***
Я с трудом открываю глаза. В ушах звенит так, словно кто-то включил на весь город ультразвук и теперь экспериментирует над несчастными жителями. Под веки насыпали осколки горячего стекла, причиняя сильный дискомфорт. Спустя несколько минут я понимаю, что это не единственная моя проблема. У меня в голове гудело настолько сильно, что создавалось впечатление, будто меня несколько раз ударили по черепушке тяжёлым боевым молотом. Спина болела так, словно я уснула на проломленном диване… С огромным трудом я отрываю глаза, не сразу понимая, где нахожусь. Со старческим кряхтением и болезненным стоном я принимаю положение полусидя, опираясь на локти. Те отозвались жгучей, но не долгой болью. Небо было тёмным полотном, на котором сейчас было невозможно увидеть яркие бриллианты сияющих, мёртвых звёзд… Потому что здесь, на земле полыхало яркое, красно-оранжевое пламя, освещая улицы. Некоторые из окружающих меня домов были частично разрушены и в них как раз и горело пламя. В голове было пусто, но один единственный вопрос я могла задать себе: что случилось? Я понятия не имела, что только что произошло. Недавно я засыпала в крепких объятиях Мелиодаса, в своей нежной истоме напрочь забывая о событиях канона. Я забыла, как должна была закончиться история Данафора, пока наслаждалась первыми в обеих своих жизнях отношениями. Я действительно была опьянена любовью. Просто проводить время с ним за чтением книг, говорить, обниматься или заниматься чем-то более горячим… Я была рада любой возможности быть рядом с ним. Возможно, у меня даже были в глазах сердечки? Что происходило, пока я жила в своём нежно-розовом мире, где всё всегда должно быть хорошо? Даже Элизабет мне не мешала. В висок мне словно попала острая стрела, насквозь пробивая череп и раскидывая мои жидкие мозги по земле — то было осознание, настигшее меня внезапно. Фраудрин. Он же… Вроде как именно он должен был стать тем толчком, из-за которого было уничтожено королевство Данафор? Я поднялась на ноги. Неприятные ощущения в теле иногда могли настигать меня и в обыденной жизни, а серьёзного урона моё тело не понесло. Возможно это — заслуга бывшей владелицы тела, которая ради силы и выносливости долго над ним работала? А может потому что как такого урона и не было. Мне сложно было на чем-то сосредоточиться. Я в очередной раз ничего не могла понять, ощущая себя абсолютно потерянной в огромном мире меча и магии. Из-за этого ужасного ощущения опустошенности внутри в голове всплыл ещё один вопрос: где Мелиодас? Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности, даже если это означало, что моя голова решит остановить работу мозга и снова окрасить окружающий мир в розовые тона. Зато я почувствую себя в безопасности. Нет ощущения хуже, чем ощущать себя потерянным. Ты просто понимаешь, что негде укрыться от этого мира и не к кому обратиться со своими пробелами. Ты один на один с непонятным ощущением, что давящим комком собиралось под рёбрами. Мне хотелось снова оказаться в родных руках, чтобы придти в себя… Даже если сейчас было совсем не время для обнимашек. Спустя какое-то время, когда в небе я увидела каких-то непонятных существ, я начала более менее приходить в себя. Мысли о Мелиодасе отступили на второй план, позволяя мне вспомнить о другом демоне. Если это действительно Фраудрин, то… Он не должен был увидеть Элизабет. Конечно, Фраудрин так и не сможет снять печать Гроба Вечной Тьмы, ещё слишком рано для событий Священной Войны. Но это приведет к уничтожению Данафора и вселению Фраудрина в человеческое тело… Поезд канона должен был сойти с рельс. Я тряхнула головой. Если остановить Фраудрина в самом начале, то не будет всех этих событий в Лионессе. Никаких «Семи Смертных Грехов», никакого обвинения в предательстве и никаких демонов. Даже если Мелиодас не сможет освободиться от своего ужасного проклятья, то зато люди не будут умирать пачками от рук униженных три тысячи лет демонов. Разве это плохо? Хотя пришёл закономерный вопрос: разве это не будет просто оттягиванием неизбежного? Кто может гарантировать, что из этой печати не вылезут какие-либо другие демоны? В конце концов из Гроба Вечной Тьмы смогла выбраться я-Эстаросса, а следом смог это сделать и Фраудрин. Кто может сказать, что вылезет оттуда снова? Может, в следующий раз Гроб Вечной Тьмы покинет сам Зелдрис, сильнейший из нынешнего состава «Десяти Заповедей»… И ему явно ничего не помешает узнать в очередном перерождении Элизабет ту самую богиню, а потом просто использовать её кровь для освобождения клана. Только при таком раскладе дел не будет никаких «Семь Смертных Грехов», которые через страдания и вновь начавшуюся Священную войну становятся намного сильнее, чем прежде. А если Бан не отправится в Чистилище, то победить Короля Демонов станет невозможным… Воспоминания, так старательно и трепетно забываемые всё это время, вновь стали воскресать из мёртвых, выстраивая более менее четкую картину в голове. Может, самые-самые мелкие детали я не вспомню, но самое важное — это пожалуйста. Не зря же манга «Семь Смертных Грехов» была так любима прошлой мной? Стоит оправдать гордое звание фаната. Или, возможно, дело в том, что у богинь и демонов мозг был куда мощнее, чем у человека? Я в этом не разбираюсь, но у людей деменция может начаться и после шестидесяти лет жизни, а тут… Они живут тысячелетиями и не так уж страдают от провалов в памяти. Звучит это логично. Разница между людьми и любым другим кланом очевидна. Причина, по которой люди заселили всю Британию — их высокая смертность… Они стараются плодиться как можно больше, потому что и умирает людей много. Неудивительно. За собственными размышлениями я дошла до центра города. Над головой пролетели какие-то непонятные существа, чем-то напоминая драконов. Хотя это в принципе могли быть драконы, потому что я их никогда в глаза не видела. Ну, они были крылатыми и чешуйчатыми, так что мысленно обозвала их драконами и успокоилась. По какой-то причине меня совершенно не беспокоил факт того, что сейчас могут умереть или уже умерли все обычные жители Данафора. Даже тот факт, что где-то среди них был мой близкий друг Райсон и его семья, проходил как-то мимо меня. Я словно смотрела кино со стороны, а не являлась непосредственным участником всей этой ситуации. На самом деле это было отвратительное чувство отстранённости от реального мира, как будто я сама была где-то под толщей ледяной воды. Моё тело словно двигалось на автомате. Я спокойно размышляла о происходящих и будущих событиях, а тело шло дальше, в конце концов выходя к месту проведения какого-то ритуала. Я пришла в то самое мгновение, как Фраудрин без труда проткнул безвольное тело Элизабет, позволяя сто шестой раз Мелиодасу увидеть её смерть. Устал ли он снова и снова хоронить одну и ту же женщину, чтобы через время встретить очередную её реинкарнацию? Это был порочный, зацикленный круг нездоровых отношений, на которые нельзя взглянуть без слёз. Эти отношения очень сильно вредили им обоим… А за свои грехи приходится расплачиваться до сих пор. Поражающая жестокость двух Божеств. Любили ли Элизабет Мелиодаса по-настоящему после стольких жизней? Сколько же потоков сознания, разных чувств и привязанностей смешиваются в ней, когда она всё вспоминает? Можно ли остаться в своём уме после такого? Я думала об этом в тот момент, когда Мелиодас убил (хотя вряд ли убил) Фраудрина, встав передо мной спиной. Плакал ли он от вида очередного трупа Элизабет? Я подошла ближе, чтобы ответить хоть на один из своих вопросов. — Мелиодас… — он дёрнулся как от удара. Сначала ничего не выражающее лицо заставило моё сердце болезненно сжаться. Видеть ранее эмоционального мужчину, который всегда думал о других больше, чем о себе… Невыносимо. Словно кто-то выбил у меня почву из под ног лишний раз напоминая, что он не был беззаботным дурачком, каким всегда выставлял себя в повседневной жизни. Я сглотнула горечь, когда безразличные изумрудные глаза стали наполняться прежней жизнью. Дышать стало легче. — Ты жива… — столько облегчения было в его словах. Меня как будто ударили кулаком поддых, но на этот раз боль я прочувствовала каждой клеточкой тела. — Ну конечно… Я же демон, — я пожала плечами, внимательно наблюдая за сменой эмоций на его лице. — Ну да… — он отвёл взгляд. — Хэй, — я положила руку на его плечо. — Я не умру так легко. — Я верю… — прозвучало уныло. Не верил. Мы оба понимали, что после стольких потерь он просто не верил, что я могу выжить. При каждом таком катастрофическом событии он будет беспокоиться и прокручивать в голове самые худшие исходы. Он слишком много терял. Где-то внутри Мелиодас был весь покрыт трещинами, которые с каждой потерей, с каждой катастрофой лишь сильнее расползались, грозясь вот-вот развалить его изнутри. Я нежно прижала его к себе, стараясь передать всё, что сама чувствовала. — Что вообще случилось? Я действительно не понимала, что произошло. Потому что очень сложно было придти в себя после долгого сна и оказаться в водовороте непривычных ситуаций. Я совсем не ожидала такого исхода. — Фраудрин вылез… — а потом он исправился, вспомнив про мою «амнезию». — Демон. — Оу… — так «эмоционально» выдала я. Как я, демон с «амнезией», которая уже успела «проникнуться» отношением Мела к нашему клану, должна вообще реагировать на такую информацию? Внутри было как-то пусто. — Что ты чувствуешь, смотря на неё? — Усталость… — Мелиодас прикрыл глаза. — Только усталость. — Мне жаль… Он был одновременно таким потрясающе сильным и сломанным изнутри. Божества очень постарались над наказанием двух влюблённых, чтобы в порошок стереть всю их любовь… И их самих. Сколько в Элизабет осталось от изначальной? Сколько в Мелиодасе осталось сил? Своё наказание они заслужили… Из-за их любви началась страшная война, в которой погибло так много богинь, демонов и всех-всех-всех. Но свои грехи они давно искупили и теперь носят это проклятье незаслуженно. Хотя убитые ими и из-за них были бы рады увидеть их страдания… Для человека даже сто лет — это непомерно огромный срок, за который человек начнет считаться долгожителем. Я не могу в полной мере осознать, что такое три тысячи лет страданий и потерь. Да даже тысячу лет я мысленно бы не смогла осилить… Где-то внутри, в самой глубине я всё ещё человек. Я могу лишь понять, что ничьи страдания в мире не смогут измерить ту боль, которую испытал он. — Эстаросса? Эстаросса! — чей-то крик послышался таким отдалённым, как будто кричал кто-то с огромной высоты. Последнее ощущение, хорошо отпечатавшееся в памяти — это сильные руки, которые обхватили мою талию. И сознание померкло.***
— Ты молодец, Эстаросса, — голос приятный, но бесконечно холодный обмараживал мои кости изнутри. Фигура напротив меня была маленькой, зато хорошего слаженной. Его лицо было скрыто тенью из-за холодных, бледно-красных солнечных лучей. Я недовольно скривилась, обнимая свои колени. — Правда? — собственный голос показался мне чужим. Солнце***
— Эстаросса! Мелиодас тряхнул сестру пытаясь привести её в чувство. Сердца в груди подскочили к горлу, эхом их стук отдавался в ушах. Его руки почти что дрожали… Он слишком много терял за свою долгую, отвратительно бессмертную жизнь. Он видел, как самые сильные умирают так нелепо, глупо и легко. Он просто знал, что Эстаросса тоже может так легко и просто умереть. И он ничего не сможет сделать. В его ушах встал болезненный треск, но то лишь плод его больной фантазии. Потому что в Данафоре сейчас стояла мертвенная тишина, даже насекомые окончательно покинули это отныне тёмное место. Мелиодас выдыхает облегчённо, когда слышит и чувствует её мерное сердцебиение. Окончательно он успокаивается, прислушивались к её дыханию — спокойному, глубокому. Так дышат во сне. Она жива. Облегчение накатывает на него волнами, сладким мёдом наполняет полость рта и стекает по горлу вниз, убирая по пути все остатки ледяного ужаса. Он поднимает её на руки, осторожно прижимая к себе. Мелиодас знает, что Эстаросса — это не хрупкое и слабое существо, которое требовало всесторонней поддержки, защиты. Она была намного более вынослива, чем он сам… А страх ледяными когтями царапал грудь и забирался под кожу, оставляя снаружи только гнилую изорванную плоть с кожей. Эти когти сжимают сердца, пытаясь вырвать их из тела. Ему уже давно кажется, словно он гниет. Он морщится, шумно выдыхая. Собственные шаги кажутся непомерно тяжёлыми, но дело даже не в стальных сапогах от доспеха, которые он надевал к форме рыцарей Данафора. Звук его шагов отдаётся эхом в опустевшем городе, когда Мелиодас направляется к выходу из города. Оставаться в этом омертвевшем теперь не имело никакого смысла. Можно сказать, что очередная его жизнь обрывается вместе со смертью Элизабет. Пора начинать заново. Но на этот раз он не был один. Очередную жизнь, жизнь между смертью и перерождением Элизабет, он начинает вместе с Эстароссой. И, кажется, он был очень близок к тому состоянию, которое зовётся счастьем. Даже после очередной смерти Элизабет, даже после очередной смерти всех знакомых и даже друзей, он всё равно близок к этому состоянию. Собственная жестокость впервые не начинала его пугать, грозясь приблизить к плохо забытому прошлому. Мелиодас криво улыбнулся. Ему в очередной раз предстоит встать на путь изменений. Но он пока не уверен, в какую именно сторону.***
Где-то в отдалении раздался грохот, пробуждающий Его ото сна. Его временный сосуд уже начал сливаться с землёй Британии. И хотя эта земля уже лишилась тех богатых источников магии, за которые так долго шла война, Он всё равно мог ощутить всё, что на ней происходит. Слабая тьма где-то в отдалении стала тем толчком, что пробудил Его от долгого сна. Он уже сейчас видит преддверие новой Священной Войны, обернувшейся Ему слишком огромными потерями. Но именно это пробуждало Его давнюю, глубокую ненависть ко всей нечистой погани, отвергающей милосердный свет Верховного Божества. Он проснулся слишком рано. Земли Британии уже забыли весь ужас Священной Войны, что раздирали эти земли когда-то. И финал их противостояния ещё не был близок. Но в сравнении с вечный ожиданием, то время, что осталось до начала войны — ничто. Именно сейчас этот мир на землях Британии вызывали мерзкую горечь, переполнявшую всю его душу вместе с гнилью ненависти. —Жаль, что ты этого не видишь,— голос его раздался эхом. Он знал, что ей понравилось бы лицезреть мир и гармонию в этом мире. Без мерзких демонов. Это тот мир, который Он желал для неё создать. Он не даст их стараниям пропасть зря. Так Он сможет искупить свои ошибки перед ней, хоть на мгновение заглушив ядовитый голос вины.