I'm not a...

Дольше молчать она уже не может. Больше не хорошая, и давно уже не девочка. ________________________________________________ Она шла по коридору, держа в руках высокую керамическую вазочку с печеньем, но у самого входа в гостиную, застыла, не решаясь войти в стеклянные двери, остановившись у колонны. -…бедная моя девочка, я так боюсь за нее, разве она вынесет еще одну потерю? – голос ее матери. -Такое случается, и на самом деле, я думаю, что для нее будет лучше найти другой выход… -Суррогатное материнство? -Как вариант. Или можно взять ребенка, сотни девочек не знают, как поступить, сталкиваясь с новостью о том, что ждут ребенка. И не все готовы столкнуться с такой ответственностью. Думаю, меньшее, что мы можем сделать в своей жизни, это спасти жизнь сразу двух детей. -Трех. -Конечно, трех. Элия входит как раз в тот момент, когда Рейла кладет свою ладонь поверх руки ее матери. Женщины синхронно оборачиваются, по их лицам Элия может видеть, что те пытаются узнать, сколько она услышала. Однако, Элия делает то, что умеет лучше всего на свете. Делает вид, что ничего не случилось. -Печенье? - предлагает им она. -Конечно, милая, - с улыбкой отзывается ее мама, - А где же Рейгар? Даже не выйдет поздороваться? -Он еще не вернулся, - поясняет Элия. Никогда не возвращается. -Весь в делах, - понимающе кивает ее мать, а Рейла выдавливает виноватую улыбку. -Рейгар бывает апатичным, мне ли не знать, - мягко улыбается она, - Прости его. -Такое часто бывает в браках. Вам нужно просто узнать друг друга поближе, - привыкнуть, хочет сказать она. Насколько лучше, думает Элия, если этого года тягостного, мучительного года не достаточно. Им ничто не поможет, если даже выкидыш не помог. Элия даже не хочет знать, где он был, когда из нее выскабливали тело их мертвого ребенка. Зато может вспомнить его несчастное лицо, похожее на маску, когда он встречал ее у госпиталя. Ее, разбитую, не доносившую девочку даже до половины срока. Но даже тогда, он ничего не говорит ей, даже не обнимает, чтобы утешить. Открывает дверь автомобиля перед ней, помогает сесть, садится сам, а после только тишина, все такая же неловкая как и год назад. В день свадьбы, когда она стояла рядом со своим уже теперь мужем в белом платье невесты, то видела взгляды всех тех, кто когда-то даже не замечал ее. Так вышло, что Рейгар одним своим присутствием защищал ее от многих разочарований, при этом оставаясь самым главным из них. Сияние Луны зависит от сияния Солнца. Элия, будучи Луной, у которой раз за разом появлялось новое Солнце, знала об этом едва ли не понаслышке, ведь с Эшарой она сияла ярче обычного, с Рейгаром же гаснет с каждым днем все сильнее. В этом была и ее вина. Элия слишком часто влюблялась в тех, кто не любил ее в ответ, имея привычку отдавать свою любовь тем, кто был с ней добр, ошибочно принимая обычную человечность за любовь. В теплом коконе заботы, что защищал ее от холодного, несущего много опасностей, угрожающих ее слабому организму, мира, она жила, не зная о том, что этот мир, ко всему прочему, был полон и безжалостных дельцов, которые вторгались в чужие жизни, забирали все хорошее задаром, оставляя позже обездоленными плакать в одиночестве. Они-то и научили, что добрыми никогда не бывают просто так. По умолчанию, как казалось бы, должно. Ласковыми бывают лишь с теми, кто по-настоящему дорог, с семьей, друзьями, любимыми, или же с теми, от кого им что-то нужно. Третьего не дано. Таким она видела мир ровно до выпускного класса старшей школы, когда поняла, что нет никакого деления. Все, на самом деле, только и делают, что используют друг друга. «Люди постоянно используют друг друга» сказала она однажды Эшаре. Элия знала об этом не понаслышке, потому что она тоже использовала Рейгара, как и он ее. Только Элия во многом отличалась от безжалостных дельцов. У всякой оказанной услуги есть своя цена. И Элия свою заплатила. Он плакал. Снова. Элия вздохнула, подымаясь с постели, хотя легла только десять минут назад. Надела тапочки и направилась в детскую. Мягкий свет ночника отгонял темноту, и она могла видеть ее малыша, лежащим в колыбели. Совсем крошечный, в светлой шапочке. -Белокурый ангел, - вздыхали дамы на вечеринке, устроенной ее матерью и Рейлой, наблюдая за тем, как он жмется к груди ее матери, пока сама Элия открывала одну за другой светло-розовые подарочные коробочки, повязанные атласными лентами, находя в них милые, в детский принт, пеленки и ползунки. Выстраданный ребенок. Неудивительно, что он родился грустным, уже страдая от своего существования. Так казалось Элии, по крайней мере, потому что, как бы она не старалась успокоить его, он не переставал плакать. И даже сейчас, она не знает, почему она делает все это, он только пуще начинает плакать, когда она берет его на руки и садиться в кресло-качалку. А он плачет-плачет-плачет. Пока не приходит няня, в чьих руках он быстро затихает. -Дальше я сама, миледи, - почти извиняюще говорит она. Элии бы тоже было неудобно, если бы на ее руках чужой ребенок успокаивался быстрее, чем на руках собственной матери. Пожалуй, няня была одним из немногих полезных решений, которая приняла ее мать за нее, как и всегда. И она ей благодарна, как никогда. -Хорошо, спасибо, - шепчет она в ответ и уходит в свою пустую спальню. Потому что даже в эти невозможные дни, его снова нет рядом. Он плакал. Постоянно. Как выяснилось позже, это не было просто трудным периодом, как говорили все вокруг. По-видимому, Элия оказалась ужасной матерью. И ребенок ненавидел ее за то, что она дала ему жизнь. Другого объяснения этому у нее просто не было. Ведь с Рейгаром все было иначе - он мог появляться раз в день, раз в два дня, иногда даже раз в неделю, брать ребенка на руки, и… ничего. Ничего не происходило. С Рейгаром Эйгон был самым обычным ребенком. За это она снова и снова винила себя. Она, и правда, слишком часто влюблялась в тех, кто не любил ее в ответ. Но никогда бы не подумала, что так случится и с ее ребенком. Ей почему-то казалось, что в таких отношениях любовь безусловна, но как и во многом, она уже не была так в этом уверенна. В целом, с возрастом становилось все сложнее разобрать, где черное, а где белое, будто бы при взрослении настигает какой-то «моральный дальтонизм». Если это, и правда, так, то у Элии самая настоящая ахроматопсия, этакая пожизненная недостаточная адаптация к жизни во всей ее полноте, не скрытой взрослыми, что всего-то хотели уберечь. Иногда она думает, что лучше бы она навсегда осталась тем ребенком, которым мечтала перестать быть. Чтобы мама как раньше решила все проблемы за тебя, защитила, а она по обыкновению заперлась в комнате с книгами. Раньше казалось, что став взрослее, взяв контроль над собственной жизнью, все станет лучше, но лучше не становилось и не стало, становится только хуже. Жизнь разделилась на «до» и «после», когда Рейгар решил вступить в борьбу против своего отца, и Элия поддержала его в этом, потому что ей показалось, что так правильно. А что в итоге? Месяцы судебной тяжбы и проигрыш. Мама просила остаться. Но Элия, неожиданно действительно «прикипевшая» не смогла бросить его одного в такое время, как не смогла бы никого. Слишком страшно это - остаться одному в самый тяжелый жизненный момент, ей ли не знать. Они не потеряли всего - отец вычеркнул его из наследства, но у них все еще оставались их апартаменты на Драконьем Камне, вилла в Лисе и другие свадебные подарки, но отчего-то стало отчетливо ясно, что проигравший должен уйти, ибо на этом поле боя у него больше нет никаких шансов. В конечном счете, на войне иногда лучше проиграть, чем быть убитым. Так, жизнь привела их в Волантис. Рейгар много просил прощения за то, что в этой войне они и их ребенок стали сопутствующим ущербом, ведь ей пришлось оставить свою семью тоже, когда не должна была. Но это «ничего», как говорила она. Элия никогда бы не подумала, что покинет Вестерос надолго, а прожила в Эссосе почти двадцать лет. Десять лет назад она бы ни за что не поверила, что будет любить их хмурые апартаменты в Волантисе. Новейший район, не самый роскошный, но самый современный, сплошь застроенный небоскребами, ловящими солнечные блики. А внутри - монохромная цветовая палитра, сплошь серый и черный, словно строгий офис, а не дом, полный тепла и уюта, но впервые в жизни она почувствовала, что это ее дом. Все - от посуды до диванных подушек и книг в стеллажах - это ее, ни ассистенток, отправляемых за покупками, ни дизайнеров интерьера. Элия мечтала задохнуться где-то в деревне, может, на конном ранчо или приозерном бунгало. Но начала дышать только в городе. -Ты не будешь завтракать? – спрашивает она Рейгара, наливая сок в бокалы из цветного мирийского стекла, что сама купила пару лет назад на ремесленной ярмарке. И хотя Элия прекрасно знает, что он не будет, ведь это одна из тех вещей, в чем они действительно похожи, спрашивать об этом почти традиция. С появлением детей, жизнь и правда, оборачивается совершенно иным образом. -Есть новости? – спрашивает она, не отвлекаясь от сервировки стола. -Ничего особенного, - отвечает он, переводя взгляд обратно на экран своего смартфона. -На материке? - кодовое название для дома. Спустя почти двадцать лет они все еще не избавились от привычки интересоваться тем, что происходит в Вестеросе. -Золотой Дракон упал. -На много? - поинтересовалась она, чтобы только поддержать разговор, ведь им никогда не о чем было разговаривать. -В последние дни курс довольно нестабильный, но ничего страшного… Доброе утро, -вдруг говорит он, и Элия поднимает голову. -Доброе утро, - приветствует их Рейнис, опуская рюкзак на барный стул, занимая место рядом за стойкой. -Доброе утро, солнышко, - отвечает Элия дочери, -Твой брат проснулся? Не знаешь? - спрашивает после она. -Не знаю, - качает головой Рейнис, уже беря в руки вилку и начиная завтракать. Элия бросает взгляд на Рейгара, тихо озвучивая просьбу: -Не посмотришь? Рейгар только кивает, но как только собирается подняться наверх, то чуть не сталкивается у лестницы с Эйгоном. В сером свитере Рейнского колледжа, что подарил ему Джон, взъерошенный, шумно дышащий, весь буквально пышащий недовольством, он появляется на кухне и вместо приветствия только заявляет: 
-Снова блинчики! - а после молча достает из холодильника оставшуюся со вчера пиццу и прямо так начинает жевать. -Она же холодная, давай я разогрею, - предлагает ему Элия, но он ничего не отвечает, уже уходя обратно наверх. Они такие разные. Ее дети. И не только внешне. Эйгон совсем как Рейгар, такой же бледный и холодный. А Рейнис пошла в Элию с ее бронзовой кожей и темными волосами, удивительно «теплая» и озорная, она напоминает ей Оберина в детстве. Как удивительно может все сложиться. Когда Рейнис заканчивает завтракать и уже стоит в нетерпеливом ожидании, сжимая в объятиях свой рюкзак, Рейгар, беря со столика ключи от машины, спрашивает: -Тебя подвезти? - еще одна бесполезная традиция. Ведь он прекрасно знает, что она любит прогуливаться по шумным городским улицам, да и галерея, в которой она работает, находится не так далеко. Полчаса пешим шагом. Двадцать, если идти так, как привыкла Элия. За столько лет она так и не научилась идти медленно, потому что всегда ходит одна. -Эйгон, - тогда зовет Рейгар, - Нам пора. -Я на метро! - приглушенно звучит ответ Эйгона со второго этажа. -Он же не успеет, - констатирует Рейгар Элии. Эйгон учился в «Волан-Хай», на чем в свое время настояла мать Элии, заявив, что ее внук непременно должен учиться в самой лучшей школе, сама же она и платила огромные годовые взносы за учебу. Переводить его после не было уже никакого смысла, поэтому они всего лишь продолжили платить самостоятельно после ее смерти. Раньше Рейгар всегда подвозил его и Рейнис, но с прошлого года все изменилось, и Эйгон все чаще предпочитал добираться в школу самостоятельно. Элия до сих пор не знает, с чем это связано. На все попытки поговорить только просьбы «оставить в покое». -Пап, если мы не выедем сейчас, не успею уже я! - привлекает внимание Рейнис. -Поезжай, - говорит ему Элия. А заметив вопросительный взгляд Рейгара, добавляет, - Если что, вызову ему машину. -Пап! - возмущенно тянет полностью собранная и стоящая у лифта Рейнис. Только тогда Рейгар кивает и уходит. Эйгон же появляется внизу снова только через долгие восемь минут. Все такой же взъерошенный, недовольный, но одетый в школьную форму. -Вызвать тебе такси? - мягко интересуется она. -Я же сказал, что на метро, - отзывается он, завязывая шнурки. -Но ты же опоздаешь, - напоминает она. -И что? - как ни в чем не бывало отвечает Эйгон, прямо глядя на нее и ожидая ответа. -Нет, - быстро реагирует Элия, - Ничего. Столько времени прошло, а Элии все еще кажется, что он все также плачет постоянно, просто вылилось это в другую форму, а она все еще не знает, как ему помочь. Иногда ей снятся кошмары, в которых Эйгон, держащий обе ее руки, резко их отпускает, говоря, что никогда больше не вернется, и она просыпается, обнаруживая себя в слезах в пустой постели, ведь они с Рейгаром уже давно спят в разных комнатах. Этот ребенок остался все таким же далеким для нее. Ее воспоминания о нем как мозаика. Вот он пятилетний бьет ее по щеке, и ей становится так больно душевно, потому что она не понимает, чем такое заслужила. Но он же всего лишь ребенок. А вот он шестилетний просит ее не отпускать его руку, пока он не уснет, после того как ему приснился кошмар. -Тебя обижали в школе? - как-то спрашивает он ее. Восемь лет, и уже вынужден столкнуться с жестокостью этого мира. -Не совсем, - спустя почти минуту молчания, роняет она, - Но мне часто бывало обидно. -В твоей школе тоже учились задавалы? - задает ей следующий вопрос он. -Были и такие, - кивает она. Может, так говорить и нехорошо, но правду не скрыть даже за более мягкими словами, - Но я училась не в обычной школе, и там все было устроено немного иначе, - так, что даже самые настоящие задавалы казались членами семьи, о которых иногда она вспоминает с ностальгией. -А где ты училась? - продолжает заваливать вопросами ее он. -В пансионе, далеко отсюда. Твой папа тоже там учился. И дядя Джон. -Что значит «пансион»? - пробует на языке незнакомое слово. -Это такая школа, в которой ты не просто учишься, но и живешь там, - отвечает Элия. -В классе что ли? - недоумевает он, не имея представления о том, как устроены школы с полным пансионом. -Нет, - улыбается она, - У нас было свое общежитие с комнатами, почти такими же как твоя, - обводит взглядом белый небосвод потолка с приклеенными на нем флуоресцентными звездами, образующими созвездия, - У каждого была своя кровать, свой стол, шкаф, все, что нужно, - объясняет она. -И вы оставались там на весь год одни, без мамы и папы? - смотрит своими большими фиолетовыми глазами на нее он. Глаза как у Рейгара, а взгляд совсем другой. Даже в его десять Рейгар казался уже замученным стариком, уставшим от собственного существования. Эйгон же пока еще не успел разочароваться в этой жизни. Пока. Как бы ни было грустно, это именно «пока», потому что разочаровываются так или иначе все. Это лишь вопрос времени. -Да, а домой ездили на каникулы, - отвечает она. -И ты не скучала по дому? - удивляется он. -Нет, - признается она, хотя и чувствует вину за такие слова. -Почему? -В этой школе у меня появился первый настоящий друг, - последнее выходит полушепотом, потому что вспоминать об Эшаре почти физически больно. -Как его звали? -Ее, - исправляет она, - Ее звали Эшара. Мы называли друг друга Солнцем и Звездой. -Почему? - загораются интересом его глаза. -Как-то мы делали проект, надо было рассказать о своей семье, о наших предках, понимаешь? - дождавшись кивка, она продолжает, - Поэтому мы смотрели старую-старую книгу, где были изображены гербы землевладельцев. Раньше у каждого рыцаря раньше был свой герб, у его семьи тоже, их изображали на щитах и стягах. Знаешь? -Угу, - уверенно подтверждает он. -На гербе моей семьи было изображено солнце, а у семьи Эшары - падающая звезда. После этого она начала звать меня солнцем, а я ее звездой, сама даже не заметила как. Элия часто жалела о сказанном в порыве чувств, но она никогда не жалела, что сказала Эшаре однажды всю правду об этой их маленькой традиции, ведь Элия всегда была в своих глазах только Луной, чьим Солнцем оставалась Эшара. Только вот тогда она не задумывалась, что делать той Луне, у которой резко погасло ее Солнце. Значило ли это, что и Луны теперь больше не существует? Ее спас только он. Ее мальчик. Эйгон тогда стал ее новым Солнцем, сияние которого возвратило ее к жизни. -А я бы скучал, - вдруг говорит он, и Элия поначалу не понимает, о чем это он, поэтому аккуратно переспрашивает. -М? -По тебе и по папе, я бы скучал, если бы жил в школе, - объясняет он. Для нее это словно то самое признание в любви. Которая была. Не безусловная, ведь правда в том, что он никогда не был ее. И Элия так была благодарна Рейгару за эту правду, потому что, может, совсем немного, но, и даже это странно, для нее это стало утешением. Потому что теперь она знала, что дело было не в ней и не в нем, во всем были повинны обстоятельства. -Расскажи еще, - просит он, кладя свою ладошку на ее руку. Новое Солнце даже сейчас пытается согреть ее, теплом отогнав тревоги прошлого. Затмение кончено. Но это вовсе не значит, что порой его не закрывают темные тучи. -Эйгона хотят исключить, - начинает Джон, - За драку. «Почему?» - повисает в воздухе вопрос. Если бы в Харренхолле исключали за драки, то ни ни Брандон Старк, ни Джон, если уж на то пошло, не получили бы диплом вместе со всеми. На самом деле, Элия часто вспоминала о Харренхолле в последнее время. Она никогда не хотела, чтобы ее дети учились в пансионе, находились так далеко от нее, но иногда ей казалось, что, возможно, им это было нужно. Особенно Эйгону. На самом деле, ей хотелось с кем-то поговорить об этом, не со своим терапевтом, а с кем-то, кто знал, каково это - быть родителем. Ее матери давно не было в живых, но Элии кажется, что она бы никогда не пошла за советом к ней. Именно поэтому она все чаще думала о Харренхолле, если бы Эйгона направляли Рун и Уотерс, то переживать бы за него не стоило. Элия бы хотела встретить профессора Рун и спросить, что же ей делать, представляя себе, как та по обыкновению пригласит ее в свой кабинет и нальет чаю, чтобы поделиться своей жизненной мудростью. - Кто начал первым? - с волнением в голосе спрашивает она, боясь услышать ответ. Джон только кивает, и сердце ее падает. Этого она и боялась больше всего. И снова «почему?». Ее собственные мысли ужасают, ведь правда в том, что она не была бы так удивлена и расстроена, если бы Эйгон был жертвой. Потому что она была жертвой всю жизнь, и она понимает. Но она не была готова к тому, что ее сын станет тем, кого она никогда не могла понять. Агрессором. Как матери воспринимать это? Что лучше? Когда твой ребенок обижает других или обижают его? Или правильнее будет сказать: «что хуже?». -Эйгон, и правда, ударил первым, - слова Джона бьют ее под дых, лишая воздуха, - Это видели все. -Но он ведь тоже пострадал, - не оставляет надежд оправдать его Элия. -Я думаю, это лишь повод, - сложив руки в замок, отвечает Джон, - Они давно грозились его отчислить, низкая успеваемость, - начинает перечислять он, - постоянные прогулы, внешний вид. По внутреннему уставу, у них есть такое право, - объясняет он, - Но я этого не допущу! - обещает. -А почему из школы не позвонили? - задает еще один вопрос Элия, - Они передают взыскания с учениками, как и табели… - вопрос отпадает сам по себе тут же, стоит услышать собственные слова. Когда она в последний раз видела хоть один табель об успеваемости. Что она вообще знает о том, как он успевает в школе? -Это моя вина, - реагирует Джон, - Эйгон позвонил мне и попросил приехать. Я еще не знал, в чем тогда было дело. Оказалось, что он подрался, поэтому они попросили позвонить родителям, - на этих словах Элия прикрывает глаза, - Если бы я знал, в чем на самом дело, то позвонил бы вам. Элии хочется заплакать. И дело не в том, что он не приносил табели, замалчивал проблемы, и даже то, как он целую неделю делал вид, что посещал школу, пока действовало его отстранение, о котором они и не знали. Во лжи Эйгона не было ничего пугающего. Элия буквально жила ложью. Пугающе, скорее, то, что никто из них ничего не заметил. Элия всю жизнь ждала того, кто спросит ее «в порядке ли она», только чтобы ответить «нет», а сама оказалась также слепа к чужой боли. -Почему ты его ударил? Эйгон, я не ругаю, я просто хочу знать… -Но ты осуждаешь, - перебивает он. -Я… Она пытается подобрать правильные слова, и он использует эту паузу, чтобы высказаться: -Я знаю, что ты скажешь! «Насилие ничего не решает», - цитирует ее слова он, - Но оно решило. Когда я говорил, никто не слышал, а когда я ударил, они, наконец, увидели. «Нужно относиться к людям так, как ты бы хотел чтобы относились к тебе», - еще одна фраза, что она так часто говорила, - Я именно это и сделал. Он относился ко мне не как к человеку, я сделал то же. В его словах была логика. Элия привыкла делать для людей то, что те никогда не сделали бы для нее, и страдать от этого. Казалось бы, в этом и есть суть добра. В том, что оно бескорыстно и безвозмездно. В том, что когда ты совершаешь добрые поступки, ты не ожидаешь добра в ответ. Элия считала, что помогать, когда просят о помощи, правильно. «Поступай с людьми по совести, если хочешь, чтобы с тобой поступали также». «Добрые дела вернуться бумерангом». Но годы шли, а она все еще не видела никакой доброты. Все только и делали, что просили еще и еще. -Попроси в ответ, - предлагал Оберин. -Я не могу. Да и нечего, - признается она. Но правда в том, что помощь ей была нужна, так же как и всем. Но она не хотела вторгаться в чужие жизни, принося неудобства. Думая об этом, она тут же чувствует вину. Значит ли это, что она в глубине души считает всех тех, кто просит о помощи эгоистичными? Не гордыня ли говорит в ней? -Я все чаще думаю о том, что я только за этим всем и нужна, - признавалась она младшему брату когда-то, - Чтобы быть с ними в горе, когда в радости с ними другие. -Когда в следующий раз тебя попросят о помощи - откажи. Скажи «нет». Скажи, что больше не можешь… -Но я могу, - протестует она, - Просто то, как я себя чувствую… -Ты не можешь оставаться доброй и продолжать страдать от этого, - пытался образумить ее Оберин. -Я всего лишь хочу, чтобы люди понимали, что мне тоже может быть больно, что я тоже живой человек. -Таковы издержки доброты. Как думаешь, почему все меньше людей выбирает быть добрыми? -Разве в идеальном обществе люди не должны быть добрыми по умолчанию? -Но мы живем не в идеальном. Смирись, что доброй - значит быть удобной. Или сделай уже хоть что-то. Молчание ничего не решит. Слова Эйгона напомнили ей об этом разговоре. Все, что она всю жизнь делала, это пыталась научить его смирению. В попытке вырастить хорошего человека, она чуть не сделала его хорошим мальчиком. В мире, где «хороший» значит «удобный». Заведомо обречь на страдания. Это худшее, что может сделать родитель для своего ребенка. Она сама столько страдала от этого, и чуть не потянула его на дно за собой. Она может испортить свою жизнь, ведь это ее жизнь, но не жизнь своего ребенка, она несет ответственность за его будущее, ломать его только в его руках. Потому что мы никогда не можем быть так же жестоки к людям, как жестоки к самим себе. -Ты страдаешь от того, что я не стал тем, кем ты хотела меня видеть. Но это только твоя проблема, - говорит в итоге Эйгон. И это правда. Как и все ее проблемы, эта также заключалась в ее ожиданиях. «Иногда у людей есть только их надежда». Бывают такие дни, когда она помогает тебе, а бывают и такие, когда она все только портит. Этот брак не исключение. Она думала, что все все наладится. Зная, что любви никогда не было и вряд ли будет, она согласилась. Хотя могла сказать «нет», никто ее не заставлял, обстоятельства не вынуждали. Она просто согласилась, потому что побоялась упустить данный ей шанс. И что теперь? «Что мы сделали друг с другом?» Они всегда знали, что рано или поздно станем чьими-то мужьями и женами, чьими-то отцом и матерью, но осознавать, во что превратилась их жизнь - иногда Элия даже сомневается, а правда ли, все это происходит на самом деле. Роскошные особняки, трастовые фонды, все это осталось там, в другом мире за морем. И теперь, даже говорить страшно, они будто самые обычные. Квартира даже не в самом шикарном районе, всего одна машина и даже без личного водителя, работа за более чем высокую, но зарплату, когда каждый из них мог бы позволить себе собственные компании. Сегодня Элии уже сорок, она давно замужем, но уже не влюблена. Муж женат на работе, как смеются их новые общие знакомые и друзья, которых она таковыми не считает. И что в итоге? Каждый из них сам по себе. «Как мы до этого дошли? Я и ты. Мы оба. Мы все еще живы, в отличие от тех, кого когда-то любили. У нас есть дети, и мы есть друг у друга, и это не самый плохой вариант. Так почему дни не имеют смысла? Почти каждый день нашей жизни пуст и холоден? Я просыпаюсь, готовлю завтрак, который почти никто и не есть, и расходимся в разные стороны. Я, как и прежде, умираю от одиночества. Ты так и не стал теплее или роднее, и даже закрылся еще больше. Нас не спасти». Ей понадобилось почти двадцать лет, чтобы только подтвердить это. -Мне жаль, - в итоге первой говорит ему она, когда они остаются совсем одни. -Я знаю. Мне тоже, - и его холодные руки касаются ее подрагивающих плеч. -Давай расстанемся, - предлагает спустя несколько долгих минут молчания она, все еще находясь в его скупых жестких объятиях. -Чем это поможет? - задает закономерный вопрос Рейгар. -Так у тебя появится шанс на счастливую жизнь. Без меня. -Это не так, - спорит он. -Нас не спасти, - озвучивает страшное предположение. -Возможно, - неожиданно соглашается он, - Но это не значит, что у нас нет права на это надеяться. И правда. Иногда у людей есть только их надежда. Надеяться на то, что все будет хорошо зачастую почти невозможно, но бывает и так, что это помогает пережить худшие времена. А пережить пришлось многое. В последующие два года каждый из них потерял свое Солнце. Они все еще продолжали использовать друг друга. Но на этот раз они бескорыстны в своем намерении помочь. -Я думаю, нам пора остановиться, - говорит она теперь. - Время пришло. Твои и мои родители уже давно мертвы, ради кого поддерживать теперь эту иллюзию? -А как же дети? - напоминает он. -Они поймут. Разве ты бы не понял? -Понял бы, - соглашается он спустя мгновение молчания. -Я бы тоже поняла, - делится она, - Поймут и они. Их дети совсем на них непохожи, но это не значит, что стоит скрывать от них это несчастье, которое уже давно разрослось в десятки раз больше слона, которого и так нелегко было все это время прятать в комнате. -Так будет лучше для всех… - уверяет больше себя, не его, - Я не знаю, но то, что мы делаем, но, по-моему, силы на исходе. -Неужели мы все возьмем и перечеркнем? - спрашивает он, и Элия, если честно, не понимает, почему он все еще продолжает держаться за это. С самого начала, у него не было никаких причин делать это, он мог все закончить еще тогда, но не сделал. Почему? Элия никогда не может этого понять. У него все было по-другому… -Помнишь, тогда перед нашим выпускным, ты попросил дать шанс, - напоминает ему она, - Думаю, я тоже заслуживаю шанса. На этот раз, это он, кто должен согласиться с ее решением. Потому что он задолжал ей. -Хорошо, - в конце концов, соглашается он, - Но разве мы не хотели остаться? -Да. Но я хочу домой, - признается она, - Я хочу обратно в Дорн. -А что с детьми? - задает важный вопрос он. -Мы спросим у каждого из них их мнение. Есть много разных вариантов. Мы не первая пара, которая разводится. Мы переживем это. Она всегда переживала. Переживут и они. Обязательно.