Rukovodstvo Dlya Nachinayushchih Dvigatsya Dalshe

К тому времени, когда солнце возносится над Пристанью Лотоса, Цзян Чэн закончил выпускать своё разочарование на ни в чём не повинных соломенных манекенах и готов к началу нового дня. Мужчина умылся, переоделся, принял самый что ни на есть презентабельный вид и теперь сидит в своём кабинете, разбираясь с подозрительной стопкой документов, что неустойчивой башней возвышалась на краю его стола. Конечно же, Саньду находится в пределах его досягаемости, однако вряд ли в нём есть какая-нибудь необходимость. Боги, неужели, когда его отец заправлял всеми делами, было так же много бумажной волокиты? Цзян Чэн должен признать и свою часть вины, потому как это он отсутствовал вчера весь день, из-за чего работы накопилось едва ли не вполовину больше, а потому время платить цену за свою неуместную беспечность. Завтрак поспешно принесён служанкой, которая стремглав вылетает из комнаты, как только поднос касается стола. Планка настроения опускается ещё ниже, и он пристально смотрит на бумаги перед собой. Известно, что каждый из домашней прислуги в страхе трепещет перед его знаменитым нравом, но должны ли они показывать это настолько очевидным образом? Не похоже, что глава собирается откусывать им головы. (Цзян Чэн демонстративно не думает о времени в десять минут, которое он отвёл крикам на слугу, потому что тот нарушил его концентрацию для написания письма Не Хуайсану. Мужчина заплакал спустя пять минут.) Цзян Чэн завтракает во время письма, стараясь при этом не допустить пятен или капель на официальных документах. В перерывах между перекусами с языка слетают случайные проклятия, когда он читает письма, написанные истинными идиотами. Вопреки распространённому мнению, Цзян Чэн не проводит всё своё время на помпезных и загадочных встречах с лидерами Четырёх Великих Кланов. Часть его работы в роли главы ордена заключается в поддержке связи со старейшинами крошечных деревень, разбросанных по огромной территории Юньмэн Цзян, также в слушании их обращений и решении ни в коем случае не терпящих отлагательства проблем. Иногда происшествия действительно важны — затрагивающие общее благосостояние значительного числа его людей, как например, засуха, от которой в настоящее время страдает одна из западных провинций, или шестилетней давности падёж скота, поразивший несколько центральных городов. Однако в иные моменты… Мужчина поминает небеса себе под нос, читая письмо, оплакивающее известия о необычайно большом количестве однополых браков, которые в последнее время заключались в фермерской деревне. Да, он знает, что это повлияет на рождаемость и, возможно, на количество продовольствия, что будет произведено в будущем, но что, черт возьми, он должен с этим делать? Ворваться на церемонию и требовать отмены свадебного договора? Чёрта с два. Совсем уже ебанутые люди. С течением дня между висками начинает нарастать пульсирующая боль. Явление обычное, особенно в те дни, которые он посвящает чтению писем и сочинению ответов, но это всего лишь головные боли, что не так уж плохо. Бывало и похуже, поэтому он просто продолжает игнорировать. Конечно же, это не означает, что он забросит свои обязанности на полпути к их осуществлению, однако ко второй половине дня на его настроении можно ставить крест (на окружающих тоже). Очевидно, у прислуги натренированный глаз, ибо именно они наводят порядок после его очередного конфликта с мебелью. Но всё же Цзян Чэн старается не ломать слишком дорогие вещи. Конец — грёбаный конец! — он закончил на сегодня. Почта рассортирована в три аккуратные стопочки: то, что он прочёл, и оно может сыграть немаловажную роль чуть позже, письма, на которые он написал ответы, и они будут отправлены этим вечером, и также обращения, что ему никогда не понадобятся, и он лишь рад посмотреть, как конверты исчезнут в адском кострище. Цзян Чэн поднимается, отодвигает стул и трясёт правой рукой, пытаясь избавиться от спазма, досаждающего ему при длительном письме. Теперь же можно перейти к следующему насущному вопросу, энтузиазма который отнюдь не вызывал. Вчерашнее обещание самому себе насмешливым эхом звенит в ушах. В жизни не должно быть таких моментов, когда дяди-одиночки дают правильные советы своим племянникам, — но, видимо, чувство юмора у жизни опережает сострадание. Это, чёрт побери, обязанность Цзинь Цзысюаня. В который раз Цзян Чэн проклинает ублюдка за то, что тот умер так рано. Кто, чёрт возьми, вдруг решил, что он подходит для этой роли? Он даже не может отправиться на свидание — у Цзинь Лина абсолютное преимущество в этом вопросе. Ох, что ж. В конце концов, кто-то должен поговорить с ребёнком, пускай это бремя ляжет на его плечи. Дрожь пробирает всё тело лишь от одной мысли, что его может опередить другой дядя мальчишки, Вэй Усянь, и к каким катастрофическим последствиям это приведёт. Мужчина праздно задаётся вопросом, кто проводит беседы для учеников ордена ГуСу Лань — Лань Цижэнь? Воображаемая картина поразительна. Если по его мнению и есть подходящая кандидатура, то она по праву принадлежит Лань Сичэню, как образу лучшего человека для этой работы. Мужчина умеет располагать к себе своей спокойной и не осуждающей натурой. Цзян Чэн направляет свои мысли в прежнее русло. В конце концов, перед смертью не надышишься. Итак, возьми себя в руки, говорит он себе, не будь тряпкой. Цзян Чэн хватается за Саньду, словно бы за порогом его ждёт кровавое поле битвы (что, к слову, предпочтительнее нарисованного будущего), и, когда вылетает из комнаты, полы развевающихся одежд так и хлопают по ветру, поднятому его резкими шагами. Не требуется много времени на поиски Цзинь Лина. Племянник, как и следовало ожидать, практиковался на стрельбище. Хотя он унаследовал возмутительно роскошный меч своего отца, малец, кажется, больше предпочитал лук и стрелы знаменитому оружию. С одной стороны это даже удобно — с расстояния безопаснее и легче всего отстреливать раздражающие тебя факторы. — Цзинь Лин! — рявкает он. Следующую стрелу мальчишка выпускает дрогнувшей на тетиве рукой, отчего она попадает не в яблочко, как планировалось изначально, а во внешнее кольцо мишени с характерным глухим стуком. Он бросает лук и оборачивается с широко открытыми глазами и скрещенными на груди руками. — Я ничего не сделал, Дядя. Клянусь! — на автомате начинает Цзинь Лин, но Цзян Чэн перебивает его. — У меня нет времени выслушивать это. Нам нужно поговорить.

۞۞۞

Всего лишь несколькими минутами позже они сидят в комнате Цзян Чэна. Как он решил, кабинет слишком формален для того, что они собираются обсудить. Также для разговора он предпочёл предоставить племяннику собственные апартаменты, так как мальчишка просто-напросто не сможет вытурить его из собственной спальни под вспышкой особо острого смущения. У ребёнка до смешного тонкая кожа. — Так о чём ты хотел со мной поговорить? — дуется Цзинь Лин. Этот эпизод в жизни Цзян Чэна не дастся ему легко, верно? — Какие у тебя отношения с Лань Сычжуем? — вопросом на вопрос отвечает он. Цзинь Лин издаёт то ли вздохи, то ли хрипы, после чего становится предсказуемо свекольно-красного оттенка, и Цзян Чэн испытующе хмурится на него, донося ясную как день мысль взглядом: я насквозь вижу весь твой собачий бред. Не смей меня, блядь, испытывать. — М-мы… он… мы… Цзян Чэн сопротивляется желанию закрыть лицо рукой. Как же это тяжело. — Хорошо, хорошо, я понял. Как далеко вы зашли? Румянец на лице племянника достигает эпических размеров. Мальчишка издаёт звук, похожий на предсмертный хрип, и Цзян Чэн с трудом сопротивляется давно забытому порыву легонько хлопнуть по спине, чтобы убедиться, что тот всё ещё дышит. Вместо этого он прищуривает глаза. — Ответь на чёртов вопрос, Цзинь Лин. Несколько секунд спустя мальчику удаётся извлечь что-то близкое к человеческой речи. Однако Цзян Чэн всё равно не разбирает лепетание подростка, поэтому одёргивает его, чтобы тот говорил чётче. Слова выходят скомканными, а взгляд и вовсе направлен куда угодно, только не на раздражённого дядю: — Эм… мы целовались пару раз. Хвала каждому богу и богине на небесах. Неловкость могла быть на бесконечность больше. — Мои поздравления, — лаконично произносит он. Цзинь Лин резко вскидывает голову. Рот открыт в немом возмущении, отчего его образ напоминает брошенную на сушу несчастную рыбу. Цзян Чэн позволяет словам на несколько мгновений повиснуть в воздухе, пока он сам наслаждается выражением лица племянника. Пожалуй, это единственное приятное в данной ситуации. Затем он продолжает. — Полагаю, ты знаешь, что будет дальше? — его голос звучит насмешливо, но он молится, чтобы ответ был положительным. Даже для такого "везунчика" как Цзян Чэн было бы чересчур, окажись Цзинь Лин единственным в мире шестнадцатилетним парнем, который до сих пор не представляет, что такое секс. К счастью, мальчишка согласно кивает. С каждой минутой ситуация всё больше и больше стягивает нервы в клубок. Нервы обоих. — Отлично, а теперь внимательно слушай меня, малец. Я произнесу это только один раз, — Цзян Чэн отчаянно надеется, что так и будет. — Я расскажу тебе о трёх пунктах, и для твоего же блага лучше запомнить их, потому что если ты забудешь, то непременно облажаешься. — Первый: никогда не позволяй никому давить на тебя и заставлять делать то, что тебе не нравится. Особенно в первый раз. Кем бы он ни был, вели ему прекратить, ни в коем случае не принимая «нет» за ответ. Бей, если того требует ситуация. Взгляд Цзинь Лина выражает одновременно и трепет, и ужас, словно он наблюдает за двумя всадниками, что на полной скорости врезаются друг в друга, прежде чем кто-то из них неминуемо сломает себе шею. Это полная катастрофа, вот что происходит, однако он всё равно верует в то, что хотя бы часть этой информации пробьётся сквозь толстый череп Цзинь Лина. — Второй: не торопитесь. Это не гонка, убедись, что вы хорошо проводите вместе время вместо поспешных действий. Если другой человек хочет остановиться, прислушайся к его чувствам. Если вы оба хотите продвинуться вперёд, не спешите — это лишь причинит лишнюю боль. — Третий: убедись, что ты и твой партнёр обезопасены. Есть некоторые болезни, которые могут передаваться таким путём, если вы не предусмотрели ничего заранее, притом болезни могут быть очень серьёзными. Конечно, сейчас ты можешь игнорировать это, но после пожалеешь. Как, по-твоему, умер твой дедушка? Позволь сказать, причиной была не чёртова простуда. У него везде были женщины, поэтому он подбирал всякое дерьмо. Банальное безрассудство сгубило его. Глаза племянника становятся размером с монету, когда он слышит об этой маленькой детали. Официальная история заключалась в том, что Цзинь Гуаншань умер от инфекции, и в это верило большинство людей. Но, будучи лидером ордена, Цзян Чэн имеет в рукавах информацию, которую некоторые хотели бы оставить в секрете. Включая дела глав других орденов заклинателей. Мужчина знает, что может слегка перегибать палку, но запугивание ребёнка безотказно действовало до сегодняшнего момента. Возможно, услышав о последствиях некоторых действий, он прислушается к его словам. — Понятно? — спрашивает он, на что Цзинь Лин положительно кивает. — Есть вопросы? Затем мальчишка активно трясёт головой, тем самым отрицая наличие вопросов. — Прекрасно, — грубо произносит Цзян Чэн. — Прекрасный монолог. Теперь оба притворимся, что этого разговора не было, и продолжим жить дальше. Цзинь Лин принимает это за разрешение откланяться и ретируется из комнаты так быстро, словно у него пятки горят. Цзян Чэн не винит его; он ненавидит картину того, что произойдёт с его репутацией, если однажды этот момент просочится сквозь стены его спальни. Честно признаться, во время разговора он импровизировал как мог. Самое время для чистосердечной исповеди: Цзян Чэн ещё более девственен, чем его племянник, учитывая, что у него никогда не было девушки или даже свидания, которое длилось бы больше пятнадцати минут. Если это не трагедия, то он не знает, как это можно ещё назвать. Пожалуй, жалости в этом больше, чем во всём остальном, насущном, коснящим с его жизнью. Разве нужны ещё доказательства того, что никто и никогда не захочет быть с ним? Цзян Чэн не видит в этом чужой вины. С ним что-то не так — и так было всегда. Он знает о своей мудаковатой натуре и о том, что он не из того типа людей, чья добродетель мягкой тканью покрывает отрицательные черты. Мужчина груб и язвителен и давно вышел за рамки среднестатистического параноика, также в список добавляются его частые крики и скупость на улыбки, и вообще в нём множество других острых углов, к которым никто в здравом уме не прикоснётся даже трехметровой палкой. Цзян Чэн — лидер одного из четырёх величайших орденов и потому греховно богат. Даже факт влиятельного положения в обществе заклинателей не может никого заставить вытерпеть его общество хотя бы полчаса. Вчера впервые за многие годы ему позволили находиться рядом с другим человеком, который не был его подчиненным либо прислугой или ещё как-то связанным с делами управления кланом. Он решительно не думает о том, какие чувства вызвала в нём улыбка Лань Сичэня (так много воды утекло с тех пор, как кто-то дарил ему похожее выражение лица). Эта история не может иметь продолжения в любом случае. Цзэу-цзюнь находится в уединении, проведя широкую линию между собой и всем миром. Их встреча — всего лишь случайность, нельзя дважды войти в одну реку. Но не в этом главная причина. Эта история не может иметь продолжения, потому что рано или поздно Цзян Чэн оттолкнёт всех.