Мой мальчик

Приспешники, собранные в фамильном склепе Лестрейнджей, ожидали своего предводителя. Все пути, выводящие наружу, заблокировались, как только внутрь вошли Ньют и Тина. Всё, что им оставалось, — это слушать, ничего ведь плохого нет в словах. Мракоборцев здесь было не меньше, чем в самом министерстве магии, многие из которых пришли не просто слушать, а присоединиться. Под громкие возгласы и аплодисменты, в центр арены вышел Геллерт Гриндевальд. Такой самоуверенный, улыбающийся и приветствующий своих подданных. — Мои братья, мои сестры, мои друзья, — решительно начал он, оглядывая всех присутствующих. Все замолкли и внимательно слушали его, впитывая в себя каждое его слово, кивали в знак согласия, верили в иллюзии о войне, которые он им преподносил. — Вот с чем мы сейчас сражаемся! Их высокомерие, их жажда власти, их варварство, — Геллерт замер, его взгляд задержался на мужчине в черном плаще, лицо которого было скрыто капюшоном, лишь слабые очертания виднелись под ним, но этого было достаточно. Гриндевальд узнал своего гостя, но не подал виду, и продолжил. Неожиданно для всех случайная смерть напуганной волшебницы превратила собрание в поле для битвы. Геллерт вернулся в центр, приказывая всем трансгрессировать и разнести его слово по миру, в то время как сам образовал вокруг себя барьер из голубого пламени. — Мракоборцы, присоединяйтесь ко мне. Поклянитесь мне в вечной преданности или умрите, — на самом деле, эти слова были обращены лишь к одному человеку, который не ушел вместе со всеми, а все еще стоял в плаще, позади всех. Пламя пропускало не всех, лишь тех, кто был готов отдать свою жизнь ради благого дела темного мага. Авроры начали наступать, но огонь нещадно калечил их. Геллерт был слишком силен, в его руках была бузинная палочка. Он размахивал ею, заставляя языки пламени поглощать волшебников одного за другим; наблюдал за страхом, паникой, упорной преданности делу противников, и наслаждался зрелищем, упиваясь своей всесильностью. — Стой! — издали раздался голос человека, всё это время скрывающего своё лицо. Мантия свалилась на пол, открывая личину волшебника. Альбус Дамблдор стоял в одном из рядов, с болью смотря на своего давнего друга, а тот лишь улыбался ему, отвечая прямым насмешливым взглядом. Никто из магов такого не предвидел, все были удивлены так же, как и Ньют — молодой ученик, которого заставили участвовать в том, чего он не хотел. — Я пойду с тобой, Геллерт, если обещаешь, что никто здесь больше не пострадает, — уверенно проговорил профессор, спускаясь по лестнице прямо к голубому огню, не страшась ни его, ни могущественного мага. — Мистер Дамблдор, как вы вообще посмели… — заорал Тесеус. — Заткнитесь, мистер Саламандер, если жизнь вам дорога, — прошипел Альбус и прошел через огонь. Все замерли в ожидании, боясь и, одновременно с тем, с благодарностью смотря на смелого волшебника. Пламя с радостью приняло своего нового гостя, что вызвало у Гриндевальда широкую улыбку. — Никто не пострадает, — пообещал Геллерт и протянул руку учителю, в которую тот вложил свою. Они стояли, держась за руки, совсем как в старые времена и, спустя пару мгновений, переместились, покидая мракоборцев. Их встретила уютная квартирка с разожженным камином, где явно раньше жили не маги, и Альбус это понял так же, как и то, что с ними случилось. У Дамблдора в голове было столько вопросов, утверждений, умозаключений, но выбрать что-то одно он не мог, а вот Геллерт церемониться не стал, темный маг толкнул друга на диван и навалился сверху. — Что ты делаешь? — упираясь ладонями в грудь Гриндевальда, спросил профессор. — Разве не за этим ты пришел? — волшебник убрал руки, мешающие ему дотянуться до желаемого, и страстно поцеловал Ала, прикусывая его губы. Он так давно ждал этого момента, что терять время на глупые разговоры не хотелось совершенно. — Думаешь, я согласился пойти с тобой, чтобы потрахаться? — взбесился Дамблдор, которого не устраивал такой расклад. В конце концов, всего несколько минут назад, благодаря Гриндевальду, погибло очень много невинных волшебников. Оттолкнув мужчину, он вылез из-под него и сел на самый край дивана, отводя взгляд. — Как грубо, Альбус, — Геллерт поднялся и поправил свой сюртук, подло ухмыляясь, — Но да, я думаю, ты пришел сюда именно за этим. — Ну, и самовлюбленная же ты сволочь! — всего лишь констатация факта, но весьма возбуждающая Гриндевальда. Его всегда заводил такой вспыльчивый Дамблдор. Видя, как тот старательно не смотрит на него, Гелл тихонько приблизился к нему, разглядывая сильную фигуру волшебника. Он был само совершенство — широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги. Темный маг неожиданно схватил профессора за руку и увлек в танец неслышимой музыки, играющей у них в голове. Они вальсировали по комнате, глядя в глаза друг друга, но думая о разном. Ал никак не мог понять, в какой момент мужчина всей его жизни так изменился, когда его злость на людей превратилась в настоящую ненависть? Рука Геллерта медленно и, практически незаметно, спускалась с талии к ягодицам преподавателя, но останавливать его Альбус не собирался. Он был поглощен воспоминаниями о прекрасном маге, с которым они проводили все свободное время, и на секунду, профессор сам захотел близости с Геллом. Когда же пришло осознание, что нет никаких препятствий, Гриндевальд стал более решителен и повторил попытку с диваном, на этот раз весьма удачно. Мужчина, вжатый в мягкую обивку, весом своего спутника, потянулся к его лицу и аккуратно убрал белую прядь с глаз за ухо. Он завороженно смотрел в такое родное, и чужое, одновременно, лицо, впитывая каждую морщинку. Темный маг смущенно улыбнулся, хотя сейчас не было места для смущения, если учитывать, то, что он себе представлял по отношению к Альбусу. Гелл, не отводя взгляд от завораживающих глаз напротив, медленно, но вполне порывисто коснулся чужих губ своими. Их поцелуй был пылкий, несдержанный, полный, казалось, давно забытой, любви. Спустившись к шее, он оставлял на ней свои метки, попутно запуская свою руку в штаны учителя и сжимая его член, отчего тот, откинув голову назад, шумно выдохнул. «Как же я скучал по твоим ласкам», — хотелось простонать во весь голос Альбусу, но он решил, что не стоит, и вместо этого вцепился в ворот рубашки, выступающей из-под сюртука, подтягивая Геллерта к себе ближе. Одежда мешала обоим, она не давала полных возможностей и всего лишь один взмах бузинной палочки исправил это. Все вещи испарились, оставляя любовников полностью голыми и возбужденными. Рука темного мага все еще сжимала чужой член, изредка проводя по стволу, и заставляя его обладателя задыхаться, чужие губы, оставляя мокрые поцелуи по всему телу, спустились к паху. Альбус сошел с ума в тот момент, когда Гриндевальд обхватил головку, а язык прошелся по окружности. Волшебник вцепился ногтями в край дивана и подался чуть вперед, толкаясь в глотку Геллерту. — О, Мерлин, — закричал Дамблдор от ярких впечатлений, еще сильнее сжимая кожаную обивку. Руки Гриндевальда лапали Ала везде, куда дотягивались, но это не мешало ему активно работать ртом. Секунд через тридцать он выпустил член изо рта и подвинулся к профессору за поцелуем, а получив желаемое, темный маг взял Альбуса на руки и усадил на себя. Чародей, не думая, обхватил рукой член Геллерта и, без всякой подготовки, медленно ввел в себя до самого конца, замирая на некоторое время и привыкая к его размерам. — Такой узкий, — жарко прошептал Гелл. — Как давно у тебя был… — Вечность, — начав двигаться, ответил Ал, прижавшись грудью к груди любимого врага. Ему было сейчас слишком хорошо, чтобы говорить или думать о чем-то еще, кроме как о члене, заполняющем его. Прошло так много времени, но Дамблдор никогда не мог представить кого-то рядом с собой, кого-то, кроме Геллерта. Это убивало его, столько лет он думал лишь об одном человеке, безумно скучал по нему, поэтому сейчас ощущать его внутри было даром за все его страдания. — Я ведь не единственный… — Единственный, — снова перебил его преподаватель. Глаза мага потемнели от осознания его слов, он обхватил любовника за талию и несильно прикусил его плечо, а после, подхватывая профессора под упругую задницу, встал и двинулся к стеклянному столу, стоявшему совсем рядом с диваном. Единственным его декором была неглубокая хрустальная ваза, доверху заполненная мармеладками, которые бросились Альбусу в глаза, как только они трансгрессировали сюда. Геллерт буквально опрокинул его на стол, отодвигая вазу на самый край, но не сбрасывая её. — Тогда, я отымею тебя за все годы нашей разлуки. Я буду трахать тебя так, как мог бы трахать каждый день, будь мы вместе, — Гриндевальд делал резкий толчок бедрами, вгоняя член глубже, после каждого сказанного им слова. — Это самое романтичное, что я когда-либо слышал, — улыбаясь, стонал профессор в губы возлюбленному. Воздух вокруг стал невыносимо горячим, внутри все горело от возбуждения и глубоких движений. Геллерт, так же, как и волшебник, всхлипывал от удовольствия, и уже не мог себя сдерживать, неистово вбиваясь в любимое тело. Горячая жидкость стала растекаться внутри Ала, как только Геллерт издал свой последний предоргазменный стон. Профессор тоже практически сразу после Гелла кончил себе на живот. Гриндевальд скривил губы в пошлой улыбке и потянулся к хрусталю с мармеладом, стоящему рядом с головой Дамблдора. — Хочешь? — мужчина покрутил долькой, усыпанной сахаром, прямо перед носом Ала, но как только тот открыл рот, чтобы откусить, Геллерт оттянул руку, оставляя любовника ни с чем. Дамблдор мог обидеться, но эти эмоции сразу ушли на задний план, когда его друг провел этим кусочком мармелада по животу, собирая сперму, будто макая в сладкий соус. — Открой ротик, — прошептал Гриндевальд, поднося угощение к губам и слегка проводя по ним, оставляя следы белой жидкости, — Ну же! — с большей настойчивостью темный маг стал пропихивать мармелад в замкнутые губы Альбуса и, в итоге, тот поддался. Затем в ход пошла вторая конфета, прошедшая тот же путь: сначала собирая остатки спермы с живота, а после отправляясь в рот преподавателя. Пальцы Геллерта, которые были в сахаре и семени, Ал вылизывал, развратно высовывая язык. — Хочешь раскормить меня, чтобы я был толстым? — улыбаясь, с насмешкой спросил профессор. — Твою фигуру ничего не испортит, милый, — пролепетал злодей и нежно поцеловал любимого.