***
Вопреки всеобщему мнению, особняку в частном жилищном секторе, счету в банке и принадлежности к высшему классу жизнь Рейгару всегда представлялась тяжелой. Да, ему не нужно было работать, чтобы хоть чего-то достичь, да, у него было все, о чем стоило мечтать, его родители знались со знаменитостями и сами ими в сущности являлись. Но для него жизнь все равно ощущалась так, словно он держит на руках небо. Он никогда не знал другой жизни, но все равно иногда мечтал променять всю недвижимость, включая квартиру и дом в столице, а также Саммерхолл, на небольшую квартиру за Старыми Воротами, с хлипкой выкрашенной белой краской дверью с цепочкой вместо кованных ворот и охраны на КПП, личный автомобиль с водителем на метро или автобус, а то и велосипед. Родители занимали бы среднестатистические должности, он бы ходил в обычную муниципальную школу вместо школы-пансиона. У них бы не водилось не горничных, ни кухарки – так что, они бы заказывали доставку восточной кухни, или изредка ходили бы на мучную улицу, чтобы поужинать в том новом бравоосийском ресторанчике, где подают изумительные устрицы. Или возможно, в той его фантазии у них бы не было денег на устрицы, и когда бы им хотелось отведать морской кухни, они бы ели пиццу с морепродуктами. Все это, в сущности, было не важно, в этих мечтах они были счастливы, несмотря на то, что устали, несмотря на то, что в тот раз им пришлось собирать мелочь по карманам сумок и пальто, чтобы наскрести на проезд в метро. В реальности же у него платиновая кредитная карта без лимита, дающая кучу привилегий, которой он все равно никогда не пользуется, большую часть года он не может ходить вообще ни в какие рестораны, учитывая, что он учится в закрытой школе- пансионе, оплата за которую составляет порядка сотни золотых драконов. Вся его жизнь сделана из драгоценных металлов, но на ощупь она такая же холодная и тяжелая. За все, как говорится, приходится платить, в том числе и за богатство.***
Ничего не изменилось, кроме разве что свежего букета цветов в вазе на комоде, остальное осталось таким, как он помнил. Мраморный пол, хрустальная люстра, белые стены, увешанные картинами, растения в кадках. Он ждал мать, завернутую в любимую шаль и стоящую на крыльце в ожидании его приезда. Но сегодня его никто не встречал. Это непонятное чувство в его груди закопошилось, будто вновь открывшаяся старая рана. Непонятное, такое, что нельзя охарактеризовать. Что-то тяжелое, темное, болезненное. В холле было тихо, и в доме горел свет, было тепло, но при этом все равно так холодно, вероятно благодаря преимущественно светлым тонам интерьера – светло-индиговый, нежно-розовый, сиреневый, белый и голубой. Он понял, что это за чувство, только когда вошел в гостиную. Тревога. -Лорд Рейгар, - улыбнулась ему Алис, - Мы Вас ждали. Еще две горничные слегка поклонились, няня, державшая в руках Визериса, прошептала ребенку: -Поздоровайся с братом. Бейлон, старший дворецкий, словно появившись из ниоткуда, чинно кивнув, сообщил: -Добро пожаловать. Ужин будет с минуты на минуту, милорд. Рейгар бросил свой нехитрый багаж прямо на пол, подходя к Лизи и протягивая руку к Визерису. -Привет, - прошептал он, пытаясь заглянуть мальчику в лицо, но тот только захныкал, желая спрятаться. Рейгар аккуратно пожал братику маленькую ручку, теплую и нежную, - Иди ко мне. Лизи осторожно передала мальчика на руки Рейгару, отчего тот захныкал сильнее. -Он недавно проснулся, - попыталась оправдать такое поведение Лизи, - Вот и капризничает. Рейгар же знал истинную причину, для Визериса он, Рейгар, все равно, что чужой, незнакомец, редкий гость в этом доме. Он аккуратно приобнял маленькое тельце брата, наслаждаясь этим чувством, словно вспоминая, как год назад взял впервые этого кроху на руки, чувствуя тепло только что появившейся жизни. Так было и с Дейроном. Так было с Шейрой. Рейгар помнит эти ощущения, он не сильно тогда верил в то, что Визерис выживет. Так было проще, еще тогда. Наверное, с тех пор как ему исполнилось пятнадцать, он просто решил для себя, что не стоит воспринимать плод как что-то живое, да и родившегося ребенка тоже, потому что оплакивать каждую потерю было все сложнее и сложнее. Визерис был для него тоже плодом, и хоть это был прекрасный момент, чувствовать его дыхание, мерное движение груди, Рейгар быстро охладел, и редко заходил после. Теперь же ему было стыдно за это, потому что вот пролетел уже год, а Визерис все еще здесь, и слава Богам. -Где мама с папой? – он передал малышка обратно на руки Лиззи, когда Визерис снова захныкал. Он не будет издеваться над ребенком. -Господин сейчас в своем кабинете, - подал голос Бейлон, - А госпожа обещала скоро спуститься, мне позвать их? – уточнил он. -Не стоит. -Нам отнести ваши вещи или, возможно, Вы желаете принять ванну сразу после ужина? – продолжал засыпать его вопросами мужчина. -Нет, спасибо. Вы все можете идти, рабочий день уже давно закончен, я не хочу, чтобы из-за меня вы работали больше положенного. Спокойной ночи, - сказал он на всякий случай, чтобы они уж точно разошлись. Они все, словно вышколенные при каком-то дворе, слегка поклонились и одна за другой двинулись в восточный коридор, где располагались комнаты прислуги. Не все из них жили здесь, Лиззи, например, жила за холмом Рейнис, тратя почти полтора часа на дорогу в одну только сторону. Вилла, одна из горничных, имела семью и предпочитала жить у себя в квартире у рыбного рынка, как и Бетани, только та жила где-то вблизи Ярморочного бульвара. Из всех в доме жили только Алис и Бейлор. Штат всегда держали небольшой, предпочитая для подготовки дома к гостям приглашать клининговые компании и поваров из ресторанов. В остальном, для обслуживания ¼ дома хватало и существующих работников. В одно время, мама пыталась вообще отказаться от идеи проживания прислуги в доме, но это оказалось невозможным. Так что, самые крепкие остались. Бейлону и Алис доверяют как никому, но все же они живут в самых дальних комнатах восточного крыла, так, на всякий случай. -Я отнесу Ваши вещи в комнату, - Бейлор задержался у выхода из гостиной, - Приятного аппетита, милорд. -Спокойной ночи, Бейлор, - улыбнулся ему Рейгар. Дворецкий кивнул и удалился. Юноша тем временем двинулся в столовую, осматриваясь по сторонам, привычно зацепившись взглядом за нишу, в которой стояла его арфа. Величественная и сияющая. А после не смог удержаться и поднял взгляд на огромный портрет в серебряной раме. Совершенно нелепый, сильно выделяющийся на фоне белых стен и зеркальных поверхностей, дарящих легкость, своей чернотой и давящий своей тяжеловесностью. Мама в красном элегантном платье с высокой прической, ослепляющая блеском своих драгоценностей. Отец в костюме и при галстуке еще с короткими волосами стоял, вздернув подбородок. И Рейгар, сидящий в кресле посередине с отцовской рукой на плече, еще юный, с волосами чуть ниже ушей, в школьной форме гимназии Мейгора. Он хорошо помнил тот день, они не позировали, просто сделали снимок, с которым и пришлось работать художнику. Но готовились они к этой фотосъемке так, будто снимались по крайней мере для обложки «WeStars», «Финансиста» или «GS». Целая команда приехала к ним домой, везде понаставили светоотражатели, белые задники, визажисты подходили попеременно к каждому из них, чтобы пройтись кисточкой по лбу или щекам. Когда его привезли из школы, на него напали у самого порога, потащив за руку в гущу событий, по пути уже обсуждая, во что лучше будет одеть его. Но не эти глупые подробности, которые он запомнил так хорошо, были главными. В подкорку его центра памяти въелось только одно. Перстень. На картине не было видно того, что видел в тот день Рейгар. Проигнорировал ли эту деталь художник, или перед фотографией все следы были стерты? -Рейгар, ты здесь, - его мама заявила о себе, появляясь в гостиной, и Рейгар уже спустя мгновение почувствовал ее руки вокруг своих плеч. Она прижала его к себе так крепко, как ему казалось, она бы не могла, учитывая всю хрупкость ее фигуры. Некоторое время он стоял словно ледяное изваяние, глупо опустив руки, из-за чего объятие наверняка казалось странным со стороны. И когда он, наконец, осознал, что это была его мама, он осторожно обнял ее в ответ. Она была ниже его, но на каблуках она становилась с ним одного роста, а потому она почти воткнулась своим острым подбородком ему в плечо, но любое даже болезненное ощущение от этого не имело никакого смысла, стоило только почувствовать силу момента. Они не виделись почти два месяца, а последний раз случился из-за не самых приятных обстоятельств. И он тогда сбежал как трус. Теперь она брала все, что он остался должен. Объятия длились слишком долго, даже для самых нужных и долгожданных, но он не смел разрушить их. А потом и вовсе понял почему, легкий шум, такой знакомый, режущий по сердцу. Но не успел он даже как следует поразмыслить над этим, как она отстранилась сама, слишком быстро, используя это для того, чтобы, не поднимая головы, быстро и легко стереть слезы. Ему хотелось сказать:***
Это было странно. Поначалу. Он, наверное, все это время притворялся, что не замечал. Но он замечал, он знал, все это время. Эти липкие пальцы на предплечьях и на шее. Следы исчезали, но чувство оставалось. Он был близок с матерью, как и все дети. Наверное, это ошибка в воспитании, когда с отцом ассоциируют роль «плохого полицейского». Поэтому многие отдаляются, даже не замечая этого. Но не в его случае, у них не было разделения на роли, просто отца никогда не было, а когда он был, то всегда был раздражителен и зол, потому лучше было спрятаться. Эйрис всегда упрекал Рейлу в том, что это она настраивает их общего ребенка против него, но ей и не надо было, пока Рейгар видел, с какой интонацией и каким лицом он выговаривал ей это. Сначала он не замечал. Да, пожалуй, так было правильно. А потом он стал понимать, но игнорировать, делать вид, что все нормально. Да вот только его почему-то всегда бросало в холод, когда маячила перспектива отправиться куда-нибудь вдвоем, провести время с папочкой. Даже сейчас это звучит почему-то страшно. Когда милое и слащавое «папочка», которое он когда-то действительно кричал при виде своего отца, стало чем-то таким, отчего ему становится страшно и на сердце появляется тревога. Когда они успели стать такими? Куда делся тот ребенок, что кричал «папа» и бежал навстречу, мечтал, чтобы тот уделил внимания? Незаметно пропал и тонкий мальчик, без теплоты и искренности обнимавший отца при встрече, сокращая любое взаимодействие. Наверное, это он стал тем самым высоким парнем, который кивал при встрече, говоря сухое «отец». Когда все полетело в никуда? Наверное, когда серебряные с золотым отливом матери превратились в литое серебро, а фиолетовые глаза потускнели, когда она перестала быть солнечной, став холодной и соленой, с сухими руками и тонкими пальцами. Когда в ее глазах поселилась хроническая усталость, и она все время стала проводить в постели. Или когда он, заглянув в ящик в родительской ванной, где привычно хранились лекарства, нашел ярко-оранжевый, еще не законченный, но и не полный настолько, чтобы было ясно, что им не пользуются, пузырек ксанакса. И самое страшное тогда было не то, что это антидепрессанты, вызывающие привыкание, и количество зарегистрированных случаев передозировки этим лекарством переваливало за тысячи, нет. Пугало не то, что Алис и Бейлон, почти наверняка, были в курсе или осознание, что они почти стопроцентно принадлежат матери, чем объясняется ее поведение. Пугало то, что он был настолько безразличен ко всему, благополучно не заметив, как к одной проблеме добавились другие. А еще страшнее, что он как и всегда сделал вид, как будто ничего не произошло. Когда все стало хуже?***
-Лиза, ты сегодня собираешься гулять с Визерисом? -Да, милорд, как раз собирались, - с выдрессированной улыбкой ответила Лиза. Она не была плохой няней, она всегда улыбалась, казалась доброй и милой, у нее было педагогическое образование и куча хороших отзывов. Но Рейгар все равно относился к ней настороженно, возможно, потому что ей заменили старую-добрую Мэри, его собственную няню. Рейгар помнил ее так отчетливо, учитывая сколько времени они проводили вместе. Ее всегда теплые руки и духи с ароматом ванили, что создавало ощущение, что она только вышла из булочной. Лицо с морщинками в уголках глаз и губ. Извечный клетчатый костюм и старое серое пальто. Она знала кучу историй, и часто водила его гулять в город. Возможно, это и послужило ее увольнению. Но у Рейгара, как и всегда, была своя теория. Он подозревал, что случилось все вовсе не из-за этого. Лиза была хорошей няней, и возможно то странное отношение, что Рейгар испытывал к ней, было в том, , что она заменила Мэри. -Ты не будешь против, если сегодня с ним погуляю я? – он стоял у косяка двери, заглядывая в комнату, в которой почти никогда не бывал. Каждый раз светлые обои в барашках и пушистый ковер на полу казались незнакомыми. -Нет, что Вы милорд, - тут же защебетала Лиза, - он Ваш брат. -Где вы обычно гуляете? – поинтересовался Рейгар. -Я… Мы идем вниз к центральному парку по аллее, там немного гуляем в парке, потом у озера, иногда сидим у фонтанов, если там не шумно. -Хорошо, а по времени? -Мы стараемся укладываться в полтора часа, если погода хорошая. Если не слишком ветрено и не слишком жарко,- уточнила она, - то можно даже два часа, но больше все равно не стараемся. Рейгар кивнул. -Тогда… - нерешительно начала девушка, - Я одену Визериса, пока Вы будете собираться. Я положу все, что может понадобиться в сумку. Блондин поблагодарил ее и отправился в свою комнату, чтобы взять какое-нибудь не слишком теплое пальто. Они вышли из дома в 13:17, и Рейгар засек время по своим наручным часам, как только они двинулись вниз по улице. В Королевской Гавани в это время была самая нормальная погода: тепло, но легкий ветер все-таки стремился забраться под куртку. Это было сродни той погоде, когда лето собирает вещи, готовое уйти, но не спешит сдавать ключи от номера новому постояльцу в лице рыжей красавицы осени. Лиззи, насколько Рейгар знал, никогда не выходила за пределы не то что Эйгон-Хилла, но и даже «Белой аллеи» – их частного сектора. Да и если говорить откровенно, можно было даже не выходить за пределы особняка, чтобы совершить прогулку. В «Белой аллее» было все – свои скверики, свои мощенные каменной плиткой сияющие чистотой тротуарчики, вдоль которых тянулись кусты живой изгороди, и даже центральный парк с фонтанами и всякой живностью, а также большим прудом с завезенными откуда-то с востока краснобокими с прожилками из жидкого золота боками рыбками. Идти куда-то дальше нужды не было, но Рейгару все казалось будто он в комнате метр на метр, пока он находился здесь, не просто дома, но и даже в «Белой аллее», здесь все говорило о безупречной безопасности, псевдо чистоте, несмотря на практически «центр» города, но теоретически его задворки, экологичности и так далее. Да и странно было слышать собственные мысли о том, что ему неуютно чувствовать себя ограниченно, будто его загнали в рамки и не давали вылезти, учитывая отсутствие свободы передвижения в Харренхолле, где несмотря на гектары территории рано или поздно ты натыкаешься на каменный или кованный забор. Те холодные стены, громадами возвышающиеся над тобой почему-то не производили такого впечатления, какие он чувствовал сейчас. И все вроде так же, даже должно отметить, лучше. Ведь это неспроста лучший жилищный комплекс в городе. Богачи друг другу глотки рвут за участок здесь. Озера, деревья, относительная тишина, но почему-то так не уютно. Когда его дом перестал казаться убежищем? И когда «Харренхолл» им стал? Рейгар никак не мог избавиться от этого чувства, шагая по тротуару, и толкая перед собой белую коляску с круглыми блестящими колесами. Визерис под пологом чувствовал себя лучше, чем Рейгар под приветливо (раздражающе) светящим солнцем. -Хочешь, пойдем смотреть на рыбок? – предложил малышу Рейгар, не зная, что могло бы порадовать годовалого ребенка. По крайней мере, Рейгару в детстве нравилось наблюдать за всяким зверьем. Особенно его привлекал большой аквариум с голубой водой у Веларионов. Всегда, когда они бывали у них в гостях, он торчал рядом с ним, пытаясь высмотреть рыбок. Их там было одиннадцать, все разные, видимо для красоты, экзотические, и Рейгар сколько себя помнил всегда пытался с особым трепетом высмотреть черно-золотистую ничем не примечательную на фоне полосатых и ярко-желтых, в красно-белую полоску рыб и даже, в одно время, морской звезды, но его всегда интересовала она - черная с причудливыми будто завитыми плавниками и хвостиком, что пряталась в игрушечном замке. Брат, разумеется, ничего ему не ответил, даже не отреагировал толком, и Рейгар решил, что не стоит и пытаться, хотя ему было интересно, были рыбки все еще там, много воды утекло. Он никогда не вылезал в парк, когда был на каникулах, и, кажется, это первый раз за три года, когда он светится на улицах «Белой Аллеи». Не понятно, почему он решил выбрать этот день для прогулки. Неужели дома было настолько тошно, что он был готов променять тень и одиночество на солнце и прогулки. На самом деле, если порыться чуть глубже в своих мыслях, то можно прийти к логическому выводу. Нужно было хоть чем-то занять себя, чтобы почувствовать, как время идет. Иначе оно стояло на месте. А еще, возможно, он слегка преувеличил свою любовь к одиночеству. Он и забыл, каково это. Лежать на кровати, слушая музыку в наушниках, пытаясь заглушить свои мысли. Возможно, когда он находился рядом с друзьями 24/7 – одинокие вечера под деревом казались глотком свежего воздуха, тем, что стало в итоге частью его имиджа. Эти минуты нужны были ему, чтобы привести мысли в порядок, подумать, как следует. Но сейчас, когда минуты стали часами, это уже было похоже на долгие прогулки по лабиринтам, в которых он неизменно терялся. Рейгар любил одиночество, но не настолько. В Харренхолле, где, даже оказываясь в одиночестве после пробуждения, он всегда знал, что Эртур рядом, в ванной, его присутствие угадывалось в каждой мелочи, неровно застеленной постели, по полотенцу, висящему на спинке стула, по чуть приоткрытой дверце шкафа. В том-то было все дело, ему нравилось мнимое одиночество. Когда тебе вроде нравится быть наедине с собой, но ты всегда знаешь, что у тебя есть тот, с кем ты можешь поделиться чем-то важным, если вдруг станет плохо. С теми, кто заметит, что ты на грани. С теми, кому ты сможешь довериться. Рейгар никогда не отрицал, что сам виноват в том, что оборвал все связи с теми, кто считался его друзьями тут, в Королевской Гавани. И он знал, почему ведет себя так отстранённо с настоящими друзьями, предпочитая лгать. Все дело было в доверии. Мэри уволили из-за него, потому что тогда он доверился ей. Истина такая простая и неприглядная, что не сразу можно увидеть ее. Если Рейгар утонет, то он потащит на дно с собой и других. Поэтому для него доверие – непозволительная роскошь.***
Когда он открыл глаза, ничего не изменилось. Тьма, настолько плотная, что ее, казалось, можно потрогать была повсюду. И он сначала не понял, что заставило его проснуться. Кажется, ему снилось что-то. Сердце колотилось как бешенное. Возможно, это был кошмар. На почему образы его исчезли так быстро, когда обычно висят нестираемыми картинками в голове долгие годы. Прямо как тот самый сон, где Рейгар обнаружил себя лежащим на полу с дырой в животе, края которой словно тлеющая бумага, похожая на засохшую кровь, пылью растворялась в темноте. Ему было тогда шестьь или около того, но он мог пересказать этот сон от начала до конца, как и про лабиринт, и «Вермитора», его коня, с красными глазами. Но если не кошмар, то что? И вдруг резкий звук, словно бы нечаянно нажатой клавиши. И лишь спустя некоторое время, когда его мозг, наконец, загрузился, он понял, что это крик. В голове сразу же пронеслись самые ужасные сценарии. Ему хотелось позвать маму или няню. Но это было так по-детски, словно он какой-то пятилетка. Он спустил ноги с постели прямо на холодный пол и медленно приоткрыл дверь своей комнаты, звуки, похожие на скулеж собаки стали слышны ощутимее. Он на цыпочках шел по темному коридору, двигаясь к лестнице. По пути он зачем-то схватил статуэтку серебряного коня, а затем, стараясь не шуметь, начал спускаться по лестнице. Криков больше не было слышно, лишь всхлипы, раздавались где-то в кухне. Мальчик очень аккуратно заглянул в приоткрытую дверь и увидел ее. Его мать сидела на полу, вся растрепанная, сжавшаяся и истошно рыдала, закрывая рот рукой, чтобы издавать как можно меньше шума. Эта картинка на всю жизнь застыла образом из кошмаров в его голове.***
Иногда он думал об этой неосознанной любви к собакам. Когда тебе восемь, и все твои мечты ограничиваются желанием завести теплый комочек шерсти, и ты буквально бредишь этим, можно все списать на подсознание. У бабушки с дедушкой их была куча, целая свора гончих. Теплых, с шершавыми носами и мягкой шерстью, рычащих и фырчащих. Когда он просыпался от шума, похожего на скулеж собаки, в полудреме он думал, что это та самая реальность из сна, где у него есть маленький терьер. Но когда дрема исчезала и с ней приходила реальность, появлялись и вопросы, откуда скулеж, если у них никогда не было собаки?***
С возрастом все эти мелочи начинаешь замечать чаще, собаки, перстни, закрытые платья, бесконечные шарфы. Подозрение всегда было, но люди любят обманывать себя. Однако, правда поднималась перед ним словно айсберг, который просто невозможно было не заметить. Ему было тринадцать, когда он стал частью этой грязной истории. Крики стояли такие, что уснуть было просто невозможно. Он долго лежал, перекатываясь с бока на бок, но так и не смог уснуть. Ему было страшно. Три года он держал обещание молчать и не вмешиваться, и соблюдал его, боясь повторения истории с Мэри, как выяснится позже, единственным человеком, которому он рискнул довериться, и утащил на дно тем самым. Но сейчас, он, правда, не знал, как стоит поступить. Слышался треск бьющегося стекла, глухие удары и подавляемые вскрики. Рейгар, на цыпочках выбравшись в коридор, мог слышать все это гораздо отчетливее. -Я сожгу этот дом дотла! Мысли у Рейгара в голове путались, он не практически не мыслил в том момент, думая только о том, что нужно спрятать спички. Подбираясь ближе к месту развернувшейся драмы, гостиной, он слышал новые и новые потоки оскорблений и угроз. -Шлюха! Будто бы думала, что можешь обдурить меня, рожая ублюдков? Застыв на лестнице и вцепившись побелевшими пальцами в перила, он слушал: -А может ты специально травишь моих детей, а? Тупая пизда! – а потом шлепок. Он даже не понял, что это его голос, когда закричал: -Не смей трогать ее! И сразу четыре глаза, словно прожекторы, обратились к нему. Страх и удивление. -Милый, иди к себе, мы сами разберемся, - сиплым от рыданий голосом говорит ему мама. -Что ты сказал? – неверяще шепчет отец, подходя ближе, - Ах, сукин ты сын, пришел спасать мамочку? А силенок-то хватит, ублюдок малолетний? Эти слова словно ножи, входящие в его плоть. Было даже дышать тяжело. -Единственный сын и какое отношение к отцу! Да ты знаешь, что я имею право делать все, что захочу. Хочу ударю, захочу убью. Ты моя плоть и кровь, и никто меня за это не осудит. С каждым сказанным словом он подходил ближе, заставляя Рейгара пятиться назад, пока он не врезался в стену с оглушительным звуком, да так, что весь воздух из легких выбило. Страх сковал все его нутро. Все пути к отступлению были закрыты. Он даже к двери метнуться не успеет. И о чем он только думал? Всего лишь жалкий мальчишка, словно слепой котенок против дракона. Хладнокровного и ищущего добычу. И он добровольно попался в эти сети. Зажат в самом углу. Западня. Все, чем это всегда было. Западня. С самого первого дня до последнего. Он рос, становился выше, умнее, но против него у него до сих пор не было шансов. Безвыходность положения, это худшее, что может только случиться. Наедине с чудовищем. -Не трогай его, Эйрис, прошу! – словно где-то далеко слышит он голос матери. Она молит его. Он пропускает ее слова мимо ушей. -Слыхал, мамочка боится, что с ее драгоценного сыночка хоть волос упадет? – просюсюкал мужчина, - Вот как она за тебя переживает, как никогда не переживала за меня. Выходит, ты важнее меня для нее. Да ты просто ебанный кусок золота. Бриллиантовый мальчик. Маленький принц. Они все ненавидят меня, и ждут не дождутся, когда ты идеальный мальчик вырастешь, чтобы отдать компанию и все, что я нажил, все, что является моим наследием отдать тебе, выбросив меня словно использованный пакет. Да ты без меня ничто! Спорим, ты уже не будешь таким идеальным, если подпортить тебе твое прекрасное личико. Мне все указывают, что делать. Все. Но ты, ты это не делать не будешь, понял? Ты всего лишь мой ублюдок, я твой отец, твой король, бог. -Но она моя мама, - хлесткая пощечина уронила его на пол. Где-то там раздался такой далекий крик матери: -Не трогай его, пожалуйста! -А еще моя жена, - проигнорировал ее мольбы Эйрис, - И я волен делать с ней все, что угодно, как и с тобой. Знаешь, Мейгор Таргариен даже убил свою жену. Что мне мешает сделать это с твоей шлюхой матерью? -Ты не посмеешь! – Рейгар не узнавал своего голоса. -Может и так, я же не чудовище, - как-то подозрительно спокойно ответил мужчина, - Но знаешь, что я посмею? – с этими словами он схватил Рейгара за запястье и резко потянул на себя, поднимая вверх, а затем нещадно выкручивая влево. Дикая боль прострелила всю руку, не только сустав, но и все предплечье. -Сломать тебе руку, выродок? – и с какой-то маниакальной решимостью в глазах продолжал выкручивать руку со всей силой, которой на первый взгляд не так уже было заметно в нем. Из глаз брызнули слезы, и он закричал. К его крику примешался еще один. Мама кричала что-то, но он не слышал ничего из-за заполняющей все его существо боли. -Посмотри на меня! Смотри на меня, я сказал, ты, уебок! – он отпустил руку, только чтобы вновь ударить его по лицу. Он не думал ни о чем, прижимая пострадавшую руку к груди, но все равно вздрогнул, когда бутылка виски, просвистев над головой, ударилась о стену, разбиваясь на осколки, расплескивая вокруг янтарную жидкость. -Сукины дети! – и после он исчез. Дальше Рейгар помнил все слабо, кажется было лицо матери, больница, а также легенда про то, как он свалился с лестницы, но когда Рейгара спрашивали, как так вышло, он говорил про падение с турника. Потому что уже тогда знал, что если человек падает с лестницы, то это условный код для бытового насилия. А он не хотел, чтобы об этом хоть кто-то узнал. На следующий же день несмотря на все попытки сопротивления его сажают в автомобиль, в Харренхолле его встречают словно долгожданного гостя, все одноклассники пялятся на гипс на его руке и спрашивают, что случилось. Когда дом перестал казаться убежищем? И когда "Харренхолл" им стал? В этот самый день.***
Когда на следующий день мать предложила за завтраком как бы невзначай съездить навестить бабушку на Драконий Камень, он не смог отказаться.