Он — дракон

      Саша смотрит на Александра, который идет куда-то вверх по склону, но за ним идти не торопится. Вместо этого он садится на песок, поджимая под себя ноги, и долго сидит, погрузившись в свои мысли и глядя на безоблачное небо, море и горизонт. В нем еще тлеют остатки надежды на то, что сейчас вдали покажется крошечная точка, которая будет приближаться, и это окажется корабль, что приплыл за ним. Но Саша понимает, что если любящее сердце — это маяк для того, кто его ищет, то его сердце не любит никого, разве что отца и брата. Но ведь… Саша резко вскакивает, чтобы скорее спросить о своей догадке Александра и так торопится, что не замечает его, стоящего позади, и буквально врезается в его грудь и едва не падает, но сильные руки в очередной раз удерживают его от встречи с землей. Саша поднимает взгляд и на мгновение встретившись взглядом с Александром, смущенно отшатывается. Но тот, кажется, ничего необычного в этом не видит, поэтому спокойно отпускает Сашу и смотрит на него с любопытством.              — А если, если я люблю брата или отца, это ведь тоже считается? — спрашивает Саша, стараясь ничем не выдать своего волнения.              — Нет, — твердо отвечает Александр, — только любящее сердце девушки привело сюда драконоборца, в твоем случае твое любящее сердце должно привести сюда твою невесту. Любовь к брату или отцу — это не поможет.              — Вот черт, — тихо отвечает Саша, снова поворачиваясь к морю.              — Но ведь твоя невеста приплывет? — становясь рядом с Сашей, говорит Александр.              — Д-да, конечно. Обязательно, приплывет, тем более она внучка драконоборца, — сам не понимая, почему, врет Саша, — а знаешь, мама рассказывала, что если бросить цветы в воду, то человек, которому они предназначаются, непременно почувствует и обязательно узнает о том, что его ждут и помнят, — он грустно улыбается. Кажется, это единственное воспоминание о маме, которое спустя столько лет отдает теплой грустью.              — Хочешь попробовать? На другой стороне острова растут цветы.              — Что? Нет, конечно! Я же не девчонка! — возмущается Саша.              Александр отчего-то смеется от его слов, и его смех настолько заразителен, что Саша не может сдержаться, и через секунду они хохочут уже вместе. А потом Александр резко становится серьезным.              — Саша, ты должен вернуться в яму, — строго говорит он.              — Что? Но почему?              — Дракон может проснуться в любой момент! Если он почувствует тебя — ты не успеешь ничего сделать.              — Если бы он меня почувствовал — то появился бы уже давно.              — Падение его ослабило, поэтому…              — Нет, — перебивает Саша, — его ослабил человек — вот здесь, — Саша нагло тычет в грудь Александра, туда, где сердце, — только человек будет заботиться о незнакомом ему человеке, лечить его раны, приносить еду, спасать от глупой смерти чуть ли не ценой собственной жизни.              — Ты правда так думаешь? — тихо спрашивает Александр, а Саша видит в синих глазах надежду.              — Конечно, я верю, что ты сможешь победить дракона. Если хочешь, могу тебе попробовать в этом помочь, пока я здесь.              — Спасибо тебе, Саша, — мужчина искренне улыбается. А Саша думает, что постарается сделать так, чтобы Александр делал это чаще. Потому что ему чертовски идет быть вот таким — расслабленным, открытым, улыбающимся. А лучше смеющимся, потому что смех у него прекрасный — бархатистый, заразительный и искренний.              — Пока еще не за что, — отвечает Саша, — а можно глупый вопрос?              — Конечно, — Александр смотрит на него непонимающе.              — А где ты берешь одежду? Мне бы переодеться.              — А почему ты считаешь этот вопрос глупым? Пойдем, найдем тебе что-то подходящее, — Александр ведет Сашу вверх по склону, — море часто выбрасывает сундуки, в них можно найти много чего интересного.              — А откуда их приносит? — Саша еле поспевает вслед за быстро поднимающимся Александром.              — С кораблей, что блуждают в тумане, окружающем остров, и которые не могут найти выход из него, — мужчина так резко останавливается, что Саша налетает на него, — я ведь говорил, что выхода из него нет, — мрачно добавляет он и продолжает свой путь.              — Неужели из него никак не выбраться? Если тут их никто не ждет?              — Может, и можно. Но я таких способов не знаю.              Саша не решается расспрашивать дальше. Потому что ему становится не по себе. Получается, что случайные путники, что на свою беду попали в загадочный туман обречены плутать в нем до скончания веков, не понимая, не находя выхода, в полном неведении в своей обреченности? У Саши мороз по коже от подобных мыслей. Он искренне надеется, что, если его все же ищут, никогда не найдут эту туманную пелену. Лучше уж он останется здесь навсегда, чем кто-то погибнет из-за его черствого сердца, что не может никого полюбить.              Александр приводит его в большую и просторную пещеру, которую сейчас заливает солнечный свет. В углу небольшой кучей свалены различные сундуки, всяческих цветов, размеров и материалов. Саша опасливо косится в их сторону, в его голове не совсем укладывается, как можно носить вещи, которые уже до него кто-то носил. Но ходить в разорванной, грязной и пропитавшейся кровью тунике и в таких же брюках ему хочется еще меньше. Александр жестом показывает на сундуки, и Саша осторожно открывает первый попавшийся. Ему везет, в первом же открытом сундуке и ему попадаются вещи почти его размера и с виду совсем новые, неношеные. Найдя весьма сносную рубаху и штаны, которые ему длинны, но хотя бы с него не спадают, быстро скинув старую одежду, он переодевается, краем глаза замечая, как Александр с любопытством за ним наблюдает.              — Ты что, пялишься? — не выдержав, спрашивает Саша.              — Ну да, — как всегда ни капли не смущаясь, спокойно отвечает Александр.              — Но…              — Что? Это тоже неправильно? — серьезно спрашивает Александр, но Саша видит в его глазах смешинки.              — Да, то есть нет. Просто я не привык, что на меня смотрят, когда я переодеваюсь.              — Прости, я не хотел тебя смущать.              — Тебе не за что извиниться. Все нормально. А что это за пещера? Это что-то вроде твоего склада? — оглядываясь, спрашивает Саша, когда, наконец, переодевшись, чувствует какое-то облегчение от чистой одежды. Штанины, что ему длины, он закатывает до колен, а рукава подворачивает.              — Я здесь живу, — растерянно отвечает Александр.              — Что? Но тут же, кроме сундуков ничего нет!              — А что должно быть?              — Ну хотя бы кровать! Спать на голом полу ужасно! — возмущается Саша, — ты ведь хотел стать человеком? Так вот люди спят на кровати. Так что предлагаю смастерить тебе для начала хотя бы ее подобие. А там посмотрим.              Александр соглашается и они, разворочав половину сундуков, притащив еще несколько с берега, находят в них плотную ткань, из которой делают матрас, из найденной ткани мастерят самодельные подушки, покрывала. Саша даже находит балдахин в одном из ящиков, но тут же отбрасывает его, фыркая на немой вопрос, что это для девчонок. А они мужчины, в конце концов. Александр на это снова улыбается, но ничего не отвечает, лишь убирает ткань обратно в сундук. Так за делом пролетают несколько часов и вскоре у них получается вполне сносное место для ночлега. И довольно большое.              — Ну вот! — радостно оглашает Саша, — отличная кровать! Теперь тебе есть, где спать. Осталось придумать, где спать буду я.              — Тут много места, можешь спать тут же, — в привычном тоне отвечает Александр.              — С тобой? — удивленно переспрашивает Саша.              — Но ведь сегодня ты спал рядом со мной.              — У меня выбора не было, я следил, чтобы ты не превратился в дракона.              — Да прям? — улыбается Александр, словно, не веря в слова Саши.              — Да! Вообще, я есть хочу!              — Тогда пошли, — говорит Александр, снова становясь серьезным.              Они разводят костер, хотя скорее разводит его Александр, а Саша лишь помогает, таская хворост и чертыхается каждый раз, едва не спотыкаясь об Пушка, что крутится рядом и путается под ногами. После чего они жарят на углях рыбу, завернув ее в листья неизвестного Саше дерева и посыпав приправами из все тех же сундуков. Вскоре полуготовое блюдо начинает издавать такие ароматы, что Саша захлебывается слюной, а желудок урчит в предвкушении.              Когда, наконец, рыбу можно есть, Саше настолько невтерпеж, что он чуть ли не подпрыгивает от нетерпения. Быстро разворачивает листья и обжигая пальцы, рот и язык, быстро ест, блаженно закатывая глаза. Кажется, что это самый вкусный обед в его жизни. Александр же ест неспешно, осторожно наблюдая за Сашей, у него вызывает улыбку его непосредственность, а еще о нем приятно заботиться и просто находиться рядом. Рядом с ним становится как-то спокойнее. И правильнее.              Покончив с едой, Саша просит Александра показать ему остров. И Александр с удовольствием это делает.              Так проходят дни. Дни сменяют ночи. Ночи сменяют дни. Саша все еще ждет, хотя не питает особой надежды, что кто-то сможет его найти. Он упорно молчит об этом, не признаваясь Александру, что за ним скорее всего никто не приплывет. Потому что кажется, что если сказать об этом вслух, то он окончательно потеряет надежду. Но, кажется, Александр вовсе не против его компании. А Саше нравится общество этого синеглазого мужчины. От него всегда веет такой уверенностью, что Саша думает, что ему не страшно ничего. Даже остаться здесь навсегда.              Они много времени проводят вместе. Саша помогает всеми силами Александру в ловле рыбы или сборе фруктов и растений. Они гуляют по острову, в очередной раз обходя одни и те же места, каждый раз Саша находит для себя что-то новое. Они вместе купаются, дурачатся в воде, брызгаются и смеются. Хотя скорее дурачится Саша, заставляя делать тоже самое Александра, под предлогом того, что так делают все люди. Но тот и не против. Накупавшись, они лежат на берегу, глядя в небо, и Саша рассказывает Александру разные истории. Выдуманные и настоящие. Смешные и грустные. О себе, своем брате, об отце, о княжестве. Рассказывает сказки, что знает, помнит и любит с детства. Александр всегда слушает внимательно, впитывая каждое слово, как губка.              — Расскажи о себе, — просит Саша, после очередного долгого заплыва, когда они лежат на песке и греются на солнце.              — Мне не о чем рассказывать, — с грустью отвечает Александр.              — Ну как не о чем? Расскажи каково это быть драконом, каково летать везде, где вздумается?              — Летать — это здорово, — Александр мечтательно улыбается, — особенно, когда тебе помогают ветра. Они такие разные и в тоже время одинаковые. Но каждый ветер красив по-своему. Вот так смотришь на какой-нибудь…              — Подожди, ты что видишь ветер? — удивленно спрашивает Саша.              — Конечно, — как само собой разумеющееся отвечает Александр, — погоди, а ты что, не видишь?              — Н-нет. Я никогда не видел ветра. Никто из людей его не видит.              — Я мог бы тебе его показать, но ты ведь не девчонка, — насмешливо говорит Александр.              — Что? Почему? Причем тут девчонки? — не понимает Саша и смотрит на мужчину, что пытается не рассмеяться, глядя на его растерянное лицо.              — Для этого нужны цветы. А они, я помню, только для девушек.              — Ой, да ладно. Если для дела, можно и мужчинам!              — Уверен? Тогда пошли, — Александр встает и подает Саше руку. Он хватается за нее, поднимаясь и в очередной раз удивляется силе этого мужчины. А еще он очень красив. Саша не пугается своих мыслей, ведь это нормально: отмечать чужую красоту. Так он думает с недавних пор.              Александр приводит его на клочок острова, где растут цветы — таких Саша никогда не видел, они похожи на обычные розы, но они больше и цветов самых разных: от светло-розовых до пурпурных и фиолетовых. Александр осторожно срывает лепестки. Набрав достаточное количество, он отпускает один в воздух — ветер тут же ловит его, слегка поднимая вверх. Александр быстро отпускает остальные лепестки, которые тут же подхватываются порывом, закручивая их в спираль. Получается цветочный ветер — лепестки мягко кружат, словно волны качаются в воздухе. И Саша понимает, что видит — видит ветер. Вот он — цветной, состоящий из цветов, переливающихся на солнце всеми цветами радуги. Кажется, что его можно потрогать руками, что он и делает, осторожно протягивая руку — на ладонь тут же послушно опускается лепесток.              — Это самое красивое зрелище, что я когда-либо видел, — восхищенно шепчет Саша.              — Тебе нравится? — тихо спрашивает Александр.              — Очень, — Саша поднимает глаза и натыкаясь на взгляд пронзительных синих глаз, забывает, что хотел сказать. Он замолкает, но взгляд не отводит. Какое-то время они стоят молча, глядя друг на друга. Кажется, что в этот момент слова излишни.              — Ты знаешь, — прерывает молчание Александр, — здесь никогда не было так хорошо. До тебя…              

***

      Корабль который день блуждает в тумане, медленно прорезая волны. Туман настолько плотный, что дальше протянутой руки ничего не видно. С каждым днем он словно становится гуще, настолько, что еще немного и они просто увязнут в нем, словно в паутине. Сквозь туман не просачивается ни солнечный свет, ни ночная тьма. Вокруг стоит тишина оглушительная, странная, жуткая. Команда держится, но всем безумно страшно. Никто не показывает, но каждый ложась спать, боится, что завтра может не наступить. Никто вслух не говорит, но каждый опасается, что возможно выхода из этой пелены нет.              Виктор тоже безумно боится. Но боится не за себя. За Ваню. За мальчишку, который своей теплой улыбкой однажды вернул его к жизни. Своей непосредственностью и обаянием зажег внутри него огонь чувств, что погас много лет назад. Боится, что Ваня больше не увидит солнечного света, не почувствует ветра, не обнимет отца или брата. Или даже его. С того самого разговора на палубе, Ваня упорно его избегает. Почти не выходит из своей каюты, а при редких встречах прячет взгляд и буркнув какое-то приветствие быстро уходит. Виктор не понимает, что сказал или сделал не так? Да, он пытался его обмануть. Но столько он обманывает себя, внушая, что хочет постоянно находиться рядом с Ваней исключительно из отеческих чувств.              Но сейчас, когда кажется, что они заблудились в этом тумане, и выхода из него не видно, может, пора перестать бегать от себя? Признаться, наконец, хотя бы самому себе, что повяз в чувствах к мальчишке, словно они увязли в этой белесой пелене. Пусть это неправильно, пусть разрушит его окончательно. Но просто поговорить с Ваней сейчас необходимо словно воздух. Особенно после того, что он узнал от Анны. Особенно теперь.              Ваня после того разговора старательно прячется от советника. Проще всего сделать это в своей каюте, куда он никого не пускает, выходя из нее в особо крайних случаях. Его не пугает туман, его не пугает отчаяние так и повисшее в воздухе, ему страшно услышать те самые слова, что он не дал договорить Виктору. Ваня думает, что лучше умереть, чем вновь услышать что-то подобное. Поэтому просто ждет. Ждет либо того, что они, наконец, находят Сашку и плывут домой, либо ждет конца. Ждет в абсолютном спокойствии. Потому что внутри, после тех самых недосказанных слов, он уже умер.              Ваня лежит в своей кровати, глядя в потолок, прокручивая тот разговор снова и снова. Проклиная себя за длинный язык. Ведь не задай тот вопрос, он бы до сих пор тешил себя глупой надеждой. Тихий, осторожный стук в дверь не вызывает в нем ни эмоций, ни желания подняться, чтобы открыть. Постучат и уйдут, думает Ваня. Но стук повторяется, уже более настойчиво.              — Ваня, открой, — раздается голос, что слышать хочется сейчас меньше всего.              Но Ваня не отвечает и продолжает разглядывать потолок.              — Ваня, это касается Анны. И Саши тоже, — кажется аргумент самый последний и самый действующий.              — Что? Что она сказала? — спрашивает Ваня, едва успев открыть дверь.              — На пороге разговаривать будем?              Иван открывает дверь пошире, молча приглашая мужчину войти. Он все еще не в силах смотреть ему в глаза, поэтому смотрит куда угодно, но не на Виктора.              — Ванечка, — говорит советник, а Иван лишь вздрагивает от этого обращения, — прости меня.              — З-за что, Виктор Михайлович? — не понимает Ваня, — что сказала Анна?              — За то, что взял тебя с собой в это путешествие. Она сказала, что выход мы сможем найти только в случае если на том острове нас ждет любящее сердце. То есть Саша должен любить ее или кого-то еще на этом корабле. Нет, нет, не брата. К сожалению, это не сработает, — Виктор тяжело вздыхает, а Ваня осмеливается взглянуть на него.              — Это значит, что мы застряли тут навсегда? — совершенно спокойно спрашивает он. Пугающе спокойно.              — Похоже, что да.              — Если бы там был я, вы бы меня нашли, — тихо себе под нос говорит Ваня, но Виктор его все же слышит. Он смотрит на него неверящим взглядом.              — Ваня, но ведь…              — Да, да, я помню, я для вас никто. То есть я для вас всего лишь сын. Но я не хочу! Не хочу! Это неправильно! Не хочу им быть! — не выдержав, кричит Ваня.              — Ваня. Ванечка, успокойся, пожалуйста, — тихо, но строго просит Виктор, а потом просто прижимает к себе Ивана, что дрожит не то от холода, не то по какой-то другой причине, — я… я обманул тебя.              — Что? В чем обманули? — непонимающе бурчит Ваня, но как обычно, не пытаясь отстраниться.              — В том, что чувствую к тебе.              — И что же вы на самом деле чувствуете?              — То, что не должен. Это неправильно. Неправильно, Ваня, понимаешь? — тихо говорит Виктор.              — О чем вы, Виктор Михайлович? — непонимающе переспрашивает Ваня, отстраняясь и заглядывая в глаза, пытаясь понять, что хочет сказать мужчина. Он в корне душит росток надежды, что пытается зародиться в глубине души. В серо-зеленых глаза Виктора плещется бесконечная нежность, но Ваня боится хоть на секунду поверить, что он предназначается ему.              — Ты правда не понимаешь?              — Нет…              — Ваня… я… — Виктор замолкает на несколько секунд, собираясь духом, — я влюбился в тебя. Влюбился и жутко боюсь своих чувств. Я пытался их отрицать, списывать на отцовские чувства, думая, что ты мой сын, которого у меня никогда не было. Но нет, это та любовь, что выжигает мое сердце и пугает. Потому что это неправильно.              — Вы ведь не говорите мне этого только для того, чтобы успокоить? — Ваня не может поверить своим ушам. Не может такой мужчина посмотреть на него. Он же Ваня, Ванька-дурачок, как зовет его Сашка. Самый посредственный, самый обычный, неказистый и неуклюжий.              — Ваня, ты думаешь, такими вещами шутят?              — Нет, простите, — Иван виновато опускает глаза, а в ушах шумит. Он не знает, не понимает, что делать, как теперь быть? — я полюбил вас, как только узнал, что такое любовь. И мне плевать, что это неправильно. Любовь не может быть не такой.              — Ваня, Ванечка, мальчик мой, но зачем тебе я? Я ведь стар, некрасив и у меня жуткий характер.              — Вы не старый! И вы очень красивый, — выпаливает Ваня и заливается краской.              — То есть с жутким характером ты полностью согласен? — усмехается Виктор, — и перестань уже мне говорить «вы». А то я правда чувствую себя стариком.              — Не согласен, но я сам не подарок, — пожимает плечами Ваня, — и что теперь? Что с нами теперь будет?              — Я не знаю, Ванечка. Не знаю, — вздыхает Виктор, он борется с безумным желанием сгрести его в свои объятия и никогда и никуда не отпускать.              — Тогда останьтесь, то есть останься со мной. Мне страшно.              И Виктор не может отказать. Конечно, он останется. Останется настолько, насколько позволит Ваня. А Ваня готов провести с ним рядом всю жизнь. Пусть и осталось этой жизни совсем немного.