***
В собор я вернулся за час до рассвета. Незаметно проникнув в свою монастырскую келью, я поспешно переоделся и предстал перед епископом с невозмутимым, хоть и слегка бледным лицом. Нам предстояло обсудить финансы за март месяц. — Плохо спалось? — Луи осведомился участливо. — Не хуже, чем обычно. — Значит, вам повезло. Я всю ночь не сомкнул глаз. Вы слыхали, что случилось? — Что? — Шатопера заколола колдунья! — Неужели… Не может быть. — Представьте себе! Та самая цыганка, которую ему было поручено прогнать с площади. Их застали в каком-то притоне у моста. Старуха, которая владеет хижиной, прибежала на шум. Капитан весь в крови, белый козёл блеет, а девка прикинулась мёртвой. Солдаты ночного дозора её быстро схватили. — Кого, старуху? — Да нет же, цыганку! Она хныкала и клялась, что офицера ударил какой-то чёрных монах, который вышел из стенки. Ничего. Наш друг Шармолю с ней разберётся. Я всегда знал, что цыгане — дикий, богомерзкий народ. Но чтобы цыганка покусилась на жизнь офицера? Это переходит все границы. Фролло, Вы слушаете меня? — Слушаю. Шармолю разберётся, не сомневаюсь. — Вы готовы дать показания против неё в суде? — Разумеется, если в этом возникнет необходимость. Луи де Бомон устало закрыл папку с документами и отодвинул на край стола. — Знаете что, Фролло? Ступайте к себе в келью. Мне не нравится Ваш внешний вид. Я сам себя чувствую отвратительно. Чувствую, сегодня у нас не получится делового разговора. Кстати, где Вы были вчера вечером? К вам приходил ваш бывший ученик. — Причащал одну старую вдову, — соврал я на ходу в лучших традициях Жеана, который вечно собирал деньги на какую-нибудь вымышленную благотворительность. — Она при смерти и не выходит из дома. — Ну, смотрите, Фролло, — епископ поморщился. — Осторожнее. Сами знаете, сейчас опасно бродить по улицам поздно. Видите, во что эти нелюди превратили город.Глава 36. Когда творишь зло
21 марта 2019 г. в 05:56
Вам когда-нибудь доводилось плавать в Сене в марте месяце? Не советую. Это вызов для самого опытного пловца, каким я не являлся. Разбухнув от ледяной воды, сутана отяжелела и тянула меня ко дну. Я бы мог прекратить сопротивление в тот момент и позволить течению унести меня. Лишь свинское любопытство заставляло меня шевелить окоченевшими конечностями. Мне хотелось узнать, чем закончится эта история.
Когда творишь зло, нельзя останавливаться на полпути. Надо довести дело до конца. Не спрашивайте меня, почему я тогда сбежал. Я сам не знаю. Почему я не зарезал капитана насмерть? Я знал, что одного удара не достаточно. Нож не так глубоко вошёл. Лезвие скользнуло по лопатке. Как врач, я должен был это знать. А главное, почему я оставил девчонку в каморке, удовлетворившись одним поцелуем? Я мог выпрыгнуть из окна вместе с ней, затем дотащить её до одного из своих поместий. Она была бы полностью в моей власти. Моей силы хватило бы чтобы сломить её сопротивление. Наверное, мне хотелось узнать, какой сюжет для нас заготовил рок. Быть может, я не был готов овладеть цыганкой. Паук поймал мушку в сеть, но не спешил её сожрать.
Поцелуй не входил в мои планы. У меня вообще плана не было. Я действовал без всякого сценария. Зря, я когда-то пытался себя убедить, что был хозяином положения и мог в любую минуту выйти из игры. В этой трагикомедии я был даже не кукловодом, а одной из марионеток.
Этот поцелуй не был первым в моей жизни. Вас это удивляет? Когда мне было четырнадцать, меня поцеловала кузина Виттория. Она была на два года старше и на голову ниже. Мелкая, смуглая и подвижная. Её родители привезли её погостить в наше поместье Тиршап. За день перед отъездом, она схватила меня за руку и увлекла в апельсиновый сад. «Почему бы нам не любить друг друга, Клаудио?» — спросила она меня с той же ребячливой искренностью, с которой цыганка признавалась в любви Шатоперу. «Зачем тебе становиться священником? Женись на мне. Будешь жить с нами во Флоренции. Мы будем встречаться с художниками и поэтами. А по ночам я буду целовать тебя вот так». Обвив мою шею руками, она встала на цыпочки и продемонстрировала свои намерения. Признаюсь, я был взволнован и сбит с толку. Весь вечер я до и дело дотрагивался до губ, чтобы воспроизвести ощущения. Мой интерес был в такой же мере философским, что и плотским. Тогда я не расценивал это как победу, скорее, как безобидную шалость дальней родственницы.
Через несколько месяцев после возвращения во Флоренцию её выдали замуж за сорокалетнего купца, что положило конец её мечтам о беседах с поэтами. А ещё через год она умерла, производя на свет ребёнка. Такая заурядная кончина для незаурядной девушки! По крайней мере, её смерть не была на моей совести. Не моя похоть угробила её. Хотя, не исключено, что ребёнок от меня погубил бы её точно так же. Если подумать, Виттория была слишком юной и хлипкой для продолжения рода. Ей вполне можно было дать ещё несколько лет для того, чтобы окрепнуть. Разумеется, её родители стремились выпутаться из долгов, вот и выдали дочь замуж как можно скорее. Более обыденного явления не придумать. Малолетний кузен из такой же бедной семьи не рассматривался как претендент. Бедняки не заглядывают друг другу в суму.
Наверняка, Виттория знала, или по крайней мере догадывалась о предстоящей свадьбе, когда полушутливо предложила выйти за меня замуж. Уже тогда она предчувствовала, что времени у неё осталось немного. Тем не менее, она была горда, как все женщины нашего рода, и никогда не позволила бы себе плакать и сетовать открыто. Последние шесть месяцев своей жизни она провела прикованной к постели, вынашивая наследника для своего немолодого супруга. А я так и не увидел её больше после того вечера в саду. Она не появлялась в моих мыслях и не посещала меня во сне. Однако, её лицо на мгновение промелькнуло у меня перед глазами, когда ледяная вода в очередной раз сомкнулась у меня над головой. Что бы подумала она обо мне сейчас?
О, Виттория… Что дьявол сделал с твоим кузеном?
Задыхаясь, я выбрался на берег, который, к счастью, был пуст. Некоторое время я лежал на песке ничком, пытаясь перевести дыхание. Я даже не дрожал под мокрой сутаной.