***
В пустом зале ожидания лишь двое. Она и величественная дама в широкополой шляпе, читающая больничную прессу. Ее будто вырезали с рекламы в глянцевом журнале, где она наслаждается свежим номером «WeStars» на центральном вокзале в Касл-сквер, ожидая своего поезда. Анна Дейн даже не замечает ее появления. И лишь тогда, когда Эшара останавливается посреди холла, отвечающая участливой медсестре, что она чувствует себя нормально и просто хочет домой, думая при этом только об их полной солнечного света комнате в Харренхолле, теплом пледе на плечах и ждущей ее Элии, мать поднимается, величественным жестом бросая журнал к другим на маленьком столике, говоря: -Чего же мы ждем? Поехали. Вместо пушистого пледа и таких нужных объятий Элии, Эшару встречает тишина родного дома. Сейчас середина дня, и отца дома нет. Хотя изменилось бы что-то, будь сейчас вечер? Скорее всего, нет, разве что, снаружи было бы видно, как горит свет в его кабинете. Ближе к вечеру, когда Эшара в сиреневом мире своей комнаты немигающим взглядом смотрит на блестящие бусины занавесок, в дверь стучат. -Я же сказала, что не буду ужинать, - повышает голос она, уверенная, что за дверью снова их экономка. -Поддерживаю твой выбор, - заявляет мать, показываясь в открытых дверях. Она не спрашивает: «Можно?», стук ее каблуков уже звенит по паркету. Последнее, что сейчас нужно Эшаре, это чье-то присутствие, а в особенности ее матери. -Тебе не помешает, - говорит между тем Анна, когда граненный стакан со стуком приземляется на дерево прикроватной тумбы, выкрашенной в черный цвет. Это кажется милым, словно кошка, предлагающая мышь хозяйке, забота, выражающаяся в том единственном, что она умеет. Эшара ждет, что она уйдет после этого великодушного акта материнской заботы, но мать неожиданно движется к окну, чтобы устроиться в пушистом голубом кресле. Изящными пальцами с длинными ногтями свободной руки она играет блестящими бусами занавесок, и сравнение с кошкой в эту минуту кажется удивительно удачным. Она долго молчит, то и дело отпивая из своего стакана. Но когда Эшара почти теряет к ней интерес, сползая вниз на подушки, наконец, роняет: -Ты правильно сделала, что рассказала мне, - пространно, будто и не Эшаре вовсе, - Знаешь? - а потом резко поворачивает голову в ее сторону, упираясь взглядом, - Твой отец может и психолог, но в этом и его основная проблема. Знаешь, что бы он сделал? Он бы предложил тебе сходить на прием к его какому-нибудь хорошему знакомому. Тысяча процентов. Это то, что он делает всегда. Спрашивает сначала, хочешь ли ты поговорить, а потом добавляет, - она пародирует его голос, - «Мой коллега специализируется на аддиктивных расстройствах». И так постоянно. Ха! - выдает она, и снова делает глоток. В комнате царит приятная полутьма, и наверное, стоило бы закрыть шторы и включить свет, но это последнее, чего она хочет. Будто если она включит свет, она резко обнаружит, что день почти закончился, и ее с завтрашним днем разделяют какие-то часы, но какой бы этот день не был тяжелый и ужасный, расставаться с ним до боли прискорбно, потому что завтра ее траур закончится, а это значит - ее больше нет. Когда проходит траур, исчезает и едва уловимое присутствие, оставляя лишь чувство безысходности и смирения. Не стоит включать свет. -А еще он мужчина, - говорит мать, баюкая в руке стакан, который, вероятно, уже почти пуст, - А им не понять. Еще чего доброго, просил бы тебя подумать и оставить ребенка. -А почему ты не просила? Почему так легко приняла мой выбор? - вертится на языке. И ведь действительно. Ее матери никогда не было рядом, даже, когда она была еще совсем крошечной. Кто угодно, только не мать. И в тот вечер, когда Элия убедила ее, что нужно сказать родным. Эшара подумала в первую очередь об Эртуре, но он не мог помочь ей в таком вопросе. Эшара звонила на работу отцу, зная, что он должен быть там. Но секретарша раз за разом говорила ей подождать минутку, а после отвечала, что лорд Дейн не может сейчас говорить, «перезвоните позже». А когда звонила домой, то была уверенна, что мать уже давно валяется где-нибудь в пьяном отрубе, но трубку в тот вечер сняла именно она, а не отец, который уже давно должен был быть в своем домашнем офисе. Эшара не хотела говорить, но мать пристала, начиная бесполезный разговор о своих делах, и когда, наконец, закончила, скорее для галочки спросила, что у ее дочери нового, и услышала правду: «Я беременна», сказанное, скорее, со злости. Однако последующий ответ заставил ее замереть в шоке: -Я договорюсь о записи в клинике, и закажу для тебя билет на самолет, - неожиданно серьезным тоном заявила тогда она, - Я позвоню в школу. А закончив инструкции, добавила: -И помни, для всех у тебя срочная запись к стоматологу. Я встречу тебя завтра, - прежде чем отключиться. Она встает, подходя ближе. Вот сейчас, совсем как в фильмах показывают, руку на руку положит, прошепчет, что ей жаль. Но она только тянет тощую руку к оставленному раннее на тумбе стакану. Эщара закатывает глаза - показалось. Мать тем временем уже у двери, ручку сжимает, но прежде чем уйти тянет, будто мысли прочитав: -Я никогда бы не позволила своей дочери испортить жизнь, - звучит признание, а после полное тоски, - как позволила себе.***
Эшара разлепляет глаза, теряя зрение на пару секунд, ослепнув от яркого солнечного света, что преломляется о прозрачный стеклярус. Конечно, она же вчера так и не закрыла шторы. Ей паршиво настолько, что блевануть тянет. Но проведя на коленях пару минут, обняв руками холодный фаянс, она так ничего и не добивается. Во рту сухо, как в пустыне. И Эшара решает спуститься, но уже на лестнице понимает, что это было ошибкой. Раздражающий уши лай тут же доходит до ее ушей, но даже привычно разозлиться нет сил, она сильнее цепляется за перилла лестницы и продолжает свой путь. -Эшара, почему ты встала? Тебе следует оставаться в постели! - мать в драматичном жесте прижимает руку к груди, поднимаясь и тут же подхватывает ее под локоть, а после шипит, - Зачем ты встала? -Мне, что теперь, умереть от жажды? - ворчит Эшара в ответ. -Надо было мне сказать! -Для этого тебе стоило хотя бы раз заглянуть ко мне в комнату! - туше. Кажется, и мать это признает, затихая. Помогает подняться по лестнице, прижимаясь поневоле ближе. От нее уже несет алкоголем, но этот запах настолько пропитал ее, что это кажется уже естественным. После Эшара уже вновь в постели, скрытая под перестеленными заново одеялами, а перед ней поднос с нетронутым завтраком. Полное ягод блюдце, идеально поджаренные тосты, остывший чай, бледная роза в высоком стакане. Эшара тянется к ней пальцами, касается лепестков, а после прячет толстый, лишенный шипов стебель за ухом, вызывая воспоминания о весеннем бале, розовых гвоздиках на своем запястье. Нед так нежен с ней, так аккуратен, в ее животе раз за разом вспыхивает жаром яркое пламя, стоит вспомнить как его шершавые пальцы оглаживают ее поясницу, как он тяжело дышит ей на ухо, нежно убирая волосы. Бран берет ее жестко, прижимая к стенке. Задрав ее твидовую серую с розовым юбку вверх, сжимает бедро до синяков, поцелуя не разрывает. Непослушными пальцами возится с ее коротким кардиганом - одна из пуговиц в итоге летит на пол. Этот урод в очередной раз испортил ее одежду. Позвонки снова и снова ударяются о холодную стену, пока он долбится в нее до упоения, не прекращая болтать: -Ты изменилась. -Почему раз за разом, когда мы вместе, все превращается в сцену? Кому из них теперь стоит рассказать, о том, что она убила их ребенка? Мать в очередной раз не дожидается ее ответа, входя сразу после стука, ставит стакан с гладкими стенками, на этот раз просто вода. А после на темную поверхность приземляется маленькая синяя таблетка. -Я понимаю, что едва ли была полезна. Но в этот раз тебе стоит прислушаться. -Что это? -Поможет унять боль, - и будто предчувствуя вопрос Эшары, - Любую.***
Через пару дней ей, и правда, становиться лучше. Чемоданы собирать нет нужды. Лежать в постели уже кажется невыносимым, и поэтому она спускается вниз, где в кресле в компании знакомого друга Анна Дейн неотрывно глядит в камин. Эшара едва ли расчитывала встретить ее еще в сознании. -Отец все еще не вернулся? -А? - она рассеяно оборачивается, будто не сразу понимая, кто перед ней, - Нет. Он, как и все, думает, что она просто больна. И это расстраивает, потому что он же психолог, наверняка, он чувствует, что все, на самом деле иначе, но, ожидаемо, не спрашивает. И не потому что он квалифицирован настолько, что понимает - давить нельзя. А потому что ему не до нее. Просто нет времени разбираться с чужими проблемами. Ведь ему за это не платят. Он приходит домой не за тем, чтобы работать и здесь. Потому и закрывает глаза, предпочитая не признавать, как все ужасно на самом деле. Так Эшара думает, на самом же деле не знает. Казалось бы, чем старше, тем меньше она может его понять. -Помнишь, тогда ты сказала мне, что не хотела позволить испортить жизнь, как когда-то себе. Что ты имела в виду? - осторожно интересуется она. Но ответа не следует, наверное, она уже слишком пьяна, чтобы понять, поэтому Эшара продолжает, позволяя себе усмехнуться: -Это даже странно, почему ты так любишь Эртура, учитывая, что он «испортил тебе жизнь». Это ведь правда. Эртур всегда был ее любимчиком, выходит, она смогла полюбить нежеланного ребенка? Как интересно может сложиться жизнь! Но вопреки ожиданиям Эшары, ответ звучит пугающе правдивым, несмотря на ее состояние: -А кто сказал, что это был Эртур? - она хмыкает, - Я любила твоего отца, - она вдруг мотает головой, - Нет, даже не так. Я была влюбленна в него! Такой красивый, богатый, образованный, - она прикрывает глаза, рисуя пред собой его образ. Будто и правда ей остается только это, учитывая, как в действительности редки его визиты. И все, что она может почувствовать, это его присутствие в темном пространстве спальни, пока сама в глубоком алкогольном трансе. -Это был бы в любом случае вопрос времени, когда с меня бы начали требовать наследника для великого рода после свадьбы. Поэтому, когда я забеременела, я прекрасно поняла, что это великолепная возможность только все ускорить, а точнее убедить твою бабушку, - мать наставила на Эшару указательный палец, - Она меня ненавидела и только ждала удачного момента, когда она сможет разлучить нас, - жалуется мать и вливает в себя щедрую порцию джина. Эшара смотрит на нее, как смотрят дети на своих родителей, ожидая интереснейшей сказки на ночь. -А потом я забеременела, привязав твоего отца к себе, - продолжает свой рассказ она, - Когда я родила Эртура, я неожиданно поняла, что на этом мои обязанности в общем-то закончились. Первый ребенок, мальчик, желанный наследник, - и снова этот мечтательный тон. Эртур, и правда, ее любимчик. -На этом все и должно было закончиться, - а вот и минорная нота, - Я больше не хотела детей. А потом, как бы я не старалась избежать этого, я забеременела снова. И Аиша - твоя бабушка, - будто Эшара и без нее этого не помнит, - Меня достала! - лицо матери окрасили краски гнева. Она отвлекается от своего опустевшего стакана, поднимаясь, чтобы пройти к столику с выставленными на нем стройными бутылями. Не отрываясь от процесса пополнения своего стакана, она роняет: -То, что ты сейчас здесь - только ее заслуга. Почему-то это ранит, будто острым кончиком шпаги кольнули куда-то в грудь. Вроде и не так уж и больно, но плакать тянет, чтобы грязной рукой проехаться по щекам, стирая непрошеные слезы. -Она как-то узнала, и заставила меня оставить тебя, - падает обратно в кресло, - С Аллирией та же история, только это был уже твой отец, хотя у нас уже были и сын и дочь. Значит, Эшаре не показалось. Мать, и правда, не просто так цеплялась к ней и Аллирии. -Всем им же кажется, что это это так просто! - она взмахивает рукой в воздухе, - Они просто приходят и говорят тебе, ты просто должна быть матерью, - глоток, - Это твоя единственная ответственность, зачем тебе карьера, социальная жизнь! Три ребенка или два - какая разница? Эшара неотрывно следит за каплей джина, что стекает по ее подбородку. Ждет, что она ее вытрет, но этого не происходит. Она только продолжает: -А разница есть, - она вздыхает как-то особенно тяжело, - Рожай, пока можешь, будто это так просто. Эшаре бы ее по-хорошему ненавидеть. Но все, что она чувствует, это жалость. Становиться действительно жаль. Ужасно жаль. С возрастом родителей и правда становится понимать сложнее, между ними будто вырастает стена. И вот уже тот, кто был для тебя всем, теперь лишь тень в собственном доме - исчезает прежде ты проснешься, появляется, когда ты уже спишь. Так было с отцом Эшары. Зато с мамой получается наоборот. Эшаре даже кажется, что за последние пару дней они говорили больше, чем за всю жизнь. -У меня не было выбора. И единственное, что я могу сделать и хочу сделать, чтобы этот выбор был у тебя.***
Эшара думала, что она будет держаться «молодцом», как любила говорить ее бабушка. Думала, что как только войдет улыбнется своей яркой повседневной улыбкой, расцветавшей на лице, стоило случиться даже самой маленькой, но приятной мелочи. Думала, что бросит саквояж на пол, словно вернувшаяся с отдыха загоревшая молодая леди, и раскроет руки для объятий, говоря: «Я так соскучилась по тебе, крошка!». Так все и было у нее в голове. Так все и было по-началу. Она действительно вошла в комнату с широкой, будто нарисованной, улыбкой, бросила на пол сумку и сказала преувеличенно радостно: -А вот и я! - сделав грациозный жест рукой, будто фокусница из палаток «Животворящие чудеса», которые на летних ярмарках пользовались огромным успехом. -Ты вернулась, - Элия тотчас же поднялась с постели, откладывая книгу в сторону, будто только и делала, что дожидалась ее. Думать об этом было тоскливо. Никто в этом мире не ждал Эшару как Элия. Ни Нед, ни Бран, ни Эртур, ни даже собственные родители. Только это хрупкое черноглазое создание терпеливо дожидалось ее снова и снова. И только при одном взгляде в эти глаза с черными бусинами зрачков вся ее показная храбрость и выдержка испарилась, уносимая невидимым потоком, являя оставшуюся горечь. Меньше чем за секунду из глаз брызнули горячие слезы. -Элия, - задушено прошептала она на исходе сил и почти хлопнулась на колени на вязаный коврик у шкафа, но Элия за секунду преодолела расстояние между ними и подхватила ее под острые локти, а после опустилась на колени рядом, отчаянно прижимая к себе. -Элия, - выла она куда-то подруге в рубашку в приступе истерики, так что внутренности под ребрами скрутило до боли. Разбитая заблудшая душа. Словно бесконечно уставшая блудная дочь, ждущая утешающих объятий матери. Эшаре хотелось рассказать ей все, что так тревожит ее, найти ответ на тот вопрос, мучивший ее словно змей сомнений, клубком свернувшийся в груди. Элия медленно за узкие ладони с тонкими длинными пальцами с тонкими серебряными кольцами на них подняла ее с пола и повела к своей кровати. По измятым льняным простыням скользил луч заходящего солнца. Элия уложила ее прямо на одеяло, а после укрыла пушистым розовым пледом, укрывшись которым раньше читала. Эшаре было страшно, что Элия сейчас уйдет, но она как и всегда вернулась, только отложив книгу с кровати на подоконник, а после и сама аккуратно забралась на кровать, заняв место рядом. Заглянула Эшаре в глаза, а после прошептала самые нужные слова на свете: -Это не твоя вина.