***
Утро следующего дня встретило меня мелодичным постукиванием капель дождя об моё окошко. Дождь — главная отрада в моей жизни. Всё моё нутро буквально трепетало от приятного звука льющейся с неба воды. А больше всего было приятно слышать, как более сильный порыв ветра сдувал эти крупные капли мне в моё мизерное оконце. Жаль, что у меня нет возможности понаблюдать за такой душегреющей непогодой, ибо неудобно пялиться в окно размеров не больше, чем моё лицо. Да и тем более высота окна была не совсем удобная для того, чтобы вот так с лёгкостью насладиться излюбленной для меня стихией. Невольно вспомнились времена, когда я вот в такую вот погоду выходил на улицу и, полностью промокший, бродил по вечернему городу, наслаждаясь местными видами огромных многоэтажек, светящихся разными огоньками. Целая куча таких же ярких вывесок с рекламой какого-нибудь дорогого ресторана или того же менее пафосного кафе, пестрило на каждом углу, куда бы я не шёл. Множество людей с зонтами в руках словно поток стремительно движущейся воды, идут чуть-ли не напролом, но вовремя успевают лавировать между друг другом и мной в частности. Это муравьиное мельтешение порой раздражало, но, не смотря ни на что, оно придавало своеобразного шарма всей прогулке, полностью обрисовывая образ кипящего жизнью города в дождливую погоду. Тяжело выдохнув, я понял, что испытать снова то блаженство, полученное от простой прогулки, я смогу явно не так скоро, как хотелось бы. Ибо отсюда меня так просто никто не выпустит. Они — весь персонал психиатрической лечебницы — шушукаясь между собой в узких коридорчиках здания, называют меня опасным для общества. С чего бы я стал опасным для гнилого общества — я не понимаю. То, что я наказывал тех людей, которые сами же проявили себя не в лучшем свете, не является неадекватностью или ненормальностью. Большая часть нашего окружения можно считать психически нестабильными. И только из-за этого факта мы же не сажаем друг друга в мнимые больницы. И люди, которые работают в них, утверждают, что их лечебные процедуры способны помочь людям. Бред собачий. Они ещё больше ломают и внутренне уничтожают. А ещё они любители сгребать людей под одну гребёнку, делая или, точнее, выставляя из вполне адекватных людей неадекватных психов. Придумывают какие-то правила и нормы поведения, нарушения которых непозволительно. Бред же собачий! Честное слово. От осознания того, что я именно тот человек, которого сгребли под одну гребёнку, до мерзких мурашек по всему телу взбудоражило меня. Естественно, я уже не первый раз думаю об этом, но именно сейчас, когда я полностью уже осознал, что это никакая ни чья-то глупая ошибка, нахождения меня в этом месте, а окружающая меня действительность, вот тут я уже действительно призадумался о своих действиях, из-за которых меня сюда упекли. Если верить тому, что мне взболтнул кучерявый, то последнее моё действие было как-то связанно с моими многоуважаемыми родителями. Я отчётливо помню тот момент, когда я не совсем в трезвом состоянии пытался зайти домой, но на входе я встретил отца. Я ведь не обманул кудряшку, я действительно отцу тогда ничего не сделал. Как я мог бы тронуть человека, который, мне кажется, единственный из всех родственников, кто меня и вправду любит? Знаю и отчётливо помню, как попросил его отойти. Дальнейшие свои действия смутно, но тоже всё ещё помню: безвольной тушкой завалился спать, а, проснувшись на следующий день, меня уже скручивали чуть-ли не втрое несколько человек в белых халатах. Чёрт, кажется я что-то упускаю, какую-то очень важную часть. Ведь и вправду, как бы я не отнекивался, меня бы сюда просто так бы не привезли. Если, конечно же, моя мамаша не похлопотала. Судя по тому, что говорил кудрявый, я намеренно забываю всё то, что может навредить моей многострадальной психике. Да моей психике может навредить любой человек, потому что все эти ненормальные дегенераты на протяжении всей жизни, что только и делают, как вредят мне. Короче, на хрен всех их, я бы не смог бы что-то просто так за... "...Катсуки, сейчас же объяснись, где ты пропадал несколько дней!.. Катсуки ты меня слышишь? Я жду объяснений... " Яркая вспышка боли мгновенно оковала всё моё тело, от чего оно начало безудержно дрожать, словно осиновый лист. "...Больше чтоб я тебя не видел в таком состоянии в моём доме!.." Нестерпимая боль расплывается как будто бы по всему телу — от самой головы, до подушечек пальцев. "О боже мой!.. Что ты делаешь? Масару!... Катсуки... Катсуки прекрати сейчас же!.. Ты ведь сейчас ..." Уткнувшись носом в подушку, я скулил как самая паршивая шавка на улице. Моя голова, она словно готова в любой момент разорваться на две половинки. Чувствую как моё тело трясёт крупной дрожью, от чего на лбу стали выступать капли холодного пота. Не сразу понимаю, когда чьи-то тёплые, хрупкие руки пытаются оторвать моё лицо от подушки. — Не трогай меня! — не сдерживаюсь и уже отчаянно кричу. Не хочу, чтобы ко мне кто-либо прикасался, пока я нахожусь в таком унизительном состоянии. — Выпей и боль уйдёт, — слышу чей-то тихий голос прямо возле моего уха. Рывком поднимаю свою голову, при этом кривясь от полученной дозы неприятных ощущений, как будто мой мозг ударился об черепную коробку. Поворачиваю голову в предположительное местонахождение потревожившего меня человека. Расфокусированным взором сразу же натыкаюсь на копну тёмных волос. Лицо как будто размыто, но даже этот факт не помешал мне узнать в этом человеке моего любезного мальчишку-докторишку. Кудрявый в свою очередь пялился на меня своими огромными изумрудами, при этом, буквально через несколько секунд, левой рукой крепко ухватился за мою челюсть, пытаясь её разжать, для того, чтобы насильно впихнуть мне в рот какую-то, неизвестную для меня, небольшую красно-белую капсулу. Одна половина меня металась внутри, словно загнанный в клетку зверь, и кричала о том, что надо ударить, оттолкнуть, не подпускать так близко, а другая в это время твердила о том, что нужно смириться, послушаться и выполнить то, о чём просят. Пока я внутренне боролся со своими чувствами, этот кучерявый зря время не терял, воспользовался моим замешательством и всё-таки просунул мне в рот капсулу, после чего закрыл мне рот ладонью, для того, чтобы я не попытался её выплюнуть. Хотел было начать всячески сопротивляться и хоть как-то проявить своё недовольство, но, снова взглянув в подозрительно заботливые зелёные глаза напротив, желание оттолкнуть и послать куда подальше, тут же улетучилось будто и не было его никогда. На меня, наверное, впервые смотрят настолько открыто. Во взгляде этого доктора читалось слишком много эмоций, которые он сам же как будто специально демонстрирует и нисколечко не хочет их скрывать. Дикое беспокойство, безмерная забота, смятение, сомнения в своих действиях, даже грусть проскользнула в его взгляде. Настолько живых и откровенных глаз я никогда в жизни не видел. И как же я до этого не замечал такой черты в кудрявом докторе? Завораживающе. Не знаю, что помогло мне больше — таблетка, которую мне всучил доктор или же само присутствие доктора, но мне действительно стало лучше. Боль утихла и ощущение полнейшего опустошения прошло. Но взамен пришла дикая усталость. Я так и не отводил взгляда от кудрявого, пока меня откровенно рубило, как маленького мальчика, который на ночь выпил стакан тёплого молока. А этот в свою очередь, медленно убрав свою руку от моего лица — я даже не заметил того, что его рука до этого всё ещё была у моего рта! — аккуратно уложил меня обратно на кровать, при этом нежно проведя по моим жёстким белокурым волосам рукой. И как я, чёрт возьми, должен реагировать на что-то подобное? Сказать, что я поражён — значит ничего не сказать. Но в силу того, что я под воздействием препарата ни хрена не могу сделать, я решил пока что ничего не предпринимать. От лёгких прикосновений к своим волосам я слишком быстро успокоился, от чего через несколько секунд меня уже унесло в неведомые края, где за главного был этот кудрявый доктор.***
Лёгкое помутнение после сна уже давно улетучилось, а я всё равно продолжаю валяться на своей койке куском неподвижного мяса. Несколько часов назад, когда моё лицо пощекотали первые лучи восходящего солнца, я проснулся от того, что мне было дико холодно. Причём я точно знал, что помещение всегда хорошо отапливалось и, по идее, я не должен был так околеть. Но, не смотря ни на что, меня бил сильный озноб. И этому была причина. Мне снился поганый сон, в котором мне приснилась моя мамаша, пытающаяся, в буквальном смысле, оторвать меня от отца. Во сне я чувствовал, как болят мои костяшки пальцев от многочисленных ударов об тёплую плоть человека. Во сне у меня болело горло, как будто я надрывно орал несколько часов, если не больше. Мне привиделась небольшая лужица крови, в которой, я собственно и лежал, пока я ощущал дикий приступ боли по всему телу. Я не знаю, почему мне приснилась такая паршивая картина, где я, судя по всему, избивал своего отца, но это меня в какой-то степени насторожило. Вкупе со сном я вспомнил фрагмент со вчерашнего дня, где у меня в голове всплыли какие-то непонятные крики моих родителей, причём, кажется, эти крики предназначались мне. Точнее для меня, потому что я точно узнал нелестные фразочки своего отца и дикие крики моей мамаши. Может быть, я, действительно, начал сходить с ума. Или, возможно, это из-за того, что они пичкают меня огромным количеством лекарств. Причина пока что не ясна, но это явно странно. "— У твоего мозга появилась такая некая защитная реакция на все моменты из твоей жизни, которые могут тебя шокировать и в последствии травмировать." Может всё-таки...? Нет, это бред. Точка. Судя по тому, что за моей дверью в коридоре начали сновать туда-сюда санитары, шурша об пол своими белоснежными тапочками и стуча об соединения линолеума колёсиками неизменных передвижных столов — уже было утро. А это значило, что скоро и ко мне кто-нибудь заявится. И я не прогадал, потому что буквально через несколько секунд послышались щелчки замка моей двери. — Поднимайся, — строгий возглас сопровождался громким стуком железной двери о косяк. Я уже давно не слышал подобной наглости, поэтому сомнений не осталось и я сразу же догадался кто именно меня посетил. — А я уж надеялся, что тебя уволят, — самодовольно ухмыляюсь и устремляю свой взор на выход, где как будто по команде смирно стоит очкарик-санитар. Без его рожи в этой психушке мне, наверное, жилось бы в три раза хуже. Тут хоть и маленькое, но разнообразие и развлечение одновременно. То, что он меня ненавидит — факт. И, что самое интересное, он даже сам этого нисколечко не скрывает и, я даже уверен больше чем на все сто процентов что, если бы была возможность, он бы уже давно подарил бы мне пару фингалов под глазами и несколько сотен гематом по всему моему многострадальному телу. Но, к его сожалению, даже если бы ему выдалась такая возможность, скорее всего, я был бы единственным человеком, кто выбрался бы отсюда в целости и сохранности. И он тоже это понимает, поэтому-то он и молчит в тряпочку. Ахах. — Напоминаю, что сегодня "День гигиены", — я удивляюсь его потрясающему терпению. Продолжает со мной разговаривать, хотя — это даже видно не вооружённым взглядом — он в шаге от того, чтобы запульнуть в меня подносом полным едой, который, к слову говоря, он уже несёт в мою сторону. Если честно, мне уже боязно принимать пищу, которую мне приносит именно этот ненормальный очкарик. Потому что он в лёгкую может мне что-то в неё подсыпать, а после радоваться тому, что, наконец, избавился от меня. Я даже не удосужился подняться с кровати, пока санитар водружал на прикроватную тумбочку небольшой поднос с, как я понял, неизменной манной кашей, чаем, куском булки и, кто бы сомневался, порцией таблеток. Пока я изучал содержимое подноса, очкарик наткнулся взглядом на, не тронутый мной, вчерашний ужин, после чего он незамедлительно молвил: — Если ты не начнёшь есть то, что тебе дают, мне придётся насильно запихивать тебе это в глотку, — он высокомерно продемонстрировал полную тарелку сваренной крупы. — А говорил, что с ложечки не кормишь, — съязвил я, всё-таки поднимая свой корпус с кровати. Что бы я не думал, а жрать хочется просто неимоверно, что даже от одного запаха еды начало сводить желудок. Сосёт под ложечкой у меня ещё с ночи. Ненавижу свой чёртов организм. — Доктор Мидория к тебе ещё заглянет сегодня, — быстро забрав вчерашний поднос с нетронутой едой, он по-быстрому смотал из моей камеры, при этом предусмотрительно заперев меня чуть-ли не на десять замков. Как же он меня, сука, бесит своей бесконечной беготнёй. Зато из его недолгого визита я понял две вещи: первая — сегодня отвратительный "День гигиены"; вторая — я увижу чёртового доктора намного раньше, чем я рассчитывал. Суть "Дня гигиены" заключается в том, что санитары отправляют на водные процедуры всех пациентов, находящихся в здании, естественно, при учёте того, что кто-то останется приглядывать, а большая часть остальных работников в свою очередь шуршат по палатам и наводят в них чистоту и красоту: прибираются и меняют постельное бельё. Все эти процедуры они проводят дважды на недели — в среду и в субботу. Но вот, какого чёрта, они решили этим заняться именно сегодня, когда, в принципе, ещё рановато — я не знаю. Непредвиденные ситуации — худшие ситуации. Зато, у меня есть прекрасная возможность пообщаться по душам с моим многоуважаемым доктором. Не сказать, что я готов из штанов прыгать от радости, но всё-таки от чего-то моё сердце забилось чаще от услышанного. Появилось такое, какое-то, детское воодушевление вперемешку с предвкушением, словно я собирался ехать куда-то в парк аттракционов, а не просто общаться с каким-то докторишкой, которого, по-большому счёту, я должен ненавидеть. Ведь я всех докторов ненавидел и по-прежнему ненавижу. Только этого кучерявого от чего-то трогать совсем не хочется. Он как-то отличается от всех этих сумасшедших врачишек. Да даже внешне он не похож на одного из них. По мне, так это какой-то блудный ребёнок, который по ошибке заглянул сюда. Но факт фактом — он врач, да ещё в добавок мой. Надеюсь, что хотя бы до него, наконец, дойдёт, что я вполне нормальный человек и он в скором времени меня отпустит отсюда. Что же, остаётся только ждать, когда этот момент настанет. Пока я был погружён в свои мысли, на улице снова разыгралась жуткая непогода. Полил сильный ливень и уже были слышны отдаленные раскаты грома. Один из таких раскатов и вернул меня из глубоких размышлений на землю. Мурашки прошлись по моей коже от услышанной долгожданной грозы. К слову говоря, уже не первой в этом году, но от этого она не стала менее желанной. Переведя взгляд в моё мизерное оконце, я сразу же поймал глазами яркую вспышку молнии, которая сверкнула словно у самого здания. А следом послышался оглушительный раскат грома. Намного громче и потрясающей, чем до этого. И как тут не закрыть глаза и не насладиться благоговейным спокойствием, которое дарит мне уже второй день Мать Природа? Наплевав на остывающую порцию еды, я поудобней устраиваюсь у себя на койке и, подложив руки под голову, блаженно прикрываю глаза, приготовившись и дальше слушать, душе греющие, звуки. Но неожиданный щелчок замка мгновенно разрушил всю, только создавшуюся, атмосферу блаженства, снова заставив меня нервно напрячься. Да твою-то в душу мать! — Проснись и пой! — доносится со стороны двери убийственно радостный клич. На секунду охреневаю от подобной наглости и безрассудства. Кто бы это мог быть? — Заткнись, придурок, — тут же кто-то, словно змея, шипит в ответ на клич, — Не шуми, — дверь, наконец, полностью распахивается являя мне две до боли знакомые цветастые макушки. Этого ещё мне не хватало... — С чего бы я должен молчать? — обиженно мямлит желтоволосый, заходя в мою камеру первым. — Ты можешь хоть на пару секунд заткнуться? — снова зло шипит красноголовый, при этом попутно подталкивая своего напарника вперёд, — Иди помоги ему, — командует он в завершении, при этом протягивая желтоголовому кусок непонятной, кажется, когда-то белой, ткани. Как же было забавно и раздражающе одновременно, наблюдать за двумя ненормальными санитарами, которые со стороны больше выглядят как какие-то женатики, которые живут вместе уже лет пятьдесят, не меньше, так и ещё чуть-ли не двадцать четыре на семь ссорятся друг с другом. Бесят... — Я ещё в состоянии подняться без помощи, — решил всё-таки вмешаться в их занимательный диалог. Надо же как-то заявить о себе, чтобы они не думали, что я снова безвольная кукла. Я ведь так и не принял таблеток с утра. — Мы всё равно поможем, — наигранно доброжелательно ответил мне желтоголовый, направляясь в мою сторону. Его взгляд горит каким-то безудержным безумством. Какая-то маниакальная улыбочка и слащавые фразочки вызывают у меня рвотные позывы. Психопат, честное слово. Его бы самого не мешало посадить в камеру. Второй же в свою очередь остался стоять тупнем в сторонке, оставляя всю работу на своего напарника. На самом деле, он мне кажется единственным адекватным человеком из их ненормальной парочки разукрашенных панк рокеров. Интересная, однако, мне компашка досталась. И как таких только на работу-то приняли? — Ты не выпил лекарства? — прозвучало больше как утверждение, чем вопрос, — Надо принять сейчас, — тут же подорвался красноголовый, забирая с тумбочки стаканчик с препаратами, а после он уже протягивал мне эти несчастные таблетки. Уже и не знаю за кем следить, за тем, который пытается стянуть мне штаны — какого чёрта он вообще вытворяет? — при этом нашёптывая себе что-то под нос, или за тем, который мне протягивает препараты. Странные вы какие-то ребята. Поэтому, недолго думая, я высказал только часть своего недовольства: — Иди ты к чертям, неформал херов, — одним движением ноги отталкиваю от себя жёлтого, от чего он, испуганно хлопая своими глазёнками, поздоровался своей задницей с бетонным полом, а, повернув голову ко второму, с нескрываемой угрозой спрашиваю: — Сам отойдёшь или помочь? Долго думать он не стал, поэтому по-быстрому отошёл на пару шагов от моей кровати. Отлично. — Лучше не буянь Бакуго, иначе мы будем вынуждены... — Можешь не продолжать, — слушать то, что они будут вынуждены накачать меня каким-то препаратом снова — мне надоело. Вокруг одни угрозы и все связаны с одним. Никакого разнообразия. Хоть придумали бы что-то интересное. Чувствую как во мне бушует ураган злобы, при этом напрочь сметая все другие чувства, которыми я пытался унять его. Хочется их обоих отпинать как следует, а потом ещё и воткнуть бошками в бетонную стену. Уже начал представлять эту привлекательную картинку, когда неожиданно как будто прямо перед моими глазами промелькнули знакомые обеспокоенные зелёные изумруды. Не знаю на кой хрен мне вспомнился этот кучерявый, но, надо сказать, что его незабываемый образ, каким-то волшебным образом помог мне унять то, что обычно доставляет людям большие проблемы. И что это вообще было? — А где же доктор? — мгновенно задаю вопрос я, тем самым обескураживая двух перепуганных санитаров, которые, мне кажется, уже минут пять нормально не вдыхали, такой необходимый, кислород. Секунда и по всей камере разносится двойной вздох облегчения. Надо же как пересрали. — Доктор Мидория? Он опоздает, — наконец, отмирает один из них, а если точней, то это — красноголовый. — Меня что, купаться поведут вместе с доктором? — усмехаюсь, а сам в это время показываю жёлтому, чтобы он, наконец, одел на меня то, что пытался — смирительную рубашку. Только я до сих пор не понимаю на кой хрен он пытался стянуть с меня штаны, если рубашку принято надевать наверх, а не на низ. Я же говорю, странные они какие-то. Тут же спохватившись, цветастый подрывается с любовно насиженного места, при этом, уже совсем не с тем рвением, снимая с меня вонючую серую водолазку, заменяя её дерьмовой неудобной рубашкой. — Не вместе. Он просто будет приглядывать за тобой, — красноголовый снова подходит ближе на несколько шагов, при этом снова протягивая мне порцию не выпитых таблеток. Уже без сопротивления быстро принимаю их, дабы не успеть почувствовать их противный вкус. И с чего бы я такой послушный вдруг стал? Это, наверное, всё из-за... — Вы готовы? — в камеру без стука, запыханный, весь взъерошенный, словно маленький ураганчик, залетел кудрявый доктор. Видеть его в таком состоянии как минимум не привычно. Осмотрев меня с ног до головы, он продолжил: — Отлично, пойдёмте, — и, никого не дожидаясь, вышел в коридор. И что это с ним сегодня? После меня так же быстро вывели в коридор, при этом предусмотрительно держа за предплечья с двух сторон. Мол, чтобы не сбежал. Да, если бы мог, уже давно бы это сделал. Идиоты. В коридоре помимо нас было ещё несколько тупых амёб и около шести, снующих туда сюда, санитаров. Это, наверное, ещё одна причина, почему я не люблю этот чёртов день — шум. Ненавижу всю эту суету. Хочу спокойствия... Перевожу свой взгляд на спину кудрявого, который мастерски обходил всех попадающих ему на пути неумех-санитаров. Не поинтересовался моим самочувствием, ни слово ни говоря прётся впереди, будто специально отдаляясь от меня. Ни разу не поднял на меня взгляд. Ты ахренел, кучерявый? Надо сказать, что я негодовал на протяжении всего нашего недолгого пути до "купальни". И главной причиной моего негодования являлся мой мальчишка-докторишка. Уже находясь в душевом помещении, а это место по-другому и не назвать, ибо оно просто огроменное, я ни на секунду не оставался один. В принципе, как и всегда. Но в этот раз я был наедине с кучерявым и это, ни один паршивый раз, не давало мне покоя. А почему? Я так и не понял. Два придурка-неформала давно уже вышли из помещения, а я всё продолжаю тянуть время, так и не собравшись оголять своё тело. Да и как я могу это сделать без помощи? Правильно — никак. Словно услышав мои мысли, ко мне тут же непозволительно близко подходит кучерявый, профессионально, без лишних движений, расстёгивая пару ремней на груди, а дальше и полностью освобождая меня от этой чёртовой рубахи. Не могу не заметить как его взор на несколько секунд задержался на моём в меру подкаченном торсе. Надо же, доктор, да вы не так прост, я погляжу. От подобного действа достаточно сложно удержать себя и не усмехнуться, что, естественно, замечает кудряшка, тут же отстраняясь от меня. — Поторопись, — как-то больно безэмоционально бросает он, при этом опуская голову вниз. Выглядит как побитый щенок. Немного раздражает, если честно. Раздражаюсь настолько, что даже не хочется ему что-либо говорить. Даже язвить нет настроения. Его необоснованное поведение меня как будто убивает изнутри. И с чего это я вдруг...? Скинул с себя лёгкие хлопковые штаны вместе с нижним бельём и тут же направился к первому попавшемуся открытому душу. Слегка тёплая вода полилась через несколько секунд и я, наконец, расслабился. Нет ничего приятней в этой жизни, чем чувствовать как по твоему грязному, горячему телу ползёт очищающая и охлаждающая тебя целиком и полностью вода. Как люди жили в средневековье, обходясь без такой важной процедуры, как банальное принятие душа — я не понимаю. Они умирали от чумы и от других хворей, но всё равно считали, что из-за мытья умрут ещё быстрей. Ведь было всё просто — нужно было всего-лишь засунуть своё тело в воду. И, возможно, можно было бы обойтись без тысячи умерших жизней. Неожиданно я почувствовал какое-то неприятное жжение на спине. Такое ощущение можно почувствовать только тогда, когда тебе пристально смотрят в спину, будто желая просверлить в тебе дыру. Интересненько. Нарочито медленно, дабы дать время для того, чтобы доктор успел сориентироваться, поворачиваюсь корпусом чуть назад, и, кто бы мог подумать, натыкаюсь на блестящий взгляд изучающих меня изумрудов. Даже не стал скрывать, что пялится на меня! А что это ещё за наглый похотливый взгляд, доктор? Удивительно. Испорченный мальчишка. Усмехаюсь и отворачиваюсь обратно. Если нравится — пускай пялится. Мне не впервой ощущать на себе чей-то маниакальный взгляд, а чувствовать именно его взгляд — даже от чего-то нравится. Я не умею мыться медленно, поэтому все необходимые процедуры я заканчиваю достаточно быстро. От чего уже минут через десять выключаю воду и, уже хотел было повернуться лицом к моему новоявленному поклоннику, как почувствовал мягкую поверхность небольшого полотенца у себя на плечах. Кудряшка настолько близко ко мне, что, мне кажется, я чувствую его горячее дыхание на своём теле. Что же, похоже мой выход, господа. — И что это было вчера? — глухо, интимно задаю вопрос, при этом, наконец, поворачиваясь на все сто восемьдесят градусов, становясь чуть-ли не нос к носу к кучеряшке. Не замечал до этого, что он ниже меня. А что это за очаровательные крапинки у тебя на лице? Не перестаёт удивлять. — Не понимаю о чём ты, — тут же стушевался и уже был готов отпрянуть от меня, если бы я предусмотрительно не схватился бы за его локоть. Почувствовав на себе мою руку, доктор как будто бы начал слегка потрясываться. Да неужели, уже испугался. — Если вы считаете меня ненормальным, это не значит, что я, действительно, считаюсь таковым, — продолжаю добивать его. Не знаю с чего вдруг у меня появилось дикое желание поиздеваться над ним, но, видимо, такова моя пакостная натура. — Никто не считает тебя ненормальным. Дело в том, что у тебя есть..., — мгновенно последовала реакция и мой драгоценный докторишка начал тараторить, будто оправдываясь передо мной. Но мне не это нужно. Зря он меня заинтересовал, своими неосторожными, детскими, поступками. Ой зря, — Что ты задумал? — пискнул кудрявый, заметив, как я ловко перемещаю свою руку с его локтя на его талию. Он и вправду дрожит весь, как осиновый листочек. Сама невинность. — Доктор, а с чего это вы вдруг проявляете такую заботу о своём подопечном? — томно шепчу я, чуть нависая над кучерявым. Его взгляд в этот момент нельзя ни с чем сравнить. Можно сказать, что я восхищаюсь его неподдельным страхом и скрытым любопытством и даже крупицами азарта, проскальзывающими в его слегка помутневших зеленушках. — Это моя работа, — словно не дыша, хрипит мне в ответ, при этом тяжело сглатывая накопившуюся во рту слюну. Вот уродец. — Я сомневаюсь в этом, — нагибаюсь ещё ниже для того чтобы уже прикоснуться к его сухим губам, как всё то, что я так долго строил, рушится, когда я слышу, как открывается скрипучая дверь в душевую. — Доктор у вас всё хорошо? Вы как-то долго.., — видимо, наша поза жёлтого сильно удивила, от чего на последних словах его было чуть слышно. — Да, Каминари, всё хорошо. Я сам справлюсь, — за сотую долю секунды кудряшка поворачивается ко мне спиной — как неосмотрительно, а если бы я, действительно, был бы психом? — и, я уверен на все сто, улыбается взволнованному желтоголовому. Одни вредители вокруг, всё портят. — Вы уверены? — капелька недоверия проскальзывает в таком простом вопросе, от чего, я полагаю, кудряшка в тихом бешенстве. — Да. Помоги остальным, — всеми возможными способами милашка пытается занять делом несносного санитара. Я уже говорил, что он не перестаёт меня удивлять? — Хорошо, — тихо произносит желтоголовый, захлопывая за собой дверь. Из-за мгновенно образовавшейся тишины, мне стало казаться, что я даже слышу, как с крана на мокрый кафель падает одна за другой капли воды. Хотел было снова прикоснуться к напряжённому доктору, но понимаю, что атмосфера не та и что мне уже не так интересно, как было до этого. Шанс упущен, но я уверен, что не надолго. Если, конечно же, кучеряшка снова меня не удивит. — Обтирайся поскорей, простудишься, — бросает из-за плеча кучеряшка, при этом так и не обернувшись, направился в сторону стеллажа с множеством секций, в котором, насколько я помню, находится чистая одежда для больных. И для меня. Я же говорю, меня окружают одни вредители, потому что я потерял прекраснейшую возможность для того, чтобы... Блять, чтобы что? Что за паскудство лезет в голову? Я просто хотел над ним поиздеваться и ничего больше. Точка. Заткнись, мозг. Я снова спустился с небес на землю, когда буквально перед моим носом появилась чистая стопка больничной одежды. Незамедлительно принимаю её из рук врача, попутно вытирая своё тело от, уже давно высохших, капель воды. Исподлобья наблюдаю, за, как будто на глазах осунувшимся, доктором, который в свою очередь отходит обратно к стеллажу, дожидаясь, когда я оденусь. И снова он будто выводит меня из себя. Не знаю от чего я так завёлся с пол оборота, но с превеликого своего психа, оделся я, как солдат, за пятнадцать секунд, а после и безмолвно подошёл к доктору, намекая, что я готов отправляться. — Подними руки, — командует он, уже готовя смирительную рубашку для того, чтобы надеть её на меня. И как я мог забыть про это дерьмо? Подчиняюсь и бешусь одновременно. От такой бури непонятных чувств даже хочется, что прямо удивительно, побыстрей оказаться в своей камере одному, без всяких кудрявых и цветастых. Меня снова сбивают столку его осторожные движения и лёгкие прикосновения к моей коже. Да что с тобой малявка? Я в смятении, я обескуражен, я в шоке... — Пойдём, — наконец одев меня, он берёт меня под локоть и направляет в сторону выхода. А что я? А я плетусь как примерная и выдрессированная зверюшка. Противно, но так оно и есть. Мне от чего-то до боли в груди приятно чувствовать руку именно этого доктора, а не какого-нибудь там отшибленного санитара. Что!? Что блять со мной не так? Откуда такие мысли? Откуда такие чувства? Откуда эта дрянь во мне вообще взялась? Я ненавижу. Я ведь ненавижу всех этих проклятых докторов, которые все как один нарекают меня психом, ненормальным, не пригодным для общества. А самое что интересное, этот кучерявый ведь такой же! Он ведь, наверняка, думает как все они. Но почему же я так его выделяю среди других? И всё это после того проклятого раза, когда он появился в моей камере. Чёртова больница, чёртовы санитары, чёртов Мидория. Ненавижу. Даже не заметил, как мы зашли в мою камеру. Вот она, моя верная обитель. Снова незамысловатые движения со стороны грёбаного доктора, который по-быстрому снимает с меня чёртову рубашку и, сложив в четверо, зажимает её подмышкой. — До завтра, Катсуки, — напоследок бросает он, наконец, оставляя меня тет-а-тет со своими мыслями.