Rukovodstvo Dlya Nachinayushchih Dvigatsya Dalshe

♫ CHiCO with HoneyWorks, プライド革命 После короткой вспышки Цзян Чэна встреча проходит немного спокойнее. Главы прекратили вопить на каждое кажущееся ущемляющим их права предложение и фактически дошли до этапа цивилизованного обсуждения. Конечно, пока что никаких решений не было принято — слишком много надежды даже на, казалось бы, самый цвет мира заклинателей. Тем не менее к моменту подведения итогов первой встречи они действительно общими стараниями достигли единодушия по основным моментам возможного двадцатистороннего партнёрства кланов, предложенным Лань Цижэнем. Идеальная система — это своего рода комиссия или совет, в правлении которого каждый клан имеет собственное место, равное право голоса и подчиняется тем же правилам, что и все другие ордены. Каждый клан будет контролироваться остальными девятнадцатью, и это поможет предотвратить события, подобные тем, что привели к кампании Выстрела в Солнце. Идея хороша, и на самом деле Цзян Чэн удивлён достигнутому прогрессу. Чёртова магия, вот как это называется, ведь им — о чудо из чудес! — удалось заставить не абы кого, а самых прижимистых лидеров согласиться на набор стандартов. Впрочем, поддерживать их будет несравнимо сложнее. Когда-то в далёком беззаботном детстве матушка рассказала ему пословицу: «Подари человеку вершок, и он захочет три аршина. Но как только он получит желаемое, сразу же потребует версту». Противостояние лидеров всегда имеет общую систему или её черты — каждый пытается отыскать лазейку для своего ордена, благодаря которой многое сможет сойти им с рук. Как только ключ от тайной двери окажется в их власти, старейшины решат давить на других, менее изворотливых, а потом и вовсе начнут делать всё что им заблагорассудится без каких-либо последствий. Таковой была стратегия Вэнь Жоханя, таковы были принципы мира Цзинь Гуанъяо; Цзян Чэн уверен, что аккурат на этих постулатах держится жизнь всего человечества. Именно так думала его А-Нян. Им придётся обеспечить соблюдение собственноручно установленных правил, чтобы каждый нёс ответственность за свои поступки. В противном случае эти правила станут бессмысленными, и всё вернётся на круги своя. Но, как видно, все в той или иной степени озабочены нынешним положением дел. Наконец-таки встреча подходит к своему завершению. Лань Цижэнь ударяет в гонг, знаменуя тем самым официальное окончание, и все присутствующие неторопливо покидают залу. Им едва удалось пройтись по верхам, и Цзян Чэн догадывается, для чего отведена предстоящая неделя. Однако произошедшее сегодня кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Как минимум, понадобится парочка недель для мало-мальского согласования условий, что уж говорить о финальном подписании документов. Прошло несколько часов, прежде чем Цзян Чэн и Цзинь Лин сумели вырваться из раскалённого бесконечными спорами павильона, вдохнув свежесть незаметно подступившего вечера. Солнце почти закатилось за горизонт, окропив всё пастельным золотом. Отброшенные тени соткали собой однотонный ковёр, кое-где дрожащий от заплутавшего ветерка, и у подножия гор в деревеньке Цайи один за другим загорались огни. Некоторые из глав толпились у выхода небольшими группками, непринуждённо болтая о произошедшем и грядущем. Точнее, были те, кто действительно наслаждались обществом друг друга. Два же явно зелёных заклинателя пытались флиртовать с женщиной, выступившей в первой части собрания. Увы, но их возможности не оправдали надежды. Цзян Чэну не единожды приходилось играть главную трагироль на свиданиях, поэтому он способен признать катастрофу с первого взгляда, и потому посылает небесам искреннюю благодарность за избавление от лишних выбивающих из колеи хлопот. Цзинь Лин прослеживает взгляд дяди и фыркает, когда видит несчастную парочку. Старший мужчина с прищуром смотрит на племянника, который не замечает предупреждения. Ему точно придётся преподать урок поведения, в частности, касающийся насмешек над людьми с проблемами в отношениях. Возможно, это всего лишь инстинкт самосохранения, ведь у Цзинь Лина есть любимый человек, в то время как он всё такой же чёртов одиночка. Вдвоём они направляются в сторону спален, когда дорогу преграждает Лань Цзинъи. Лицо мальчишки озаряется лукавой улыбкой, когда он спешит согнуться в поклоне. — Лидер Ордена Цзян! И Юная Госпожа! — юный ученик походит на щенка с большими глазами и виляющим из стороны в сторону хвостом. Короткая вспышка гнева Цзинь Лина не что иное, как напускная раздражительность, ведь сейчас прозвище говорит лишь о привязанности между юношами. — Учитель Вэй искал вас, — продолжает он. — О, и огромное спасибо Главе Ордена Цзян! Лань Цижэню всё-таки не удалось меня поймать… ну, точнее, он в конце концов нашёл меня, но поиски заняли целых два дня, так что мне посчастливилось переписывать правила не пятьдесят, а всего лишь пятнадцать раз! Последние слова выходят бодро и воодушевлённо, словно мальчишка попадает в неприятности настолько часто, что это скорее дело привычки, и любая отсрочка приветствуется с облегчением. — На здоровье, — хмуро бросает Цзян Чэн, не уверенный, что переписывание более четырёх тысяч правил ордена Лань, да ещё пятнадцать раз, можно считать удачей. И зная безумцев, облачающихся в бело-голубые мантии, вероятнее всего, Лань Цзинъи пришлось принять наказание, стоя на руках. Сумасшедшие ублюдки. Впрочем, это объясняет источник невероятной силы рук Ланей. Мужчина слышал (бесконечно травмирующие) истории Вэй Усяня о том, что Лань Ванцзи делает своими руками с ним наедине, и о чём он предпочёл бы навсегда забыть. Также Цзян Чэн вспоминает широкие плечи Лань Сичэня во время их посиделок у лотосового пруда. По-видимому, это результат воспитания, а не прихоти природы, ведь у многих на слуху россказни о том, что Лань Сычжуй — Лань не по рождению, однако может на равных сразиться с лучшими из них. Лань Цзинъи отвешивает еще один поспешный поклон, после чего старается со всей своей наследственной грацией покинуть коридор. У ребёнка достаточно уверенный шаг, считает Цзян Чэн, но он слишком нарочито имитирует изящность походки, присущую большей части его ордена. Малец создан для молниеносного успеха, а не для неспешного достижения целей. После его ухода Цзинь Лин хмурится. — Нам обязательно надо идти? — довольно угрюмо спрашивает он, однако Цзян Чэн может слышать скрытую просьбу в его голосе. Цзинь Лину всё ещё далеко до комфорта в обществе второго дяди. Вэй Усянь слишком свободен в своих прикосновениях, чересчур щедр в проявлении симпатии, и мальчик не привык к такому вниманию. Вероятнее всего, в этом вина одного Цзян Чэна, как и во многом другом. Он воспитал племянника слишком похожим на себя. Вразрез с желаниями мальчика, Цзян Чэн кивает, выдавая строгое «да», и старается не хмуриться, когда Цзинь Лин разочарованно выдыхает. И даже не важно, что по этому поводу думает сам Цзян Чэн, но Цзян Яньли хотела бы, чтобы её сын был близок с обоими дядями, а не только с тем, кто его вырастил. Он старается не чувствовать от этого горечь. В молчании они добираются до тренировочной площадки. Несмотря на то, что Лань Цзинъи не указал местонахождение Вэй Усяня, обычно мужчину нетрудно найти в рядах учеников; он делится советами по боевым приёмам с юными адептами, что с трепетом внимают печально известному в прошлом Старейшине Илина. Практика как раз подходит к своему завершению, когда они добираются до поля. Последние лучи солнца скрываются за горизонтом, и теперь ничто не мешает сумеркам выползти из-за тёмных углов, и даже света фонарей не хватает для продолжения тренировки. Ученики собирают свои вещи, складывают соломенные манекены аккуратными рядами в крошечном сарае — конечно, практически беззвучно. Вэй Усянь сидит на широкой ветви дерева и наблюдает свысока за происходящим снизу. Во рту мужчина перекатывает длинную травинку, пытаясь при этом свистеть. Заметив гостей, он ловко спрыгивает с ветки и грациозно приземляется на ноги. — Как всё прошло? — спрашивает он, широко улыбаясь, однако в улыбке чувствуется нервозность. И это вполне естественно, раз идея конференции принадлежит ему. — Лань Чжань весь в делах, поэтому его сейчас нет. Совещается со Стариком Ланем насчёт завтрашней встречи. — На удивление хорошо. Удалось провести настоящую дискуссию взрослых людей, а не крикунов, оскорбляющих друг друга. Цзинь Лин вклинивается в разговор. — Было очень круто. Правда, первые несколько минут все пытались перекричать друг друга, но затем дядя посмотрел на них и сказал, что им лучше заткнуться и поработать, после чего всё стало намного лучше. Слова мальчика вызывают смешок у Вэй Усяня, который протягивает руку, чтобы потрепать его по волосам. Что удивительно, племянник позволяет ему это сделать. Что ж. Возможно, в их отношениях не всё потеряно. — На сей раз Не Хуайсан оказался вовлечён больше, чем когда бы то ни было, — продолжает Цзян Чэн. — Думаю, он понял, что мышеловка захлопнулась, и он больше не может притворяться бесполезным. — О, а это идея! Я поговорю с ним позже. Может, он одолжит мне несколько грязных журнальчиков, как в старые добрые времена, — Вэй Усянь усмехается, отчего Цзинь Лин краснеет. — Думаю, в них найдётся что-то из того, что мы с Лань Чжанем хотели бы попробовать. И всё-таки должно что-то в этом хаотичном мире оставаться неизменным. Брат Цзян Чэна по-прежнему невозможно бесстыж. Боги, пожалуйста, остановите это дерьмо. Мужчину передёргивает внутри. Неудачный выбор слов. Некоторые моменты из жизни ваших родственников вы ни за что не захотите представлять, особенно если они проделывают это с объектами вашей искренней, к тому же взаимной ненависти. …И это ещё не самое страшное. — Или они пригодятся тебе, Цзинь Лин. Знаешь, Сычжуй не такой фригидный, как Старик Лань. В конце концов, я его родитель. Да и Лань Чжань на самом деле довольно авантюрен. — Вэй Усянь! — Цзян Чэн рявкает прежде, чем Цзинь Лин действительно воспламенится от смущения. Племянник издаёт звуки, похожие на предсмертные, и мужчина искренне обеспокоен его состоянием. Не для того он выстрадал эти шестнадцать лет слёз и бессонных ночей, воспитывая племянника, чтобы второй дядя убил его парой откровенных фраз. — Довольно. Собеседник, конечно, дуется. — Зануда, — сопит он. — В любом случае, я искал тебя, потому что Лань Чжань хочет, чтобы его старший брат был в курсе состоявшейся встречи, однако он занят и не сможет поговорить с ним раньше девяти. Ещё он сказал мне, что ты столкнулся с ним на днях, и вам удалось не убить друг друга, так что вы найдете общий язык. — Почему ты не можешь сделать этого сам? Едва заметно, но плечи Вэй Усяня опускаются. — Думаю, я ему не шибко нравлюсь, — бормочет он. — Разговоры со мной всегда печалят его. Наверное, напоминаю ему о том, о чём он предпочёл бы не вспоминать. Очевидно, эта правда досаждает ему не впервые. По известной лишь богам причине шурин Вэй Усяня не идёт с ним на контакт, и это причиняет боль, потому как мужчина на самом деле хочет, чтобы семья Лань Чжаня приняла его, ведь так мало осталось от его собственной. Большинство людей не заметят этого, но Цзян Чэн рос вместе с ним. Возможно, он потратил тринадцать лет на чистую ненависть, но до этого провёл десятилетие в роли защитника старшего брата, отвлекая гнев А-Нян и разгребая последствия скандальных проделок Вэй Усяня. Он даже прогонял собак, вызывающих в брате безудержную панику. И спустя столько лет в нём до сих пор силён инстинкт защиты. — Хорошо, — наконец отвечает Цзян Чэн. Вэй Усянь сразу оживляется и благодарит его. К этому моменту Цзинь Лин ускользнул под шумок, вероятно, вернувшись в свою комнату, чтобы дуться и проклинать небеса за то, что они наградили его такими невыносимыми родственниками. — О! Чуть не забыл! — Вэй Усянь роется в складках одежды и достаёт простой белый керамический сосуд с такой же простой голубой крышкой. Цзян Чэн принимает кувшин из рук брата. Сосуд довольно тяжёл для своего размера и за натёртыми боками плещется жидкость. — Лань Чжань также просил меня, чтобы ты передал Цзэу-цзюню его любимый чай. Цзян Чэн хмыкает в ответ. Всего лишь небольшая услуга; едва значимая сделка. Мужчины прощаются друг с другом, желая приятной ночи, после чего уходят разными путями: Вэй Усянь, вероятно, возвращается в цзиньши Лань Ванцзи, а Цзян Чэн направляется в тихий маленький домик Лань Сичэня. Несомненно, грядущая неделя сулит им множество встреч. Цзян Чэн считает, что это не так страшно, как думалось раньше. Ночь полностью вступила в свои права, но Цзян Чэн без труда прокладывает намеченный маршрут. Повсюду, даже в самых дальних уголках, развешаны фонари, горящие уютным жёлтым светом, а луна над головой укутывает всё в серебристое сияние. Облачные Глубины располагаются на вершине горы, поэтому звёзды выглядят гораздо ближе и ярче, чем дома. Цзян Чэн неспешной поступью прогуливается по тихим коридорам, не путаясь в хитросплетениях поворотов. У него всегда было хорошее чувство направления, которое верно служит ему на ночных охотах или в подобных ситуациях. Время подходит к восьми, когда он достигает-таки конца лабиринта. Освещённый фонарями коридор приводит его к домику, окружённому небольшим садом. Вдоль края тропинки расставлено всего несколько фонариков — места немного, а вокруг растений опасно разводить огонь. Дом освещён изнутри, через окна на ряды цветущих кустов вырывается мягкий жёлтый свет. Сад пуст, и Цзян Чэн предполагает, что Цзэу-цзюнь, должно быть, внутри. По неизвестной причине его сердце бьётся чуть быстрее при мысли о том, что он никогда не бывал в комнатах Лань Сичэня даже по уважительной причине. Нет ли здесь правила, запрещающего вторжение на личную территорию? Раздражённый, он делает глубокий вздох, пытаясь усмирить сорвавшийся пульс. К сожалению, это не работает. Тело гораздо сложнее подчинить, нежели эмоции. Он сжимает руку в кулак и стучит в дверь. — Кто там? — следует незамедлительный вопрос. Цзян Чэн упорно молчит до тех пор, пока несколько секунд спустя Лань Сичэнь не отворяет дверь. На мгновение на его лице мелькает подлинное удивление, после чего мягкая улыбка Первого Нефрита ГуСу уверенно озаряет красивые черты. — Глава Ордена Цзян, — вкрадчиво приветствует он. — Какая неожиданная приятность. Прошу, проходи.