Существа внутри

Дни пролетали за днями, и каждый тянулся, как топленая карамель, но одновременно с этим не успел я и глазом моргнуть, как наступил октябрь, а вместе с ним самый долгожданный день в году, не считая Нового Года. На самом деле я так привык к обычности всего, что тут происходило, даже к приступам различных страшных болезней как и у обитателей комнаты, так и всего интерната, что по началу даже не заметил прихода Этого Дня. С утра, как только все проснулись, мы увидели, что Лиз стояла в углу, почти слившись с ним по цвету, на одной ноге, как-то странно сложив руки за спиной. Примерно так делали в нелюбимых мной программах о йоге, что по утрам субботы шли по телевизору дома, где люди гнулись во все стороны, будто их слепили из резины (папа звал их шарлатанами, жрущими трудно нам достающиеся деньги, а мама восхищалась их фигурами, хотя сама была в тысячи тысяч раз лучше и красивее каждого из них по отдельности и всех взятых вместе). Лиз почему-то ни у кого не вызвала ни зависти, ни ненависти, и все были как-то взволнованы и тут же позвали Жабу. Тот послал Тима, Алису и Була за медсестрой, которая была где-то в своем кабинете. Когда та пришла и увидела, что происходит, доброе ее лицо сделалось строгим, как у учителя, она внимательно осмотрела Лиз и попыталась с ней поговорить, чего до нее не решался сделать никто. Все остальные встали полукругом у медсестры за спиной и чуть дыша наблюдали за ней и Лиз. - Лиз, милая, зачем ты пришла сюда? – Спросила медсестра и протянула к ней руку. Глупый, по-моему вопрос, может, ей просто захотелось и все. Когда кто-то пьет или ест, его же не спрашивают, зачем он это делает. Но Лиз в ответ молчала. Наверное, человеку, не знавшему, что это живая девочка, могло показаться, что перед ним стоит мраморная статуэтка в легкой летней ночнушке, подол которой колыхался от сквозняка, змеями ползущего по полу. Как только рука медсестры оказалась на расстоянии сантиметров трех от рук Лиз, правая рука «статуэтки» как-то странно вывернулась и схватила руку медсестры, так что та аж прыгнула, а вместе с ней и мы все одновременно вздрогнули. Медсестра аккуратно отцепила тонкие пальцы Лиз от своего запястья, и рука девочки медленно вернулась в старое положение. - Сходите кто-нибудь за санитарами, так просто мы ее не доведем до кабинета, - попросила медсестра, повернувшись к нам. Никто сначала не шелохнулся, но как только я собрался сделать шаг к двери, быстро к ней направился Бул. Я, как и всегда в последнее время, решил увязаться за ним. Мы молчали. Я хотел по началу спросить «Что случилось?», но решил, что момент не лучший и надо будет подождать или завтрака, на который ушли все кроме нас, или прогулки. Мы позвали двоих людей, о чем-то говоривших в кабинете, и они вышли к нам с таким видом, будто ежеминутно идут на такие дела. Кажется, на столе перед ними лежала колода карт, но разглядеть я ничего не успел. Мы снова поднялись наверх, санитары почти побежали вперед нас, и к тому времени, как мы добрели до комнаты, они уже выносили Лиз, которая так и оставалась в своей странной позе. Медсестра пошла за ними следом, а Жаба сказал, чтобы мы скорее одевались и спускались, не то не успеем. Первой оделась Крис и тут же потребовала, чтобы ее отнесли вниз. Бул этого сделать не мог, как и Алиса, а Тим взял шефство уже над двумя детьми – Максом и Полли, обоих надо было одеть и довести до низа. Оставался опять я. Конечно, ко мне она и привязалась. Что сделать, отказать-то у меня все равно бы не вышло. Я оделся поскорее и подошел к ней. Через пару секунд на мои плечи снова взвалилась вся тяжесть Крис, которая-по-моему, была даже выше меня. Уже гораздо аккуратнее, чем в тот злополучный раз, когда так невовремя появился Там, я отнес ее, посадил в коляску и усталым вернулся в комнату. Все уже были готовы, Тим выводил детей, а я Пошел вместе с Булом и Алисой чуть позади них. Судя по звукам с первого этажа, многие уже закончили есть и поднимались в классы. Мы почти бегом слетели вниз, но столовая уже закрывалась, и из нее выезжала недовольная Крис – видно, ей ничего не досталось. Уже совершенно утомленный беготней я поднялся наверх, сообщив Булу о том, что мы опоздали. Когда в классе мы писали число, это было 8 октября, я вдруг вспомнил, что сегодня мой день рождения. Раньше мама будила меня утром, и уже где-то на столе стояли маленькие подарки для меня, совершенные мелочи, которые я мог случайно увидеть в магазине и даже какое-то время клянчить у родителей, но они не поддавались. Мелкие игрушки, конфеты, красивые карандаши, втечение всего дня я находил все это в самых неожиданных местах: в шкафу, под кухонным столом, на скамейке в саду у стены… Но вечером я всегда получал главный подарок: особенно большой и желанный. В том году мне подарили огромный вертолет на пульте управления. Я играл с ним всю зиму, просто дня без него почти не мог прожить, а по весне мы с папой отправились запускать его в какой-то парк. Там был небольшой прудик, и вертолет мой мы запускали прямо на берегу, иногда распугивая только прилетевших уток, направляя его почти прямо в них. Все это было до жути смешно, но внезапно что-то пошло не так, то ли пульт сломался, то ли сам вертолет, но его закрутило и унесло почти в самый центр пруда, где он, наверное, до сих пор и покоится. Я вспомнил об этом, но маленькую грусть от потерянной дорогой мне вещи мне совершенно затмила радость от сегодняшнего события в целом. Папа, конечно, может и не сможет везде пораскладывать маленькие подарки (их же наверняка растащат другие дети, которые не знают, что это мне), но большой-то подарок точно будет, я просто в этом уверен. Прошли уроки, и я все представлял, как сюда подъедет мой папа, как я к нему подбегу, как он посадит меня непременно на переднее сиденье, как я позову с собой Була, а дома к нам присоединится Роз, как мы втроем поедем домой, где будет настоящий праздник, с тортами, с жаренной курицей, которую я тоже очень любил, особенно мамину, с пиццей… Мы вчетвером наедимся так, что сидеть будет тяжело, а потом всю ночь будем смотреть наши любимые фильмы, и вообще все будет хорошо… Когда мы гуляли, я все трендел Булу про свой день рождения, который слушал все это и просто молчал. Не смеялся на веселых моментах, не переживал вместе со мной из-за вертолета… Я даже немного обиделся, хотя меня не покидала уверенность, что все будет так, как я представлял. Начался обед. После мы пошли на групповые занятия – новая методика, как объявил нам директор Уинстон, где мы пели какие-то песни и играли в игры. Я даже поменял свой «сценарий» в голове, думал, вот сейчас сюда занесут мой именинный торт, на случай если папа не приедет, мне передадут от него подарок, все будут радоваться, что мне исполнилось уже 12 лет, все вдруг станут веселыми, а не как сейчас, когда кто-то сидит и молчит, как Макс из нашей палаты, кто-то пытается уйти и что-то поделать… В общем, все будет хорошо. Групповые занятия закончились, мы поужинали и снова вышли гулять, а я все смотрел и смотрел на дорогу, пытался уловить хоть какие-то шумы, напоминавшие двигатель. Вокруг меня не было ничего, кроме звона голосов, сквозь который иногда прорывался хруст высушенных последними теплыми лучами солнца. Я стоял у ограды и все ждал чего-то. Погода была теплой для уже разошедшейся осени, которая в этом году будто не решалась удалить по земле ледяными дождями, переходящими в снег. На небе едва виднелись недостижимо-высокие облака, чуть заметные, а само небо синело, готовясь принять чернила ночи. Я стоял и стоял у ограды, вдруг вспомнил, как нашел тут недавно сигареты. Взгляд мой был направлен в никуда, я почти не двигался, в точности как Лиз утром, а выдавали меня только мурашки от порывов ветра. Я услышал собачий лай где-то, казалось, неподалеку. - Эй, - совсем близко раздался голос, - Прости, что никак не могла до тебя добраться, то времени не было, то возможности… У меня мать все не знает, куда деться, ну и таскаемся по всяким злачным местам. Наверное, сейчас это был для меня лучший подарок, что только можно выдумать, милая Роз, как хорошо, что ты тут. Если бы не решетка, я бы так и кинулся к ней и обнял из-за всех сил, но я никак не мог. Я стоял и смотрел на нее, а она на меня, и слов для разговора ни у кого из нас не находилось. Да и к черту их, у нас был выстроен прекрасный диалог взглядами. У ее ног все крутилась Три Шестерки, которая все поскуливала из-за того, что хозяйка не хотела ни кинуть ей палку, ни потрепать по голове. - Спасибо, что еще помнишь меня, - наконец сказал я. - Да куда уж тут забыть, нас с этим пожаром до сих пор донимают. - Они сказали, что это я виноват, - от этого мне стало как-то не по себе. - Ты что, слушаешь всех, кто тебе что-то говорит? Будешь продолжать в том же духе – с ума сойдешь. - Не смешно, - вымученно улыбнулся я и заметил, как щеки у нее зарделись мягким, как этот вечер, румянцем. - Прости, не подумала, - она посмотрела на Три Шестерки и наконец подобрала с мягкой земли какую-то палку. Собака в нетерпении виляла хвостом, а когда «игрушка» полетела, кинутая, наконец, куда-то в кусты неподалеку, рванула с места и ракетой в четыре прыжка оказалась у этих самых кустов. - Чего у тебя тут интересного? – Она все оглядывала бесцельно бродящих детей на моей стороне, которые даже не видели нас. Или не хотели видеть, что было в миллион раз лучше. - Да так, дают какие-то таблетки, проводят занятия, кормят все какой-то дрянью. – Конечно, мне хотелось рассказать ей о том, что тут я совсем никому не нужен, но решил, что не стоит. А то начнет еще говорить, что я не могу один жить. А я возьму и смогу, это не я им не нужен, а они не нужны мне. Совсем. Я бы просто переубивал каждого из них, мне все равно. Только вот Бул… В нем хоть какие-то капли внимания ко мне были. Его бы я не трогал. Жаба вышел в центр двора и звал всех, чтобы отправить кого-то мыться, а кого-то уже готовиться ко сну. Мылись мы комнатами, раз в неделю, по вторникам. Наша очередь была третьей, по порядку комнат. Ванные были на самом верху, напротив двери с бабкой-охранником и выходом на крышу. В ванные заходили по четверо, сначала девочки, затем мальчики. На мытье давалось по пятнадцать минут, чтобы за один вечер чистыми стали все. Так и сегодня. Вода была слишком горячей, но мне пришлось туда лезть, терпя неприятнейшую боль от проникающего в каждую клеточку тела кипятка. Если бы я не зашел в воду сразу, я бы потерял много времени, которого и так не хватало. Прошла медсестра и налила каждому на ладони немного шампуня. Она никогда не выходила и не отворачивалась, чего я жутко по началу стеснялся, но сейчас привык, как и ко всему тут. Все почти синхронно начали мылить волосы шампунем, который ну никак не пенился. Я с трудом смог вымыть голову, не забыв оставить пены, которой итак почти не было, на плечи и подмышки. В воде руками я попытался растереть и остальное тело, что было бесполезно: в сравнении с клочками белоснежной, плавающей вокруг меня пены, вода и сама ванна выглядели коричневыми, как глина, и мне казалось, что без разницы, моюсь я или нет, грязным я буду в любом случае. Но вот, наше время вышло, мы повылазили из ванн, нам раздали полотенца. После мы оделись и вернулись в комнату. Было не очень поздно, спать вряд ли кому-то хотелось, но все чинно разлеглись по своим местам, даже Бул, который вообще редко приходил в комнату до того, как я лягу спать. Мы все лежали, за окном темнело с такой скоростью, что я не успел и глазом моргнуть, как все оно было усыпано звездами. Кто-то уже сопел, а я все думал, как папа и все остальные могли так меня кинуть. Под одеялом сжимались мои кулаки, казалось, дышал я из-за собственной ярости громче всех. И звезды бесили меня еще больше своим сиянием, и сдерживаться я больше не мог. Я несколько раз еле слышно стукнул кулаком по матрасу, ногти мои, наверное, уже до крови впились мне в ладонь. От досады я даже губу закусил, весь мой гнев разлился чем-то горячим, как вода в ванной, по телу, от плеч к ногам и назад, и после это тепло сконцентрировалось в моих глазах, из которых полились горячие слезы, как от них только пар не шел и окна не потели, и полились они с такой силой, что уже секунд через тридцать мне пришлось перевернуть подушку на сухую сторону. Нос моментально заложило, и каждый раз, когда я глотал слюну, неприятно закладывало уши. - Ненавижу, ненавижу, ненавижу, чтобы вы все сдохли, - одними губами произносил я эти слова, как мантру, как молитву. Я же не знал, что частично мое желание было исполнено. Авансом, наперед. - Успокойся уже, - шикнул на меня Бул. «Он что, все слышал? – Подумал я и действительно замолк, и слезы литься перестали. – А остальные? Что они скажут по этому поводу завтра? Они меня окончательно затравят, я больше не хочу…» Еще долгие минуты,а, может, часы, я лежал в полной тишине, боясь даже двинуться, и даже не заметил, как забылся беспокойным сном без сновидений.