♫ Aleah, Vapour
Услышав стук в дверь, конечно же, сперва Лань Хуань думает о вернувшемся брате. Сердце слегка сбивается с ритма. Ванцзи пообещал приходить каждый день, чтобы дать краткий отчёт о проходящей встрече и о любых успехах, достигнутых на пути к единству кланов. Младший брат казался таким взволнованным. С самого детства мечтой Ванцзи было улучшение их ордена, поэтому все его поступки так или иначе сводились к одной цели. Исключением оказался лишь бывший Старейшина Илина, заклинатель дьявольского культа. Лань Хуань до сих пор не уверен, как к этому относиться. — Кто там? — отзывается он больше по привычке, нежели необходимости. Однако неожиданно вместо низкого голоса брата, привычно отвечающего коротким «мгм», за дверью разлилась тишина. Возможно, вечерний визитёр — кто-то другой? Лань Хуань прогоняет эту мысль прежде, чем позволит ей пустить корни. Немногие берут на себя заботу о посещении главы ордена ГуСу, изолированного от всего мира на цветущем клочке Облачных Глубин. Лань Цижэнь хоть и входит в список этих людей, но его визиты редки и тем более невозможны вечером, когда день настолько близок к своему концу. Неловко полагать, что сейчас за дверью стоит Вэй Усянь, которого он фактически выставил почти год назад, сделав первую пару его визитов настолько некомфортными, насколько позволяли строжайшие правила вежливости ордена. Мужчина игнорирует слегка царапающее чувство вины. Поставив помытую после ужина тарелку на сушилку, Лань Хуань выходит из маленькой кухоньки и направляется в прихожую. С щелчком дверь медленно скользит в сторону, после чего мужчина едва слышно выдыхает, когда узнаёт гостя. На пороге его дома стоит не кто иной, как сам Цзян Ваньинь; длинные пальцы обхватывают белый керамический сосуд, знаменитый Саньду мирно покоится в ножнах, повязанных вокруг стройной талии. Глава ордена Цзян не скрывает мрачного выражения лица, и под пристальным взглядом Первый Нефрит ГуСу внезапно осознаёт, как, должно быть, выглядит со стороны. Некогда безупречно белые рукава закатаны по локти, смяты и покрыты мокрыми мыльными разводами. Волосы спадают на спину слабо заплетенной косой, так и не распущенные с прошлой ночи, лента на лбу немного перекошена. Лань Хуань в полнейшем беспорядке, о чём прекрасно знает. В сравнении с ним мужчина напротив одет с иголочки: чёткие складки его парадной пурпурной мантии так же суровы, как выражение лица; искусно сшитые одежды ему бесспорно идут. Лань Хуань старается не выдавать своего удивления. Однако он не настолько успешен, судя по тому, как Цзян Ваньинь ведёт бровью, прежде чем Лань Хуань сумеет подчинить собственные эмоции. — Лидер Ордена Цзян, какая неожиданная приятность, — говорит он, стараясь вплести в свой голос неизменное добродушие, однако против воли ставя акцент на «неожиданная». Где Ванцзи? Что могло сподвигнуть Саньду Шэншоу на столь поздний визит в этой глуши? Тем не менее Лань Хуань глава — глава ордена ГуСу Лань — и он помнит о своих манерах. Любого посетителя, каким бы внезапным он ни был, нельзя держать на пороге и, более того, выставлять за дверь. — Прошу, проходи. Цзян Ваньинь наклоняет голову в знак благодарности и следует за Лань Хуанем в гостиную. Здесь, в жилых помещениях почти незнакомого человека, молодой мужчина чувствует себя неловко, поэтому Лань Хуань берёт на себя инициативу и опускается на соломенную циновку. — Прошу прощения за беспокойство, — говорит другой глава, сверкая тёмными глазами. — Я понимаю, что по меркам твоего ордена сейчас поздний час, поэтому надолго не задержу. По некоторой скованности Цзян Ваньиня Лань Хуань видит, что мужчина чувствует себя не в своей тарелке. Ведь немногое может оправдать вторжение в комнаты находящегося в уединении заклинателя, особенно в Облачных Глубинах, где манеры — незыблемый фундамент. Конечно, предыдущий прецедент оказался всего лишь случайностью, но такие обстоятельства не должны повторяться. В любом случае, в поле зрения не было ни одного кролика. — Насколько я понимаю, твой брат согласился сообщать о ходе собраний глав орденов. Тем не менее сейчас Ханьгуан-цзюнь занят другими делами, поэтому твой зять попросил меня рассказать о событиях дня вместо него. Любопытно. Лань Хуань ругает себя за то, что раньше не подумал о занятости Ванцзи, к вороху обязанностей которого добавляется ещё и отведение старшему брату времени. В последнее время Ванцзи и без того оказался сбит с ног планированием и подготовкой конференции, и хотя Лань Хуань всеми имеющимися силами пытался помочь с документацией, но взаперти он способен на малое. Глупо с его стороны было ожидать, что Ванцзи уступит ему своё внимание в урон дополнительной работе и обязательствам. Как бы то ни было, Вэй Усянь оказался более чутким; Лань Хуань чувствует вину за то, что в какой-то момент разрешил эмоциям одолеть рассудок. — Благодарю, — отвечает он. Мужчине, неловко рассматривающему помещение, не нужно было проделывать весь этот путь только для того, чтобы навестить его, пускай даже ради просьбы Вэй Усяня. Отношения Цзян Ваньиня с перерождённым некромантом, как известно, ещё более напряжённые, чем у Лань Хуаня. К тому же он выглядит уставшим. Лань Хуань понимает причину. В конце концов, они год за годом сидели на одних и тех же собраниях, слушая ссоры о бесстыдном воровстве земель и прочих мелких проблемах между заклинателями, пытающимися подмять под себя друг друга. Он знает, насколько утомительными могут быть эти встречи. Двое мужчин возглавили ордены примерно в одно и то же время, хотя Цзян Чэн гораздо младше главы ГуСу. Пожар, обрушившийся на Облачные Глубины, добрался до Пристани Лотоса спустя всего несколько месяцев, отчего на них обоих обрушилась огромная ответственность, к которой ни один не был готов. В то время Лань Хуаню только-только исполнилось двадцать один, и он едва мог называть себя мужчиной, но ему приходилось добиваться поклонов старейшин, а не снисходительных улыбок. Цзян Ваньиню было всего семнадцать — слишком юный возраст, чтобы разбираться в подобных вопросах. Слушая пересказ событий дня — которые, видимо, оказались на удивление успешными, поскольку серьёзных прений ещё не вспыхнуло, — Лань Хуань задумывается, почему они никогда не были близки. Мужчины оказывались в похожих ситуациях: их родители были убиты во времена деспотизма Вэней, дома разрушены до основания — и всё же Лань Хуань не может вспомнить ни одного момента за последние пятнадцать лет, когда они обсуждали что-то более значимое, чем повестка дня сегодняшнего заседания. Возможно, причиной тому был печально известный характер Цзян Ваньиня или мрачный взгляд, который так естественно смотрелся на лице столь юного человека. Лань Хуань вспоминает истории, шёпотом переходившие из уст в уста и обрываемые, стоило в комнатах появиться грозной фигуре лидера ордена Цзян, истории о безумном смехе юноши, вырезавшего целые армии врагов, стоя спиной к спине со своим сводным братом, о том, как в стенах его дома запирали мужчин и женщин в роли прикормки для кнута. По бродившим слухам, тела так и не были найдены. Впрочем, имеет ли Лань Хуань право судить о тяжести горя другого мужчины? Он спрятался от всего мира в крошечном саду, когда тяжесть лишений выбила и без того ненадёжную почву из-под ног. Не в его положении считать себя самым умным и критиковать других, раз сбросил решение всех проблем на свою семью, сбежав от реальности, в то время как Цзян Ваньинь не предавал своих людей. Лань Хуань вырывается из неприятных размышлений, когда замечает выжидающий взгляд другого главы. Мужчина не был настолько погружён в свои мысли, чтобы не следить за докладом, и поэтому отвечает, лишь на секунду задумавшись. — Кажется, дискуссия продвигается довольно хорошо, — произносит он, улыбаясь. Ванцзи должен быть доволен. — Я с нетерпением жду возможности услышать больше о собраниях, запланированных на эту неделю. Другой мужчина угрюмо кивает. За последние несколько минут его хмурый взгляд несколько смягчился, но выражение лица всё ещё далеко от дружелюбного. — Встреча прошла намного продуктивнее моих ожиданий, — признается он. — Но могло быть и лучше, если бы остальные не наматывали на кулак сопли о том, как часто в прошлом всё шло не так. Клянусь, если услышу ещё одного старика, жалующегося на неудавшийся брачный союз… Мужчина замолкает на полуслове, но появившиеся между его бровями складки договаривают за него. Лань Хуань не может ничего поделать с собой — он смеётся. Понимая, что поведение может быть истолковано дерзостью по отношению к другому главе, он представляет пожилого Лидера Ордена Лю с его вечным прищуром, хрипло нудящего о своём браке с известной заклинательницей, которая произвела на свет лишь дочерей и ни одного наследника мужского пола. Удивительно, но Цзян Ваньинь не сердится на него. Вместо этого его мрачное выражение лица светлеет, будто на секунду пробиваются солнечные лучи, рассеивая грозовые тучи, скрывающие голубое небо. Мужчина довольно красив, когда не хмурится, — вернее, когда хмурится не так сильно. Внезапно Лань Хуаню вспоминается неписаное правило, которое передаётся из ордена в орден за пределами Пристани Лотоса. С кем бы ты ни связывался, не связывайся с орденом Юньмэн Цзян; кого бы ты ни злил, не зли Цзян Ваньиня. Слова довольно грубы, но в них есть зерно истины. Лань Хуань задаётся вопросом, видел ли кто-нибудь из людей, чьи смелые языки не страшились озвучить это, лидера ордена Цзян таким неловким, открытым и удивительно молодым. Объект дум Лань Хуаня протягивает ему кувшин, а другой рукой рассеянно почесывает зардевшуюся шею. — Вэй Усянь просил меня передать. Он сказал, Ханьгуан-цзюнь хотел бы, чтобы ты получил чай, который он обычно передаёт тебе. — Спасибо, — благодарит Лань Хуань, принимая сосуд. В груди становится немного теплее. Конечно же, Ванцзи помнит. Это любимый чай Лань Хуаня, на который идут листья с кустов, выращиваемых только в деревушке Цайи. Прогулки по торговым лавкам больше не входят в распорядок его дня, но младший брат при посещении обязательно приносит с собой коробочку или две. Однако не в его характере отправлять чай в кувшине. Обычно подарок — это сухие или свежие листья, которые он заваривает сам в лучшем настроении, но сейчас сосуд полон жидкости. Лань Хуань смотрит прямо в глаза лидера ордена Цзян, серые, словно гладь озера перед бурей. — Выпьешь со мной? Мужчина колеблется, и на мгновение Лань Хуань думает, что он собирается отказаться. В конце концов, у Саньду Шэншоу слишком много врагов; по вполне понятным причинам он мог стать чересчур подозрительным. Но затем он кивает, кидает тихое «да, спасибо», и на этом всё. Поставив кувшин на пол, Лань Хуань поднимается и скрывается на кухне, чтобы вскоре вернуться с двумя большими кружками с простой сине-белой росписью и без ручек. Цзян Ваньинь молча наблюдает за Лань Хуанем, снова опустившимся на колени на коврик и разливающим чай, затем берёт протянутую чашку. Обхватив обеими руками кружку, Цзян Ваньинь опускает её на колени, в то время как лидер ордена Лань делает глубокий глоток и морщится. — Вкус чая немного отличается от того, что обычно приносит Ванцзи, — произносит Лань Хуань. Он неплох, просто немного другой: слаще и с резким оттенком, который ему незнаком. Даже остывшим чай заставляет в груди цвести жар, и Лань Хуань решает, что ему нравится новый вкус. Он согревает. Не раздумывая, мужчина допивает чай из своей кружки. Лидер Ордена Цзян смотрит на свою чашу, пожав плечами, затем поднимает её к губам. За коротким глотком следуют тихие ругательства. — Это не чай.۞۞۞
Цзян Чэн собирается убить Вэй Усяня. Он обещает себе ударить его прямо меж рёбер, затем связать своего сводного брата Цзыдянем и установить молнии на «высоком» уровне. После этого он повесит тупицу над хорошеньким, тёпленьким костерком и медленно поджарит его до хрустящей корочки. Идиот наполнил сосуд вином. Даже не дорогим, нет, а дешёвым пойлом с чертовски огромным содержанием спирта, которое продаётся в придорожных лавках, и теперь Цзэу-цзюнь, Первый Нефрит ГуСу, глава ордена Лань и самый высокопоставленный заклинатель во всём проклятом мире, пьёт его. Бедняга, о котором идёт речь, даже не подозревает, какую дрянь только что залил в своё тело; просто сидит и держит грёбаную гигантскую чашку — кто, чёрт возьми, пьёт из таких огромных кружек? — и смотрит на Цзян Чэна так, словно он никогда за всю свою жизнь не пробовал ни капли алкоголя. — О, — мягко выдыхает он, и тёмное золото глаз больше и невиннее, чем у любого взрослого человека. Затем Цзян Чэн вспоминает что-то из недавних рассказов Вэй Усяня о том, каким образом ему и Ханьгуан-цзюню удалось сблизиться. Между поцелуями, прикосновениями и деталями, которые Цзян Чэн действительно хотел бы навечно стереть из своей памяти, была парочка запоминающихся моментов. Алкоголь, как и то многое, что придаёт красок этому миру, запрещён в Облачных Глубинах. Поэтому, естественно, у Ланей дерьмовая устойчивость к спиртному. С удачей Цзян Чэна это фактически первый раз, когда Лидер Ордена Лань касается любой формы алкоголя. И вина ложится именно на его плечи. Ладно, технически происходящее — дело рук Вэй Усяня, очевидно лишних, однако именно Цзян Чэн доставил сосуд, поэтому отныне с любыми последствиями разбираться будет именно он, потому что именно так устроен этот грёбаный мир, именно он чертовски облажался. — О, — повторяет Лань Сичэнь. Он отставляет теперь уже пустую кружку и поднимается на ноги, слегка пошатываясь первые пару шагов, после чего у мужчины закатываются глаза, следом закрываются веки, и он заваливается вперёд совершенно-блядь-без-сознания. Цзян Чэн подрывается на ноги как раз вовремя, чтобы успеть поймать высокого мужчину, прежде чем его лицо поцелуется с полом. Цзэу-цзюнь, обмякший в его руках, словно тряпичная кукла, весит, кажется, не менее тонны, потому как под всеми этими слоями белоснежных одежд скрывается мускулистое тело, как у породистого скакуна. Его грудь плотно прилегает к груди Цзян Чэна, и когда он пытается поддержать мужчину, пальцы скользят по напряжённым мышцам спины. Лидер ордена Юньмэн Цзян внезапно осознаёт, что каждый миллиметр тёплого тела Лань Сичэня прижимается к нему, дыхание задевает шею, когда голова Цзэу-цзюня опускается на его плечо, запах садовых роз и пионов из сада навечно въелся в его одежду. Никто не касался Цзян Чэна уже очень давно и тем более никогда не прижимался к нему настолько близко. Есть лишь чувство тепла и клокочущая в венах кровь. На мгновение внутренний ледяной огонь угасает, сменяясь ощущением, словно в самую лютую зиму жар камина нежно гладит заиндевевшую кожу. Затем осознание накатывает на него волной. В его грёбаных объятиях мужчина, опьяневший с одной кружки дешёвого вина, — Цзян Чэн совершенно не был готов к таким финтам судьбы. Словно на автомате он отталкивает спящего человека. Лань Сичэнь кулем падает на пол, со стуком ударяясь о доски. Чувство, подозрительно напоминающее вину, оседает глубоко внутри, отчего мужчина с сочувствием смотрит на неудавшегося пьяницу. Завтрашнее пробуждение окажется чертовски болезненным. Что мне теперь делать? — мысленно стонет Цзян Чэн. — Проклятье, — произносит он вслух.