Take me home

      В одной из его любимых книг я часто находил подвернутые страницы. Чернилами он любил подчеркивать вырванные из текста фразы. И только одна, не подвернутая, найденная мною совершенно случайно, была обведена. «Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему».       Я долго всматривался в аккуратную линию, не имеющую ни начала, ни конца. Эти семь слов убедили меня.       Наверное, прежде всего в том, что другого исхода никогда бы и не было. Я шел по той дороге, по которой должен был идти. Мне бы ни за что не удалось убежать от того, чего я больше всего хотел. Пусть и в начале вовсе этого не понимал. Сомневался. Устраивал войну внутри себя.       Каждый минувший день был похож на маленькую прожитую жизнь. Это показалось мне удивительным, ведь по большому счету мы ничем не занимались. Утром я всегда просыпался раньше него, вероятно, от переполняющих эмоций грядущего дня. Такие моменты напоминали детство, когда в ночь перед своим днем рождения ты мучаешься от бессонницы, пытаясь избавиться от предвкушения праздника. Гарри был моим праздником каждое утро. Я радовался, как ребенок, когда просыпался и не понимал, почему.       Целыми днями он любил слушать свои пластинки, иногда повторяя некоторые из них. Вечером мы вместе читали, или, точнее, Гарри читал мне. В основном, это была классика, ведь его трудно было убедить в достойности современной литературы. И все же, мне нравилось. Когда я не понимал поступки героев, Гарри разжевывал каждую деталь, пытаясь донести до меня истинную суть.Он помогал разрушать границы и видеть дальше, чем я мог думать.       Его телефон звонил ровно один раз в двое суток. Утром или вечером. Это всегда была моя мать, и я каждый раз выдыхал, когда глядел на знакомый номер на экране. Одна беседа обычно напоминала предыдущую. В основном, ее интересовало, когда я вернусь домой, и я всегда давал один и тот же короткий ответ. Скоро.       Гарри смотрел с сожалением, каждый раз напоминая о том, что мы можем вернуться. Я лишь качал головой, прекрасно понимая, что он этого не хочет. Его глаза и сердце знали в те моменты, что я также не желал уезжать отсюда.       Здесь наши разговоры стали более открытые. Я мог говорить то, что думал, не беспокоясь о том, что встречу осуждение в ответ. Мне нравилось слушать рассказы Гарри, связанные со школьной и студенческой жизнями. Я узнал, что он был довольно тихим и непримечательным парнем, но, тем не менее, со своими тараканами в голове; со своей яркой, насыщенной жизнью вне стен учебных заведений. Я узнал, что его странные предпочтения в одежде сформировались после того, как он начал слушать The Rolling Stones. В ответ я лишь рассмеялся, а Гарри всерьез утверждал, что его ни раз сравнивали с молодым Миком Джаггером.       Я не понимал, как из него получился строгий и деловой бизнесмен. Его одежда, голос, движения тела, философия – нет, это явно не тот человек, что выкупает акции с равнодушным лицом. В связи с этим, мне действительно нравилось узнавать его, нравилось копать глубже, стараясь добраться до самых бездн его души.       После той ночи у камина я старался больше показывать свои чувства. Я буквально не выдерживал без физического контакта с его телом. Каждый раз, когда он чистил зубы, готовил ужин, отвечал на письма с работы, одевался или просто стоял, - я беспомощно протягивал руки и касался его кожи. Прижимался к телу, как к источнику спасения от своих воспоминаний. Мне казалось, что без этих прикосновений я просто умру. Каждый раз мне приходилось мысленно бить себя по лицу за такие выводы. До чего же сентиментально.       Казалось, это могло продолжаться вечность. Так я думал, пока знакомый номер матери не заменился на знакомый другой.       В тот день мы вернулись с озера, провожая день на диване в гостиной. Шел сильный дождь, и потому наши тела были укутаны в одно маленькое пуховое одеяло. Гарри поднял вибрирующий телефон. Я сразу понял, в чем дело, когда он не протянул мне трубку, уставившись в экран с нечитаемым выражением лица. Его руки напряглись – я чувствовал это своей кожей.       Когда палец коснулся кнопки ответа, Гарри не проронил ни слова. В его глазах не было страха, он будто бы пытался подавить что-то внутри себя.       Женский голос послышался на том конце трубки. - Я не вижу причин для этого, - ответил он строго и надменно. Гарри внимательно слушал ее долгие монологи, которые мне не удалось разобрать, - я услышал тебя, перестань разводить панику.       Действительно, ее голос становился выше – я слышал его ноты, и обломки памяти вдруг начали возвращать меня в реальность. Как наркозависимого после большой дозы. Гарри продолжал отвечать ей лаконично, но мне становилось не по себе. В следующий момент мужчина бросил на меня обеспокоенный взгляд, передавая телефон. - Даниэль? - равнодушно слетело с моих губ.       Одно слово и нервный ком подобрался к моей глотке. Я взглянул на Гарри, но тот отвернул от меня свое лицо. - Луи, тебе не кажется, что вы с отцом задержались? Я разговаривала с Зейном, и он был удивлен, когда узнал, где ты. - Причем здесь он? Девушка замолчала, и я услышал ее сбитое дыхание. - Ты от него никогда ничего не скрываешь. Вы с отцом расстались на не очень хорошей ноте, а потом ты вдруг взял и уехал с ним в какую-то глушь. Тебя нет уже две недели, Луи. - Знаю, я… - Ты даже зарядку не взял. Чем вы там вообще занимаетесь?       Я не имел ни малейшего понятия, как вообще можно ответить на этот вопрос. Если лгать – то как? Она ведь этого даже не заслужила. - У нас все в порядке, на самом деле.       Игнорирую ее вопрос, пытаясь найти другой выход. Я вновь смотрю на Гарри, но его глаза по-прежнему спрятаны. Теперь я лишен его поддержки, а следующая собственная реплика заставила протрезветь окончательно. - Завтра я выезжаю в Лондон, - твердо заявляю я. Чувствую, как Гарри поворачивается в мою сторону, но уже слишком поздно, - я заеду вечером и все тебе расскажу. Не волнуйся за меня.       Сбрасываю трубку прежде, чем она отвечает. Сжимая телефон в руке, смотрю на искрящиеся искры камина. Мои воспоминания возвращаются в тот день, когда я отдал Гарри свою девственность. Я сделал это, потому что хотел. Потому что люблю его, но никогда не смогу в этом признаться. Тем не менее, данный разговор должен был произойти. Рано или поздно. Я был глуп, когда не осознавал этого.       Мои глаза застыли в пламени - и я будто вновь чувствую его тело внутри своего. Чтобы не случилось завтра, я всегда буду его помнить.       Никогда еще тишина не была такой мучительной. Неуверенно перевожу взгляд на Гарри. Его изумрудные искры уже давно наблюдают за мной. Мне вдруг показалось, что я начинаю его терять. Наверное, мне стоит остаться спать здесь, на диване. Возможно, встать пораньше и пешком дойти до города. А далее – все, как планировал раньше. Автостоп или автобус. Лишь бы не испытывать это чувство. Лишь бы не сломаться прямо у него на глазах. Гарри умеет держать контроль - он справится, в отличие от меня.       Я предвкушаю то чувство, как начну засыпать, захлебываясь в собственных глупых, ничего не стоящих слезах. Мои ожидания оказываются оправданы. Гарри поднимается с дивана и исчезает за дверью. В ноздри ударяет приятный запах дождя - настолько сильно он ею хлопает. Впервые остаюсь один за такое долгое время. Понятия не имею, что делать - идти за ним, пойти спать или просто утопиться в озере, хотя без Гарри шанс потеряться очень велик. Оно, может, и к лучшему. Решаю, что ему, возможно, хочется побыть одному и потому мое присутствие совсем ни к чему.       Выключаю телевизор и сижу в тишине, слушая стук часов. Проходит примерно пол часа прежде, чем я решаюсь что-то сделать. Захожу в ванную, но вместо того, чтобы принять душ, просто стою под горячей водой. Так проходит еще пол часа. Забываю о том, что остался один, когда не вижу на маленькой тумбочке пару аккуратно сложенных домашних вещей Гарри. Единственное, что мне остается - это просто обернуть вокруг себя махровое белое полотенце.       Когда я захожу в спальню, вновь становится неуютно. Я чувствую себя чужим здесь без него, и потому даже боюсь притронуться к любому предмету. Откладываю полотенце и безнадежно укладываюсь на его часть кровати, обхватываю подушку и утыкаюсь в нее носом. Вдыхаю его запах, представляя, что все хорошо, что он находиться рядом, будто бы ничего и не случилось. Понимаю, что нужно подняться и найти одежду, но вместо этого проваливаюсь в сон.       Очнувшись, мое состояние больше напоминало похмелье. Самое худшее похмелье, которое только могло быть. Но произошло это ненамеренно, а потому, что входная деревянная дверь громко хлопнула. Оставляю глаза закрытыми, совершенно позабыв о том, что лежу абсолютно голый. Двигаться поздно, ведь я слышу приближающиеся шаги.       Когда Гарри заходит в спальню, я вдруг понимаю, что он остановился. От любопытства медленно открываю глаза, плотно прижимаясь к постели.       В комнате все еще темно, видимо, прошло лишь пару часов. Тем не менее, я различаю его силуэт в тусклом свете настольной лампы. Он стоит, и я вижу, как намокла его одежда. Как намокли волосы и белоснежное лицо. И я бы позволил себе спать дальше, позабыв о том, что произошло. Я бы сделал это, если бы не его взгляд, пожирающий мое тело от ног до головы.       Мне понравилось это чувство. Понравилось чувствовать себя абсолютно обнаженным, открытым для него в его же постели. Я продолжал смотреть, ожидая, или даже желая каких-либо действий. Гарри шагнул в сторону, задевая пальцами край своей мокрой футболки, стягивая ее с себя и откидывая в сторону. Он не спешил приступать к остальному, подошел к своей части кровати и присел рядом. Единственное, на что я был способен, так это просто смотреть, не роняя ни звука. Его взгляд ненадолго задержался на моем лице, после чего переместился на спину. Мужская рука коснулась кожи между лопаток, плавно перемещаясь вдоль спины и дошла до поясницы. Он снова взглянул на мое нетерпеливое лицо, которое было буквально приковано к мягкой кровати то ли от внутренней боли, то ли от желания вновь почувствовать его. Наверное, это будет безрассудно.       Гарри дотронулся до моего лица, убирая прячущие его пряди волос. Я старался дышать ровно, но он просто сводил с ума, когда сидел в таком виде. Мужчина долго и молча рассуждал, а я пытался догадаться - о чем. Хотел ли он меня также, как и я его прямо сейчас? Думал ли о том, что это мог быть наш последний раз?       Мои мысли прервались. Гарри обхватил мое предплечье, призывая лечь на спину. Долго не думая, я перевернулся, а когда обратился к его лицу - оно уже бесстыдно путешествовало по моему телу. Темные глаза не игнорировали тот факт, что моя грудная клетка поднимается и опускается рваными скачками. «Посмотри, что я делаю с тобой»       Слова, произнесенные им еще недавно, громом раздались в моей голове. Он всегда знал, что любое его действие вызовет реакцию у моего тела. - Что с тобой? - спросил я, когда его взгляд, следящий за собственный рукой, вновь погрузился в пустоту.       Гарри молчал, четырьмя пальцами проводя вдоль моих ребер. Потребовались долгие минуты, чтобы его голос наконец разрезал мертвую тишину. - Я должен был понимать, на что иду.       Выжидающе на него смотрю, но по какой-то причине он не спешил продолжать, делая долгие паузы между предложениями. - Каждый день я привязываюсь все сильнее, и потому страх все чаще напоминает мне о выборе. - О чем ты говоришь? - О том, что для меня важнее. Обрести смысл жизни или остаться хорошим отцом.       Не до конца перевариваю его слова из-за отвлекающего стука сердца. А потом вдруг до меня доходит. Смысл жизни. Он назвал меня чертовым смыслом жизни. Я и понятия не имел, насколько все изменилось. - Это необходимо? - спрашиваю, ожидая худшего ответа, - сделать выбор? - Я не знаю.       Гарри обреченно убирает руку от моего бедра, постепенно отстраняясь. Нет, только не сейчас. - Не уходи, - буквально умоляю, поднимаясь на колени и вглядываясь в его профиль.       Мои глаза болят от того, что я вижу. От того, что чувствую, глядя на родное лицо и длинные пушистые волосы. Неуверенно пробираюсь в них ладонью, зная, что она потом будет пахнуть лавандой. Прижимаюсь лбом к его виску. Я так мечтаю, чтобы он посмотрел на меня прямо сейчас. Я хотел увидеть в его взгляде смелость, или помочь ему отыскать ее в себе. Я не мог позволить ему уйти, оставить нас такими, когда мы оба хотим друг друга. - Посмотри на меня, - моя вторая рука накрыла заднюю часть его шеи, - Гарри, ну пожалуйста.       Я хотел, чтобы он увидел то, как я хотел его, как не собирался жалеть об этом или карать за собственные чувства. Когда мужские глаза наконец поднимаются - мы застываем. Так проходят долгие минуты, которые, казалось, плавно переросли в часы.       Только потом я вдруг нашел себя вновь лежащим на мягкой постели. Теплое крепкое тело Гарри лежало на моем собственном, опираясь на локоть над головою.       Кончиком носа он касался шеи, вызывая на коже мелкую дрожь. Его руки везде – нет ни одного участка, где бы он не был. Гарри отводит губы напоследок, прижимаясь к ним на пол пути. Мужская шея прижата внутренней частью моего предплечья – так я пытаюсь не думать о том, что рано или поздно его придется освободить. Наши губы двигаются в непривычном темпе, сочетая в себе безумие и нежность. Его язык исследует мой рот, овладевая мной почти полностью. Я вдруг понял, что он давно снял с себя всю оставшуюся одежду. Большой холодной ладонью он проводит по моим бедрам, правым коленом раздвигает их в стороны. Схватившись за правое, он перекидывает его через себя, и моя босая стопа оказывается на крепкой чужой пояснице. Гарри заставляет вспомнить тот вечер, и сердце в груди вновь сжимается.       Он не торопится, касаясь своим носом моего. Я вдруг начинаю улыбаться, ощущая этот едва уловимый контакт. Чувствую, как наши губы вновь находятся на ничтожно маленьком расстоянии, и бы соврал, если бы сказал, что мне этого достаточно. Закрываю глаза, но Гарри хватает меня за заднюю часть моей шеи, призывая смотреть на него.       Чувствую, как он проникает внутрь, и мне не нужно привыкать. Я игнорирую боль, потому что другая отвлекает гораздо сильнее. Гарри замечает это, и потому дарит мне долгожданный, застывший поцелуй. Такой тихий, больше напоминающий тот, что он однажды украл у меня в Челси. Движения бедер становятся увереннее и глубже, и я начинаю подаваться ему на встречу, пытаясь избавиться от душащей ненасытности.       Глотки воздуха теряют свою массу. Вскоре я начинаю дышать громко и рвано - прямо ему в губы, пытаюсь сказать что-то, но слова превращаются в стоны его имени. Гарри проводит рукою вдоль моей груди, пробираясь к пояснице. Все конечности начинает сводить от напряжения в приятном спазме, и я кусаю его нижнюю губу от переизбытка чувств.       Я слышал, как наши тела сталкиваются друг с другом, создавая громкие характерные звуки. Я чувствовал, как моя кожа теряет запах, впитывая в себя запах Гарри. Я мечтал, чтобы так было всегда. Движения становились медленнее и резче - он проезжался прямо по нервной точке внутри. Руками я сжал кудрявые волосы, склонив голову на бок для последнего поцелуя, который буквально выжег все мои внутренности.       Мы забылись в этом положении. Я чувствовал, как неприятно стягивало щеки от застывших на щеках слез. Не знаю, чьи они были. - Это прозвучит грязно, если я попрошу тебя остаться во мне? Гарри устало улыбается, трогая большим пальцем линию моей щеки. - Я бы действительно этого хотел.       Гарри остается внутри меня столько, сколько это возможно. Я чувствую, как он все еще наполняет меня даже в тот момент, когда мы оказываемся по разные стороны одной кровати. Тем не менее, моя голова, как и в предыдущую ночь прижата к его груди, а большая рука заботливо гладит волосы.

RY X - Berlin

      То утро было другим. На первый взгляд оно ничем не отличалось от всех здесь минувших. Вот только что-то было не так. Я понял, что ночь в этой кровати была последней.       Я не помню, как это было - как мы вдруг оказались около моего дома в Лондоне. Наверное, мне просто не хотелось запоминать это утро. Оно не войдет в число тех, которые хотелось запомнить.       Собирались мы в тишине. Гарри молча складывал малую часть вещей, которую он прихватил с собой. Некоторые, принадлежащие дому, также были уложены в его небольшую сумку. Мне вдруг стало интересно - собирался ли он вернуться сюда? И если да, то почувствует ли хоть что-нибудь, глядя на любой уголок этих комнат?       Мы почти не разговаривали. Очевидно, то было лишним. Я не желал строить какой-либо план на случай, если ничего не выйдет. Если я потеряю его. Это единственное, о чем мне хотелось думать в последнюю очередь.       Самая мучительная тишина ждала нас в машине. Когда я сел на переднее сидение, то решил взглянуть на время. 6:17. Самое поганый момент в моей жизни наступил в 6:17. Рассвет медленно заполнял золотистым цветом черты знакомого салона.       Я перевел взгляд на лобовое стекло. После долгих мыслительных операций, в отражении показался Гарри. Он курил. И это впервые за долгое время. Его волосы были собраны, и сегодня на нем та самая рубашка, в которой он был, когда привез меня сюда. Я на секунду позволил себе представить, как время поворачивается вспять и мы снова возвращаемся к тому моменту. И я бы ни за что изменил все то, что было после.       Когда Гарри завернул на мою улицу в Лондоне, прежняя жизнь начала медленно напоминать о себе. Я понял, что скучал по матери, по Зейну, которому вскоре придется отчитаться, точно родному брату. И это, пожалуй, все, кого я любил в этом мире без него.       Я понятия не имел, куда себя деть. Мое тело было приковано к сидению - я не мог сдвинуться с места, не мог заставить себя выйти из его чертовой машины, зайти домой и забыть все это, притворившись даже для самого себя, будто бы ничего не было. Я никогда не умел прощаться. С отцом было тоже самое. Когда он ушел, я не знал, что сказать. Что вообще говорят вслед тем, кто по своей же воле оставил тебя? Они ничего не хотят слышать.       Бросив взгляд на заднее сидение, я заметил аккуратно свернутый плед, которым Гарри однажды накрыл меня в этой машине. Мне было трудно вспомнить того человека, который отрицал свои чувства, желая от них избавиться. Который думал, что все рано или поздно обойдется. Пытался убедить самого себя, что ни капли не влюблен в мужчину. Как же глупо.       Я решил посмотреть на него и попытаться отыскать на лице что-нибудь, что помогло бы мне произнести хоть слово. Что-угодно, лишь бы не оставлять нас такими безмолвными. - Всё будет хорошо, верно?       Я смотрел на него, не отрываясь. Гарри осмелился ответить лишь через пару минут, но это была самая искренняя и грустная улыбка, которую я когда-либо получал в своей жизни. Он взял меня за ладонь и несмело поднес ее к своим губам, наконец, кивая. Сердце билось с бешеной скоростью, и все, что мне сейчас хотелось - вернуться обратно. - Я заеду вечером, - сказал я, не комментируя очевидные намерения, - ты будешь дома? - Мне уже никуда не деться от серьезного разговора.       Гарри натянуто улыбнулся, пытаясь добавить иронии к нелепой ситуации. Я на секунду присматриваюсь, вдруг испугавшись Что, если он все расскажет ей? - Не волнуйся, - быстро успокоил мужчина, - она не узнает, пока ты сам этого не захочешь. - А если я никогда не захочу?       Я смотрел на то, как его большой палец все еще гладит мою кожу на тыльной стороне ладони. Как всегда моя безрассудность дала о себе знать. - Я действительно чувствую себя моложе рядом с тобой, - Гарри робко поднял взгляд, - но для тайной любви мой возраст уже перешел границы.       Его саркастическая реплика вызвала едва заметную улыбку на моем лице. Кажется, именно этого он и добавился. Я был готов покинуть его, желая, чтобы этот день побыстрее закончился, но Гарри все еще крепко держал меня за руку. - Разве у жизни вообще есть границы? - тихо спросил я. - Свои я уже перешел, и будь моя воля - сбежал бы прямо сейчас.       Он вдруг тепло улыбнулся, точно взрослый, выслушавший наивную мечту своего ребенка. - Куда бы ты хотел сбежать?       Я задумался, ведь все мои последние мечты заканчивались на человеке, который сидел в эту минуту рядом со мной. - В Берлин, - вдруг решил я. - Я отвезу тебя туда, - вот так просто сказал Гарри, - обещаю.       Мне так хотелось его поцеловать, но я слишком устал бояться сделать это в последний раз. И потому все оставшееся время мои глаза беспечно наблюдали, как разворачивается черная Infiniti и исчезает в дорогах жилого района.       Заходить домой было все равно, что после побега, который почти каждый совершает по-глупости в детстве. Я был виноватым и, в то же время, у меня имелись свои основания.       В гостиной не было ни единой живой души. То же самое касалось кухни. Когда я зашел в комнату матери, то увидел ее крепко спящую, свернувшуюся под большим мягким одеялом. Я совсем позабыл, что на часах в это время было не больше девяти часов утра. Тем не менее, мне стало спокойнее. Она редко спала в такое время, а значит, перестала пропускать прием таблеток. Я был счастлив, что мне не пришлось отчитываться с порога.       Планировать день было более, чем трудно. Как и дальнейшую жизнь, впрочем. Нужно было отыскать силы на то, чтобы просто включить телефон и получить кучу дерьма с работы. Ответить Зейну. Позвонить Зейну. Прочитать забавно-угрожающее сообщения от Даниэль. Если моя психика все еще будет функционировать здраво, то, пожалуй, можно заглянуть в мастерскую. И только потом, испробовав все приемы насилия над собой, следует заявиться в дом Стайлсов. Я обещал, но особую речь готовить не намерен.       Когда я зашел в свою комнату, то почувствовал - что-то было не так. Вроде бы все, как и прежде, но одна вещь демонстративно бросалась в глаза. Запах. Такой аромат может принадлежать только одному человеку.       Я попытался изучить иной угол своей комнаты, но неожиданно резко оказался в крепких женских объятиях. - Луи!       Высокие ноты родного голоса приятно коснулись слуха. Мои колени затряслись, и потому я не сразу смог реагировать. Лотти. - Что ты здесь делаешь? - это первое, что я сумел выдавить, - я думал, ты в Манчестере. - Так оно и было.       Я отстранился, вглядываясь в знакомые черты лица. Она ничуть не изменилась: все те же белокурые волосы обрамляли ее загорелую кожу и яркие глаза нашей матери, которые она предпочитала называть моими. - Мама знает, что ты здесь? - Разумеется, - ответила она, усаживая нас на кровать. Я просто не мог на нее наглядеться, - я здесь уже три дня.       Удивленно вскинув бровями, я прислонился к соседней стене, прижимая висок к плоской поверхности. Видимо, все это время она ночевала здесь, так как я не мог не заметить чемодан в углу своей комнаты и ее пижаму, аккуратно сложенную у самого края моей постели. Я изо всех сил старался подавить свое паршивое настроение. Только ради нее - ради моей сестры. - Выглядит она не так, как в лучшие времена, - отметила Ло. Я молча кивнул головой, принимая этот факт с очевидной досадой и чувством стыда, - но когда я приехала, о ней было кому позаботиться.       Я резко поднял голову, встречая неоднозначный взгляд девушки. Значит, Даниэль оставалась с ней до последнего. - Вам удалось пообщаться? - Не очень. Она лишь спросила, знаю ли я о том, что ты сбежал из дома.       Мой взгляд потерял фокус. Я даже не знал, с чего начать: с остроумия своей бывшей невесты или с причины ее появления в этом доме. Когда мои руки были готовы открыто жестикулировать, Лотти остановила меня на пол пути. - Я получила твое письмо.       И вот, мне удалось посмотреть в глаза человеку, который все знал. Абсолютно все о том, что трудно было объяснить. В чем трудно было признаться. Я знал, зачем она приехала. Для нее это больше, чем разговор. Я ждал лишь выстрела в лоб. - Почему ты вдруг вернулся? - Ты ведь знаешь, Лотти. Зачем тратить время? - Нет, я не знаю. Поэтому я и приехала - мне нужен финал истории. - Не драматизируй.       Она засмеялась, а я не мог поверить, что говорю об этом с кем-то, кроме Гарри. Что говорю о нем кому-то помимо своей потерянной головы. Я медленно выдохнул и наконец подал голос. - Она что-то подозревает, - начал я, вспоминая нежеланный звонок от Даниэль, - я не знаю, что именно, но мне это не нравится. - А чего ты ждешь от нее? Одобрения? - Я не знаю. Точнее, догадываюсь, но это просто невозможно уложить в голове, понимаешь? Что бы ты сказала на ее месте? - Что ты определенно свихнулся, - оптимистично выдала она, вот только меня это ничуть не приободрило, - все люди - сумасшедшие, Луи, если дело касается любви. Однако никто не имеет права судить тебя, а уж тем более - управлять твоей жизнью и влиять на решения.       Недолгое молчание вдруг повисло в воздухе. Я попытался соотнести ее совет с дальнейшими решениями. - Я не хочу причинять ей боль. А Гарри... так его зовут, - прошептал я, будто бы для себя, - не хочу, чтобы он терял ее из-за меня.       Лотти безмолвно наблюдала, как я пялюсь в потолок. Она знала - это не требует комментариев. - Думаю, тебе стоит отвлечься и привести свои дела в порядок, - сказала она, переводя тему, - Зейн беспокоится. Поговори с ним.        Через несколько часов, когда проснулась мама, я принял решение отправиться на работу. Это единственное, что смогло бы отвлечь меня хотя бы на некоторое время. Наверное.        К моему большому удивлению, мама не задавала наводящих вопросов. Она не спрашивала о Гарри, не спрашивала о том, как мы провели время. Из ее уст ни разу не прозвучало имя его дочери, и, если честно, за это я был безмерно благодарен, хотя данный факт весьма настораживал.       В мастерской все было по прежнему. Те же люди, та же мебель и та же суета. Тот же законченный сценарий, лежащий на моем столе, к которому съемочная группа не собиралась притрагиваться, ведь средств на его воплощение по прежнему не было. Я равнодушно поднял стопку бумаг, вглядываясь в банальные реплики героев, между которыми конфликт был более, чем замусоленным, типичным и абсолютно не оригинальным. Поверить не могу, что всё это написал я сам. Луи, который ничего не знал о любви, но, тем не менее, смог рассказать о ней более, чем на триста страниц.       Мысли оборвались в тот момент, когда чья-то рука ритмично постучала об косяк двери. Лицо, выражающее неподдельную радость, непринужденно выглядывало из коридора. Это был Алан, о существовании которого я почти забыл. - Ты вернулся, - воскликнул он. - Как видишь.       Мужчина двинулся в мою сторону, и я решил усесться в кресло, делая вид, что собирался приступить к делам. Алан уверенно присел на край стола так, будто бы был готов начать слушать увлекательнейшую историю о причине моего отсутствия. - Ничего особенного, знаешь, - отмазался я, рассматривая куда более интересный вид из окна за его спиной. - Не скромничай. Зейн был готов объявить тебя в розыск до тех пор, пока не дозвонился до твоих родственников. Просто так не исчезают.       Он широко улыбнулся, яро жестикулируя руками, пытаясь привлечь мое внимание. Единственное, что мне хотелось - это провалиться сквозь землю. - Сейчас не лучшее время, - выплюнул я, пытаясь увернуться от этого разговора. На лице Картера осела мысль. - Если хочешь, мы можем встретиться, скажем, сегодня вечером...       Широкая чопорная улыбка переросла в обаятельную. Надо мной, видимо, издеваются. Разве я похож на того, за кого он меня принимает? В связи с недавними событиями, видимо, действительно стал похож. Голову затуманило дурацкими мыслями, и мне вдруг захотелось выйти на свежий воздух. Я никогда не смогу представить себя рядом с мужчиной. С любым мужчиной, кроме Гарри. Одна лишь только мысль, что меня будет трогать, любить и трахать кто-то другой, вызывала отвращение. Придется сменить офис. - Луи?        Мой взгляд переметнулся к дверям. Знакомое родное лицо выражало удивление. Зейн. - Думаю, тебе пора, - обратился я к Алану, но тот не спешил уходить, пытаясь получить ответ на свой вопрос, - как нибудь в другой раз.       Когда он исчез, лицо Малика было неописуемым. - Чёртов придурок, ты хоть понимаешь как напугал меня? Исчез посреди ночи, еще и обдолбанный - совсем уже голову потерял? - Ради Бога закрой дверь и успокойся.       Малик не торопился, однако церемонно хлопнул дверью, заставляя меня улыбнуться. Он пытался выглядеть злым, но эта злость была лишь оболочкой, за которой крылось беспокойство и обида. Вместе с тем Зейн швырнул на мой стол небольшой белый конверт. - Что это? - спросил я, неуверенно протягивая за ним руку. - Какой-то мужик на чертовски дорогом автомобиле попросил передать тебе это. Понятия не имею, от куда он узнал, что ты здесь, ведь даже я сам еще минуту назад на это и не надеялся.       Открыв конверт, я взглянул его на содержимое. Внутри оказалось письмо весьма формального стиля, больше напоминающее какой-то документ, и еще одно, более простое. Не понимая, что происходит, я решил начать с того, что попроще.

«Я хочу, чтобы ты продолжал заниматься тем, что так любишь. Высылаю тебе договор с моим знакомым продюсером. В ходе чтения, ты поймешь, что его ответственность - исключительно финансовая. Тебе остается лишь подписать его. Пускай у тебя будет самая лучшая выпускная работа, ведь именно из-за того, что я украл тебя в ту ночь, она могла пострадать. Я возвращаю долг. х, Гарри.»

- Что там? - вдруг спросил Зейн, выдергивая меня из оцепеневшего состояния, - Луи, в чем дело? - Он спонсировал мой фильм, - ответил я больше самому себе, пытаясь переварить информацию из письма. - Кто спонсировал?       Теперь я понял, что мне действительно придется объясниться. Но дар речи пропал с такой же скоростью, как и желание говорить с Даниэль этим вечером. Я разобью сердце его дочери, а он в ответ присылает мне надежду на лучшее будущее. - Луи, о ком ты говоришь, чёрт возьми? - закричал Зейн после того, как я в очередной раз не среагировал. - Это Гарри, - начал я, - Он прислал мне договор, в котором сказано что он будет продюсером моего фильма... вернее, не он, а его знакомый, причем тот не будет вмешиваться в творческую часть.       Мои трясущиеся руки накрыли лицо, и я медленно опустил голову на стол. Гарри все знал. Видимо, Даниэль рассказала ему про то, что мой фильм застрял на стадии сбора бюджета. Очевидно, что ни один нормальный человек не станет что-то спонсировать просто так. Это были деньги Гарри.       Пока я пытался склеить картину в единое целое, то смог упустить тот момент, когда Малик взял письмо в руки. Тишина длилась какое-то время после того, как он прочитал его и положил обратно на стол. - Получается..., - произнес Зейн сдавленным голосом, - ...ты был с ним? Все это время? - Да.       Голова болела так, словно ее попытались расколоть топором. Сегодняшний день напоминал настоящую каторгу. Теперь и лучший друг знает правду. Просто разрывает от радости. - Как это получилось?       В голосе Малика не было ни прежней злости, ни осуждения. Разумеется, он все понял без дополнительных сведений. Хотя и данная ситуация выглядела более, чем странно. - Я и сам не понимаю. - А Даниэль, она... она вообще в курсе? - Из-за нее я и вернулся. Я не хочу ничего скрывать и делать вид, что все в порядке. Пусть знает правду.       Я взглянул на Зейна: он, не долго думая, достал сигарету и присел на край подоконника. Прошло несколько минут прежде, чем он вновь заговорил. - От правды не станет лучше. - Знаю, но мы ведь не блядская шведская семья. Я не хочу больше никому врать и вообще... - Дело не в ней, - я резко замолчал, не понимая, к чему тот клонит, - больно будет ему. Он потеряет дочь, потому что, в первую очередь - это он ее предал, а не ты.       Я понял, что моргнул лишь спустя минуту. Все это время мне приходилось думать лишь о том, в каком дерьме я нахожусь. На самом деле, в дерьме находился совсем другой человек.       Когда на улице зажглись фонари, я вдруг обнаружил, что стою на улице вот уже целых двадцать минут. Помню, как оказался здесь впервые - я был полон надежды на то, что моя жизнь есть идеал стабильности. Как же я ошибался.       Дом Стайлсов отныне казался для меня чужим. Раньше я думал, что он полностью и целиком принадлежит Гарри; олицетворяет его стиль и характер. Сейчас я расценивал этот дом, как место, где когда-совершил свою лучшую ошибку. Как пережитый опыт, дарованный путем чистой случайности. - Давно стоишь?       Я обернулся. В двух метрах от меня стоял мужчина. Казалось бы, я хорошо знал его, вот только на фоне этой улицы он вновь напомнил мне того строгого, надменного отца. - Нет, - мой голос дрогнул.       Гарри улыбнулся, вероятно догадавшись, что я солгал. Он был в той же одежде что и утром, и я решил, что домой он и вовсе не заходил. Миновав мою застывшую фигуру, Гарри присел на край ступеньки, ведущей к террасе. Я несмело уселся рядом. - Я хотел поблагодарить тебя... за продюсера, - деловито начал я, - но я не уверен, что смогу подписать договор, ведь это может стоить очень дорого и... - И ты этого заслужил, - отрезал Гарри.       Дальнейших слов у меня не нашлось. Наступила тишина. Я все еще пялился на него, но Стайлс вел себя так, будто бы ничего не замечал. Его разум, казалось бы, был далеко отсюда. - Не хочу домой, - вдруг сказал он, - такое чувство, что меня там и вовсе не ждут.       Внизу живота затянулся огромный тугой узел. Зейн был прав. До чего же я оказался слеп.       Мне нечего было сказать. Да и стоило ли, когда всё уже давным давно было сказано. Оставалось лишь подняться, перешагнуть порог его дома, встретиться лицом к лицу с его дочерью и назвать ей причину своего отсутствия.       На самом деле, я понял, что мне было плевать на ее последующую реакцию. Плевать, что я разобью ей сердце, что я разрушу все то, что мы так долго пытались построить. Только лишь потому, что так делают все. Учатся. Работают. Находят девушку. Женятся, и когда понимают, что организм приближается к стадии неспособности заводить детей, - рожают побольше. Чтобы на всякий случай. Так и должно быть, верно?       Я смотрел на Гарри и понимал, что наша жизнь могла бы пойти по такому же сценарию. Могла бы, если бы мы встретились в другое время. В другом месте и при других обстоятельствах. Я сидел и молча завидовал тому Луи, чья жизнь в другой вселенной даровала ему возможность встретить Гарри, скажем, на премьере его дебютного фильма. - Она не сможет простить тебя, - таков был мои итог, но Стайлс по прежнему изучал пустоту соседней улицы, - я не стану ей ничего рассказывать.       Он обернулся, но мое решение его никак не удивило. Скорее, успокоило. Эта мокрая пелена темно-зеленых глаз как бы говорила - «так будет правильно, так и должно быть».       Его правая рука несмело легла на заднюю часть моей шеи, но я не двигался. Наши лбы мягко прислонились друг к другу, и я вдруг почувствовал, как Гарри пытается сдержать дрожь в своем теле. - Значит, всё? - прошептал я, хотя и не хотел этого говорить.       Наверное, я произнес это лишь для того, чтобы убедиться в нежеланной правде; чтобы перестать верить в существование другого выхода. Его не было. Если я не собираюсь рассказывать Даниэль, значит между мной и Гарри не останется ничего, кроме воспоминаний. И поэтому, понимая данный факт как никто другой, он едва заметно кивнул. Я увидел, как его веки резко сжались. Кудрявая голова чуть наклонилась, и вот он целует меня в последний раз. Целует так, что я готов поверить в обратное. Его движения напоминали глотки воздуха, которые с каждым разом было отдавать все труднее.       Нет большего предательства, чем поставить человека перед выбором. Единственный правильный выход - отказаться от него. Уйти, не дав ему возможность передумать. Выбирая, вы полагаете, что выиграли. Что выбрали одно из двух, однако это не правда. Вы ничего не выберете. Вы потеряете всё.       Возможно, если бы я понял это чуть раньше, я бы дал ему этот выбор. Но лишь из ревности, жадности и эгоизма, - и все эти вещи быстро исчезают, когда появляется кое-что выше, чем обычная, простая увлеченность.       Невольно я встал на ноги, выпуская его холодную родную руку из своей собственной. Я чувствовал своим затылком его взгляд, но не позволил себе сдаться до тех пор, пока меня не окликнул любимый голос. - Луи? - я обернулся, да так резко, будто-бы поверил в чудо. - Да?       Гарри все еще сидел на пороге. По бледным щекам текли слезы, однако лицо его выражало уверенность. - Я люблю тебя.       И больше мне ничего не нужно было слышать. Никаких прощаний, никаких надежд на будущее. - Я тоже тебя люблю.