдало холодом. Звуки уплывали, и все заполнял нарастающий звон в ушах. Я стоял на обочине, мимо проносились автомобили, на той стороне дороги тянулась вереница кирпичных коттеджей, за ними ехал поезд, мелькали вагоны. Шумели от ветра пышные кроны деревьев над крышами. Катили дети на велосипедах, следом бежала собака. А я потерял Рудольфа и хроноворот. Нужно было что-то делать. Во-первых, я должен раздобыть новый хроноворот, во-вторых, подумать. Или наоборот. Я снял и скрутил куртку, подвернул рукава рубашки. Эти простые действия помогли собраться с мыслями. Что если Рудольф тоже перенесся со мной сюда, но инстинктивно аппарировал с оживленной дороги? Маловероятно, конечно. Однако я должен проверить любой, даже крошечный шанс. Здесь, в Британии, не так много мест, где он мог бы оказаться. Я убедился, что вокруг никого нет, не считая проезжающих автомобилей, и перенесся прямо в номер «Дырявого котла», в котором мы ночевали. Напугал эльфа, перестилавшего кровати. Нет, он никого не видел. Я рванулся дальше, в Кройдон, к дому Муди, возник на нужной улице и огляделся. Мимо прошли две старушки в панамах. Мальчишка таращился на меня из окна ближайшего коттеджа. Нет… Дальше некуда: в Германию или Польшу аппарировать с островов нельзя, а здесь других мест, координаты которых Рудольф знал, не осталось. А Муди должен быть дома, ведь сегодня воскресенье. Пусть ворчит, орет, хоть проклинает. Только поможет мне добыть новый хроноворот. В сорок третьем он заявил, что впервые видит такие часы. Но сейчас-то их уже изобрели. «Дом Альбиона» с магазином внизу изменился мало. Я позвонил в колокольчик, а спустя десять минут растерянно сел на скамейку неподалеку. Высокая седоватая ведьма, которая теперь там живет, с недоумением сообщила, что «Аластор уже лет пять как умер, бедняга». Подробностей она не знала, сказала лишь, что он погиб на войне. На войне?! Странным было и то, что услышав мое имя, ведьма вдруг выругалась и захлопнула дверь у меня перед носом. И на вопрос, что происходит, ответила, не открыв больше, чтобы я убирался, потому что самозванцев она не потерпит. И что-то еще про издевательство над памятью. Я встал, ушел за угол, подумал и аппарировал в Литтл-Уининг. Двухэтажный маленький коттедж был на месте. Но сад зарос травой, а моя тетка никогда себе такого не позволяла, ее клумбы цвели, как на картинке. Сейчас все заполонили сорняки, газон был давно не кошен, и на ограде торчал потрепанный штрафной листок. Дом выглядел нежилым, и на звонок и стук никто не ответил. Я аппарировал внутрь и застыл на месте. Мебели не было, пахло пылью и запустением. Делать там было нечего, и я вернулся на улицу. Хотел позвонить к соседям, спросить о Дурслях — и не стал. Ясно же, что я с ними больше не живу. Я шел к перекрестку и соображал, что мне делать дальше. В Нору я соваться боялся. Может статься, кто-нибудь из многочисленных Уизли тоже погиб на той войне. А еще меня там встретит Джинни… и непонятно, что мне с ней теперь делать. У перекрестка я зашел за куст, чтобы аппарировать на Гриммо, — и передумал. Было страшно — после того, как я узнал о смерти Муди и не нашел Дурслей. Сириус мог оказаться не тем, кого я помню. Мог спиться. Мог улететь на своем мотоцикле к черту, в Америку, куда глаза глядят. А Регулус — превратиться в моего врага и отказаться пускать на порог. Я отложил Гриммо на потом. Оставался Хогвартс. Я чувствовал, что замок выстоял, несмотря ни на какие фашистские самолеты, так странно и страшно изменившие мой мир. Альбус поймет все, что я ему расскажу, поверит и постарается помочь. Если не он, то кто? У меня оставалось несколько мелких монет, но не было палочки, чтобы вызвать «Ночного рыцаря». И я вновь аппарировал к «Дырявому котлу». Лысый Том за стойкой протирал стаканы, и было так странно видеть его старым. В баре оказалось полно народу. Как только я захлопнул дверь, Том уронил стакан и посмотрел с таким изумлением, словно в бар вползла венгерская хвосторога. Пришлось поздороваться и спросить, можно ли воспользоваться камином. Том так засмотрелся, что даже не ответил. Тогда я пожал плечами и стал пробираться между столами. Какой-то старый маг в шляпе оторвался от кружки с пивом и тоже уставился на меня. Толкнул локтем соседа. Тот поднял глаза, хмыкнул и вдруг на весь зал сказал: — Ты бы еще очки нацепил, парень! — Что? — не понял я. Но они уже вновь уткнулись в свои кружки. Еще несколько волшебников провожали меня взглядами. Том же, забыв про стаканы, все смотрел вслед, и я не представлял, что его так поразило. Брюки, хоть и широковатые, обыкновенная белая рубашка и свернутая куртка не должны вызывать такую острую реакцию. Я вошел в камин, и вспышка холодного зеленого огня отправила меня в Хогсмид. Попал я, похоже, тоже в какой-то бар: в зале стояли столы, стойка с кружками и бутылками. И ни одного посетителя. В задней комнате, за занавеской, кто-то гремел посудой и бормотал ругательства. Отряхнувшись и стараясь не шуметь, я выбрался наружу и оглянулся на вывеску. Надпись «Кабанья голова» ни о чем мне не говорила. Я двинулся вокруг озера. Замок все так же возвышался над водой и ничуть не изменился, но я не спешил радоваться. Шагал, смотрел на высокие хогвартские башни и не сразу понял, что забрел в чей-то огород и топчу рыхлые грядки. Споткнулся о тыкву и встал как вкопанный. Откуда это здесь? А еще хижина с соломенной крышей и крошечным окошком. Кто мог жить под стенами замка, я не представлял и хотел потихоньку обойти домик, но меня, наверное, заметили из окна. Дверь распахнулась, и на крыльцо выбежал большой пес, а следом вышел Рубеус Хагрид с тяпкой. Это было очень неожиданно. Нелепая, неопрятная одежда, борода и убогая хижина с тыквами на косогоре вместо знаменитого «дома с драконами» на Косой аллее. Я смотрел и не узнавал главного магозоолога Британии, который содержал зоопарк фантастических тварей со всего мира. Собака обнюхала мои штаны и побежала дальше, а он стоял, и лицо у него было не сказать чтобы счастливое. Но я обрадовался ему. — Мистер Хагрид! — Э… не хочу показаться невежливым, но кто вы, шут побери? — Вы не узнаете меня? Я Гарри. Гарри Поттер. Аврор, помните? Он вытаращился и выронил тяпку. — Что с вами? — Никогда еще так близко мертвецов не видел, вот что. Я подошел к нему, схватил за руку. — Не знаю, что вы придумали, но я живой и настоящий. Ну же, мистер Хагрид? Он смотрел на меня, как совсем недавно смотрел Том в «Дырявом котле». — Ты без очков! — Так я их никогда и не носил. — Не дури мне голову! Гарри всегда был в очках. — Я Гарри, и вы что-то путаете. Мистер Хагрид повернулся и пошел в сторону озера, широко шагая через грядки. Я поспешил следом. Он пришел на берег и остановился рядом с ивой. Там, полускрытая колышущимися ветвями, виднелась белая мраморная книга, с брошенной поверх нее волшебной палочкой; на обложке была высечена молния. Рядом была такая же белая гробница. Мистер Хагрид что-то говорил, но я его уже не слышал — не мог отвести взгляд от букв на блестящем мраморе. Буквы отсвечивали, плясали перед глазами и наконец сложились в вереницу слов — «Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор». — Как… как же так? — прошептал я. Этот мир отнял у меня последнюю надежду. Альбус был очень стар, конечно. Но живут же и дольше. Тот, которого я знал, был полон сил и умирать не собирался. — А Гарри Поттер… тут он, понятно, не лежит, домой отвезли, в Годрикову Лощину. Я взглянул на книгу с молнией. Там было мое имя. «В память о Гарри Джеймсе Поттере». Я перечитывал надпись второй, третий, десятый раз и не мог осознать, что такое сейчас читаю. Если я умер, то кто же тогда я? Не отводя глаз от надписи, я попятился и прислонился спиной к дереву. А потом все-таки спросил: — Почему они погибли, что случилось? — Известно что. Темный лорд, Волдеморт который… Том Риддл, леший его побери. — Риддл?! Меня… его убил министр? — Чего это министр? Не может тварь стать министром. — Он нормальный человек, не надо называть его тварью. У него была хорошая семья, и учился он отлично. Какой-то бред про лорда... Мистер Хагрид пожал плечами. Мы замолчали. — У Гарри Поттера есть… были особые приметы? — спросил я. — Известно какие… шрам. Я показал руку с начатой Шренком фразой «Я не буду лгать». Мистер Хагрид покачал головой: — Шрам как молния, на лбу. — Откуда вы… — я осекся. Шренк только собирался вырезать мне руну Зиг, но не стал. Показать мне нечего. — Ладно, мистер Хагрид. Пойду я. Спасибо. Простите, что напугал. Может быть, вы потом поверите мне. — Вот глаза у тебя вроде его, а говоришь со мной, как чужой. — А вы случайно не магозоолог? — Лесничий я, спасибо директору. Колдовать запретили, но хоть работа есть… а то бы что ж, пропадать? У меня не было сил вникать еще и в перипетии биографии мистера Хагрида. Ясно, что ничего хорошего с ним не случилось. — А теперь кто директор? — спросил я, чтобы сменить тему. — Минерва Макгонагалл. — Минерва Макгонагалл?! Она жива?! — Смелая женщина… выстояла. Хоть одна хорошая новость. Я кивнул ему на прощанье и аппарировал в Годрикову Лощину. Если я не увижу могилу, никогда не поверю в то, что рассказал мистер Хагрид. Могила была. Маленькое надгробие между двумя большими. Я, то есть он, не дожил даже до восемнадцатилетия. И тут меня охватил ужас. Что если я вообще не должен существовать, как Седрик? Тогда что-то совсем скоро меня убьет. Может быть, прямо сейчас. В небе загрохотало, и я вскинул голову. Но это был всего лишь самолет. Я все стоял над собственной могилой. Гул самолета затих, но шумел ветер в ветвях, чирикали птицы, где-то далеко кричали и смеялись дети. И эти обычные звуки казались странными, лишними. В них была жизнь. А я вернулся в свое время, чтобы найти здесь одни только смерти и мемориалы. Как проклятие.