Настоящая королева

От лица Кара-Арзу… Я довольно редко задумываюсь о том, что ждёт меня в будущем. Но это происходит со мной совсем недавно — с тех пор, как я приняла веру мужа. Раньше же я только и думала о том, как мне поступить, продумывала всё на десять-двадцать шагов вперёд… Я и сейчас так делаю, но только тогда, когда в этом есть действительная необходимость. Сейчас же я живу не прошлым, не будущем, не нынешним… Странно даже как-то, но я поняла, чем живу — действительностью. Смесью всего, что я перечислила… Памятуя прошлое, я творю в настоящем и создаю будущее. Так и сейчас я… Сейчас я сижу в карете с большой охраной и еду с мужем в военный поход. И об этом я думаю… Что же из прошлого повлекло нынешнее и творит пугающее будущее? Неужели мой отказ Генриху повлёк это? Смешно и маловероятно. Тогда что? Брэндон что-то придумал, что Тюдор расценил оскорблением? Тогда я сама перережу ему горло и не побрезгую — собственноручно. — Были ли ещё жёны султанов, что в поход ходили подле мужа, — произнёс Эбуссууд эфенди, когда войско остановилось на ночлег. — Мне это не важно, челеби, — я осмотрела лесистую местность, сложив руки на животе — Завтра к полудню будем у моря, а ещё через два-три дня на Мальте. — Уходите от укора, госпожа, — проницательно произнёс он и пошёл рядом с девушкой. — Разве жена не должна быть подле мужа своего? Или вы и за это меня осудите, эфенди? — я расправила плечи и стала наблюдать за тем, как слуги устанавливают шатры для ночлега — Я ведь хочу быть верной женой. — Таите и темните, госпожа. Гордыня вас обуяла. Боритесь с ней, — мудрый челеби поклонился мне и ушёл, но слова его вызвали во мне раздражение. Да, я всегда имела стержень внутри, который сделан, пожалуй, из всех металлов мира и по прочности ни с чем не сравнится. Именно он и заставляет меня не покоряться обстоятельствам и идти своей дорогой… Дар мой или же проклятье — способность пройтись по любым головам без зазрения совести и жалости. Пожалуй, проклятье… Но спасибо за него, ведь с ним я смогу защитить своих детей и помочь одному из них взойти на трон, удержать власть и помочь советом. Да… Я буду жестокой Валиде… Жестокой к тем, кто захочет зла моей семье. Пусть Коран и учит нас не убивать, любить и прощать врагом, но нужно и защищать свою семью. Я вошла в шатёр, установленный для меня, и стала придумывать, как буду говорить с Тюдором. Даже напротив зеркала встала, но почему-то пробивало на смех — либо кривлялась сильно, либо чрезмерно наиграно, а то и вовсе по-детски. — Удивлены? — произнесла я, репетируя — Нет… Не ожидали, король? О, Аллах… — я хлопнула ладонью по лбу — Приветствую, король Англии… Хм, уже лучше… — Столько масок и всё ради Тюдора? — неожиданно произнёс Мустафа, немного напугав меня. — Ты меня знаешь настоящей… Да и той, кого я могу из себя сделать. Королёк же помнит меня гордой и властной — вот и пытаюсь соответствовать, — я посмеялась немного и пожала плечами — Знаю, что это смешно и глупо, но всё же я хотела бы сохранить лицо. Я столько лет хотела посмеяться ему в лицо, что… Хочу быть в наилучшем виде. — Какой суровый воронёнок, — Мустафа обнял меня со спины и положил руки на мой живот, которого ещё, по сути, и не было — Если сын, то Сулейманом назовём. — В честь отца, да? — муж кивнул мне, поцеловав в щёку — А если дочь? — я, пусть и была уверена из-за какого-то внутреннего чувства, что ношу сына, всё же хотела узнать, как же звали бы дочь — В честь покойной Валиде — Хафсой? Помню, что любил ты её очень. — Не до такой степени, если честно. Дочь назовём… Хм… Карамёге? — султан дёрнул бровью в насмешку, явно наслаждаясь моим раздражением — Да, именно так и назовём. — Нет, пожалуйста… — Карамёге, — он посмеялся и, снова поцеловав меня в щёку, удалился. — Аллах, пусть будет сын. Пощади меня, — вздохнула я. Следующие дни мы провели в плавании. Я стояла на носу корабля и смотрела, как приближается скалистый берег Мальты. Я, вместе с чадом своим, чувствовала, что эта битва будет опасной. Да, я не сомневалась, что битва будет — уж слишком горд английский монарх, да заносчив сверх всякой меры. Я чувствовала в складках платья холод кинжала, а спину и грудь держат прочные латы, скрытые платьем. Для этого я и приказала их сделать — для покоя, чтобы не так сильно переживать за своё дитя, да и за жизнь свою. Я ещё поживу. — Аллах, защити своим покровом мужа моего и войско его. Дай нам сил одолеть неприятеля, — помолилась я, проводя руками по лицу. Ступив на камни острова я почувствовала — англичане уже тут, да и знамёна их видно. Меня притаили среди охраны, дабы я в глаза не бросалась — женщина всё-таки. А после меня провели в шатёр, поставленный ранее — я села на тахту за ширмой и стала наблюдать за Мустафой, что ждал Генриха. Ждать долго не пришлось — англичанин пришёл буквально через пару минут после того, как я устроилась на тахте. — Приветствую, — произнёс султан на чистом английском, чем очень удивил Тюдора — Не делайте такого лица — монарху нужно знать много. — Польщён, султан Мустафа, — произнёс король, после чего оба мужчин сели за английский стол — Так о чём же вы хотели поговорить? Мне этот момент не очень ясен. — Я не сторонник войны и никогда им не был, да и войско своё редить не хочу. Может вы хотели бы получить что-то, что помогло бы нам уладить этот вопрос без сражения, — молодец, Мустафа. Говори запутаннее, но сам не запутайся. Мы с супругом условились, что если что-то будет выходить из-под контроля, то он произнесёт: «Да не нужно это никому» — тогда уже вмешаюсь я, хотя мы с ним оба понимаем, что это опасно. — Согласен, что война — не самое приятное дело, но ваш Алжир и Египет меня привлекают своим богатством, — это самое бредовое оправдание Генриха за все годы, что он пытался объяснять причину войны, да настолько, что я чуть не рассмеялась в голос. — Но мы ведь можем наладить торговые отношения на хороших условиях. Зачем же нам война? — по голосу понимала, что и Мустафа в замешательстве с такого объяснения. — А мне хочется их в собственности иметь, а не делиться. Приятнее иметь целый пирог, а не его половину, — Аллах, за что ему такое хорошее воображение… — Да не нужно это никому, — наконец произнёс Мустафа те самые слова, что заставили меня выйти из тени. — Прав султан. Смысла в вашей атаке нет. Не выставляйте себя в невыгодном свете у всей Европы, — накрыв всё лицо вуалью, ведь никому не позволено видеть моего облика, я вышла к своему практически главному врагу — О, вы признали меня по голосу. Приятно знать, что вы помните меня. — Миледи, — король поднялся и даже поклонился — Удивили вы меня своим поступком. Не страшно вам перед Богом? — Страшно, когда стыдно. А мне не стыдно, — я встала за спинкой стула Мустафы и положила на неё руку — Может, мы всё же продолжим беседу? Только сядьте обратно, пожалуйста, — похоже, я всё же пугаю этого королька одним своим видом, но так даже лучше — Ваши посланники и шпионы ошиблись, рассказав о финансах желаемых вами территорий. В Алжире бунты чуть ли не каждые три года — замучаетесь, если сделаете провинцией, а Египет… Что нам помешает завоевать его обратно, как только вы уйдёте? Вы не думали об этом? О, да… Похоже, я задела за его недальновидность. Аллах, какой бальзам на мою душу ты пролил, заставив меня сказать это. Я и сама чувствую, что я играю с огнём, хожу по острию ножа, но, думается мне, я всё же задела какие-то струны внутри Генриха, заставила задуматься. Не знаю я, о чём задуматься, но, мнится мне, о чём-то важном. Я вижу этот взгляд, скользящий по моему телу, облачённому в тёмно-синее платье, что скрывало броню. О да, Ваше Величество. Это тело могло быть вашим, если бы не нрав ваш, смехотворный повод для казни Анны Болейн и неуважение к смерти моего отца — Аддисона Бронта.