Настоящая королева

Тот же длинный путь, что и несколько лет назад проделывала Ченс, только тогда это не было тайным побегом, втайне от Генриха — короля Англии, но целой процессией. В этот же раз уже Лили и Мария возвращались в Османскую империю, но только в день приезда с ними не было Вильяма, да и тот возвращается на родину праотцов. Это было вечером, а в ноябре уже в четыре часа довольно темно, не говоря уже о том, что Хасан и ещё двое людей-помощников пришли в восемь. Из вещей был только большой сундук, в который поместилось всё самое нужное. — Я видела вас как-то во дворце, Реис. Со стороны и мельком, но вы впечатлили меня — настолько вы были величественны, — Лили вышла на палубу и, завернувшись в шерстяную накидку, разговаривала с пашой — Я вижу греков везде. И в вас… Не так ли, паша? — Вы удивительная женщина, Лили, — рыжебородый усмехнулся в усы — Вы правы — моя мать действительно была гречанкой. Как у вас это получается? — Ну… Я по матери из греков, да и Мария, служанка моя, тоже гречанка — чувствую своих, если можно так описать мои эмоции, — не углубляясь особо в детали происхождения, девушка предпочла вернуться в каюту, но у самого входа её остановил сын Хызыр-паши, который за всё время поездки успел поднадоесть леди, но она всё равно оставалась вежливой — Здравствуй, Хасан. Что ты хотел? — Как так вышло, что некогда богатая женщина, чьё состояние было сравнимо с королевским, вдруг живёт в какой-то развалюхе? — беспардонно облокачиваясь на дверной косяк, он без какого-либо наличия совести разглядывал бывшую аристократку. — Как я уже и ответила твоему отцу — издержки законов, — Лили попыталась пройти, но молодой человек не дал, преграждая дальнейший путь рукой — Что ты ещё хотел узнать у меня? — Да я потом всё узнаю… Нам некуда торопиться — ещё почти две недели пути, — Хасан уже хотел, заигрывая, поиграться с косой девушки, но та довольно сильно ударила его по руке — У, какие мы суровые, моя Карамёге. — Хасан! — к юноше подошла девушка и от души треснула его по затылку — Оставь её в покое! — Благодарю тебя, Михриниса, — сказала Ченс, позволяя дочери паши войти, а потом прикрыла дверь, предотвращая очередной визит бесстыжего сорванца — В который раз помогаешь мне за всю эту бесконечную дорогу. — Брат несносен, но и с ним можно жить в мире, — девушка, больше похожая на пиратку в своём наряде, наблюдала за тем, как леди укачивала на руках расплакавшегося мальчишку, а рядом копошилась Мария, подготавливая постель малышу — Зачем ты едешь в столицу, Лили? — Знала бы я — ответила… Я не найду себе места — из дома меня гонят, а в чужую страну приглашают. Да и то, как с верными подданными обходится наш король, не говоря уже о том, как с собственной женой… Подобное отношение говорит о многом, Ниса, а потому в такой стране нет особого желания оставаться, — Лили отдала названного сына Марии, а потом продолжила разговор — Почему твой брат называет меня постоянно Карамёге? Звучит очень странно… Даже для вашего языка… — Он называет тебя чёрной лилией. «Кара» — тёмный или чёрный, а «Мёге» — лилия. Из двух имён, — объяснила Михриниса, переводя взгляд на Марию с ребёнком на руках — Можно подержать? Просто я никогда не держала детей на руках. — Госпожа! — выразила недовольство служанка, прижимая Вилли к груди, но получила с ответ лишь успокаивающий жест — Хорошо. — Я уже хочу найти покой. И лучше, если на одной земле с отцом, — Бронт погладила Вильяма, что немного хныкал на руках у Нисы. — Я слышала ту историю, Лили. Не представляю, как бы смогла жить без отца и брата… Они для меня всё. Весь мир. За этот месяц пути девушки подружились и даже решили обменяться опытом, дабы скоротать путь — дочь Реиса училась играть на лютне под чётким руководством англичанки, а Лили же под конец плавания смогла держать в руках саблю, и, хотя и не стала первоклассным воином, но и не была полностью бесполезной в этом деле. Обе девушки подвергались подколам со стороны Хасана, за что тот получал лютней по заду и рукоятью сабли по затылку — всё это до колик смешило старого пашу, порой заставляя рыдать от смеха. Правда, после того, как Михриниса сломала лютню о филейную часть Хасана, легче юноше на стало на этом корабле. Лили же неожиданно прониклась любовью к морю и даже перестала дичиться прозвища, которое ей дал Хасан — ну и пусть называет. Во время всего пути был шторм раз или два, а потому это плавание можно назвать спокойным, ведь оба эти шторма были довольно слабыми. И вот, спустя практически месяц пути, Лили, держа одной рукой сына (буду время от времени так называть мальчика), а другой — ладонь Марии, смотрела на Топкапы с неким страхом из-за прошлых страданий, вид которого был сейчас перед глазами. Ченс уже давно и думать забыла о Пенелопе, но Мария часто вспоминала сестру, вместе с которой преодолевала все невзгоды по пути с Родоса, но проверку честью и совестью прошла только одна из них. — Я боюсь возвращаться в гарем, моя госпожа, — после тёплого прощания с семьёй паши и им самим, девушки сели в скромную карету, которая их встретила — В конце концов, я — бывшая рабыня. — В том-то и дело, Мария, — Бронт поцеловала Вильяма, а потом ободряюще погладила по руке гречанку — Бывшая рабыня. Если захочешь, то уйдёшь, а потому ты выше любой дворцовой служанки. Помни это, но не зазнавайся. — Мама. Кушать, — говорил по-английски Вильям, что стал слегка стучать кулачком по груди мамы, речь которой он не понимал. — Чуть позже, милый. Потерпи немного — я достану молока, — она погладила мальчонку, а потом продолжила на турецком — Только я до сих пор не поняла, для чего султан пригласил меня… — А вы не думали, что он влюбился в вас, госпожа? — Смешно… Нет, — поворчала леди, а потом достала из сумы флягу с молоком и стала понемногу кормить из неё Вилли — Думаю, что по старой памяти, если припоминать его письмо. Однако, ты бы знала, как приятно вновь чувствовать эту дорогу, все её выбоины — как родная… — Я застала то время, а потому могу предположить и то, что это сделано по просьбе Махидевран Султан — она очень любила вас и, как оказалось, помнит, — Мария пересадила Вильяма к себе и стала кормить, давая своей леди передохнуть. — Это уже более вероятно, но я не рассказывала госпоже о том, как мы жили… Странное всё это дело… *** Махидевран, придерживая подол платья, мчалась из своих покоев в сад. Её сердце пело, ведь сын сделал для неё самый ценный подарок — вернул «дочь». Госпожа помнила, что, в день отъезда Лили из столицы, она с очень сильно поссорилась с Мустафой. А всё из-за того, что женщина сильно расстроилась по поводу отбытия Ченс, а тогдашнего шехзаде это невероятно злило, как и любая мысль о девушке, но сейчас, спустя столько лет… Нет. Мустафа теперь другой. Но бежать в сад не потребовалось — её ждали недалеко от выхода. — Валиде, — этот голос Махидевран не забыла и всем сердцем любила, как и покойная Хафса Султан. Повернувшись, она увидела перед собой лишь призрак прежней Лили — бледная, худая и, будто бы пустая. Её черты изменились, заострились и стали чем-то напоминать толи волчьи, толи вороньи — было нечто такое в ней всегда, но сейчас это было наиболее заметно. Одежда, которую ей явно дали на корабле, странно сидела на ней, но перекликалась с её животными чертами. — Лили? — не веря своим глазам, госпожа приблизилась к англичанке и коснулась её впалой щеки — Это правда ты, да? — Да, Валиде, — в её зелёных глазах появились слёзы, а губы дрожали — Не думала, что когда-нибудь увижу вас, госпожа… — Девочка моя, — Махидевран обняла девушку и только тогда заметила её компанию, что тихо стояла в стороне — О, Аллах! Кто это? — Возможно, что Марию вы могли помнить — служила в этом дворце когда-то, — Ченс отошла от госпожи и, подойдя к служанке, погладила Вильяма, что сидел на её руках, закутанный в шерстяные одежды — А это мой мальчик. Его зовут Вильям. — Ладно, — она покачала головой, смахивая слёзы радости — Для начала вы все искупаетесь в хамаме, переоденетесь, а потом, у меня в покоях, вы поедите и всё расскажете. Некоторое время спустя… — Удивительно… И жестоко, — сказала Махидевран после рассказа Лили о жизни в Лондоне. После хамама девушка выглядела намного лучше, хотя круги под глазами и не пропали. Ей выделили красивое тёмно-зелёное платье, что было похоже на то, которое Бронт когда-то подарила покойная Валиде… И которое девушка была вынуждена продать, как и все остальные красивые платья, ведь Вилли тоже надо было на что-то кормить… — А как бы у вас поступили бы в такой же ситуации? — парировала Ченс чем вызвала у госпожи смятение вкупе со стыдом — Вот именно, Валиде… И тут поступили бы так же — отняли бы всё. — А кто всё же этот мальчик? — явно переводя тему разговора, черкешенка показала на Вилли, что бегал по покоям госпожи, а Мария уже отчаялась его поймать. — Если говорить совсем откровенно, Валиде, то Вильям — внук моего дяди, но считается незаконнорожденным, — немного печально улыбнулась Лили — Его мать вступила в брак с мусульманином тайком от родни, но, как мне известно, он умер, а про мать, кроме того, что она дочь дяди, мне ничего неизвестно, — неожиданно мальчонка уронил какую-то вазу и, разбив её, начал плакать — Вильям! Мальчик мой! Простите, Валиде! Ченс была уже рядом с сыном и успокаивала его, ведь малыша очень напугал грохот бьющейся рядом с собой вазы, как двери открылись, а в покои Валиде, после оповещения слуги, вошёл Мустафа. Увидев перед собой взрослую женщину, какой сейчас выглядела Лили, да ещё и с ребёнком на руках, султан, мягко говоря, опешил. Лишь через минуту он признал в этой незнакомке Ченс, что с мальчишкой на руках напоминала ему Мадонну с Христом, которую он видел на одном из полотнищ, что привёз Ибрагим после одно из походов. Бронт же, видя перед собой этого взрослого и крепкого мужчину, признала в нем бывшего шехзаде лишь по этим горящим карим глазам, которые ничуть не изменились с их последней встречи. Ну, разве что, взгляд иной — без прежней ненависти, а добрый. — Султан, — придерживая Вильяма, Лили поклонилась — Простите за мою несообразительность. — Всё та же едкая леди, — улыбнулся Мустафа, а потом посмотрел на мать — Вы не сказали мне. — Это я просила, султан, — Ченс отдала мальчонку под присмотр Марии — Я не посчитала нужным беспокоить вас. Мы бы так или иначе увиделись. — Да, я понимаю… Просто Хызыр-паша только ушёл от меня после доклада, — компания вновь разместилась на тахте, но только Мария ушла, ведь Вильям захотел спать, а потому его унесли в покои, выделенные для Лили — Получается, что вы вели переговоры, леди. — Слишком много громких слов к той беседе, которую вы назвали переговорами, — незаметно для Махидевран Султан, девушка продемонстрировала повелителю то самое многострадальное рубиновое кольцо, а потом вновь спрятала руки в рукавах — Беседа на вашем языке тогда… Просто выбила из колеи той жизни, к которой я успела привыкнуть… Но я потом даже была рада этому, ведь иначе я тут не сидела бы, — зелёные глаза девушки встретились с карими глазами Мустафа и, хоть она и говорила не только ему, казалось, что её слова проникают в его душу — Да и нет больше смысла называть меня «леди», если я даже при дворе не состояла… Это не особо и важно, конечно, но, как сказал король, мои дети титул не унаследуют, а потому, как я сама рассудила, «леди Бронт» теперь лишь пустой звук. — Ничего, Лили. Тут тебе будет даже лучше, чем в Лондоне, — Валиде села ближе к англичанке и обняла её за плечи, счастливо улыбаясь — Я немного поразмыслила, пока ты была в хамаме и решила, что рано или поздно тебе придётся жить отдельно, ведь твой мальчик вырастет, а ему в гареме нельзя будет жить. И, если повелитель не возражает, мы выберем тебе дом рядом с дворцом, где ты и Вильям сможете гулять. — Я благодарю вас, — девушка коснулась ладони Валиде, а потом посмотрела на молодого правителя Османской империи — От всего сердца благодарю…