Настоящая королева

За четыре дня до Рождества… — Мне не нравится, что вы так рискуете собой. Вы могли и не приезжать — и так многое сделали для дела, — сказала Лили, когда она, шехзаде и Ибрагим-паша собрались в охотничьем домике и даже в той же самой комнате, где когда-то встретились первые двое — Госпожа думает, что вы на охоте сейчас? — Да, — сухо и холодно ответил молодой человек, а потом посмотрел на визиря — Что по поводу плана? Вы не говорили мне в письме подробности — только суть. — Ну, мы с Миледи, — паша посмотрел на англичанку и с уважением кивнул в её сторону — Мы придумали такой план… У испанца есть сын, который питает слабость к нашей леди — этим мы и воспользуемся. Через этого мальчишку она выманивает посла на улицу и на этом роль леди Бронт косвенно кончается — она уводит отца, а мы занимаемся Тито. — Я тут подумала… — сказала Лили, довольно улыбаясь на удивление мужчин — Я опою отца снотворным и без него поеду, сказав, что он заболел. А остальное — по плану. Мне кажется, что так меньше рисков для отца. Да и сынок этого Тито не особо повлияет на ситуацию. — Да. Этот вариант безопаснее будет, — будто бы удивляясь, Мустафа дёрнул бровью — Тогда Атмаджа начнёт в испанском посольстве подрывные работы по слугам. Ибрагим? — Нам с вами, шехзаде, на этот приём не попасть — христианский праздник, но мы в доме рядом устроим фальшивый праздник на тот случай, если стражники понадобятся. Буду с ними. — Хорошо, — леди посмотрела на пашу — Нам пора возвращаться во дворец, а то много вопросов будет. — Вы правы, — Паргалы поклонился и вышел. — В который раз говорю вам, что обязана вам, — Ченс поднялась с кушетки и направилась к выходу, но задержалась — Я, пусть у вас и есть неприязнь ко мне, уверяю, что она не взаимна, а потому, если вам понадобиться помощь, вдруг, то я помогу всем, чем смогу. — Вы сами сказали, что вам пора, — безразлично произнёс Мустафа, даже не посмотрев на англичанку, что, незаметно для него, печально улыбнулась и оставила на стоящем рядом столике то самое золотое кольцо с рубином. — Я желаю вам лишь всего самого лучшего, — сказала Бронт, оставляя шехзаде в одиночестве. Рождество… Платья для леди Бронт мистер Джефри пошил и правда дорогие, но они были, как он сам сказал, самыми роскошными творениями в его жизни, а прожил он больше сорока лет. За это время мистер Джефри успел пошить только три платья и каждое было непохоже на другое. Первое было глубокого тёмно-синего цвета с невероятно маленькими алмазиками и звёздами, вышитыми серебряными нитями — оно напоминало прозрачное ночное небо, с которого падали маленькие снежинки. Второе было кровавого цвета с вышитыми по подолу алыми розами, что были заметны только под определённым углом и одним единственным украшением на груди — брошью из граната. И третье… Самое печальное и, как надеялась Лили, бесполезное — чёрное шёлковое. Ченс всегда, когда заказывала платья, заказывала и чёрное, но в этом случае даже оно было шедевром и при ходьбе и игре света переливалось из фиолетового в синий, что совершенно не выглядело вычурно. — Пожалуй… Синее, — сказала девушка, а через минуту Кэт и Лотти затягивали её корсет — Как отец… А! Сильнее тяните! — Лорд Бронт крепко спит, а ваша охрана стоит около его комнаты — никто не зайдёт к нему, — Шарлотта от души затянула нити, а Кэтрин помогла завязать их. — А где наши греческие девушки? Я о Марии с Пенелопой, — уже в корсете и «тысяче» подъюбниках, Лили подошла к шкатулке с украшениями и стала искать подходящие к платью. — Марию я отправила на конюшню с вашим приказом готовить карету, а Пенелопу я не видела с утра, — девушки подняли платье леди, чтобы та могла в него пролезть. — Ладно. Разберёмся с ними обеими позже, — Лотти стала укладывать волосы леди, Кэт же застёгивала украшения — Как только я покину дворец, вы останетесь с отцом на случай его раннего пробуждения. Пробуйте всю еду, что захотят ему принести. — Вы имеете в виду что…? — вставляя красивую шпильку в волосы госпожи, Кэтрин вздрогнула и даже чуть не разрыдалась — Миледи? — Да. Заранее простите за всё, — строго сказала Лили, смотря на себя в зеркало, а потом, через это же зеркало, на верных служанок — Не измерить ту любовь, что у меня в сердце к вам. Я невероятно ценю вас, а потому только вам в этой ситуации я могу доверить жизнь моего отца… Даже не охране, а именно вам… Простите меня… — Миледи, — девушки обняли свою госпожу, а Лотти пробормотала — Мы всё сделаем. Около испанского посольства… — Это Рождество становится всё более отвратным, — завернувшись в бордовую накидку, леди сидела в карете, не решаясь выйти и рассуждая сама с собой — Господь, защити моего любимого папу, ведь никого у меня больше нет. Один из охранников помог девушке выйти, а там она уже погрузилась в чопорность и Испанию. — Я рад вас видеть, моя прекрасная леди, — к Лили тут же подлетел Гарсия и поцеловал её руку, а девушка отметила, что у юноши не пахнет изо рта — Вы ослепительны всегда, но сегодня — особенно. Вы обещали мне танец. — Я обещала подумать, сеньор, — дочь лорда аккуратно забрала руку и, незаметно вытерев её о роскошный подол, отошла в сторону — Я бы предпочла выпить сейчас, но танцевать позже… Подойдя к столу с угощениями, которые подавались перед главным блюдом, Ченс уже взяла изящный бокал, но тут же вспомнила, какую участь уготовили её отцу испанцы, а именно, Фабиан, а потому спешно поставила его обратно. В результате, изобразив жевание и искреннюю заинтересованность, Бронт осмотрелась — всё в золоте, красном бархате и дубе, несколько больших каминов согревали залу — везде слишком много роскоши. Всего слишком… слишком… Много… А испанцев, носящих эти огромные воротники, было настолько много, что напоминали ромашковое поле. Хоть Лили и бывала на таких мероприятиях много раз в Англии, но ей это редко когда нравилось — только тогда, когда на них был Чарльз Брендон, оказывающий ей знаки внимания время от времени, хотя и был гораздо старше. Пусть кто-то развлекал, а сейчас лишь это испанское ничтожество по имени Гарсия Тито. Или его противный отец… — Миледи, — Фабиан поклонился, на что девушка была вынуждена ответить реверансом — Рад вас видеть. Где же ваш уважаемый отец? — Он нездоров. Простудился, — мило улыбнулась она, будто ничего не знала, но, чтобы не откладывать в долгий ящик, решила действовать — Но он просил вам кое-что передать… Несколько слов от души… — Можем поговорить в библиотеке, если не возражаете, — Тито уже отправился в сторону указанного места, но Ченс не двинулась с места — Что-то не так, леди? — Я бы хотела прогуляться — у вас тут невероятно душно, — Лили изобразила предобморочное состояние, а потом, закатив глаза, направилась к выходу, тихо бормоча — Спасибо, леди Болейн, за ваше французское воспитание. — Вам уже лучше? — поинтересовался посол, когда он, под руку с девушкой, шёл по тёмному парку, засыпанному снегом. — Говорил, что не так желал бы встретить Святой праздник Рождества, — очень издалека начала она, смотря по сторонам, ища глазами «друзей по плану» — Столько случилось за последние дни, а простуда только усилила его состояние. Бедный папочка… Совсем обессилел… — Так что же он хотел передать? — Фабиан повернулся к Лили, а та увидела за его спиной медленно приближающихся солдат. — То, что если хотите кого-то убить, то делайте это в лицо, сеньор Тито, — мило и одновременно зло улыбнулась леди, с удовольствием смотря на то, как на голову посла надевают мешок и уводят люди паши и шехзаде. *** Троица заговорщиков прибыла в многострадальный охотничий домик. Стражники шехзаде, Ибрагима-паши и леди Бронт окружили его неприступной стеной, пресекая попытки любого, кто захочет туда проникнуть. Важные гости расположились в одной из комнат дома, но только мужчины скрылись за ширмой, решив отдать первую стадию допроса англичанке, что привольно расположилась в большом кресле и наблюдала за послом, который, находясь в углу около камина напротив Ченс, был связан по рукам и ногам. — Сеньор, — лучезарно улыбнулась Лили, попивая из бокала вино — Как вы? Достаточно ли сильно давят верёвки? — Что это значит? Вы понимаете, что вы сделали? — набивал себе цену посол, что пытался снять верёвки, но Атмаджа поработал на славу — Его Величество не оставит это без внимания. — Как и мой король, но давайте начистоту, Фабиан, — из выреза платья Бронт достала то самое письмо, которое долгое время хранилось у визиря — Вы не станете отрицать того, что тут ваша печать, подпись… И ваше желание убить моего отца… Подло отравить! — Лили вспыхнула от гнева, как факел — В самый святой праздник, cerdo español! — Не спешите, — прошептал паша Мустафе, что уже хотел выйти из тени и успокоить пыл девушки — Не сейчас. Лучше смотрите, как она интересна в этот момент… — Ах, вот оно что… — неожиданно успокоился Тито, а потом, словно умалишённый, рассмеялся настолько страшно и омерзительно, что даже стражники, стоящие за дверьми, вздрогнули — Тогда вы уже можете с ним попрощаться, моя леди. — Что ты хочешь этим сказать, трусливая собака? — на чистом испанском прорычала дочь посла, забывая о том, что на ней длинное и пышное бальное платье. — Лишь то, что сегодня вы видели отца последний раз… — снова рассмеялся посол, на что Лили ударила его по лицу настолько сильно, что кровь мгновенно потекла из носа мужчины. — Теперь с тобой поговорят менее обаятельные люди, — как она забыла о платье, так Ченс забыла о том, что она лишь женщина, которая должна быть слабой, с невероятной силой схватила его за горло и заговорила уже на турецком — Помолись о том, чтобы твоя смерть, которую тебе дарует султан, была быстрой, — Лили выпрямилась и посмотрела на ширму — Теперь ваша очередь. Некоторое время спустя… Девушка вернулась в Топкапы поздней ночью. Снег ещё лежал на её волосах, накидке и платье, когда она вошла во дворец. Но спустя несколько минут к ней подбежала Мария и, со слезами на глазах, упала на колени, сжимая подол платья Бронт: — Простите меня, простите… Молю, госпожа, простите… — Что случилось? — слова испанца вдруг прозвучали в голове англичанки, от чего её лицо побледнело, а кончики пальцев оледенели — Мария! — Ваш отец… Кэт и Шарлотта… — не прекращая заикаться от душащих её слёз ни на минуту, гречанка показала ранее незамеченные окровавленные руки и плате — Пенелопа… Словно потеряв всякие чувства, Ченс, не видя, побежала в покои отца, придерживая окровавленный подол. Холод могил, загробного мира и смерти постепенно сковывал всё её тело и полностью овладел им только тогда, когда она добралась до назначенной цели. Десяток слуг копошились там, а рыдающая Мария только дополняла эту ужасную картину. Как только Лили вошла в комнату, так тут же, держась за дверь, осела на пол. Ужасная картина предстала перед глазами девушки, осиротевшей в одну секунду, но в эту же секунду её душа состарилась на тысячу лет. Её отец, лорд Аддисон Бронт, её верные служанки и подруги, Кэтрин и Шарлотта, были мертвы. Мудрый старец лежал на кровати, будто спал, да только рукоятка кинжала говорила о том, что этот сон вечен, а девушки же, сидящие у кровати, демонстрировали перерезанные шеи. — Отец… — одними губами прошептала леди, чьё лицо уже было мраморно-белым. — Госпожа, — одетый в ночную одежду Сюмбюль поклонился девушке, что даже и бровью не повела — Мы нашли виновного. Не успела сбежать, изменница! — Кто? — едва слышно произнесла она, посмотрев на агу потухшими глазами. — Эй! Сюда! — куда-то в сторону рыкнул евнух, на что двое стражников приволокли грязную и промокшую Пенелопу — Она принесла еду, в которую было подсыпано снотворное. Девушки попробовали, как вы им и приказали — они заснули… Дальше вы понимаете… — Помоги встать, — только и произнесла Лили, обращаясь к аге, что поспешил исполнить приказ, а после, как только поднялась, подошла к предательнице — Я выкупила тебя, обещала свободу, образование, счастливую жизнь, а ты… Неблагодарная тварь, которую даже Божьей будет назвать грехом. За что ты так со мной? — она схватила её за горло, довольно ощутимо, но не настолько, чтобы задушить — Испанец приказал? Впрочем… Что бы ты не сказала, я всё равно знаю правду, — тут она посмотрела на двух своих стражников, виновато опустивших головы — Вы не виноваты в этом, но всё же… Заприте эту дрянь в самом холодном и сыром подвале, какой найдёте… — Ченс перевела холодный взгляд на гречанку — А если и подохнет, то невелика беда… *** Всю ночь девушка проплакала в подушку, абсолютно не сдерживая крики ярости, боли и горечи. Рядом с ней теперь была только одна Мария, от которой нельзя было ожидать ничего необычного раньше. Время от времени гречанка повторяла «Простите, простите… Простите… Я не знала…». Утром к девушке зашла Валиде Султан и по-матерински обнимала её долго, очень долго, пыталась успокоить, будто Лили действительно была её дочерью. Но англичанка уже и не рыдала, а просто безжизненно лежала на руках Хафсы, что гладила её по спутанными чёрным волосам. В день похорон девушка надела то самое платье, что было чёрным, но переливалось синим и фиолетовым. Вместе со священником девушка повторяла молитвы и едва сдерживала слёзы. Падишах не мог быть официально на похоронах своего старого друга, но стоял вдалеке, наблюдая за церемонией. В руках он держал то самое письмо, а приказ о казни был уже отдан. — Скажи мне, Мария, что сподвигло твою сестру? — теперь уже единственная служанка сопровождала Лили, которая не снимала теперь чёрных одежд в память о трёх самых дорогих ей людях. — Я не знаю, госпожа моя. Мне так стыдно за неё, что и не передать вам, — гречанка поджала губы — Пенелопу казнят? — Нет… Её продадут и увезут, — спокойно сказала Ченс, сжимая в руках комочек снега — Я… Пусть я и сурова, но теперь я другой человек. Я бы хотела убить твою сестру, но тебя наказывать не хочу, а потому она будет жить, однако на её лице навсегда останется клеймо предательницы. — Лили Бронт! — позвали девушку, чьи глаза надолго останутся красными. — Доброго вам дня, шехзаде, — леди поклонилась сыну султана, что теперь находился в столице официально — Повелитель сильно гневался на вас? — Первоначально да, но на похоронах твоего отца он сменил гнев на милость, — Мустафа жестом предложил уже пройтись вместе — Даже оценил старания, хотя сказал, что и без меня бы всё прошло хорошо. — Может быть, но я не могла не оценить вашей поддержки… Пусть и оказались все наши старания бесполезными, — она прерывисто вздохнула и всхлипнула — Прошу прощения, шехзаде. — Ничего… Я лишь желаю тебе поскорее оправиться от горя, забыть прошлое и жить дальше… — Мустафа смотрел куда-угодно, но не на девушку, которая, услышав эти слова, разозлилась. — Да за что же вы со мной так? От чего у вас ко мне такая ненависть, шехзаде? — лицо Лили пылало, а Мария поспешила отойти от госпожи — Что я сделала, чтобы заслужить такое? Вы ведь понимаете, что от такой потери невозможно быстро оправиться, а уж забыть не получится никогда. — Да… Многое никогда не забудется, — вот и сын Сулеймана показал гнев — Я говорил уже тебе, но тогда это я считал простым интересом, однако сейчас я понял, что это не так. Моя мать, Махидевран Султан, любит тебя стократ сильнее меня. — Точно… Был когда-то у нас такой разговор… Помню… — Лили горько улыбнулась, сжимая губы — Так можете не беспокоиться — скоро ваша матушка вновь будет смотреть на вас и только, а всё потому, что я возвращаюсь на свою родину. — В таком случае я желаю тебе счастливого пути, — сурово и даже несколько злорадно улыбнулся Мустафа, а потом и вовсе ушёл.