«Иногда хватает мгновения, чтобы забыть жизнь, а иногда не хватает жизни, чтобы забыть мгновение.» © Джим Моррисон
***
Сняв очки, Гидеон устало трёт глаза. Он больше трёх часов к ряду просматривает видео с ноутбука Монти. Начал на месте, но, оценив масштаб работы, переместился в участок, и теперь сидит в кабинете, где прежде они работали всей командой. Сейчас он тут один. Кроме него в участке сейчас только Блейк. Остальные либо в больнице с жертвами, либо всё ещё работают на месте перестрелки. И хотя Монти мёртв, улики надо собрать, как положено. Вот и Гидеон их собирает. Монти много чего снимал. Но больше в подростковом возрасте, и очень редко самого себя. За последние полтора года стало наоборот. Гидеон постепенно узнаёт об этом, смотря видео в обратном порядке: сначала — последние годы, потом — школьные годы. Для полноты картины мира, в которой жил де ла Круз, необходимо изучить всё, и, может быть, какой-нибудь Дэвид Росси однажды напишет его историю. Подумав так, Гидеон морщится. Росси, конечно, был и остаётся его другом, но тот заработал миллионы, прославляя на весь мир серийных убийц, а это уж точно не может вызвать уважение у агента ФБР, который почти каждый день видит таких же, как Банди, Дамер, Мэнсон и другие. У Росси были благие намерения, но, как известно, ими и выложена дорога в ад. Когда в кабинет заходит Блейк с двумя стаканчиками кофе, Гидеон благодарно улыбается ей, принимая один. Алекс садится рядом, бросив быстрый взгляд на монитор ноутбука. Некоторое время назад она сообщила Фоули, что Монти больше нет. По долгу службы ей много раз приходилось это делать, но каждый раз видя убитого горем близкого умершему человека, от её души словно частичка откалывалась. К этому невозможно привыкнуть. — Ещё смотришь? — Да. Осталось достаточно. В основном записи из школьного периода. В который раз убеждаюсь, насколько подростки могут быть жестоки. — Тебя это удивляет? Ведь большинство из них социопаты. Я давно оставила надежды на проявление эмпатии с их стороны. — Я не удивляюсь, Алекс. Меня это пугает. Ежегодно тысячи парней и девушек от тринадцати до девятнадцати лет кончают жизнь самоубийством. В основном из-за того, что их травят одноклассники, коллеги по команде, даже друзья. Эти видео… сосредоточение всего ужаса, который ожидает каждого подростка в любом уголке мира. Иногда мы сочувствуем субъектам, потому что их жизнь была наполнена страданиями, с которыми очень тяжело справиться даже с профессиональной помощью. Конечно, мы не умоляем ценностей жизни их жертв и ни в коем случае не оправдываем жестокости по отношению к ним. Мы всегда говорим, что огромную роль в формировании психопатологии играет окружение, семья в первую очередь. Случай с де ла Крузом как раз тот самый. Но в отличии от большинства наших дел, при расследовании которых мы не можем привлечь к ответственности тех, кто поспособствовал появлению серийного убийцы, тут всё иначе. Мы произведём арест, Алекс. — Ты нашёл улики? — Да. И предостаточно. Глотнув кофе, Гидеон снова приступает к просмотру видео. Работу необходимо доделать до конца. Алекс же принимается убирать материалы расследования, которые больше не понадобятся. Жаль, что всё так закончилось. В это время в участок возвращается Джессика. На пути к комнате допроса, где находится Джастин, её останавливает один полицейский. Какую-то глупость спрашивает, Джессика на автомате что-то отвечает, но мыслями она уже рядом с Фоули. Постучавшись в комнату для допроса, она распахивает дверь, не дожидаясь разрешения, и замирает на пороге, увидев, что Джастин рыдает навзрыд: он уже знает. Когда человек рыдает от горя, пронзившего насквозь душу, это всегда видно. Аарон бросается ей наперерез, желая защитить клиента от нежелательных встреч с полицейскими, детективами, агентами ФБР. Он по себе знал, что работники правоохранительных органов ещё раз прицельно захотят допросить Джастина, потому как преступник мёртв, а для отчётов нужно написать как можно больше. Так как Фоули был очень близок с Монти, логично предположить, что он знает сверх того, что рассказал ранее. — Сейчас не время, — говорит он, встав перед Джессикой. — Я не ради вопросов здесь, адвокат. Я… Джастин… Растерянно глядя на бывшего возлюбленного, Джессика делает шаг вперёд, но упирается животом в ладонь Хотчнера и отступает обратно. — Думаю, нам обоим лучше побыть за дверью и дать мистеру Фоули побыть наедине. Бросив многозначительный взгляд на Дэвис, Аарон легонько оттесняет её назад, когда сзади раздаётся дрожащий голос Джастина: — П-пусть… п-пусть… оста… Пусть останется… Сочувственно глянув на него, Аарон молча кивает и выходит из комнаты для допроса, а Фоули и Дэвис остаются наедине. Последняя медленно подходит к нему и, присев на краешек стола, неловко тянется к его рукам, накрывая их своими и нежно поглаживая в попытке поддержать и успокоить. Джастин не сдерживает своих чувств. Просто не может. У него пустота в груди. Прямо сейчас кто-то жестокий беспощадно рвёт его душу, сжигает её клоками, которые сильнее всего пропитаны любовью к Монти, сотканы из греющих сердце воспоминаний, необязательно хороших, просто связанных с любимым. Они не истлеют, не исчезнут. Даже гореть не перестанут ещё долгое время, постоянно причиняя такую боль, что иногда даже самое лёгкое, почти незаметное движение тела способно парализовать на минуты, часы, дни… Сначала чаще, со временем — реже, но едва ли наступит момент, когда сердце перестанет щемить при упоминании имени любимого, при взгляде на фото, во время прогулки по местам, где были вместе, при разбирании его вещей, раньше разбросанных по их общему дому, а теперь сложенных в коробки и снесённых в гараж. Легче станет, но до конца никогда не удастся избавиться от боли из-за потери близкого человека. Плечи Джастина дрожат, и Джессика обнимает его, зная, что не сможет облегчить его страдания. Но от того, что кто-то рядом, спокойнее становится. Можно быть свободным в эмоциях, не боясь, что в этот момент, когда сердце расколото на тысячи кусочков, кто угодно может воспользоваться твоей уязвимостью и вонзить нож в спину. Ложное чувство безопасности, которое, как воздух необходимо, когда тот, кто дарил реальное, уже не может. Никто не знает, что нужно говорить в таких случаях, кроме дежурных фраз, которые настолько часто срываются с уст миллионов людей в мире каждую секунду и теперь кажутся больше лицемерными, чем сочувственными. Поэтому Джессика молча продолжает сжимать Джастина в своих объятьях, зная, что это лучшее из того, что она может сейчас сделать для него.***
«Смерть завершает жизнь, но не отношения»
© Митч Элбом
***
Идея позволить Алише и Хадиже поговорить не нравится ни Риду, ни Эмили, но они всё же разрешают им встретиться. Алиша, в сопровождении Спенсера приходит к палате Рашид. Девушка останавливается у двери, словно собираясь с мыслями. У них будет не так много времени, ведь родители Хадижи уже здесь. Они бы и секунды не промедлили, пришли бы сразу к своей дорогой девочке, но Эмили отводит их в тихое место, чтобы немного рассказать о её теперешнем психологическом состоянии и дать совет, как поступить дальше. — Алиша? — зовёт Спенсер, заставляя девушку вздрогнуть. Мысленно она уже внутри палаты стоит, словно парализованная, и не может ни слова вымолвить. Она врала Хадиже, когда они были в плену, и сейчас ей тоже придётся. Как тогда, так теперь это будет только ради того, чтобы защитить её. Хотя, может, то была и будет не совсем ложь: она сама прошла через то же самое и обрела лучшую жизнь. Возможно, Хадиже тоже бы повезло. — Можете открыть дверь? Кивнув, Рид опускает ручку и толкает её от себя, придерживает отворившуюся дверь, пропуская девушку внутрь палаты. Увидев Алишу, Хадижа тут же вскакивает с кровати и бросается её обнимать. Её объятья так крепки, словно они не виделись год. Если бы её мозг не блокировал плохие воспоминания о её плене, она вела бы себя по-другому. Алиша дёргает плечами, подумав об этом. Тогда она высвобождается из её объятий и усаживает на кровать, бросив умоляющий взгляд на Спенсера оставить их наедине. Поглядев на сияющее лицо Хадижи, он кивает и выходит из палаты, но оставляет дверь чуть-чуть приоткрытой, чтобы можно было услышать, о чём говорят внутри, и сам останавливается возле этой щели, прислонившись спиной к стеклу, прикрытому жалюзи. — Этот агент такой красивый, правда? Хихикнув, Хадижа мечтательно закатывает глаза в потолок. Мысленно согласившись с ней, Алиша берёт её за руку, крепко сжимая, и, опустив взгляд, тихо произносит: — Я должна кое-что тебе сказать. — Что?.. Лицо Хадижи приобретает испуганное выражение. Её воспоминания блокированы, но, подсознательно помня произошедшее, тело отвечает на слова Алиши тревогой. — Э… это про Монти. Его нет. — Отвезли в другую больницу? — Нет. — Он прячется? Алиша тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Не так наивна Хадижа, как сейчас предстаёт перед ней, она знает. Успела немного понять, какая она за те несколько часов, что провела с ней. Сейчас она лишь ребёнок, что сидит внутри у каждого, ангел-хранитель для своего разума, помогающий не сойти с ума от ужасов окружающей реальности. — Да. Его Аллах спрятал в раю. Там ему будет лучше. Глаза Хадижи наполняются слезами. Понимание того, что произошло отражается в её взгляде, и она смотрит вниз на свои руки и произносит: — В Джаннате, значит. Все мы принадлежим Аллаху и к Нему мы будем возвращены. А ты? Как же ты?.. Удивлённо смотря на неё, Алиша отмечает про себя, что она приняла новость лучше, чем могло быть при её эмоциональном состоянии. — Я в порядке. Мне помогли женщина и тот агент, которого ты назвала симпатичным. Они… не хотели, чтобы мы говорили. — Почему? — Боялись, что я тебя сильно расстрою. Особенно доктор Рид переживал. — Он милый. — Да, очень милый. Ты же знаешь, что они… психологи. — Да, Спенсер говорил об этом. Ой!.. — Хадижа прикрывает губы рукой, словно сказала что-то ужасное. — Аллах покарает меня… Клянусь, покарает! — Нет, нет, послушай… — легонько встряхнув её, Алиша продолжает: — Всё хорошо, Аллах простит тебя. А меня… может, и меня простит. Тогда, когда мы встретились впервые… ты плакала… — Да, но я тогда была… — Я с тобой не была честна. То есть, не совсем была честна. Я сказала тогда, что тебе не грозит опасность… — Нет, не говори, — паника появляется во взгляде Хадижи. — Не надо! — Я должна… Ты должна знать правду. Вернее, ты её знаешь, но не хочешь признавать. Я сказала тебе тогда, что Монти хороший, что он не причинит тебе вреда. Для меня он и правда был таким, — глаза Алиши наполняются слезами. — Были и другие кроме тебя. Вот, — она разворачивает руки запястьями кверху, где у неё были застарелые, ещё не до конца зажившие порезы. — Он спас только меня. Мне жаль. Хадижа молчит. Её взгляд устремлён не на Алишу, а куда-то мимо. Спенсер, стоявший за дверью, обеспокоенно пытается рассмотреть, что происходит в палате через щёлку, которую оставил, но не может, иначе его стало бы видно. Не сумев сдержать слёз, Алиша поспешно их утирает, но они текут всё новыми потоками. Сожаления из-за лжи Хадижи, глубокая печаль от смерти Монти, жалость к себе — все эти чувства в раз охватывают её и душат не отпуская. Ей физически становится тяжело дышать, словно кто-то сдавливает руками её горло. Можно ли умереть от удушения чувствами? Алиша не знает, но она видела, как эти самые чувства каждый день отрывали кусочки от души Монти, оставляя то лохмотья, то вовсе пустоту. А ни для кого не секрет, что появляется обычно на месте пустоты — тьма. — Ты лгала мне. Алиша не уверена, утверждает Хадижа или спрашивает, поэтому всё же даёт ответ, посчитав, что молчание сейчас будет слишком тяжёлым для Хадижи в этой успевшей застояться тишине. — Не со зла. Ты сошла бы с ума, ожидая конца. А так у тебя была надежда. — И что толку было бы от этой надежды?! — Спокойствие. Оно делает худшие дни терпимыми. Прости, я искренне думала, что для тебя это будет лучше. Хадижа хочет что-то ответить, но, видимо, передумывает, потому её губы резко смыкаются, и она поджимает их, что придаёт её лицу раздражённый вид. В конечном итоге, Хадижа не знает, как бы ей было лучше, да и тут вопрос в другом: может ли она доверять Алише? Ещё некоторое время назад она была уверена, что да. А теперь… что было, то было ложью… Алиша понимает, что теперь Хадиже нужно время, чтобы привести мысли в порядок. Может, тогда она сможет её простить. — Мне уже пора, — вставая, говорит Алиша. — Агент Рид разрешил мне побыть с тобой совсем чуть-чуть, потому что тебе надо отдыхать. И мне вообще-то тоже. Может, позже ещё поговорим? — молчание. Тогда Алиша, словно успокаивая себя, утверждает: — Может, позже ещё поговорим. Хадижа продолжает отмалчиваться. Впрочем, так даже лучше. По крайней мере, Алиша может надеяться, что они смогут ещё поговорить. Вместе они провели не так много времени, но связь между ними уже образовалась. Так кажется Алише, ведь они успели рассказать друг другу почти всю свою жизнь. Вообще-то, только Хадижа успела. Она говорила без умолку, и Алиша всё время просила её быть тише, чтобы Монти не раздражался, слыша там внизу гул. Наверное, поэтому мысль о том, что Хадижа больше с ней не заговорит, так сильно ранит: ей кажется, словно они всю жизнь провели в том здании. Словно всегда втроём жили. Словно никто и никогда не должен был умереть. Покидая палату, Алиша натыкается на Спенсера. Тот неловко отскакивает в сторону, провоцируя боль в руке, чтобы дать ей больше места. Она расстроена. Несильно хлопнув дверью, Алиша прислоняется к ней спиной, приподняв голову кверху в попытке заставить себя удержать слезу, но, похоже, ей это неподвластно. Боль разрывает её изнутри. Этот разговор с Хадижей оставляет ещё одну рану на её почти мёртвом от них сердце. Но так правильно, так нужно… — Кхм… проводить вас до палаты? — произносит Спенсер. — Я сама. Он кивает, позволяя Алише уйти одной, хотя и знает, что не должен. После такого трудного разговора поддержка необходима обеим девушкам. Понадеявшись, что Алишу у палаты будет ожидать Эмили, Спенсер, постучавшись и не услышав ответа, заглядывает к Хадиже, обнаружив девушку, шагающей по палате взад-вперёд. А она и не замечает, что тут ещё кто-то есть. Нервничает, раздражена, но истерики нет. Страхи Спенсера, что у неё будет срыв, пока не оправдываются. Возможно, она всё ещё находится в отрицании. — Мисс Рашид… Девушка моментально останавливается и задерживает на агенте пустой взгляд, который очень быстро сменяется более осознанным. Она слабо улыбается уголками губ и произносит: — Хадижа, пожалуйста, — её голос сдавлен, словно в горле засел ком, который мешает ей говорить. — Вы слышали… она… Не договорив, девушка прикрывает рот ладонью. По её щекам теперь текут слёзы. Не найдя ничего лучше, что бы он мог сделать в этой ситуации, Спенсер приближается к Хадиже, неловко приобнимая, чтобы успокоить. Девушка, вопреки его опасениям, не вырывается из объятий с криками, а наоборот с силой прижимается, вцепившись пальцами в его рубашку, словно без этого клочка ткани она упадёт на дно эмоциональной ямы, к краю которой её, сама того не желая, подтолкнула Алиша. А к этому моменту Эмили уже провела беседу с родителями Хадижи, но, по-видимому, не смогла убедить, что их дочери необходим курс терапии. И хотя она была излишне настойчива, Саид резким тоном чётко обозначает свою позицию: — Аллах ей поможет, — говорит он, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Молитвы. Когда мы читаем Коран, к нам приходят просветление, душевное спокойствие. И больше ничего не нужно праведному мусульманину. Эмили в корне с этим не согласна, но она предпочитает не вступать в полемику, хотя и замечает сомнение во взгляде мамы Хадижи. И это хороший знак. Возможно, она попытается убедить бывшего мужа, что одно не помешает другому. А может и нет. Перед глазами мелькает образ Алиши, идущей к своей палате. Это тоже хорошо. Родителям Хадижи лучше с ней не встречаться, по крайней мере до того, как они поговорят с дочерью. Погруженная в свои мысли, Эмили забывает постучаться, прежде чем зайти в палату, поэтому входит без предупреждения, но замирает на пороге, инстинктивно придерживая дверь, не давая зайти родителям, потому что иначе можно было бы ожидать скандала: Хадижа, платок которой сполз на плечи, обнимает постороннего мужчину. Большой грех, даже несмотря на то, что тот мужчина является агентом ФБР. Саид бы не спустил подобное на тормозах. Благо, когда он и Жади всё же проникают в палату, их дочь и Рид находятся на расстоянии, дозволенном в рамках приличия, продиктованных религией, и всё равно Саид окидывает их обоих недовольным взглядом. Но улыбка появляется на его лице, когда Хадижа подбегает к ему и Жади с радостными выкриками «папа» и «мама». Оба родителя одновременно принимаются обнимать дочь, а она в ответ обнимает их. Решив не мешать семейному воссоединению, Эмили жестом показывает Спенсеру, что им пора, и выходит из палаты, останавливаясь на некотором расстоянии от неё. Вместе с ней останавливается и Рид, который шёл вслед за ней. — Эмили? — Как Хадижа? Их разговор с Алишей прошёл из рук вон плохо? — Хм… Нет, я не сказал бы так. Хадижа чувствует себя преданной. И одинокой, а от того потерянной. Родители помогут ей оправиться от ударов судьбы, свалившиеся на неё в такой короткий срок. — Не знаю, не уверена. Саид очень любит дочь, но, боюсь, он не способен понять, что Хадижа не будет в порядке, если они положатся лишь на волю Аллаха. Я сказала, что его дочери нужен психолог, но он лишь отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Хотя, его бывшая жена внимала каждому слову. Мне показалось, что между ними сохранилась какая-то близость, поэтому, может, убедит Саида хотя бы попытаться. — Или лучше не будем надеяться на случай. Я думаю, Саид, в силу своих консервативных взглядов, взращённых в нём мусульманской общиной, внутри которой он провёл большую часть своей жизни, не воспринимает слова женщины, как что-то значимое, к чему нужно прислушиваться. Другое дело, если бы прибегнуть к помощи психолога предложил кто-то старше и мудрее его. Арабы с почтением относятся к старикам, даже если они не являются старейшинами конкретно их семьи. В Хадисе 2022 Сунана ат-Тирмизи сказано: «Если молодой человек будет относиться с почтением к пожилому человеку только из-за его возраста, то Всевышний Аллах пошлёт ему того, кто будет относиться к нему с почтением, когда он достигнет преклонного возраста». Он послушает, если о необходимости посещения Хадижей психолога ему скажет Гидеон. Не уверенная в истинности слов Спенсера, Эмили всё равно соглашается с ним, ведь попытаться однозначно стоит, даже если попытка не принесёт желаемого результата. Неловко прикоснувшись к повреждённой руке Рида, она обеспокоено спрашивает его, болит ли, а тот отвечает, что нет, но оба прекрасно знают, что он врёт. — Не надо. Снисходительный взгляд Эмили вызывает у Спенсера неприятное ощущение. Так не смотрят на мужчину, которого выбирают в партнёры по жизни. — Спенсер… Решив, что в этом не будет ничего предосудительного, Эмили нежно гладит Рида по плечу, будто стремясь посредством прикосновения там унять боль на уровне кисти, а потом вдруг обнимает его, прислонившись щекой к его щеке. Лёгкий ненавязчивый запах, отдающий свежестью морского бриза, резко ударяет ей в нос, отчего немного голова идёт кругом. Её губы горят желанием прикоснуться к его коже, но она сдерживает себя, прикусив их. Пока нельзя. — Нам надо ехать в участок, наверное, — хриплым голосом говорит Спенсер. Услышав это, Эмили довольно усмехается — он тоже давит в себе желание. Она слышит по голосу. Отстранившись от своего парня, Прентис дарит ему улыбку. Им действительно пора. Пусть Монти больше нет, но он не единственный монстр, которого нужно остановить. Правда, оставлять одну Алишу тоже не хочется. Решив, что Спенсер должен остаться с ней, пока его не сменит Дженнифер, Прентис уезжает в участок, не забыв попрощаться с девушкой. Та безучастна, и, можно подумать, что ей наплевать на отъезд Эмили, но это событие несколько расстраивает её, ведь как бы она не старалась держаться стойко, от Спенсера, наблюдавшего за ней, не укрывается, что её глаза ещё больше наполняются грустью. Она знает, что совсем скоро останется одна, как прежде. Это уже происходит: от неё все уходят, ведь она никому не нужна в этом мире. *** — …не хочу об этом говорить. Лёжа в объятьях матери, Хадижа нервно обдирает кожу по краю большого пальца левой руки. После разговора с Алишей ей совсем не хочется обсуждать случившееся. Она боится, что, вспоминая об этом, будет воспринимать те события по-другому. Но Хадижа уже смотрит на них не так, как раньше, и ей больно. С Алишей у них как-то сразу образовалась связь, подобно той, что бывает у сестёр. Необъяснимо, конечно, но, возможно, так случилось, потому что она всё время окружена многочисленными родственниками, немного сумасшедшими, но родными, которые, правда, не способны понять её. Ведь они не остались без материнской поддержки, когда так сильно нуждались в ней. С Раньей было не поговорить откровенно о том, что происходит внутри неё в один из сложных периодов жизни человека — взросления. Что значит быть взрослой, когда ты мусульманка? Как сохранить себя преданной Аллаху, когда учишься среди тех, кто исповедует другую религию? Как не сделать ошибок, способных разрушить её жизнь, опозорить семью? Чем дольше Хадижа оставалась вдали от Феса, отца, который часто был в разъездах, от семьи дяди Моххамеда, где она не могла бывать так долго, как хотелось бы, тем чаще чувствовала себя одинокой в большом чужом мире. И по большей части Жади тоже не было рядом. — Дядя Абдул предупреждал меня. Аллах послал ему дурной знак в день нашего вылета сюда. Зря я не послушал. Стоя у окна, Саид хмуро смотрит вдаль, скрестив руки на груди. Он счастлив, что Хадижа несильно пострадала, но и зол на себя за то, что допустил, чтобы это произошло. «Мы уедем отсюда так быстро, как только сможем!» — думает Саид, яростно сжимая ладонями свои собственные руки. Глядя на спину бывшего мужа, Жади видит, что он напряжён. Из-за чувства вины он не может дать дочери той любви и поддержки, в которой та сейчас нуждается. У него и смелости из-за этого нет, чтобы просто взглянуть на неё. Крепко сжав дочь в объятьях, Жади тихонько запевает колыбельную, которую часто пела Хадиже, когда та была совсем маленькой. Её голос тогда сливался со звуками, которыми были наполнены улицы Феса: днём всегда раздавался оживлённый говор торговцев, покупателей и даже туристов, а вечером — тихая музыка аль-уда и зурны, которую создавали уличные музыканты. Сейчас же ничто не мешает пению, но Хадижа всё равно слышит те знакомые, такие близкие сердцу, звучные переливы, которые можно услышать только в одном месте — у неё на родине. И руки Жади такие же нежные ласкают её плечи, перебирают волосы, что действует на девушку успокаивающе. Ей даже удаётся на время забыть о разговоре с Алишей. В памяти всплывают события совсем недавнего прошлого. Когда Монти привёз её в спа-салон, она пребывала в беспамятстве, хоть и была в сознании. Всё плыло перед глазами. Но первое, что она увидела, когда пришла в себя, оказалось лицо Алиши. Её руки осторожно касались лба Хадижи прохладной тряпкой, вытирая проступившую во время сна испарину. И попить она тоже дала. Хадижа была напугана, и Алиша рассказала, почему не нужно бояться, а уже через полчаса они сидели рядышком, слушая музыку, закаченную на плеер. То были популярные песни, подобные тем, что любили слушать её кузина Самира или подружки по школе. В Хадиже не проснулось особой любви к западной музыке, но то, что слушала Алиша, нашло отклик в её сердце. И хотя сейчас, лёжа в объятьях мамы, её охватывает приятное чувство, она понимает, что тогда рядом с девушкой, которую она видела впервые, ощущала себя так легко, свободно и хорошо, как никогда ранее в своей жизни, потому что встретила единственного человека, который прекрасно понимал её даже без слов. Но Алиша была не единственной. Десяти минут разговора со Спенсером хватило, чтобы вызвать не меньшую тихую радость от его присутствия рядом, но Хадижа только сейчас понимает, что ощущала себя не совсем так, как с Алишей. Собственные мысли пугают её, ведь вместо того, чтобы греться в объятьях родного любимого человека, как в лучах солнца, она стремится всем своим естеством ещё хотя бы раз увидеть его глаза, губы и слушать как они рассказывают что-то, чего она не может постичь в силу своего возраста. Ещё никогда прежде Хадиже не приходилось беспокоиться, как сильно она разгневала Аллаха, только позволив себе подумать о том, что считается грехом, но сейчас она действительно верит, будто гореть будет в геенне огненной. — Мама? — зовёт Хадижа. Жади перестаёт петь, а Саид, хотя дочь и не обращалась к нему, тоже оборачивается. Глядя на него, Хадижа прикусывает язык, передумав спрашивать о том, о чём хотела. Её сердце бьётся чаще, руки непроизвольно подрагивают, и Жади это чувствует, не понимая, почему её дочь так внезапно начала нервничать. — Что, моя принцесса? — Эм… — Хадижа закусывает губу, пытаясь быстро придумать что спросить, потому что если ничего не спрашивать, оба её родителя станут докучать вопросами, желая выяснить, что же всё-таки беспокоит их дочь. — Ты приехала сюда со своим мужем? Бросив быстрый взгляд на Саида, Жади крепче обнимает дочь и произносит: — Нет. Он остался в Рио. — А он приедет на праздник? — Какой праздник, Хадижа? — усталым голосом говорит Саид. — Как это? — нарочито удивлённый взгляд девушки устремлён на отца. — Вы не устроите праздник в честь того, что я… — её голос обрывается. Она боится произнести это вслух, поэтому произносит лишь следующее: — Слава Аллаху, что уберёг меня и вернул к вам. Я люблю вас. Услышав эти слова, Жади порывисто обнимает дочь и целует в макушку, повторяя «моя принцесса». Саид же подходит к кровати и, опустившись на корточки, нежно заключает руку дочери в свои ладони, целуя каждый пальчик. Его радость, его свет… И она навсегда останется его маленькой любимой девочкой. А Хадижу охватывает небывалый трепет, ведь в последний раз она так ощущала тепло своей семьи, когда была ещё совсем ребёнком. Беззаботное время… Жаль, что не суждено ему было длиться вечно. *** Когда Эмили возвращается в участок, там нет ни Аарона, ни Джастина. Последнего отпустили с бумагой о временном отстранении. Его показания записаны и переданы в дисциплинарную комиссию. Впрочем, Эмили не особо о нём беспокоится. Больше её волнует Хадижа. Первично с ней уже поговорил Спенсер, но она должна будет дать письменные показания обо всём, что случилось. Это нужно теперь больше для отчётности, чем дела. А вот то, что раскопал Гидеон, действительно будет полезно. И тут будут важны показания Алиши и других, кто был тесно связан с Монти. Вопреки ожиданиям, Джессика уже не так печальна и разбита, как в тот момент, когда Эмили видела её в последний раз. Ради Джастина ей пришлось собраться, а ради Ханны обхватить себя ежовыми рукавицами, помогая Гидеону работать быстрее и эффективнее. — Ты уверен, что мы сможем предъявить ему обвинения? — спрашивает Прентис, смотря видео, показываемое ей Гидеоном. Кроме неё, здесь и другие агенты: Блейк, которая уже смотрела большую часть видео, сидит в отдалении, придерживая голову рукой, Элвес и Морган стоят позади Гидеона и Эмили, с отвращением глядя на происходящее на экране ноутбука. Джессика тоже здесь, но держится в отдалении. Даже слышать голоса с видео для неё сравнимо пытке. Хватит и того, что она помогла Гидеону разобрать текст и стенографировать его отдельно, чтобы не пришлось снова и снова смотреть этот ужас для лингвистического анализа, которым вскоре займётся Блейк. Занимаясь этим, она снова вспоминает трагические моменты из своего прошлого, ведь ей было пережито не меньше, чем теми девочками на видео. А там ещё и мальчики… Если бы Алиша видела, каким жестоким подростком был Монти, она бы тоже отвернулась от него. Но осквернять память человека, который для неё стал важен, по мнению Джессики, сравнимо поступку Иуды, потому что потерять веру во что-то хорошее порой бывает страшнее, чем это самое «хорошее». Древнегреческий поэт Хилон писал: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». Не все близкие хотят слышать чистейшую правду о своём почившем родственнике. — Срок давности ещё не истёк, — отвечает Гидеон. — Надо только грамотно сформулировать обоснование для выдвижения обвинений. Мы с Блейк займёмся этим. — Но ситуация неоднозначная. Он уже был осуждён по схожим обвинениям, — Эмили неопределённо разводит руками. — Только там были другие фигуранты. И мы их не сможем использовать, так как он уже получил за то свой приговор. Но проблема ещё и в том, что эти видео из прошлого. Сейчас активно продвигается идея, что он больше не тот, кем был раньше. Повзрослел и раскаялся в содеянном, стал лучше. Если мы пойдём против него с этим, — она кивает в сторону экрана, — то проиграем. — Хорошо, — сложив руки в замок, Гидеон обводит всех взглядом, словно ища козла отпущения. — Тогда мы сделаем всё по уму. Составим его профиль, а потом Гарсия покопается в его грязном белье. Профиль подскажет, где нужно искать. — Отлично. Дерек и Люк, — мужчины мгновенно обращают свои взоры на Эмили, — займитесь этим. Агенты согласно кивнули, и тогда Прентис поднялась, на ходу раздавая указания. Без дела никто не остаётся. Сама же Эмили собирается позвонить начальству и сказать, что команда задержится в Сакраменто. Для этого ей нужно покинуть кабинет, а ещё она хочет кофе, при этом логично подумав, что и другим он тоже понадобится. И, конечно, не тот, который можно было бы приготовить в участке. Мотивировав это тем, что ей одной не принести столько стаканчиков, Эмили приглашает Гидеона помочь. Мужчина не горит желанием, но ему необходимо размять ноги. И вот они уже находятся в ближайшей к участку забегаловке, ожидая заказ. Кроме кофе, они взяли на всех по полноценному обеду, решив, что это будет полезнее, чем продолжать сидеть всей компанией на кофеиновых стимуляторах. Пока Гидеон сидит за одним из столиков, Эмили на улице говорит по телефону. Их босс даёт добро на продолжение работы, хотя и не сильно был доволен таким поворотом событий. Новое дело ему придётся отдать другой команде. Вернувшись обратно в забегаловку, Эмили усаживается рядом с Гидеоном, потому что их заказ всё ещё не был готов. Впрочем, Прентис не сильно расстроена, ведь как раз она хотела поговорить, но по дороге не получилось — оказалось слишком шумно для ведения разговоров — а потом она звонила начальнику. Сейчас же, кажется, подходящее время. — Хадижа и Алиша пробудут в больнице минимум два дня, — говорит Прентис, смотря на коллегу. — Мы с Ридом решили, что официальные показания девочки могут дать, когда их выпишут. — Не считаю это разумным, но дело ваше. — Разве тебе неинтересно полностью собрать картину? — Сейчас другие приоритеты, Эмили. Монтгомери де ла Круз уже мёртв. А тот негодяй на свободе. — Что ж, тут ты прав. Но я надеюсь ты найдёшь час, чтобы поговорить с Саидом Рашидом. — Он просил об этом? — Нет. Я прошу тебя об этом, — Эмили закидывает ногу на ногу, бросив нервный взгляд на кассу. — Жертвы нападений нуждаются в психологической помощи, ведь так или иначе они пережили травму. Но Рашид отмахнулся от меня, когда я сказала ему о необходимости показать дочь психологам. Спенсер считает, что ты сможешь убедить его передумать. — Что ж, — Гидеон разводит руками, словно ему ничего не остаётся, как согласиться, — попробую. Наступает тишина. Ещё некоторое время они так и сидят, не говоря ни слова, пока наконец их заказ оказывается готов. Забрав его, оба агента возвращаются обратно в участок. За всё время, что они идут, Эмили задаёт лишь один вопрос: связывался ли кто-то с родственниками Монти? И Гидеон коротко отвечает то, что сообщила ему Джессика. Она обмолвилась, что этим займётся Фоули. Как-никак у него есть право. Печально. Он долгое время, пока встречался с Монти, мечтал однажды познакомиться с его семьёй. Только не с отцом. Сам Монти его ненавидел, потому что хорошего от него ничего не видел. Лишь побои и оскорбления. Ни мама Монти, ни его сестра, ни он сам и слезы не проронили, когда тот умер после пьяной драки под забором какого-то богом забытого бара. И справедливо, если де ла Круз-старший сейчас обитает в аду, хотя таких мерзавцев, как он, даже преисподней должно быть стыдно принимать. *** Перед тем, как войти в больницу, Джеро звонит домой. Ей жизненно необходимо поговорить со своими любимыми мальчиками. Разлука с ними всегда даётся ей тяжело. Но у них всё в порядке, а значит Дженнифер может продолжить свою работу. Найдя Алишу в палате, Джеро осторожно заходит к ней, не забыв постучать, прежде чем войти. Девушка будто и не замечает агента. Она лежит на кровати, свесив с неё все четыре конечности. Появление Джей-Джей не вызывает в Алише ничего, отчего той сначала кажется, будто девушка спит, но, заглянув ей в глаза, обнаруживает их открытыми. И выглядят они точно неживые. Присев на корточки, Джеро некоторое время просто смотрит на Алишу, пока взгляд той не становится осознанным. Тогда только Джей-Джей произносит: — Привет. Я Дженнифер Джеро. Но друзья зовут меня Джей-Джей. И ты тоже можешь. — Кто вы? — Агент. — Я говорила с агентами. — Знаю. И не собираюсь задавать те же вопросы, что задавали Эмили и Спенсер. Как ты? — А сказали, что не будете задавать те же вопросы. — Прости. Вздохнув, Джей-Джей опускает взгляд вниз, пытаясь придумать нейтральную тему для разговора, но почти ничего не приходит в голову. А молчать нельзя. Не для того Эмили послала её сюда. Тогда Джей-Джей достаёт из кармана пиджака запечатанный прозрачный пакет для улик, в котором лежит небольшой плеер с наушниками. После того, как агенты убедились, что на нём лишь музыка, Эмили разрешает вернуть его законной владелице. Увидев свой плеер, Алиша приподнимает голову, смотря то на него, то на Джей-Джей. Вытащив из пакета, женщина не торопится его отдавать. — Я кое-что принесла тебе. Вообще-то, это против правил, но мы решили, что можем сделать исключение. Возьми. И, протянув плеер с наушниками Алише, Джей-Джей по-доброму улыбается. С опаской взглянув на предложенные вещи, девушка не протягивает к ним руки. С одной стороны ей хочется взять, но с другой… Снова вспоминается тот день, когда Монти подарил его. И резкая боль, прервавшая дыхание, пронзает её грудь. Вздрогнув, она кладёт голову обратно на подушку, а по её щеке быстро стекает вниз одинокая слезинка. Увидев, что происходит с Алишей, Джей-Джей перестаёт улыбаться и, положив всё на прикроватную тумбочку, нагибается ближе и говорит: — Что случилось? Ты можешь сказать, а можешь и не говорить, всё в порядке, но по моему опыту было бы лучше не таить в себе чувства, а дать им выход, потому что иначе они будут копиться, копиться, и в один момент, внезапно, взорвут изнутри. А так… может, я смогу облегчить твою боль. — Я не готова. — И это тоже не страшно. Можно? Протянув руку к плечу Алиши, Джеро задерживает её, не прикасаясь, ведь ей пока не дают разрешение. Девушка провела в заточении около десяти месяцев и неизвестно, какие эмоции это у неё вызовет. Быть может, она испугается. Или разозлится. Или расстроится. Поэтому Джеро предпочитает всё же сначала получить разрешение. Но Алиша лишь неопределенно жмёт плечами, и этого Джей-Джей вполне хватает, чтобы принять неловкий жест за немое «да». Ободряюще коснувшись её, агент вновь улыбается одними уголками губ, а свободная ладонь накрывает скрещенные меж собой руки девушки, нежно гладя их. Джей-Джей не собирается докучать с вопросами, хотя и это было бы полезно как для самой Алиши, так и для дела. — Монти закачал много музыки, — внезапно произносит Алиша, шмыгая носом. — Разной. Многое из того, что там было, я бы никогда не стала слушать. Теперь они мне очень нравятся. Почему так?.. — Несмотря на то, что ты считаешь Монти своим другом, где-то глубоко в подсознании понимаешь, что всё происходящее было частичками паззла, название которому «травма». И тебе нужно было место, куда можно было бы сбежать. Убежище. Наушники вкупе с высокой громкостью способны создать иллюзию изоляции от внешнего мира. Твои мысли, как и ассоциативные связи, меняются в зависимости от смены композиции, позволяя на время забыть о реальности. И химические соединения, выделяющиеся при этом, оказывают успокаивающий эффект. И так каждый раз. В конце концов формируются нейронные связи, благодаря которым спокойствие, порождающее реальное ощущение безопасности, наступает быстрее. Замолчав, Джей-Джей тепло улыбается, вспоминая Рида. Если бы он сейчас был тут, то наверняка бы не поскупился объяснить процесс, глубоко вдаваясь в подробности. В этом весь Спенсер, и только за это его можно любить, хотя и не всегда возможно понять, о чём он говорит. Часто Джей-Джей ловит себя на мысли, что если они не видятся хоть раз в день, она не находит себе места, ища повод увидеть его или позвонить. Иногда она сама не замечает, как упорно ищет его глазами в комнате, полной людьми. — Значит, — Алиша смахивает слёзы с глаз, — мне сейчас необходимо погрузиться в тот мир, да?.. — Только ты сама знаешь, что тебе действительно нужно. Я лишь могу побеседовать с тобой о том, что тебя беспокоит, или просто побыть рядом. Но совсем не уйду. Ты сейчас слишком уязвима из-за всего, что пережила, и не должна оставаться одна. Я соглашусь с любым твоим решением, кроме этого. Кивнув, Алиша тянется рукой к плееру и берёт его, потом ещё некоторое время разматывает запутавшиеся провода. Справившись с ними, она ложится удобнее, заткнув уши. Первая попавшаяся мелодия моментально меняется на другую, а затем на третью, а затем и вовсе Алиша слышит ту, что всегда вызывала в Монти болезненную компульсию. И снова прокрутка. Наконец, девушка находит песню, к которой лежит сердце. Подложив ладонь под щёку, Алиша прикрывает глаза, в надежде, что так быстрее перенесётся мыслями подальше отсюда. Джей-Джей же садится на стул у окна и, отвернувшись, будто бы с интересом рассматривает улицу. Смотреть в упор на Алишу она не собирается. Зачем понапрасну смущать? Редкий день, когда кто-то, на кого обращён взор, чувствует себя комфортно. Проходит всего секунд тридцать, когда Алиша открывает глаза и, нарочито громко прочистив горло, протягивает руку к Джей-Джей, словно приглашая её вновь приблизиться. И Джеро понимает без слов, чего от неё хотят. Оказавшись рядом с кроватью, она хочет взять Алишу за руку, думая, что та протянула её для этого, но девушка не позволяет ей, а лишь вытаскивает один наушник и отдаёт его Дженнифер. Та благодарит одними губами и, приняв то, что ей дают, усаживается на пол, прислонившись спиной к прикроватной тумбочке. Теперь они вместе в одном мире и их окутывает…***
Sometimes when I think of her name Иногда, когда я вспоминаю ее имя, When it's only a game Даже если это все не по правде, And I need you Ты нужен мне. Listen to the words that you say Я ловлю каждое твое слово. It's getting harder to stay Я едва сдерживаюсь, чтобы не уйти прочь, When I see you Когда вижу тебя.