[*beauty sleep — наши переводчики интерпретировали просто: хороший сон — залог успеха. что и имеется в виду. также «сон до полуночи (ранний сон), по поверию дарующий человеку молодость и здоровье».]
Сейчас племянник Цзян Чэна смотрит на мир полузакрытыми сонными глазами, в то время как толпа людей суетится вокруг него, исправляя последние штрихи его образа перед посещением Облачных Глубин. Цзян Чэну почти жаль их, так как они проснулись задолго до рассвета, что, несомненно, нарушает их биологические часы. Однако секундная жалость испаряется вместе с мыслью о том, что большинство из них смогут снова завалиться в свои постели с благополучным отбытием его и Цзинь Лина из Пристани Лотоса. И учитывая время их отсутствия, эти маленькие засранцы определённо воспользуются его недельной отлучкой и расслабятся в компании тишины, а не среди регулярных криков. Почти наверняка они будут счастливы увидеть его удаляющуюся спину. Последние два дня проходили в адской суматохе. Цзян Чэн оказался сбит с ног, рассредотачивая обязанности и повинности на доверенных людей в период его отъезда. Пребывая в Облачных Глубинах, он, конечно же, будет получать письма и с нарочным отсылать распоряжения в Юньмэн, однако не сможет присутствовать при разрешении мелких проблем, что обязательно возникнут в повседневной жизни. Пару раз с его губ едва не слетело ебись оно всё, ведь если орден не может управлять собой в течение недели без своего главы, то он заслуживает роспуска. Но всё же Цзян Чэну удавалось поймать слова прежде, чем он достигал крайней точки. Орден Цзян слишком важен — кроме того, что бы сказал его отец, узнай он о мыслях своего сына? Вероятно, что-то о том, что я до сих пор не понимаю дух или ценности истинного лидера ордена. Шумный выдох слетает сам по себе, и Цзян Чэн вырывается из мыслей, когда кто-то сообщает ему, что пора выдвигаться. На этот раз подготовка оказалась в разы сложнее по сравнению с их последней поездкой, связанной с поспешным порывом Цзинь Лина отправиться в ГуСу, поскольку тот визит был неофициальным и обосновывался днём рождения друга племянника, а не важной дипломатической миссией. В любом случае ему придётся раскошелиться на чёртов подарок*.[*doorgift (англ.)\门礼物 (mén lǐwù, кит.) — точного русского перевода для этого нет, однако имеется в виду обязательный подарок при посещении чьего-либо дома.]
Коротко кивнув персоналу на прощание, Цзян Чэн и Цзинь Лин начинают своё путешествие в Облачные Глубины. Не повредит понадеяться, что к следующей неделе не произойдёт ничего на грани чрезвычайного, и тогда они смогут вернуться к нормальной рутинной жизни, довольно оптимистично думает Цзян Чэн. Такие слова да богам в уши.۞۞۞
Несколько часов спустя — что означает действительно небольшое расстояние, учитывая, что путь в другие ордены может занимать несколько дней непрерывного движения, — они преодолевают последнюю часть горной тропы, которая мозаикой гравия обрывается в Облачных Глубинах. Густые вечнозелёные леса плавно перетекают в невысокие светлые строения с голубыми крышами, больше похожие на кучевые облака, контрастирующие с ярко-серой скалой, покрытой рядами аккуратно вырезанных символов. «Не» повторяется так часто, что кажется почти смешным: не выпивать, не кричать, не бегать… Ничего не изменилось с их визита тремя днями ранее. Сейчас у входа на территорию ордена стоит Лань Цижэнь, принимая, как писано правилами, высокопоставленных гостей. Пускай Цзинь Лин буквально спит на ходу, однако он пришёл в себя настолько, чтобы вежливо поздороваться с действующим главой ГуСу согласно приличиям в ответ на приветственный поклон, сдобренный парой любезностей. Действия Цзян Чэна отличаются лишь более длинным и формальным приветствием. Старший мужчина выглядит раздражающе бодрым, несмотря на его повседневно мрачное выражение лица, но, как бы то ни было, это его дом, кисло думает Цзян Чэн. Не ему пришлось воскресать в безбожный час, после чего провести шесть часов в дороге, только чтобы успеть к договорённому полудню. В любом случае, все знают, что для Ланей пробуждение в пять утра вполне естественный процесс бытия. Изящно взмахнув рукой, Лань Цижэнь подзывает одного из учеников-адептов в бело-голубой мантии. Затем следует короткий обмен бормотанием, слишком тихим, чтобы Цзян Чэн мог разобрать хоть слово, после чего ученик приглашает за собой его и Цзинь Лина в сторону одного из небольших зданий. Невысокая двухэтажная конструкция с широким фасадом и многоярусной остроконечной крышей. За последние годы Цзян Чэн побывал здесь несколько раз — здание являлось своего рода временным пристанищем для приглашённых лидеров орденов. По комнатам могут свободно и с комфортом расположиться двадцать человек, что устроит даже напыщенных павлинов из ордена Ланьлин Цзинь. Цзян Чэн подавляет дрожь. Беря в счёт кровь с отцовской линии, которая течёт в теле его племянника, чудо, что он не стал таким же. В этом отношении Цзинь Гуанъяо был фактически единственным терпимым членом из всего пернатого семейства, вероятно, по причине его крайне скромного происхождения как сына проститутки из популярного когда-то борделя города. Юный адепт — судя по всему, всего на год старше Цзинь Лина — показывает им будущие апартаменты. Юноша останавливается перед дверью, глубоко и почтительно кланяется, после чего исчезает, так и не обронив ни единого слова. Типичное поведение Ланей. Каждому достаётся отдельная со вкусом оформленная в белые и голубые цвета Ланей комната. Неужели в этом унылом месте запрещены любые другие оттенки? Помещения, отведённые для глав орденов, выглядят абсолютно одинаково. С неохотой, однако Цзян Чэн признаёт идею неплохой: символ всеобщего равенства независимо от статуса и силы клана. Это вполне может послужить положительным началом на скорых собраниях — возможно, есть крохотный шанс чего-то добиться. Комнаты Цзинь Лина и его дяди расположены смежным образом, и отделяющая их стена вполне тонка, чтобы при достаточном повышении голоса и необходимости они могли позвать друг друга. Мальчишка предсказуемо взволнован наличием собственной спальни. Во времена предшествующих не менее продолжительных визитов им приходилось делить комнату на двоих из-за молодого возраста племянника. Теперь, когда детство осталось позади, Цзинь Лину как будущему лидеру клана полагается больше почестей и благосклонности. Цзян Чэн тоже может насладиться дополнительной свободой и отведённым пространством. Как бы то ни было, бдительное око не помешает его племяннику, у которого талант с лёгкостью ввязываться в неприятности из-за врождённого шила в заднице, однако это всё равно предпочтительнее, чем делить комнату с капризным подростком. Слишком ясны воспоминания первых лет постоянного жонглирования обязанностями главы и ролью отца мальчишки. Не желая оставлять ребёнка в ордене Ланьлин Цзинь на попечение излишне балующей внука бабушки, мужчина забирал его с собой на различные встречи, в том числе и межклановые собрания, место проведения которых менялось каждый год. Цзинь Лин, не привыкший к незнакомой обстановке, не единожды по ночам поднимал его своим требовательным плачем, не позволяя ни на секунду сомкнуть глаз. И все эти взгляды, брошенные в его сторону другими главами орденов следующим утром, когда он переступал порог комнаты заседаний с тёмными кругами под глазами и маленьким ребёнком на руках… Цзян Чэн вспоминает, как юношеские страхи, что он сошёл с ума, что выставит орден Юньмэн Цзян на посмешище всему миру заклинателей, выползали из, наивно полагать, навечно заколоченных гробов. Сейчас он рад тому, что всё далеко позади. Мужчина в привычном темпе распаковывает небольшую привезённую с собой поклажу. Одежда занимает место в скромных размеров шкафу в приоконном углу спальни; зубную щетку, расческу и бритву он оставляет на бортике большого таза для умывания. Прошествовав на крошечную кухню, Цзян Чэн проводит быструю инвентаризацию. По полочкам расфасованы рис, фрукты, овощи и даже немного мяса (в основном, курица). В дверном проёме показывается голова Цзинь Лина. — Дядя, — зовёт он. В голосе играют умоляющие нотки, которые Цзян Чэн берёт на заметку вытрясти из мальчишки в ближайшее будущее. — Вещи распакованы. Пожалуйста, я могу пойти? Найти Лань Сычжуя, невысказанно заканчивается вопрос. Прошло всего лишь несколько дней с их Разговора, во время которого его племянник лепетал и краснел хуже двенадцатилетней девчонки. Если Цзинь Лин готов вернуться к своему парню так скоро, то, должно быть, он действительно дорожит этими отношениями. Цзян Чэн коротко кивает, после чего лицо Цзинь Лина озаряется раздражающим счастьем. — Но ты должен вернуться до половины третьего, — рявкает он, прежде чем от мальчишки и след простынет. На три назначена первая встреча, однако им понадобится некоторое время для подготовки. Пусть он ненавидел это признавать, но на прихорашивания племянник тратит столько же времени, сколько любая светская дамочка. И гадать не нужно, откуда пошли корни — в конце концов, А-Цзе никогда в действительности не заботил её внешний вид, не считая того, как он может отразиться на имени их семьи. Цзинь Лин радостно соглашается и бросается на поиски Лань Сычжуя. В этот момент мальчишка выглядит крайне взволнованным и столь похожим на Цзян Яньли в её первое настоящее свидание с Цзинь Цзысюанем. Секундная вспышка боли, но вот Цзинь Лин выбегает из комнаты, и на мгновение полы его развевающихся одежд вспыхивают золотом. Пускай только приёмный сын Лань Ванцзи и Вэй Усяня посмеет причинить боль его ребёнку, тогда Цзян Чэн поднимет ад до самой Поднебесной. Мужчина вздыхает. Почему из всех людей в мире его племянник выбрал именно этого мальчишку? Даже Лань Цзинъи казался менее проблематичным.۞۞۞
Не имея никаких планов, Цзян Чэн проводит следующие два часа в прогулке по Облачным Глубинам, словно бы заново знакомясь с этим местом. Однако совсем малое претерпело изменения с его студенческих годов, кроме того, что орден был сожжён во времена царившего деспотизма Вэней. Точно, как Пристань Лотоса. Калейдоскоп изображений вспыхивает под его веками. …пламя, слизывающее кору деревьев и кожу с его друзей, необъятной горой тянущихся к небу… пурпур одежд, запятнанный грязным алым… фейерверки, расцветающие в ночном небе инфернальным солнцем… … запах горящей плоти… Крик его матери. Цзян Чэн рассеивает дымку воспоминаний. Говорит себе не оборачиваться. Минуло больше пятнадцати лет, он уже не семнадцатилетний слабак. Когда ярость угрожает захлестнуть его, он усилием воли подавляет её. Не вздумай, чёрт возьми. Не сейчас. Не здесь. Вэни… Вэни исчезли. Он убил всех до единого. Они мертвы. Их нет. Он продолжает идти. Сам того не осознавая, Цзян Чэн очутился у внешнего двора, где ученики практикуют бои на мечах. На достаточно большом пространстве мелькают разноцветные фигуры, чьи оттенки одежд отражают их происхождение. Золото Ланьлин Цзинь, чёрный Цинхэ Не, пурпур учеников ордена Юньмэн Цзян, контрастирующие с оранжевыми, синими и зелёными адептов меньших кланов. Внимательным взглядом он проходится по тренирующимся, отмечая уровень техники каждого и не удерживая себя от сравнения их с Цзинь Лином. Результаты радуют. Племянник Цзян Чэна неплох, гораздо лучше, чем большинство учеников, но всё же остальные не сильно отстают. В целом, их движения чисты и точны; при должной практике и некотором опыте юные заклинатели достигнут небывалых высот. Мужчина останавливается на краю двора в тени раскидистого дерева, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Не лучшая идея — сорвать урок в первый день своего пребывания. Ханьгуан-цзюнь прогуливается между рядами учеников, у кого-то исправляя угол удара, парируя особому смельчаку и захватывая другого молниеносно хитрым движением. Неизменно грациозный и равнодушный, он практически не роняет слов, своевременным взглядом поправляя учеников. Черты его лица — идеальное зеркало старшего брата, однако там, где Цзэу-цзюнь мягок и доступен, Лань Ванцзи — хладнокровный ублюдок. Будто чувствуя на себе хмурый взгляд Цзян Чэна, мужчина оборачивается и ловит его на прицел своих глаз, словно посылая самый смертоносный взгляд. Цзян Чэн внутренне ощетинился. У него и так с самого утра не лучшее расположение духа, так в чём чёртова проблема этого парня? Цзян Чэн прибыл по просьбе его проклятого дяди. Тем не менее Лань Ванцзи вперился в него, словно произнося вслух: я хочу, чтобы ты свалил. Откровенно говоря, Цзян Чэн сам бы не прочь разгребать документацию Юньмэна, а не торчать в этом богом забытом месте. Дьявол, он бы ушёл прямо сейчас, имея такую возможность. Причина, по которой он продолжает посещать Облачные Глубины и другие кланы, в первую очередь в том, что он единственный, кому не наплевать на орден Юньмэн Цзян. Чёртова усталость снедает его, но Цзян Чэн продолжает противостоять стервятникам, которые возомнили себе, что имеют право занять место Юньмэн Цзян в четвёрке великих кланов, если сумеют подавить молодого главу, не имеющего поддержки семьи. Но больше всего он старается ради Цзинь Лина — когда мальчик, наконец, возьмёт бразды правления в свои руки, остальные проглотят его живьём, если до того момента ничего не изменится. Не дай эмоциям взять верх над твоей жизнью, мой мальчик, произносит призрак Цзян Фэнмяня. При жизни мужчина славился непоколебимым спокойствием и собранностью, достаточными для того, чтобы носить белые одежды ГуСу. Ты имеешь право на злость и гнев, но никогда не срывай с них замка, если на то нет весомой причины. В первый раз, когда отец произнёс эту жизнеутверждающую фразу, Цзян Чэн был двенадцатилетним мальчишкой, который сердился на что-то, о чём он уже сам не помнит. Тогда лидер ордена перевёл взгляд на свою хмурую жену, произнося эти слова, отчего весь запал юного заклинателя как рукой сняло. Цзян Чэн чувствовал себя очень маленьким и очень грустным, однако причина казалась призрачной и совершенно абсурдной. То была вспышка ярости всего лишь глупого мальчишки. Сейчас мужчина сжимает кулаки настолько сильно, что ногти оставляют следы в мозолистых ладонях. В сторону Ханьгуан-цзюня летит самый ядовитый из его впечатляющего арсенала взгляд, после чего он разворачивается и уходит с развевающейся яростью на концах пурпурной мантии. Твёрдые шаги эхом разносятся по коридорам, когда Цзян Чэн поворачивает направо, затем налево и снова направо у искусной фрески с унылым сюжетом. Дорога плетётся в крошечный сад, который был его убежищем в студенческие времена. Возможно, у маленького фонтана ему удастся остановить внутренний форшок прежде, чем он обернётся катастрофой. Мерное журчание играющей с лучами солнца воды всегда дарили спокойствие одиночества. Однако за очередным белым коридором он сталкивается со стройной мускулистой фигурой. Оттенки чёрного и алого сразу же бросаются в глаза, только после чего Цзян Чэн опускает взгляд на лицо одновременно незнакомца и человека, которого он знает дольше всех в этом мире. Вэй Усянь.