Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло

      Сос­тра­дание к быв­шей зат­ворни­це бы­ло чуть ли не пер­вым бо­лее или ме­нее чис­тым чувс­твом, по­сетив­шим моё сер­дце за пос­ледний год. Я ух­ва­тил­ся за не­го, как уми­ра­ющих хва­та­ет­ся за край оде­яла. Нет, я не ве­рил в собс­твен­ное спа­сение. На этот счёт я не пи­тал ни­каких ил­лю­зий. Слиш­ком да­леко я за­шёл в сво­их зло­де­яни­ях. Ме­ня за­нима­ло спа­сение Па­кет­ты. «Ещё не поз­дно», — го­ворил се­бе я. Бед­няжка так оди­чала. Она по­ходи­ла на со­баку, про­сидев­шую мно­го лет на це­пи, ко­торую на­конец вы­пус­ти­ли на ули­цу. Па­кет­та хо­дила на цы­поч­ках, при­жав­шись к сте­нам пос­тро­ек, ста­ра­ясь ос­та­вать­ся в те­ни. Ей буд­то за­ново приш­лось учить­ся го­ворить на язы­ке обыч­ных го­рожан. Рань­ше её речь сос­то­яла из сто­нов, ру­гатель­ств и прок­ля­тий. Я чувс­тво­вал, что она хо­тела вер­нуть­ся в мир, что она тя­нулась к све­ту и что она бы­ла бла­годар­на мне за то, что я не поз­во­лил ей осу­щес­твить её злой умы­сел.       Пос­ле раз­го­вора на сту­пень­ках баш­ни мы ещё нес­коль­ко раз встре­чались. С каж­дым ра­зом она выг­ля­дела всё мо­ложе и ожив­лённее. Чья-то не­види­мая ру­ка раз­гла­жива­ла мор­щи­ны у неё на лбу. Ума не при­ложу, что спо­собс­тво­вало это­му пре­об­ра­жению. Быть мо­жет, в Па­риже был ка­кой-то по­тай­ной фон­тан юнос­ти, из ко­торо­го она пи­ла.       Как од­нажды она приз­на­лась мне, Фа­лур­дель ей по­сове­това­ла сма­зывать ко­жу гу­синым жи­ром, а во­лосы про­мыть от­ва­ром ко­ры, что­бы хоть как-то зак­ра­сить се­дину. Ста­рая кар­га, в своё вре­мя сде­лав­шая оболь­ще­ние сво­им ре­мес­лом, пом­ни­ла кое-ка­кие улов­ки. Бо­лее то­го, Па­кет­та вспом­ни­ла своё преж­нее мас­терс­тво и сши­ла се­бе нес­коль­ко на­рядов. Крой её плать­ев боль­ше под­хо­дил мо­лодой де­вице, не­жели зре­лой жен­щи­не сред­них лет. Но Па­кет­ту нель­зя бы­ло наз­вать поч­тенной мат­ро­ной. Она бы­ла преж­девре­мен­но увяд­шей де­вицей. Быть мо­жет, она ду­мала о сво­ей до­чери, ког­да ши­ла се­бе платья. Лёг­кие свет­лые тка­ни, изо­билие лент и кру­жев. Она оде­валась так, как оде­валась бы её по­кой­ная Аг­несса.       Пред­ставь­те се­бе рас­топтан­ный сор­няк, ко­торый вдруг взду­мал тя­нуть­ся к сол­нцу. И вот Вы раз­дви­нули пер­вые листья и об­на­ружи­ли внут­ри бу­тон, и вдруг осоз­на­ли, что это вов­се не сор­няк. Суж­де­но ли бы­ло это­му бу­тону рас­крыть­ся?       Я ус­тал от се­бя. Вас не уди­вит это приз­на­ние. Ус­тал быть Кло­дом Фрол­ло, ра­зоча­рован­ным ал­хи­миком, ве­ро­от­ступ­ни­ком, го­ните­лем и гу­бите­лем улич­ных тан­цовщиц. Ка­ким об­ле­чени­ем бы­ло бы прит­во­рить­ся кем-то дру­гим, хоть на мгно­вение. Как бы пос­ту­пил нор­маль­ный муж­чи­на на мо­ём мес­те? Ког­да его от­верга­ет од­на из­бран­ни­ца, он на­ходит се­бе дру­гую. Ещё год на­зад мысль о жен­щи­не, лю­бой жен­щи­не, ка­залась мне смеш­ной и аб­сур­дной. А те­перь я го­тов был на всё, да­же на связь с оди­чав­шей зат­ворни­цей, что­бы хоть как-то от­влечь­ся. Раз мо­лит­ва и пост не по­мог­ли мне пе­ревес­ти мои мыс­ли в пра­виль­ное рус­ло, быть мо­жет, сле­дова­ло ис­про­бовать дру­гое средс­тво? Мне бы­ло нап­ле­вать о чём ду­мать, лишь бы не ду­мать о ней.       Всег­да она. Вез­де она.       Прав был Ла­валь. Грех пло­ти са­мый пус­тя­ковый. Ес­ли бы я с юных лет да­вал се­бе поб­лажки и поз­во­лял се­бе лёг­кие свя­зи, я бы не стал убий­цей. Я бы си­дел за сто­лом епис­ко­па ря­дом со сво­им бас­тардом, кор­мил бы его из рук ви­ног­ра­дом и пе­реки­дывал­ся пош­лы­ми шут­ка­ми. Мои но­чи не бы­ли бы ужас­ны. Я бы не впи­вал­ся зу­бами в по­душ­ку. На ут­ро я бы улы­бал­ся при­хожа­нам, а моё че­ло из­лу­чало бы по­кой и не­бес­ную бла­годать.       От­бро­сив на миг свою над­менность, я взгля­нул на Па­кет­ту гла­зами обыч­но­го муж­чи­ны. В об­ли­ке её не бы­ло ни­чего от­талки­ва­юще­го. Ес­ли бы я не знал её ис­то­рии, ес­ли бы я не слу­шал её хрип­лые кри­ки на про­тяже­нии пят­надца­ти лет, ес­ли бы я уви­дел её на ули­це в пер­вый раз, я бы за­мед­лил шаг и ог­ля­нул­ся. Эта жен­щи­на бы­ла дос­той­на лиш­не­го взгля­да. Тон­кие, пра­виль­ные чер­ты ли­ца. Длин­ная шея. Ну и пусть ко­жа её бы­ла не так све­жа. За­то как стро­ен был её стан! В Па­риже хва­тало де­бёлых двад­ца­тилет­них де­виц с круг­лы­ми крас­ны­ми ли­цами и склад­ка­ми жи­ра на шее. «Ря­дом с ни­ми трид­ца­тишес­ти­лет­няя Па­кет­та смот­ре­лась вы­иг­рышно», — ска­зала она мне, ког­да я за­шёл на­вес­тить её в ла­чуге у мос­та свя­того Ми­ха­ила.       — Ну вот, всё го­тово, — ска­зала она, бро­сив взгляд на узе­лок, ле­жав­ший на пос­те­ли.       — О чём ты?       — О мо­ём воз­вра­щении на ро­дину — ес­ли Рей­мс мож­но так наз­вать. Не знаю, ра­зум­ное ли это ре­шение. Ры­жий ша­лопай из со­бора мне со­об­щил, — ви­дя моё удив­ле­ние, она пос­пешно по­яс­ни­ла. — Ор­га­нист, ко­торо­го опе­ка­ет Пь­ер де Ла­валь. Маль­чиш­ка по­ведал мне, что ме­ня ждёт не­боль­шая квар­ти­ра не­дале­ко от со­бор­ной пло­щади. В од­ной ком­на­те бу­дет спаль­ня, а в дру­гой мас­тер­ская. В Рей­мсе жи­вёт од­на да­ма… ко­торой ну­жен но­вый гар­де­роб. Ведь я умею ра­ботать и с до­роги­ми тка­нями: с шёл­ком и пар­чой.       Мне приш­лось за­кусить гу­бу, что­бы не рас­сме­ять­ся. Од­на да­ма! Оче­ред­ная пас­сия Ла­валя, не ина­че. На­до дать ему дол­жное, он за­ботил­ся о сво­их лю­бов­ни­цах и сле­дил, что­бы их одеж­да бы­ла в по­ряд­ке. Ра­ди од­но­го это­го он го­тов был на­нять лич­ную швею.       — Я рад, что ар­хи­епис­коп внял мо­ей прось­бе, — от­ве­тил я, пог­ла­живая хруп­кую руч­ку Па­кет­ты. — Но по­чему у те­бя та­кой грус­тный вид? Ты бу­дешь за­нимать­ся лю­бимым де­лом. У те­бя бу­дет дос­та­ток. К те­бе бу­дут сва­тать­ся ка­вале­ры.       — Я не го­това по­кинуть Па­риж, — от­ве­тила она со вздо­хом.       — Те­бе жаль бро­сать ста­руху Фа­лур­дель?       — И это то­же. Но это не глав­ное, — она под­ня­ла тём­ные, за­дум­чи­вые гла­за к по­тол­ку.       — Обе­щай, что не бу­дешь сме­ять­ся на­до мной. У ме­ня та­кое чувс­тво, что судь­ба го­товит мне ка­кое-то от­кры­тие, ка­кое-то от­кро­вение. Я дол­жна уз­нать что-то важ­ное.       — Бог пос­лал те­бе дос­та­точ­но зна­ков.       Уже дав­но пе­решаг­нув грань от­но­шений свя­щен­ни­ка и при­хожан­ки, мы го­вори­ли как друзья, как не­сос­то­яв­ши­еся лю­бов­ни­ки. Я ду­мал о том, как бы вёл се­бя Фрол­ло с жен­щи­ной — и пос­ту­пал с точ­ностью на­обо­рот. Сво­бод­ной ру­кой я при­нял­ся пог­ла­живать её ли­цо. Её блед­ная, прох­ладная ще­ка вспых­ну­ла от мо­его при­кос­но­вения.       — Ни­ког­да я не бы­ло бо­лее дос­той­ной жа­лос­ти, чем сей­час, — го­вори­ла она чуть слыш­но. — Быть пад­шей жен­щи­ной и лю­бить свя­щен­ни­ка! Быть низ­кой, ос­ме­ян­ной, през­ренной.       — Ник­то над то­бой не сме­ёт­ся, Па­кет­та. Ник­то те­бя не пре­зира­ет. Мне лес­тно, что ты ме­ня лю­бишь и что ты вня­ла мо­ему со­вету не ухо­дить из ми­ра. Мне ник­то не го­ворил та­ких слов. Я жи­ву на этом све­те поч­ти столь­ко, сколь­ко и ты, и мне ещё ни од­на жен­щи­на не объ­яс­ня­лась в люб­ви. Ко­неч­но, я не так кра­сив и не так бо­гат как Пь­ер де Ла­валь. Я не мо­гу по­селить те­бя в ши­кар­ном особ­ня­ке. Прав­да, у ме­ня есть до­миш­ко на ули­це Тир­шап.       Мы од­новре­мен­но рас­сме­ялись. На­ши лбы поч­ти соп­ри­каса­лись. До по­целуя ос­та­валось нес­коль­ко се­кунд, нес­коль­ко дюй­мов.       Вдруг Па­кет­та вы­пяти­ла ниж­нюю гу­бу впе­рёд. Точ­но ош­па­рен­ный, я от­пря­нул от неё. Я уже ви­дел эту иг­ри­вую гри­мас­ку на дру­гом ли­це. Ведь­ма не от­пуска­ла ме­ня! Нет, она про­дол­жа­ла ме­ня ис­тя­зать, все­лив­шись в хруп­кое, увяд­шее те­ло быв­шей зат­ворни­цы.