Тулузский метеорит

      — Только ты мог заставить нас лететь через Швейцарию, — ворчал Данаб, собирая вещи. — На машине было бы куда проще!       — Это ради малыша, а не назло тебе, надоеда.       — Перестань меня так называть. Тебе почти сорок, будь серьёзнее.       — Мне тридцать три. И это не моя вина, что ближайший аэропорт в Женеве.       — Ненавижу Женеву, — сердито сообщил Данаб сумке. — А поезд тебе чем не угодил? Узел отвалится?       Кияр промолчал. Его величество, видите ли, брезговало поездами и автобусами. Данаб в свою очередь ненавидел аэропорты.       Впрочем, вина была совсем не в перелёте. Едва продрав глаза, Данаб первым делом набрал Шанталь и с удовольствием сообщил ей, что увольняется. Невозможно передать словами, как сладко ему отдались в уши визгливые нотки зарождающейся истерики в голосе главной помощницы. Шанталь походила на очень глупую мышь, а больше всего Данаба бесила в людях трусость и тупость. Ей ничего не мешало намекнуть Данабу об изменившейся линейке, но по непонятной причине она этого не сделала.       Решение об увольнении пришло не спонтанно. Данаб знал себя слишком хорошо. Если вчера у него проскользнула крамольная мысль, сегодня он последует за ней. А зачем терпеть? Ради чего? Он перестал получать удовольствие от своей работы слишком давно. Данаб допускал мысль, что, будь он внимательнее и требовательнее, линейка не претерпела бы изменений, но он отпустил поводья и оказался сам виноват в том, что не проконтролировал Поля с его сумасбродными идеями. Не стоило слепо доверять тому, кто тебя не в первый раз водит за нос. Беременность сделала Данаба рассеянным.       Разговор был коротким, но весьма содержательным. Кияр наверняка и вообразить себе не мог, что Данаб знал французский настолько глубоко и всеобъемлюще. Однако удовольствие после выпущенного пара долго не продлилось. Данаб всё еще сильно расстраивался, что его замечательные простого кроя пальто и рубашки не выйдут в свет.       — Дани, тебе будет проще перенести перелёт, чем шестичасовой переезд на машине по скользкой дороге, — по-своему воспринял сопение омеги Кияр. — У тебя будет болеть спина. Вдобавок, я прочитал, что на Дю Солей здоровая пробка из-за снегопада.       — Знаю, я просто вредничаю, — вздохнул Данаб, прикусывая губу. — Как ты думаешь, я правильно поступил?       — Ну, — задумался Кияр. — Они тебя обманули, а ты их бросил в разгаре сражения. Ты выиграл, детка, больше, чем проиграл. У тебя всё еще впереди.       В аэропорту Орли, оставив альфу забирать багаж, Данаб принялся за срочные поиски пончиков с лимонным кремом. Малыш устроил бунт в самолёте, и Данаба тошнило на протяжении всего полёта, заставляя Кияра не по-детски нервничать. Остроты добавляла крохотная бабуля, имевшая несчастье сидеть рядом с ними. Весь путь она раздавала Данабу советы, как избавиться от диареи после второго триместра и какие корешки ему следует заваривать, чтобы у них родился малыш-альфа. Помимо прочего, ей нравилось лупить Кияра барсеткой, когда тот, по её мнению, недостаточно обходительно разговаривал с «будущей мамочкой» или, наоборот, сильно досаждал бессмысленными вопросами, вроде: «Может, нам стоит попросить посадить самолёт?»       Благо, Данаб уже имел дело с действительно дерьмовым днями, и знал, что делать — задобрить малявку выпечкой. Впереди маняще звала к себе чернильная вывеска любимого «Кракелин», и Данаб с горящими глазами направился было к ней, когда в него не врезался какой-то псих.       — Мсье, у вас глаза на затылке? — мгновенно вспыхнул Данаб.       — Дэнни! Какого чёрта?       Данаб не сдержал досадливого вздоха. Какого чёрта шеф Дюпон забыл в Орли, если всегда летал из хаба Шарль-де-Голь? Высокий и худой, альфа всегда напоминал Данабу стрелку спидометра, хотя сейчас нависал над омегой, словно здоровенный подсолнух. Данаб не мог не почувствовать приторный аромат чужого запаха, и его затошнило с удвоенной силой. Разве он не доходчиво всё разъяснил Шанталь? На месте директора он бы прошёл мимо.       — Здравствуй, мон ами, — сладко выдохнул омега. — В чём дело? Не ожидал встретить тебя здесь.       — Дэнни, на Шанталь напал бешеный альпийский сурок, или ты и вправду хочешь уволиться?       Поль, как и всегда, выглядел эффектно. Светлые волосы уложены в залаченный хаос, кожа здорово блестела (пускай её и портил румянец негодования), а уж одежда, отлично отутюженная, хорошо сидела на худой фигуре. Полная противоположность Данаба, который в тёплой куртке Кияра смахивал на домового эльфа. Во всяком случае, так себя чувствовал сам омега после изнурительного полёта. Подобный расклад дела Данабу не понравился — он привык всегда и во всём выглядеть по меньшей мере сногсшибательно. Теперь же выбирать не приходилось: он старался держать живот в тепле.       — Почему же хочу? Я увольняюсь, — закатил глаза Данаб, пытаясь пройти дальше. Разговаривать ему было не о чем.       — Что это значит? — Поль Анри попытался остановить Данаба, хватая того за предплечье. — Детка, ты же знаешь, как я не люблю, когда ты закатываешь глаза. Прекращай капризничать.       Данаба бесил Поль Анри не всегда. Он умел мягко стелить, когда это было нужно, но горячий темперамент не позволял ему играть в кошки-мышки слишком долго. Данаб распробовал шефа лишь со временем, как мороженое из личи. Яркое и экстравагантное, оно вызывает интерес. Пробуя, можно подумать: «Вау, тропики!», но Данаб теперь знал, что за первой сладостью следует горькое послевкусие. Личи токсичен.       — Где твой профессионализм? — продолжал Поль Анри, продолжая крепко удерживать Данаба. — Как ты можешь бросить всё из-за такого пустяка?!       — А твой? — улыбнулся Данаб. — Ты думал, я проглочу? Забуду, как то, что ты обвинил в провале прошлогодней коллекции меня? О, а может, как ты опубликовал личные фотографии Дидье?       — Мухарет, — посерьёзнел альфа, проигнорировав сказанное. — Не время ломать комедию и устраивать мне показательные выступления. Вернись в Альпы, и, окей, я прощу тебе этот концерт.       Данаб с неимоверным трудом задушил в себе желание врезать по кошачьей морде и тихо — как только сумел? — и томно припечатал:       — Катись нахер.       Поль отшатнулся от Данаба, как от прокаженного.       — Ты свихнулся. Ты залетел и свихнулся! Что, ты думал, я не понял? От тебя за километр несёт.       Данаб покоробило, как грубо альфа выплюнул слово «залетел», но не подал вида, продолжив воплощать собой безмятежное равнодушие.       — Я терпел твои выходки несколько лет, Дюпон. Ты испоганил мой проект, хотя знал, — Данаб поймал за хвост едва не слетевшее «тупица», — знал, что мне не понравится. Дело не в моих капризах или беременности, дело в том, что ты, мой друг, начальник-самодур. Разбирайся и с Вивой, и с будущим флопом сам, ясно?       Поль Анри осклабился, ничуть не задетый словами омеги, и с усмешкой заправил выбившуюся прядь Данаба за ухо, погладив его по щеке большим пальцем.       — Идиот, — почти нежно выдохнул Поль. — Ты пожалеешь, о-о-о, ещё как, помяни моё слово. Сам прибежишь, как родишь. Ты кобра, Дэнни-бой, и когда-нибудь укусишь за хвост самого себя.       — Ошибаешься, — вздернул нос Данаб, увернувшись от чужой руки. — Я, как минимум, Манаса Деви, и мы ещё посмотрим, кого я покусаю. А теперь извини, мон ами, меня ждёт мой жених. Удачи в Шамони. И ищи новое агентство, Вива разорвёт контракт.       Бросив альфу со сжатыми кулаками, Данаб продолжил свой путь к пекарне. Он любил оставлять последнее слово за собой.

***

      Париж и в самом деле замело. Данаб и Кияр стояли в пробке уже уйму времени под аккомпанемент истерично сигналящих автомобилей и урчащих животов обоих. Уже стемнело. От площади Конкорда и до самого начала авеню Шанс-Элизе рассыпались увитые гирляндой деревянные домики с рождественскими сувенирами. Обычно Данаб, питающий слабость к праздникам, был от них в восторге, но шёл уже второй час, как он любуется одной и той же парфюмерной лавкой.       — Что это был за гомик? — спросил Кияр, стоило им только войти в дом.       — Какой гомик? — непонимающе переспросил Данаб, первым делом открывая холодильник. Он бы съел целого гуся. — Может, закажем поесть? И что за выражение такое, альфа? Тебе не идёт ругаться.       — Тот, который погладил тебя в Орли. Твой бывший?       — Святая Мадонна, Кики, ты терпел три часа, чтобы спросить? — закатил глаза Данаб. — Это был Поль Анри. И он не гей.       — Чего он руки при себе не держит? — буркнул Кияр, стряхивая с волос снег. — Можем поужинать в Висконти, если ты не устал.       — Не ревнуй, пупсик. Он женат на своей работе, — Данаб с сомнением покрутил в руках почерневший банан. Желудок возмущенно поджался, и Данаб с сожалением отложил фрукт. — До Висконти долго идти. Если хочешь итальянскую кухню, как насчёт Бачи?       — Да ну, конечно. И член ему нужен, чтобы нужду справлять. Ты бы полетел через всю страну в снегопад, чтобы поговорить с увольняющимся подчиненным?       Иногда Данабу казалось, что он так сильно закатывает глаза, что они больше не вернутся на место.       — С чего ты взял, что он собирался в Шамони? Мало ли, куда летит биг босс.       Кияр упрямо засопел, но ничего не ответил, принявшись снимать с себя джинсы. Напряженная линия плеч и подрагивающие руки сказали Данабу больше, чем сам альфа, поэтому, подавив вздох, он подошёл к мужчине и дёрнул того на себя.       — Кики, между нами ничего никогда не было, — мягко сказал омега. — Это не была ссора бывших любовников, если тебе так показалось.       — Ты очень красивый омега, Данаб. А я знаю альф. Мне неприятно, что кто-то может смотреть на тебя так, как я, — признался Кияр. — В следующий раз отпинай того, кто к тебе полезет своими граблями. Или это буду я.       — Что, наставишь тумаков даже доктору Тилье? — захихикал Данаб. Ревность ему льстила. — О, кстати, на следующей неделе плановое УЗИ, и ты идёшь со мной.       Морщинка на лбу альфы разгладилась.       — Я, наконец, посмотрю на своего сына?       — В режиме онлайн, — подмигнул Данаб. — А теперь, пожалуйста, надень обратно штанишки, я хочу равиоли.       Снег хрустел под ногами, и Данаб, балуясь, всю дорогу пинал сугробы в сторону Кияра. Ему нравилось дразниться, но Кияр не вёлся на подначки, иногда поправляя шарф омеги, чтобы крупные хлопья не попадали тому за шиворот.       — Что будешь делать дальше? — Вдруг спросил он, беря Данаба под руку. — Говорил же тебе, надень перчатки. Пальцы ледяные.       — Это чтобы ты меня за руку взял. — Будто по секрету, сообщил Данаб. — И что значит — дальше?       — Теперь ты свободен от работы. Чем займёшься?       — Не знаю. — Данаб пожал плечами. — Займусь собой и малышом. Честно говоря, я устал от работы на кого-то. Пока подтяну себя — буду чаще рисовать эскизы, на которые не было времени, научусь вязать. Знаешь, типа, переосмыслю всё.       — Ты умница. — Ободрил погрустневшего Данаба альфа. — Ты поступил правильно, Дани, нельзя терпеть идиотов. Тем более, ты не мог там развиваться.       — Не знаю, правильно ли. Мы сильно потратились на дом, скоро станем родителями, — Данаб показательно выпятил живот, — нельзя было бросать всё так бездумно.       — Это вообще не то, о чём ты должен переживать. — По тону Кияра было понятно, что он сильно удивился. — У меня всё схвачено.       — Оу, будешь моим папиком?       Кияр смешно скривился, и Данаб расхохотался, прижимаясь ближе. Он был счастлив. Минутная грусть из-за провала с работой не смогла ему испортить наслаждение от вечера с альфой. Через пару дней Рождество, Париж стал похож на праздничную открытку, и они вместе идут ужинать равиоли, картофельными ньокками и горячим шоколадом.       — Как назовём малыша? — спросил Данаб, меняя тему.       — Разве мы не должны сначала узнать его пол?       — А ты сомневаешься, что это омежка? Может, ты хотел девочку? Или альфу? — Данаб подозрительно посмотрел на мужчину.       — Какая вообще разница? — Фыркнул Кияр. — Ребёнок — это ребёнок. Ну, то есть… Какая разница, правда?       Данаб призадумался. Он ни на секунду не сомневался, что внутри него такой же, как и он, маленький омега. А вдруг альфа?       — Я хочу омегу. — Признался Данаб, сам себе удивляясь. — Хочу, чтобы он был, как я. Хочу, чтобы он всегда ко мне мог обратиться с любой проблемой, и я смог ему помочь. А вы, альфы, ведь совсем другие… У вас другие заботы и тревоги.       — Пока они дети, они одинаковые. — Кияр пожал плечами. — Я думаю, что ты хочешь через нашего ребёнка закрыть свои гештальты.       — Ненавижу, когда ты умничаешь. — Проворчал Данаб. — Что это вообще значит?       Кияр крепче взял его за руку.       — Значит дать ему то, чего сам не получил в детстве.       Данаб поджал губы. Ему не нравилось думать, что родители ему чего-то не додали. Они старомодные, но и Данаб не божий одуванчик. Он принёс им много проблем в юношестве — сбегал из дома, бросал учёбу, уехал учиться за границу, никому не сказав. Его всё равно любили и ждали. Но всё же… Каково это, когда тебя всегда выслушают? Когда с твоим мнением считаются?       — Наверное, ты прав. — Данаб поднял глаза. — Глупо, но правда. Хочу стать лучшим о-папой на свете. И тебя это тоже обязывает, между прочим, стать лучшим а-папой. Не прощу, если будешь вести себя с ним, как идиот.       Кияр рассмеялся.       — Ну конечно. — Альфа миролюбиво поцеловал ладошку Данаба. — Я тут подумал, что тоже больше хочу омежку.       — И почему?       — Хочу его разбаловать настолько сильно, чтобы все вокруг рвали себе волосы от ужаса. Чтобы у него были твои губы бантиком, — Кияр бросил задумчивый взгляд на Данаба, — чтобы был таким же красивым и уверенным. Он будет нашим маленьким принцем.       Данаб так широко улыбнулся, что исчезли глаза. Приподнявшись на носочки, чмокнул колючую щёку.       — Какой же ты милашка временами. — Засюсюкал он. — Знаешь, даже если у нас будет избалованный альфочка с моими губами и невозможным характером, я всё равно был бы рад. Ты заботливый и верный — хороший пример для подражания. Хотя временами тот еще ворчливый старый дед.       — Вот спасибо! — Фыркнул Кияр. — Не уверен, что стал бы хорошим отцом для альфы.       — Мы будем воспитывать малыша вне зависимости от того, кто он — альфа или омега. — Уверенно сказал Данаб, крепче сжав ладонь Кияра. — Главное сделать его хорошим человеком. Сейчас всё равно не поймешь среди подростков, кто из них какого пола.       — И это ещё я дедуля.       — Не знаю, что на это ответить.       — Наверное, с тобой такое в первый раз.       Данаб стукнул альфу по плечу.       — Заткнись. Так как назовём мелкого?       — Может, Мустафа?       — Фу, какое ужасное имя.       — Вообще-то, так звали моего дедушку. — Кияр оскорбился.       — Ой, извини. — Данаб виновато прикусил губу. — Просто… мы же хотели европейское имя.       — Я пошутил, его звали Гюстав.       — Вот придурок. Я уже начал думать, что забыл, как зовут твоих родственников.       За болтовнёй они быстро дошли до ресторанчика и были приятно удивлены непривычными для Бачи пустыми столиками. Данаб устремился к своему любимому — около чертежей Альваро Сизы. Он тяжело опустился на дубовый стул, не в силах снять себя шерстяное пальто. Всё таки беременность его выматывала. Раньше он мог совершить два перелёта и чувствовать себя свежим огурчиком, а теперь у него немела поясница и отекали ноги.       — Устал? — С тревогой спросил Кияр. — Надо было домой заказать.       Данаб отмахнулся.       — Когда я отказывался покрасоваться своим личиком.       — Надоеда.       Кухня, как всегда, была на высоте. Данаб едва не застонал, раскусив плотное тесто и почувствовав на языке насыщенный грибной вкус. То, ради чего стоило после трудного перелёта идти куда-то в снегопад. — Тебе вкусно? Данаб безмолвно кивнул. Блаженство. Малыш пока не возмущался, хотя за эти несколько дней наказал Данаба по полной. Его тошнило от утреннего сэндвича на протяжении всего дня и даже сейчас, вспоминая жухлый салатный листик между размякшим хлебом, к горлу подкатывала рвота.       — Как тебе Кристоф? Крис подходит и для альфы, и для омеги.       От удивления Данаб поперхнулся.       — Ненавижу это имя. — Категорично отрезал он. — И вообще, как у Кияра и Данаба может быть Кристоф? Это смешно.       — Ладно. Твои идеи?       — Мне нравится Девон.       — Разве это не псевдоним американской порноактрисы?       — Фу, Кики, ты вообще откуда знаешь их имена?       Кияр с многозначительным видом откусил брускетту.       — Как тебе Олив? Изящно и не слишком вычурно.       Данаб покачал головой.       — Его будут дразнить оливкой, не хочу. И у меня был одноклассник в лицее — Оливье. Пап вызывали к директору, после того, как я повыдёргивал ему патлы.       Кияр прикрыл лицо ладонью и рассмеялся, качая головой:       — Что ещё нового я о тебе узнаю?       — Он назвал меня хоббитом в сланцах — что, мне надо было стерпеть?       Так они и провели остаток вечера, высмеивая каждый следующий вариант и вспоминая истории, связанные с их владельцами, уже и позабыв, о чём говорили сначала.