«Жизнь мертвых находится в памяти живых». © Маркус Туллий Цицерон
***
Два дня спустя… Джессика Дэвис ненавидит похороны. Это всегда означает, что кого-то больше нет в этом мире. Похороны Монти проходят так же, как и любые другие. Совсем немного кто сегодня здесь, чтобы проститься с ним: сама Джессика, Джастин, Алиша и ещё несколько человек. К удивлению Дэвис из семьи никто не приехал, хотя Фоули сказал, что сестра Монти обещала быть. Эстела де ла Круз работает в Нью-Йорке журналисткой. И она довольно успешна. Монти гордился ей, часто показывал Джастину статьи, когда они ещё были вместе, и говорил: «Это моя сестра написала!» Работая в «El Diario La Prensa», Эстела, похоже, смогла обрести счастье. И хотя с братом у неё никогда не было вражды или ненависти, связь они не поддерживали. И даже Джастину неизвестно почему. Священник произносит несколько слов о прощении и надеждах, что Монти окажется в раю. Затем с большим трудом прощается с бывшим возлюбленный Джастин, не может сдержать слёз, мешающих ему говорить. На помощь другу приходит Зак. Вопреки ожиданиям Джессики, он всё-таки прибыл попрощаться с Монти. Демпси берёт на себя задачу рассказать тем, кто из пришедших мало был знаком с де ла Крузем, каким он был в школе и на службе. Конечно, его рассказ субъективен, ведь основывается лишь на том, что осталось в его памяти, но для Алиши и того хватит. Монти не настолько много говорил ей о прошлом, разве что о той его части, что связана с Ханной, а сейчас у неё есть возможность узнать чуть больше, став ещё ближе к нему. Только вот из-за беспрестанно текущих слёз и всхлипов, изредка вырывающихся из её груди, она упускает несколько фрагментов тихой речи Демпси, расстраиваясь ещё сильнее. По обе стороны от неё стоят Дэвис и агент Джеро. Обе пытаются утешить девушку, хотя Джессике и самой, похоже, необходимо чьё-то утешение. Теперь она жалеет, что не позволила Иванне пойти вместе с ней. Извинившись, Дэвис, стыдясь, что покидает Алишу в такой тяжёлый момент, быстрым шагом спешит к одной из скамеек, расположенных на краю кладбища, и, достигая её, бессильно падает на мраморное сиденье. — …Я помню, как мы попали под обстрел в пустыне, — продолжает Зак, мельком глянув в сторону Джессики. — Даже разобрать нельзя было, откуда идёт пальба. Внезапное нападение. Я тогда подумал, что нам конец. Не впервые меня охватило тогда это чувство, нет. Так каждый раз, когда сталкиваешься с противником, — мужчина горько усмехается. — Монти предложил… Слова Демпси не доходят до Джессики. Вернее, их смысл. Знакомый голос плывёт по поверхности сознания, но сама женщина не здесь. Склонив голову над коленями, Дэвис накрывает её руками, медленно раскачиваясь вперёд-назад. Похороны — это всегда тяжело. На кладбище даже в самый погожий солнечный день неизменно пахнет сыростью и холодно до белых костяшек на пальцах. Вдыхая через раз, Джессика вбирает в себя слишком много воздуха и закашливается, буквально утыкаясь носом в колени, чтобы не помешать Заку произносить речь. — Джес, — до рези за грудиной знакомый голос звенит в ушах детектива. Её коленки охватывает мелкая дрожь, по спине пробегают несколько рядов мурашек. Зная, что это не может быть правдой, Джессика боится отнять голову от колен. — Джес! — теперь голос звучит более настойчиво. — Перестань прятаться. Всё уже случилось. Последняя капля мужества вместе с потом слетает с виска вниз, разбиваясь о тыльную поверхность правой руки, которая содрогается в тот момент, словно кто-то с силой ударил по ней молотком. — И от знания этого мне совсем не легче. Найдя в себе силы, Джессика наконец поднимает голову. Её шея напрягается до резкой боли, но Дэвис не замечает, потому что вместе с тем что-то взрывается в её груди, заставляя где-то глубоко внутри истекать невидимой кровью. Прямо перед ней стоит Ханна Бейкер. Она выглядит так же, какой её запомнила Джессика: каштановые короткие волнистые волосы, небрежно уложенные, словно их владелице было всё равно, как они выглядят, почти новая джинсовая куртка, под ней — футболка защитного цвета, тёмные джинсы, а на шее цветастый платок. Глаза Ханны полны тоски и… сожаления? — Ты знаешь, что могла сделать что-то, чтобы сейчас было легче. Но ты не сделала. Никто из вас. — Но разве мы должны платить за это своими жизнями? — Но разве я за это в ответе? Покачав головой, Джессика закрывает лицо руками. Правда за Ханной, ведь в конце концов каждый из них делал свои выборы, хоть и с оглядкой на прошлое, связанное с Бейкер. Так или иначе, это стало частью их юности, оставив значимый отпечаток на пути становления их личностей. — Скажи, — не отнимая рук от лица, произносит Дэвис, — ты встретила Монти? — А ты как считаешь? — Не знаю… Он не был лучшим человеком на земле, да и вообще, едва ли многие смогли бы назвать его человеком , но… Но он не виноват в твоей смерти… — Никто не виноват, Джес. Я ведь сама себя убила. — Ты так не думала, когда лежала в ванной, наполненной твоей же кровью. — А ты ведь тоже лежишь в такой же ванной, — не видя, но ощущая перемещение энергии в окружающем её пространстве, Джессика понимает, что Ханна садится перед ней на корточки. А следом уже невесомое, но тёплое прикосновение чувствуется на руке детектива. — Только её не видно. Мне уже не выбраться, но ты ещё можешь. Прости себя, Джес, и обретёшь покой. Как Монти… — Что?! — нервно слетает с губ Дэвис. — Я сказала, что привезла сестру де ла Круза. Её рейс задержали, — отняв руки от лица, Джессика видит перед собой обеспокоенное лицо Эмили. — С тобой всё хорошо? — Да… да. Отведя взгляд, Джессика старается выглядеть спокойно, но то внезапное непонятно откуда взявшееся видение успело вывести её из состояния равновесия, что, разумеется, не укрывается от Эмили. И тогда агент, присев на корточки, как только что делала копия Ханны, нарисованная подсознанием Дэвис, и, взяв детектива за руку, мягко, словно обращаясь к заплаканному от обиды или страха ребёнку, произносит: — Не надо стесняться чувств. Я не стану тебя осуждать ни при каких условиях. Но если могу чем-то помочь, пожалуйста, не молчи. Попроси помощи, в этом нет ничего страшного или позорного. Однажды я совершила ошибку, когда решила, что не могу позволить себе подвергнуть мою команду опасности из-за теней прошлого, настигших меня в желании забрать то, что я им якобы задолжала. Если бы я тогда попросила помощи, всё могло сложиться совсем по-другому. — Я не боюсь попросить помощи. Просто… Я не знаю, чем мне ещё можно помочь. — Знаешь, — Эмили закусывает губу, задумавшись на несколько секунд, а затем продолжает: — Возможно, будет лучше, если ты сменишь обстановку и… — Опять бежать? Я уже так делала. И смотри, я снова стою у истоков того, от чего пыталась убежать. — Я не предлагаю бежать. Несмотря на всю сложность этого дела для тебя в плане эмоций и воспоминаний, ты справилась прекрасно. Тяжело, но… Возможно, для тебя было бы лучше вовсе не забывать о Ханне, Джастине, Клэе, Алексе, Заке и Монти, а наоборот вспомнить всё и принять наконец, что да, это было и круто повернуло твою жизнь, в каком-то смысле определив, кто ты есть сейчас. И благодаря тому, что сама пережила, я уверена, ты могла бы помочь многим. — Пха, по-твоему, я справилась? — Эмили хочет ответить, но Джессика ей не позволяет, быстро продолжив: — А вот мне так совсем не кажется. Я мешала делу, вплела в него свои личные чувства, а должна была сдерживать их, оставаясь объективной. — Трудно быть объективной, когда дело напрямую связано с твоим прошлым. Оно обезоруживает, делает из тебя того, кем ты давно уже не являешься. И ты справилась лучше, чем я когда-то. Поэтому… — Эмили делает паузу, наклонив голову набок, а потом вдруг выпрямляет её и продолжает: — Каждую осень в Куантико набирают несколько групп на обучение. Могу замолвить за тебя словечко, чтобы ты не беспокоилась о том, что можешь не пройти вступительные испытания. — Спасибо, но… — Не отвечай сейчас. Подумай, обсуди с Иванной. ФБР нужны люди вроде тебя. Не только ОАП, но и другим отделам. Подарив Джессике короткую улыбку, Эмили садится рядом с ней на скамейку, посчитав, что не стоит оставлять детектива одну. Отсюда обеим хорошо видно, как сестра Монти рыдает над его гробом. А потом, когда на крышку падают первые кучки земли, Эстела наконец обращает внимание на тех, кто пришёл проститься с её братом. Обняв по очереди Джастина и Зака, с которыми она знакома, девушка подходит к Алише. А та буквально и слова произнести не может. Монти мало говорил о семье. Почти никогда. Но об Эстеле он упоминал. Несмотря на это, её образ оставался размытым для Алиши. И сейчас, видя перед собой красивую, уверенную в себе девушку, она ощущает скованность, потому что не знает, как надо вести себя с ней. К счастью, у Эстелы нет замашек светских львиц из Нью-Йорка, ведь в ней по-прежнему живёт девочка из пригорода без чванства и предрассудков, никогда не делившая людей на сорта. Несмотря на то, что Алишу она видит впервые, заключает её в крепкие объятья, едва позволив представиться. Рыдая, Эстела что-то неразборчиво говорит. Её слова тонут в плече Алиши, но девушка различает среди набора звуков имя — Монти. Конечно, о ком ещё может говорить де ла Круз с незнакомкой, если их связывает лишь её брат? Хорошо или плохо, что суть тех слов так и остаётся для Алиши тайной, — неизвестно. И, понимая, что переспрашивать не стоит, она лишь легонько сжимает ладонями плечи, отвечая на подаренные ранее объятья. А в это время на них всё ещё смотрят Прентис и Дэвис. Последнюю в прошлом многое связывало с Эстелой. Их дружба в школе завязалась благодаря проекту, который возглавляла Джессика. «Руки прочь!» стал революционным для Старшей школы Либерти. После случившегося с Ханной Бейкер нельзя было оставить всё как есть. И Джессика решила, что её долг прекратить произвол спортсменов, которые думают, что им всё можно, раз они так полезны для школы, поднимая её престиж за счёт побед на спортивном поприще. В частности, благодаря выигрышам команды по американскому футболу, директор никогда не жаловался на недостаток финансирования. Естественно, что футболисты ощущали себя звёздами. Джессика и остальные девушки всё изменили. Для футболистов настали трудные времена. Жаль только, что Брайса Уокера это никак не коснулось: родители перевели его в другую школу после суда, который затеяла мама Ханны. И, похоже, поэтому он так и не усвоил урок. Отпустив Алишу, сестра Монти говорит им с Джей-Джей, что больше не задерживает их и сама приедет попозже в участок. Сегодня назначена запись показаний. Сначала профайлеры поработают с Хадижей, а потом уже перейдут к Алише, хотя и время для обеих назначено одно. А всё из-за того, что Прентис и Гидеон так и не определились со стратегией. Девочки не субъекты, да и психологическое состояние обеих под вопросом. И хотя предварительная оценка Алиши была представлена Джей-Джей, Прентис думает, что необходим более детальный анализ. Кстати, сама агент, увидев, что Джеро и девочка уходят, тоже поднимается, предлагая Дэвис присоединиться, но та медлит: она и Эстела встречаются взглядом, и де ла Круз начинает идти к ней. Сказав Прентис, что задержится, Джессика движется навстречу школьной подруге. Шаги даются с трудом, словно ноги несут не только её тело, но и вину за то, что Монти не выжил. Смотря в заплаканное лицо приближающейся Эстелы, детектив всё медленнее и медленнее идёт к ней. В какой-то момент она даже останавливается, не в силах сдвинуться с места. Благо, вскоре де ла Круз сама оказывается напротив неё, остановившись буквально в нескольких дюймах. Удивительно, но сестра Монти почти не изменилась с тех пор, когда ей было шестнадцать. Только взгляд, пожалуй, теперь выдаёт в ней женщину, а не юную шестнадцатилетнюю девочку, борющуюся за права женщин. — Привет, — произносит она, сцепляя ладони в замок на уровне живота. — Как ты, Джессика? То ли резкие порывы ветра, то ли слова Эстелы повинны в том, что по плечам детектива бьёт со всей силой из ниоткуда взявшийся холод, лишив её дара речи. Губы приоткрываются, намереваясь сказать дежурное «всё в порядке», но ничего не выходит. Вместо этого, Джессика произносит: — А ты?.. Ведь Монти… Глубокий вдох. Слова с трудом даются Дэвис. Она и взгляд отводит, не имея сил смотреть Эстеле в глаза. — Мне сказали, ты была с ним, когда он… когда он умер. — Да… — глаза Джессики наполняются слезами. — Прости, я не смогла ему по…вх…мо…вх…чь… вх… В череде всхлипов последнее слово едва различимо, но Эстела всё понимает. Протянув руку к лицу Дэвис, она осторожно проводит тыльной стороной по влажной от слёз щеке и говорит: — Ничего. Ничего… — Мне так жаль… — Не надо, Джес, не жалей умерших, — спокойно произносит Эстела. — Мой брат теперь не с нами, но хуже тем, кого он оставил. И кого убил. — Но ведь он твой брат… А я… я… не смогла ему помочь… — плечи Джессики снова дрожат. — Он истёк кровью у меня на руках. А я ничего не сделала… Прости меня, Эсти… Снисходительно улыбнувшись сквозь слёзы, де ла Круз обнимает детектива, и та расслабляется, пускаясь в рыдания. Но несмотря на это, она чувствует облегчение. Может, Джессика всё-таки простит себя. Или хотя бы даст себе шанс. Как жаль, что Эстела не может простить за двоих… *** Полицейский участок… В комнате ожиданий, которую специально выделили для Хадижи и её родни, пришедшей вместе с ней в участок, сейчас витает лёгкое напряжение. Дядя Али, вернувшийся из Феса на праздник, который Саид устраивает в честь спасения своей дочери, пытается заставить перестать бывшего зятя бесцельно ходить из угла в угол, но тот не может успокоиться. Он не хочет, чтобы Хадижа долго находилась тут, но ей приходится. Под напором авторитета дяди Али он согласился позволить провести полную психологическую оценку Хадижи, но настоял, чтобы её проводила женщина, пообещав считаться с конечным результатом. Сейчас как раз этим занимается Алекс Блейк, и они уже довольно долго беседуют. Поэтому так нервничает Саид. Беспокойство за дочь никак не проходит, хотя она и в безопасности сейчас. Наверное, где-то глубоко внутри на задворках сознания, он понимает, что Хадижа всё ещё в плену своих чувств, воспоминаний и страхов. Наконец, заветная дверь распахивается, и оттуда выходит Блейк с папкой в руке, а за ней следует Хадижа. Девушка на вид спокойна, хотя и не скажешь, что легко ей пришлось за закрытыми дверями, ведь Алекс затрагивала разные темы, сначала двигаясь по поверхности размеренной простой жизни Рашид, а затем постепенно углубляясь и углубляясь, нащупывала тонкие участки и осторожно надавливала на них, определяя насколько болезненно там прикосновение. И теперь агент идёт с отчётом к Гидеону, после чего должна начаться непосредственно запись показаний. Полицейский сопровождает Хадижу до кабинета, где её ждут родные, и она заходит туда на парочку секунд позже, чем в участке появляются Джей-Джей, Алиша и Эмили. Рядом с ними почти сразу оказывается Спенсер, беспокойно интересуясь, как Алиша. Заплаканные опухшие и покрасневшие веки девушки придают ей совершенно несчастный вид. Похоже, не лучшая идея была брать у неё показания в день похорон Монти. Но Алиша держится мужественно. Сильная девочка, которой посчастливилось выжить, стойко переносит всё, что сваливается на её плечи, но это не означает, что она не изранена в душе, как и Хадижа. И мысли о ней заставляют Алишу забывать о своих проблемах, ведь та не такая сильная. Или так только кажется?.. — Лиша! — раздаётся где-то рядом до боли знакомый голос. Сердце Алиши разом сжимается, всего на пару секунд, но с такой силой, что дышать становится невозможно. Когда внезапный спазм отпускает её, девушка оборачивается, тут же угодив в крепкие объятья Хадижи. Прикрыв глаза, Алиша не видит, что происходит, но слышит, как двое мужчин где-то совсем рядом что-то говорят повышенным тоном на арабском. Логично предположив, что то есть родственники Хадижи, она с нежностью гладит девушку по спине. Когда они находились в плену, Алиша часто ласкала её волосы, желая успокоить, но теперь не может — они спрятаны под нежно-лилового цвета платком. — Прости меня, — шепчет Хадижа. — За… что?.. — также шёпотом говорит Алиша. — Что не пришла на похороны. Мусульманки не ходят на похороны, скорбят дома, но я знаю, что у вас это можно. И я бы пришла, правда, потому что не хотела, чтобы ты была там одна, никто не должен оставаться один, если кто-то близкий умирает, но папа запретил мне даже думать о таком. Мне очень жаль, я… я не смогла его ослушаться после того, что он пережил из-за меня… и мама… От переизбытка чувств, захлестнувших её, Хадижа запинается, глубоко вдохнув воздух, словно его так катастрофически не хватает в легких, хватается ладонью за грудь, ощущая заметное затруднение для вдоха, и, сделав короткий выдох, старается снова повторить попытку, как будто в этот раз должно получиться лучше. Но выходит так же или ещё хуже. Всё ещё прижатая к ней Алиша телом ощущает эти жалкие потуги вобрать в себя достаточно воздуха, но не отстраняется, чтобы дать той больше свободы для вдоха, а лишь произносит: — Я не была одна. Меня поддерживали агенты, вернее, агент, и вынести боль стало немного легче, хотя и всё равно я рыдала, как маленькая. — У чувств нет возраста, Алиша. И, разомкнув объятья, Хадижа ласково проводит пальчиками по щеке девушки, но смотрит совсем не на неё, а на того, кто стоит позади: на Спенсера. Она думает, что именно он поддержал Алишу, ведь по себе знает, каким успокаивающим может быть его присутствие. Пересекаясь взглядом с ней, Спенсер быстро отводит его в сторону семьи Хадижи, а та вдруг осознаёт, что ведёт себя непозволительно. Покосившись на отца и дядю Али, которые молча наблюдают за девушками, Рашид вновь обращает взор на Алишу, легонько улыбаясь. — Ты на меня злишься? — спрашивает та. — Я ведь… обманула тебя. — Не знаю. Правда не знаю, — задумавшись, Хадижа продолжает: — Но женщина-агент, с которой я говорила, считает, что мне нужно больше обсуждать случившееся… — Вероятно, — перебивает девушку Эмили, — агент Алекс имела в виду, что тебе необходимо пообщаться с психологом какое-то время. Слышится недовольный вздох Саида, а затем лёгкое похлопывание по плечу, которое достаётся ему от дяди Али. В отличие от названного племянника он понимает, что у Аллаха много путей к исцелению душ. Зачем выбирать молитва или психотерапия, если можно взять и то, и другое? — Я хочу поговорить с тобой обо всём сегодня, — проигнорировав Эмили, Хадижа вновь обращается к Алише. — Может, это совсем неуместно, но мой папа устраивает сегодня праздник в отеле. Это… в честь того, что Аллах смилостивился надо мной, вернув нашей семье меня живой и невредимой. Я была бы рада, если бы ты пришла. И агенты! — её взгляд падает на Спенсера. — Их же мы тоже пригласим… да, папа??? Развернувшись лицом к отцу, Хадижа делает умоляющее выражение, и Саид молча кивает. Он никогда не мог отказать своей маленькой принцессе. — Спасибо!.. — просияв, Хадижа вновь обращает взор на Алишу. — Так ты придёшь?.. — Я не знаю… Обе девушки в момент становятся грустнее, чем секунду назад. Хадижа расстроена неопределённым ответом. Отец намерен как можно скорее увезти её из США, а ей очень нужно поговорить с Алишей до того момента. А та… У неё всё намного сложнее. Ей ещё не исполнилось восемнадцать, поэтому она будет либо возвращена в семью, от которой сбежала, либо ей найдут другую, где она останется до совершеннолетия, либо пробудет до того момента в приюте. Есть ещё один вариант: она может попытаться через суд доказать свою дееспособность, чтобы отпала нужда в опеке, но для этого нужно найти работу и жильё, с чем несомненно у неё тоже возникнут трудности. Из кабинета вместе с Блейк выходит Гидеон и, пригласив Саида и Хадижу, они вчетвером отправляются в комнату для допроса. Агенты сочли возможным запись показаний, поэтому, чтобы не задерживать семейство Рашид, решили провести её прямо сейчас. А Алиша пока только проходит через первый этап — психологическую оценку. Сидя в кабинете лейтенанта, она отвечает на вопросы Джей-Джей. Эмили, Люк, Дерек и Спенсер складывают воедино все документы, которые им удалось собрать. К трём часам необходимо будет отправить их в федеральную прокуратуру для получения ордеров на арест и обыск. А завтра к полудню наконец в деле можно будет поставить жирную точку. В успехе исхода агенты не сомневаются. *** Шагая по тротуару, Джессика почти подходит к кафе, где больше получаса назад договорилась встретиться со своей девушкой. Пройтись пешком от кладбища — не лучшая идея, пришедшая детективу в голову сегодня. И неудивительно, ведь забита она всякими, по большей степени тяжёлыми, мыслями. Окунувшись в них, Джессика чуть не проходит мимо. К счастью, Иванна уже сидит за одним из столиков и окликает её, сопровождая свой оклик несколькими махами руки. — Ты как будто совсем не здесь, — произносит Хочкис, когда Дэвис садится рядом с ней за столик. — Ты совершенно права, милая. — Из-за похорон? — Не совсем… — Джессика вздыхает. — Ты подумаешь, что я сошла с ума. — Клянусь, что готова любить тебя даже если ты будешь главной городской сумасшедшей, — с улыбкой отвечает Иванна. — Что ещё случилось? — Я… видела Ханну, — Джессика выжидающе смотрит на свою девушку, но та молчит. Тогда Дэвис продолжает: — Она сказала мне простить себя. — Отличный совет, Джес. — И ты больше ничего не скажешь? — Ханна уже всё сказала. Разве, нет? Официантка приносит поднос с едой, и обе женщины за столиком замолкают. Иванна сделала заказ на них обеих почти в тот же момент, как только пришла. Когда они вновь остаются наедине, Хочкис берёт в руки чашку с кофе и делает несколько глотков. — Я люблю тебя, — говорит Джессика, с нежностью смотря на свою девушку. — Мне всегда страшно, когда ты это говоришь. — Почему?.. — Потому что мне кажется, что после ты скажешь что-то плохое. Что-то вроде «я ухожу от тебя». А я люблю тебя так сильно, что не представляю, как буду жить, если ты меня бросишь. Но, если ты собираешься это сделать, то делай, не думая о том, чего хочу я или что я почувствую. Важно ставить себя на первое место, Джес. Я никогда не говорила тебе, а, может, и зря, но ты всегда стараешься помогать всем вокруг, кроме себя. — Я просто думала, что уже достаточно помогла себе. Пересев на стул ближе к своей девушке, Иванна обнимает её, целуя в висок. Она знает многое из того, что происходило в жизни Джессики, и понимает, насколько ей тяжело. Объятья любимой действуют успокаивающе. Джессика чувствует, как по всему телу расползается тепло, мышцы расслабляются. С Иванной она в безопасности. — Знаешь, Эмили сделала мне предложение, — произносит Дэвис, глядя в одну точку. — Вот! А я так и знала, что идёт к этому. Когда только вы успели, не понимаю?! — наигранно возмущённо восклицает Иванна, но довольно тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Хих, — срывается с губ Джессики смешок, а затем она вновь становится серьёзной. — Эмили думает, что я должна стать агентом ФБР. — А ты что? — А я не знаю… Куантико на другом конце страны, да и нет уверенности, что меня вообще возьмут, хотя и Эмили обещала, что замолвит словечко. — Разве ты на такое согласишься, Джес? — Не знаю. Они уедут, а я? Продолжу работать, как будто ничего не случилось… В Сакраменто мало что происходит. Так и буду сидеть в кабинете в участке и расследовать исчезновение денег из вазочки для чаевых. Эмили права, я могу помочь многим, но не сидя здесь. — Может, Эмили и профайлер, но она не знает на сто процентов, что тебе нужно. А я думаю, что тебе прежде всего нужен отпуск. Давай выберемся куда-нибудь на две недели. Может, в Майами? — Разве там сейчас сезон? — Найдём курорт по сезону. Поцеловав возлюбленную, Иванна крепче сжимает Джессику в объятьях. Её рука тянется к чайной ложке, с помощью которой в следующий момент Хочкис отделяет часть от десерта и подносит к губам своей девушки. Приоткрыв рот, Дэвис позволяет кормить себя, как ребёнка, прикрыв глаза. Как же здорово иметь кого-то, к чьей груди можно преклонить голову, когда уже не способен удержать её своими силами… *** Психологическое освидетельствование Алиши окончено, и теперь она сидит в комнате для допросов. Люк настраивает камеру. Закончив работу по параллельному делу, он, по приказу Эмили, должен теперь записать показания главной жертвы Монтгомери де ла Круза. Алиша хоть и старается внешне держаться спокойно, но внутри всё равно нервничает. Когда она спросила у Джей-Джей, что ей нужно говорить перед камерой, та ответила, что только правду, которую она помнит. А ещё добавила, что интервьюер будет задавать вопросы, на которые также нужно будет дать честный ответ. Впрочем, Алиша и не планирует лгать. Но тот факт, что с ней на записи показаний будет другой агент, становится ей известен прямо перед началом и заставляет нервничать, ведь инстинкт, выработавшийся за её короткую, но полную страданий жизнь, срабатывает моментально, вынуждая девушку закрыться. Она не может довериться тому, с кем ни разу не говорила. — Что же… — Люк садится напротив. Камера пока не включена, хотя и полностью готова к работе. Для начала агент хочет убедиться, что девушка чувствует себя комфортно. — Ты готова? Без тени смущения Алиша рассматривает сидящего перед ней мужчину. Чёрные кучерявые волосы, небритая довольно густая щетина, украшавшая края скул и подбородок, глубокие карие глаза… слишком большие глаза, отчего кажется, что он смотрит угрожающе. — Что это должно значить? — в упор глядя на него, произносит Алиша. — Эм… Если ты спрашиваешь, значит не готова. Наверняка, нервничаешь. Я бы тоже места себе не находил, хотя и много раз принимал участие в подобном, но сидеть на твоём месте не то же самое, что быть на моём. — Вы не Дженнифер. — Нет, не Дженнифер. Не смог бы ей стать, даже если бы захотел, потому что все люди разные, даже если кажется, будто они похожи. Но мы с командой… не просто работаем вместе. Мы семья. Не одна из тех, в которых тебе приходилось быть. Мы всегда рядом, готовы прийти на помощь, доверяем друг другу, способны отдать жизнь друг за друга, — Люк делает паузу, понимая, что чуть повысил голос, но вскоре продолжает мягким тоном: — Знаешь, у меня есть собака. Овчарка по кличке Рокси. Любишь собак? — Не очень. — У меня есть фото. Хочешь посмотреть? — Не очень. Вздохнув, Люк откидывается назад, положив вытащенный только что телефон на стол экраном вниз. Девушка перед ним явно не хочет идти на контакт. Не доверяет. — Может, выберем другой день? Ты наверняка устала после похорон. — Нет. Хочу закончить с этим. — Думаешь, так станет легче? — Нет. Бросив взгляд на свои руки, Люк молча встаёт и выходит из комнаты допроса. Дверь он оставляет приоткрытой, благодаря чему слышно его голос, зовущий Дженнифер. Зная, что не следует так поступать, Алиша поддаётся инстинкту и приподнимает телефон экраном кверху, нажимает на первую попавшуюся кнопку, с удивлением обнаруживая, что блокировки нет, а вместо привычного главного интерфейса открыто фото с собакой. «Не обманул», — думает девушка. Положив телефон так, как тот лежал, она принимает прежний вид, а в следующий момент в комнату для допроса заходит Джей-Джей. У неё в руках два одноразовых стаканчика. — Принесла тебе воды, — говорит Джеро, поставив один из стаканчиков перед Алишей. — Я не хочу. — Агент Элвес считает, что ты слишком напряжена. — Я не хочу чернить Монти. Знаю, для вас он преступник, но для меня… — Никто не хочет, чтобы ты говорила не то, что думаешь. Видишь зеркало позади меня? — Джей-Джей указывает назад большим пальцем левой руки. — За ним комната. Я буду оттуда наблюдать за тем, как ты даёшь показания. И если вдруг мой коллега будет слишком давить на тебя или настойчиво задавать вопросы, на которые тебе будет трудно или неприятно отвечать, я вмешаюсь. Пойму по твоему взгляду и вмешаюсь. Обещаю. Потянувшись к Алише, Джеро накрывает руки девушки тёплой ладонью, желая ободрить. — Угу. Девушка кивает, давая понять, что согласна попробовать. И в этот момент как раз возвращается Люк. Жестами справившись у Джей-Джей, смогут ли они сегодня продолжить, и получив положительный ответ, быстро меняется с ней местами, машинально убирая со стола мобильный. Дверь за агентом Джеро закрывается, и только тогда Элвес, ещё раз для формальности спросив готова ли Алиша, включает камеру. — Осуществляется запись показаний по делу номер: семь, четыре, один, один, шесть, ноль, девять, два. Монтгомери де ла Круз. Жертва под номером один. Представьтесь, пожалуйста. — Моё имя Алиша Милстоун. И я не жертва. Недовольство отражается на её лице, а взгляд красноречиво говорит одно: «Я знала, что так будет». — Расскажите вашу историю. Всё так, как вы запомнили, и только правду. — С чего мне начать?.. — Алиша теряется. Столько всего нужно рассказать… Похоже, Джеро не соврала, когда сказала, что ей позволят говорить то, что она хочет, а не только, что будет удобно, хотя и не исключено, что её обрежут перед тем, как сдать запись в архив. Но Алиша желает верить в лучшее и быть уверенной, что ей не придётся стыдиться своих слов о Монтгомери де ла Крузе. Монти. — С самого начала. Откуда вы? — Н-не знаю. С детства переезжала из штата в штат. Жила в десятках разных приёмных семьях. Ото всех сбежала. — Почему? — По разным причинам. Но… все они сводятся к тому, что мне было там плохо. Жизнь научила меня, что если пересечь границу штата, то можно застопорить поиски, выиграв время, чтобы спрятаться понадёжнее от социальной службы. Так я оказалась в Калифорнии — просто бежала. — Расскажите о первой встрече с Монтгомери де ла Крузем. Нахмурившись, Алиша сжимает одну руку другой, напрягая память. Это случилось почти год назад… — Я сбежала от очередной приёмной семьи. Моя новая «мамочка», которая должна была дарить любовь и ласку, щедро одаривала лишь синяками и ссадинами. Для меня это не было чем-то новым, но и мириться с тем нельзя. Через два дня после переезда я сбежала. В штате Невада много железнодорожных сообщений. Запрыгивая в товарные поезда, я добралась до Аркадии вместе с бродягами. Денег не было, поэтому я решила ограбить заправку, что стояла неподалёку от въезда в город. Но из меня воровка хуже, чем из Шрека прима-балерина. Хозяин заправки без всяких видеокамер заприметил, что я беру чипсы и воду, и погнался за мной. Тогда мне и встретился Монти. То есть, де ла Круза. Он заправлял свою машину, а я, оглядываясь назад, чтобы посмотреть, как далеко от меня хозяин заправки, врезалась ему в спину и упала на песок. Точнее, в лужу на песке. Кто-то пролил бензин. Может, даже Монти. Я… я не знаю, — ладони становятся влажными, и потому Алиша вытирает их о край футболки. Она и не предполагала, что так хорошо помнит тот день. — Чипсы и вода выпали… А хозяин заправки нагнал меня, и уже хотел поколотить, но Монти его остановил. Он заплатил за то, что я украла, и предложил подвезти туда, куда мне нужно. Но я убежала, не поблагодарив даже. Он поехал за мной по дороге. Было страшно, но солнце стояло в зените, поэтому я убедила себя не бояться. А он всё ехал и… Я не выдержала. Начала кричать на него, пинать остановившуюся машину по колесу, потому что боялась, что если буду бить ещё куда-то, то действительно нанесу ущерб, и тогда меня будут судить. У меня… у меня ещё нет судимости. Кхы… Слова комом встают у неё в горле. Чем больше она рассказывает, тем больше подробностей вспоминает и тем сильнее они ранят её. — Выпейте воды. На этот раз Алиша не отказывается. Отпив несколько глотков из стаканчика, она, облизав верхнюю губу, переводит взгляд в объектив камеры, в упор смотря туда, но всего на несколько секунд, а потом возвращает его обратно на стаканчик и уже затем только на Люка. — Знаете, что он сделал, когда вышел из машины? — Люк отрицательно машет головой. — Спросил, всё ли у меня хорошо. Без злобы, без напора, осуждения и крика. Я портила его машину, а он переживал, в порядке ли всё со мной. Никогда не забуду его взгляд тогда. Искренне переживающий, он разрывал мне душу своими мелкими слезинками в уголках глаз. И, наверное поэтому у меня язык не повернулся не согласиться на помощь. Конечно, глупо было, ведь я совсем не знала его. Он предложил подвезти меня туда, куда мне нужно. Но куда я могла отправиться? Идей не было. Буквально ни единой. И тогда я спросила его, куда едет он. Оказалось, что в Сакраменто. Я решила, что поеду лучше с ним. — Почему? — Почему?.. Мне просто было всё равно, где скитаться. За неимением денег, я могла надолго застрять в Аркадии, а это привело бы к тому, что меня быстро бы поймали. Хотя и в Сакраменто ничего лучше не ждало. Но меня туда везли, так что… — девушка горько усмехается. — Я думала, что придумаю план по дороге. — Что же случилось, пока вы ехали? Запрокинув голову назад, Алиша потирает шею руками, словно она невыносимо затекла, и, оставаясь в таком положении, говорит: — Сначала всё было классно. Перед тем, как отправиться в путь, мы с ним поели в Wendy's до отвала. Позже он всё время приносил мне еду оттуда. И каждый раз что-то новое. Наверное, они меню обновляют по сезонам или что другое, не знаю. — Не могли бы вы смотреть в камеру, пожалуйста. — Да, извините, — голова Алиши принимает вертикальное положение, а руки ложатся на стол, придавая позе напряжённый вид. И это отнюдь не только вид. — Свою добычу я припрятала, решив выжать всё, что можно из незнакомца. И я ела еду в дороге, которую он предложил, когда мы отъехали, пила его воду. Глупо, конечно, брать это всё у того, кого встретила по пути, хоть он и был добр ко мне. Я не помню таблички «Добро пожаловать в Сакраменто». Наверное, потому что отключилась раньше. Очнулась я привязанной к креслу в том здании, где меня нашли. Было страшно, — Алиша медленно проводит языком по нижней губе. — Очень страшно. Монти тоже был там. Настраивал камеру. Я закричала, а он даже глазом не моргнул. А когда закончил спокойно подошёл ко мне и сказал: «Будь спокойна, Ханна. Всё хорошо». Сглотнув ком, Алиша замолкает, вспоминая. Он часто называл её чужим именем, но иногда его губы произносили скупое «Лиша», и услышать его было здорово. Так девушка переставала на миг чувствовать, что пребывает в забвении. — Вы знаете, почему де ла Круз назвал вас именно этим именем? — Девочка из его школы покончила с собой, когда он там учился. Её звали Ханной. Ханной Бейкер. Не крути… — Алиша резко замолкает, осознавая, что говорить это не нужно. Эта часть текста настолько засела в подсознании, что теперь невольно вырывается наружу. «Привет, это Ханна. Ханна Бейкер. Не крути громкость того, на чём ты это слушаешь. Это я. Вещаю вживую и в стерео. Никаких повторных выходов на «бис» и на этот раз никаких просьб. Бери закуску, устраивайся поудобнее. Сейчас я расскажу тебе историю моей жизни…» Слишком часто девушка слышала это. Слишком много раз повторяла сама. Иногда, чтобы успокоиться. Это было до того, как до Монти дошло, что ей нужно развлекать как-то саму себя, будучи сидящей на цепи, взаперти, как заключённая. — Всё хорошо? — спрашивает Люк. — Можем сделать перерыв, если нет. — Нет, давайте продолжим. — Хорошо. Что было после того, как вас впервые назвали Ханной? — Монти дал мне текст, распечатанный на листе бумаги, и сказал читать на камеру. Сам встал позади неё и смотрел. Там было темно, но и свет тоже был. Слепил мне глаза. Монти почти было не разглядеть, но я видела. В его глазах отражались отблески света. Я, конечно, испугалась. Может, поэтому и, не сопротивляясь, сделала то, что он хотел. И на следующий день. И потом… Тринадцать дней. Тринадцать историй. — Расскажите, о чём были те истории. — О жизни. Его, моей, может быть, вашей, если не повезло. Я читала текст и видела себя в каждой строчке. С шумом вздохнув, Алиша с печальным выражением задумчиво смотрит в пустоту, словно что-то вспоминает. Люк её не торопит. Хотя Джеро, смотрящая на них через стекло, думает, что им действительно не помешает перерыв. Но вот Алиша уже готова продолжать. — Большую часть своей жизни я бежала от того, что он писал. Насилие со стороны так называемых «родителей», насмешки сверстников, откровенный буллинг с их стороны, предательство тех, кто говорил о себе, что является моим другом и многое другое. Ужасы войны, которая нанесла на его душу свой отпечаток. Этого в моей жизни не было, хотя, наверное, каждый из нас ведёт свою войну. Внутри себя. А если не удаётся справиться, то другие получают пулю в сердце. — Вы говорите о стрельбе в одной из школ, в которую вы ходили, или о том, что делал де ла Круз? — О первом. Но, наверное, к Монти это тоже подходит. — Вы говорили с ним об этом? — Не часто. Он не любил долгие беседы. — Потому что его общение происходило через текст, который он заставлял читать на камеру вас и других. Вы же знаете, что оказались единственной живой жертвой Монтгомери де ла Круза? — Нет, я не одна… Ещё Хадижа. — Да, конечно, но ведь только вы прошли через полный цикл ритуала, проводимого де ла Крузом. Понимаю, вам будет тяжело об этом вспоминать, но необходимо, чтобы вы рассказали, что произошло, когда все тринадцать историй были записаны на видео. Скажите, если нужно прерваться, прежде чем начать углубляться в те воспоминания. Облизнув губы, Алиша отпивает ещё несколько глотков из стаканчика. Конечно, агент прав: для неё это тяжело. И, естественно, она и не думала, что ей больше не придётся вспоминать момент своей смерти. Да, она умерла тогда так же, как и остальные девушки, но всего на несколько секунд. Но и тех секунд хватило, чтобы Алиша могла считать, будто восстала из мёртвых, вновь рождённая для чего-то значимого, но необязательно глобального. Оставаясь с Монти, она сначала считала, что её предназначение заключается в том, чтобы попытаться вывести его на свет из тьмы, в которой тот блуждал. Но эта идея быстро улетучилась, ведь Милстоун поняла, что несмотря на то «хорошее», проявляющееся в нём по отношению к ней, ему ничем нельзя помочь. По крайней мере, это было не под силу семнадцатилетней девушке. Тогда она стала заботиться о жертвах, помогать им проживать мгновения от записи к записи и до смерти, поддерживать их, убеждая, что всё будет хорошо. И только когда Алиша встретила Хадижу, то поняла, что вовсе не помогала тем девушкам до неё, а совсем наоборот: жестоко было внушать им надежду, заведомо зная, что шансов выжить практически нет. Теперь же Милстоун вовсе не знает, почему должна была выжить именно она. — Нет, я… Я готова, — язык её тела свидетельствует о противоположном, и Элвес видит это. Но тем не менее позволяет Алише продолжить. Если всё начнёт выходить из-под контроля, он прервёт запись. — К тому времени, как Монти дал мне текст для последней истории, я почти смирилась со своей судьбой. Конечно, всё ещё думала о побеге, но… мне было не страшно. Монти хорошо относился ко мне, кормил, и я… я расслабилась. Ощущала себя так, словно нахожусь в безопасности. Кто-то посчитает это глупым, но после всего, что случилось, мне действительно было нечего бояться. Я умерла. — наступает тишина, в которой слышно лишь, как Алиша проглатывает подступивший к горлу ком. — На пару минут. По крайней мере, так сказал мне Монти. После записи последней истории я ещё долго сидела привязанной к креслу. Монти ходил мимо, не обращая на меня внимание. — Милстоун резко, с шумом, втягивает носом воздух. — Но я никогда не была из тех, кто смог бы молча сидеть. Я сказала ему, что у меня затекли руки. Он всегда волновался, не слишком ли стяжки давят, причиняют боль. Наверное, не хотел причинять её больше, чем считал необходимым. Да, звучит не лучшим образом, но… кхм… он был болен. Вы же знаете это, да? По левой щеке Алиши медленно стекает слеза. Для неё самой это становится неожиданностью. Поспешно смахнув неуместную воду с лица, Милстоун машет руками в знак протеста, когда видит, что Люк намеревается выключить запись. — Я в порядке!.. В порядке. — Я не думаю, что вы можете продолжать сейчас, мисс Милстоун. — Пожалуйста… — Алиша пытается протестовать мирно, но, увидев, что Элвес игнорирует её, нажав кнопку «выкл» на камере, резко вскакивает, ударив ладонью по столу. — Перестаньте, мать вашу!.. — Успокойтесь, пожалуйста… — ВКЛЮЧИТЕ КАМЕРУ! — агент и ухом не ведёт. — Что плохого в том, что у меня есть чувства? Что?! — В этом нет ничего плохого. Мы не пытаемся заставить вас, Алиша, перестать чувствовать. Наша задача обеспечить наиболее комфортные условия для вашей психики. — По-вашему, для меня лучше по несколько раз возрождать в памяти одни и те же воспоминания, снова и снова, как в фильме «Счастливого дня смерти»? — девушка опять ударяет ладонью об стол. — Этому вас учат в ФБР? Заставлять людей по кругу вспоминать одно и то же? — Алиша, — дверь в комнату для допроса открывается, и Милстоун с Элвесом синхронно оборачиваются на неё. Там стоит взволнованная Джей-Джей. — Присядь, пожалуйста. — девушка повинуется. — Агент Элвес имел в виду, что вы делаете лишь небольшой перерыв. За это время ты всё вспомнишь и первая волна горечи пройдёт. И ты сможешь рассказать всё, чуть лучше сдерживая эмоции, чем сейчас. Согласна? — Нет, — вытерев насухо обе щеки ладонями, Милстоун обнимает себя руками. — Лучше уже не будет. Давайте поскорее покончим с этим. Последние слова звучат вымученно, и Дженнифер сочувственно гладит девушку по плечу, в попытке хоть как-то оказать поддержку. Чем больше она узнаёт о судьбе этой девочки, тем сильнее обливается кровью её материнское сердце. Страшно представить, что с её сыновьями может произойти что-то подобное. Жаль, что Алише почти ничем Дженнифер помочь не может. После пятиминутного перерыва Люк возвращается в комнату для допроса. С Алишей оставалась Джей-Джей, но сейчас ей приходится уйти. И снова всё так, как начиналось: девушка, смотрящая волком на своего собеседника, коим является агент ФБР. Пока его коллега разговором помогала Милстоун разрядить поток своих мыслей и чувств, Элвес говорил с Гидеоном и Прентис. Кроме записи показаний непосредственно по делу, им нужно кое-что ещё, и агент интересовался у старших коллег, как лучше провести оставшуюся часть допроса. Всё-таки, он ещё совсем новичок. Камера вновь включена. Чтобы вернуть разговор в прежнее русло, Люк поверхностно вслух вспоминает, о чём шла речь незадолго до перерыва, хотя Милстоун и без того прекрасно помнит, где они закончили. — …Монти не отвечал мне. Было чувство, будто он не слышит меня. Возможно, даже и не видел. В том смысле, что считал меня той девочкой из его школы, которая умерла. — Что было потом? — Внезапно он пришёл, пришёл ко мне. Я сразу это поняла, хоть он и совсем не смотрел на меня. У него в руках было белое полотенце. Я не предполагала, что там, пока он не развернул его на столе рядом. В полотенце лежал маленький шприц и кусочек пластыря. Не трудно догадаться, для чего ему были они. — де ла Круз что-то сказал тогда? — Нет. А я кричала ему, просила не делать того, что он собирается. Но он молча затянул мне руку выше локтевого сгиба верёвкой, очень туго, после чего стал вводить содержимое шприца в вену. Вскоре после того, как он закончил, я отключилась. — Вы знаете, что было в шприце? — Нет. Но когда я очнулась, то не могла пошевелиться. Даже говорить не могла. И сейчас слова пропадают, словно кто-то держит голосовые связки в ледяных тисках. Непроизвольно закашлявшись, Алиша прикрывает губы ладонью, содрогаясь всем телом, а затем, успокоившись, делает несколько глотков воды из стаканчика, который Джей-Джей заботливо наполнила во время перерыва, и продолжает: — Всё, что мне оставалось, так это лежать в ванной, полной тёплой воды, которая постепенно становилась сначала розоватого цвета, а потом красного. Я не могла понять, в чём дело, пока перед моими глазами, медленно рассекая воздух, пронёсся небольшой ножик. Не сам собой, конечно, а с помощью руки Монти. А потом вода стала насыщенно-красной. — Вам разрезали вены, — Люк не спрашивает, а утверждает. — Разрезали, — проведя по шраму на левой руке большим пальцем правой, Алиша продолжает: — В тот момент я не понимала, что происходило, почему вода вокруг красная. Казалось, это просто был дурной сон. — Вы не чувствовали, когда лезвие ножа распарывало ваши запястья? — Нет. Потерев запястья друг о друга резко, с остервенением, словно то чешутся её шрамы, но совсем недолго, Алиша кладёт руки на стол, впиваясь в него ладонями. — де ла Круз что-то сказал вам, когда вы были в ванне? — Нет. Играла музыка. Вернее, песня. Вы наверняка слышали её, если смотрели записи, которые сделал Монти. Эта вот… — девушка хмурится, словно пытается припомнить слова. Почему-то сейчас они вмиг исчезают из памяти. — Аллилуйя, Аллилуйя… Это как-то успокаивало, расслабляло. Или это от того, что я теряла кровь. В какой-то момент мои глаза стали закрываться сами собой. И тогда я увидела лицо Монти перед собой. Может, это придумано моей памятью, но, кажется, он был обеспокоен. А потом я снова потеряла сознание. — Когда вы очнулись, что увидели? — Я лежала на полу. Было холодно. И больно. Казалось, боль была везде. Я всё ещё не могла пошевелиться. Монти кричал: «Живи! Пожалуйста, живи. Живи, Ханна!» — глубокий тяжёлый вздох наполняет комнату допроса. По правде, несмотря на то, что Элвес не первый день работает в ФБР, много повидал, но самостоятельно допрашивает семнадцатилетнюю девушку, с которой произошло нечто ужасное, впервые, и даже просто слушать её рассказ больно. Трудно представить, что сейчас творится в душе самой Алиши. — А потом он увидел, что я очнулась, и перестал кричать. Не знаю, что он делал, я не видела и не чувствовала. Перед глазами всё плыло, и я думала, что опять потеряю сознание, но этого не произошло. Помню резкий запах дешёвого алкоголя. Казалось, он был везде. Даже во мне. Намного позже, когда я смогла начать немного двигаться, увидела свои руки. Они были обмотаны бинтами, на которых, как ни странно, проступило совсем по капельке крови. Но спустя только много часов после у меня начала вырисовываться картина. — Вы не спрашивали де ла Круза о том, что произошло? — Конечно, спросила. Он сказал, что начал реанимировать меня, когда я потеряла сознание. Наложил повязки на руки сначала, чтобы я как можно меньше теряла кровь, да и потом вовсе перестала. А затем, когда он стал разматывать бинты, чтобы обработать какой-то гадостью, которая пахла, как алкоголь, но я не знаю, что это было, я такое не пила, перед моими глазами возникло нечто пугающее: мои запястья были сшиты тёмно-зелёными нитками, с обеих сторон, и между ними сочилась кроваво-серая жидкость. Но почему-то боли не было. Или… я не знаю. Не помню боли. Помню свой ужас, когда увидела это. Наверное, я даже вскрикнула, потому что Монти внезапно коснулся моей щеки, так ласково-ласково, и произнёс: «Не бойся, Ханна. Теперь будет всё хорошо». И улыбнулся. Смотря куда-то мимо Люка, девушка тоже улыбается. Искалеченная миром, находясь на перепутье, Милстоун находит в себе силы улыбаться. — То есть, де ла Круз сначала пытался убить вас, но в итоге спас. Вы знаете, почему он так поступил? — Монти не хотел причинять зло. Он видел во мне Ханну Бейкер, а она умерла так. Вскрыла вены в ванной. — Это вам рассказывал де ла Круз? — Да. Иногда он говорил о школе и, в частности, о Ханне, почти всегда называя меня её именем. Он считал себя виноватым в её самоубийстве. — Почему? Замявшись, Алиша возводит взгляд в потолок, словно там будет ответ, должна ли она сказать то, что слышала от Монти, но он бел и пуст. Маленькой девочке вновь придётся принять решение самой. — Можно не говорить? — Если не хотите, то да. Но, — Элвес говорит медленно, подбирая слова. — Но мы нашли видео, которые записывал де ла Круз. И в них он упоминает об этом. — Тогда зачем вы спрашиваете меня? — Может, в личной беседе де ла Круз рассказал чуть больше, чем на видео. Важно узнать картину полностью, со всех сторон. — Мне не кажется, что Монти был виноват в смерти Ханны Бейкер. Его даже не было на тех кассетах, что она записала, — невольно дёрнув бровью от удивления, Люк становится каменным, словно статуя, слушая девушку, чья осведомлённость событиями несвязанного с ней прошлого крайне велика. — А вот его лучший друг был, потому что изнасиловал Ханну в мини-бассейне с джакузи на улице. Монти и ещё один парень находились в гостевом доме неподалеку. Они слышали, как Ханна звала на помощь, но не откликнулись на её мольбы, продолжив играть на приставке. И Монти очень часто вспоминал тот момент, словно он зациклил его жизнь, не отпускал, лишая возможности двигаться дальше. — Вы знаете имя друга, который изнасиловал Ханну Бейкер? — Да, это никогда не было секретом. Только свидетелей не нашлось, чтобы подтвердить его вину. Зато нашлись друзья, которые прикрыли. Имя того парня Брайс Уокер. На него пытались завести дело и по поводу других девушек, но жертвы не могли точно сказать, что с ними было, а что не было. А фотографий с ними пьяными было недостаточно для обвинения. — Мы нашли видео с изнасилованиями на ноутбуке де ла Круза. Почти на всех из них только один Брайс Уокер. Удивление проступает на лице Алиши. Об этом она слышит впервые. Что ж, пожалуй, Милстоун и так слишком много знает о том, чего ей знать не следует. — Ничего об этом не знаю. Но этот Брайс… он плохой человек. Не то, чтобы я была лучше или что-то в этом роде. Никто не может быть хорошим от начала до конца, хотя Хадижа со мной бы не согласилась. Я не то говорю, простите. Приложив ладони к вискам, Алиша несколько раз с силой растирает их, словно пытаясь таким образом собраться с мыслями. — Всё хорошо. Говорите то, что считаете нужным, — старается поддержать девушку Люк. — Что вы знаете о Брайсе Уокере? — Он дал деньги. Тому парню, что был вместе с Монти в ночь, когда была изнасилована Ханна Бейкер. Кучу денег. Хотел купить молчание. А Монти лишь достались угрозы, что тот сядет в тюрьму. Не знаю за что. Наверное, потому что Уокер из богатеев. Эти что хочешь могут купить за зелёные бумажки. — Мы нашли примерно с десяток тысяч долларов в вещах де ла Круза. Знаете, откуда они? — Нет, мне неизвестно. — де ла Круз когда-то принимал наркотики? — Я не видела. Наверное, я больше ничем не смогу помочь. Согласно покачав головой, Люк выключает камеру, видя явное желание девушки закончить беседу. Похоже, она действительно сказала всё, что знала. У агента тоже больше нет вопросов. И хотя информации получено не так много, кое-что из сказанного Алишей можно использовать для нового дела. И да поможет им бог. — Спасибо, мисс Милстоун, — произносит Элвес. — За что? Я обязана была рассказать всё. По крайней мере, так сказала Дженнифер. — Это так, но я благодарил вас за мужество. Немалая сила нужна, чтобы пережить произошедшее, но ещё большая, чтобы суметь обо всём рассказать. Люк хочет ещё что-то сказать, но в тот момент в комнату для допросов входит Дженнифер, и он оставляет их вдвоём, услышав краем уха, что его коллега предлагает девушке подвезти её до временного места пребывания — общежитие для подростков-сирот. Вряд ли после того, что с ней случилось, какая-либо приличная семья захочет взять Алишу под свою опеку. А те, от которых она сбегала много раз, вовек ей не нужны. «Скорей бы уже исполнилось восемнадцать!» — думает Милстоун, садясь в служебную машину ФБР. Вновь невесёлые мысли о её будущем возникают в голове. Забавно, ведь все вокруг думают, что спасли Милстоун из плена, а на самом деле заточили в темницу жестокой несовершенной системы, из которой выход только один — в никуда.***
You say I took the name in vain Упреки мне: напрасно пел, I don't even know the name Не знаю, мол, ни слов, ни дел. But if I did, well really, what's it to you? Но даже если так, что за беда, скажу я? There's a blaze of light Мерцает в нотах In every word Свет души, It doesn't matter which you heard А дальше, хочешь, так ищи, The holy or the broken Hallelujah Хоть святость, хоть крамолу в Аллилуйе. © Леонард Коэн — Аллилуйя