***
«Ты тупица, — сказал себе Кияр, впившись взглядом в свое отражение в холодном свете умывальни. — Образина безмозглая, идиот». Он встал под ледяной душ, позволяя острым каплям барабанить по напряженным мышцам спины. Легче не становилось. Он и сам не ожидал, что так сильно выйдет из себя, что опять наорет на своего омегу, только в этот раз, в отличие от перепалки месяц назад, он знал, что Данаб в положении. Кияр ударил по стене душа. Он даже на работе не позволял себе повышать тон, разговаривая с пакистанцами и индусами, работающими на стройке, уважительнее, чем сегодня со своим будущим мужем. Только Данаб был его слабостью, только на него сыпались все шишки, а ведь червоточина была в самом Кияре. Это он был чертовой тупой гориллой, но страдать от этого приходилось Данабу. Альфа тупо уткнулся взглядом в стройный ряд баночек, флакончиков, тюбиков, аккуратно выстроенных Данабом только в одному ему известном порядке. Неаккуратный в быту, над своими скляночками Данаб трясся, как мамаша над детьми. В храме омеги Кияр — язычник, но даже он, неверующий, был заворожен. «Наверное, Данаб все же заслуживает кого-то лучше, чем я, — горько думал Кияр. — Кого-то, кто не будет обижать его из-за своих же комплексов, кто не будет искать в нем подтверждения своей несостоятельности и злорадно их находить. Того, с кем Данаб станет сиять ярче...» Но даже тихий отголосок той мысли, что Данабу будет лучше с кем-то другим, взрывал внутри Кияра кислотную бомбу. Господи, да он же питекантроп! Неужели так будет до конца их дней? Жизнь под знаком уробороса, бесконечный цикл из ругани и мира? Самое отвратительное, что это вина Кияра. Это он, а не Данаб, имел привычку все усложнять. Данаб жил без предрассудков, на всю катушку: ходил на латину, ел с аппетитом, обожал своих братьев и сестер, не стыдился бросать то, что ему переставало нравиться, будь то скучный фильм или опостылевшая работа. Он шел на таран там, где Кияр предпочитал остановиться и обдумать. В конечном итоге, это Кияр — тот, кто все портил. Возможно, отчасти из-за этого он так сильно жаждал пометить Данаба, он боялся, что Данаб рано или поздно заметит, насколько он невозможен. Понимать это было горько. В маленьком омеге смелости было больше, чем в нем. Данаб не боялся брать быка за рога, не боялся услышать «нет» и «нельзя», он рос со строгим отцом, но не прогнулся под чужие предрассудки, как когда-то сам Кияр. Данаб станет хорошим папой, а он? Чему он научит их ребенка, если не способен справиться с самим собой? Даже сейчас он жует сопли под душем, не в силах извиниться. «Возьми себя в руки», — сказал Кияр сам себе, выключая воду. «Ты скоро станешь отцом. Пути назад нет, тебе придется измениться». Прошла будто вечность, пока он занимался самоуничижением. Наверняка Данаб уже уснул, измотанный рабочим днем. Честно говоря, Кияр не знал, что ему сказать. «Извини, мне жаль, что я наорал на тебя, после того, как ты целый день с моим ребенком под сердцем работал на площадке?» Или, может быть, «прости, что назвал тебя стервой, хотя никто и никогда не встречал меня у порога с таким нетерпением, как ты?» «Прости, что заставил тебя переживать даже после того, как мы уже один раз едва не потеряли нашего ребенка?» «Почему ты так сильно не хочешь мою метку?» За всеми мыслями Кияр и не заметил, что Данаба в комнате нет. Сердце уже провалилось вниз, но по ногам пополз ледяной холод, и Кияр увидел, как мягко колышется занавеска, скрывающая дверь на балкон. И о чем только думает этот омега, прохлаждаясь на лоджии в положении? Данаб сидел в ротанговом кресле, которого точно не было там раньше, закутанный в черный пуховик настолько, что было видно только смешно завязанный узелок на макушке. Кияр виновато заметил красный нос и опухшие от слез губы. Раньше Данаб никогда не плакал, а теперь только Кияр - причина его слёз. — Ты пришел, чтобы сопеть надо мной, как больная собака? Уходи. Он по-прежнему плакал. Выпрямился, вытер слезы, от которых мокла шея, но так и не обернулся. Кияр виновато опустился рядом и взял его за холодные руки. — Пожалуйста, посмотри на меня. Данаб покачал головой, но руки не отнял. — Тогда давай зайдем внутрь, тут очень холодно. — Пожалуйста, Кияр, оставь меня в покое, — вымученно попросил Данаб. — Я не… не в состоянии разговаривать. Не могу. Пожалуйста, мне нужно быть одному сейчас. Хочу побыть один, пожалуйста. — Прости меня, — прошептал Кияр. Никогда раньше он не видел Данаба таким подавленным и тихим. Лучше бы он кричал. Или игнорировал. Что угодно, лишь бы не говорил так разбито. — Давай зайдем внутрь, Данаб, ради нашего ребенка. Ты совсем замерз, так нельзя. — А еще мне нельзя волноваться. — Это все из-за меня. Я не должен был… Данаб, мне так жаль, я просто испугался. Я не хотел тебя оставлять вот так, но я боялся сорваться… И все равно не получилось. Все, что касается тебя, мне дается трудно. Данаб тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Холодно ему не было. Он смотрел вдаль: на приветливые гирлянды на чужих шале, на ледовый каток, где беззаботно катались люди, на огромную ель, увешанную леденцами и ангелами. — Почему ты думаешь обо мне хуже, чем я есть? — Это не так, — покачал головой Кияр. — Данаб, это в моей башке тараканы. Наоборот, ты для меня слишком хорош. Поэтому я вцепился в эту метку, как гарант, что ты точно не уйдешь от меня… такого. Данаб с недоверием посмотрел на жениха. — Ты свихнулся? У нас будет ребенок, мы помолвлены, ты купил нам дом — похоже, что я собираюсь уйти от тебя? Знаешь, Кияр, у тебя здоровая тачка, накаченные сиськи, большой член, но на самом деле ты… Ты… У меня даже слов нет. Придурок ты. Только попробуй на меня наорать в следующий раз, тебе мало не покажется. Я нафарширую твою задницу спицами, ясно тебе?! Кияр обхватил Данаба за колени, положил на них голову и рассмеялся, как будто бы Данаб рассказал ему какую-то искрометную шутку. Когда-нибудь Данаб точно сведет его с ума. — Ты чего? — испугался Данаб, осторожно прикоснувшись к каменному плечу. — У тебя истерика? — Нет, я просто рад. — Чему? — Что ты больше не плачешь. — Идиот! — Данаб все-таки треснул альфу по спине. — Да что вообще с тобой происходит? То орешь на меня, то смеешься, а раньше и слова за целый день мог не проронить! С кем я только связался, даже извиниться по-человечески не можешь! Кияр промычал что-то невнятное, отнимая голову от теплых бедер его омеги. Данаб смотрел на него, словно он опасный сумасшедший, но не хмурился и не отводил взгляд, как прежде. Кияр не знал ответа на вопрос Данаба, он и сам не понимал, что с ним происходит. Он был просто рад тому, что Данаб вновь был прежним, не разрывая ему сердце слезами. — Прости меня, маленький. Не хочешь метку, ее не будет, — покаялся альфа. — Прости. Я не переношу твои слезы. — Не знаю, альфа. Будь эта ссора полгода назад, я бы легко отпустил это недоразумение, но теперь мне страшно за нашего ребенка. А вдруг ругань повлияет на него? Я никогда не смогу этого простить ни себе, ни тебе. — Мне тоже страшно. Иногда я забываю, что ты в положении. Ты же ведешь себя как и всегда, не капризничаешь, бегаешь по своим делам, мы даже не обсудили ни разу имя. — Разве это оправдание? — строго спросил Данаб. — Его, по-твоему, нет, если я о нем не напоминаю? — Это не так. Я о том, что ты всегда все сам да сам. Данаб, я хочу хотя бы раз сходить с тобой к доктору. Хочу, чтобы ты говорил обо всех изменениях, которые с тобой происходят. Хочу быть не только альфой, но и отцом. Данаб тяжело вздохнул и положил руку на небольшой животик. Кияр накрыл его ладонь на животе своей, осторожно погладив и омегу, и их малыша. — Вот же он, и никаких напоминаний не нужно. Я перед ним сильно проштрафился. — Еще как. Послушай, Кияр, это важно. Скажу это не только тебе, но и себе. Я очень хочу, чтобы малыш пришел в этот мир к нормальной, стабильной и счастливой семье. И не собираюсь я от тебя уходить! Пластыри купил сдуру, а не для того чтобы от тебя защищаться. Ты вообще как себе это представлял? Да, сначала я воспринял все ужасно, но ты бы себя слышал! «Я поставлю тебе метку на новый год!» Кто вообще так преподносит свои мысли? Я не понимаю, в какую сторону крутятся шестеренки в твоей голове, но одно в тебе я понял совсем недавно. Пожалуйста, перестань держать переживания в себе, пока это не выльется в скандал. Говори о своих желаниях и страхах вслух. Давай начнем обсуждать наши проблемы, иначе первым от этого будет страдать наш сын. В свою очередь, я обещаю, что возьмусь за ум и стану больше уделять внимание своей беременности. Просто я тоже… не привык пока. Кияр слушал жениха внимательно. Когда только Данаб стал столь рассудительным? Или он всегда был таким? Во всяком случае, он рад, что кто-то в их паре может вернуть утраченную очевидность вещей и разложить все по полочкам, в то время как сам Кияр мог быть таким только на работе. Видимо, сестра была права, когда говорила, что в прошлой жизни он, скорее всего, был камнем. «Вода камень точит», — подумалось вдруг Кияру, и он снова наклонился, прижимаясь губами к скрытому кашемиром животу. Он очень постарается взять свою мнительность под контроль. Данаб прав, они взрослые люди, помирятся и забудут, а вот их малыш — нет. — Ой! — вдруг вскрикнул Данаб, круглыми глазами уставившись на отпрянувшего от неожиданности Кияра. — Ты чего? Я что-то сделал? — Готов поклясться, что только что почувствовал, как он пошевелился. — Что? — Кияр перевел осоловелый взгляд на живот омеги. — Может тебе показалось? Может ты что-то не то съел? — Я в состоянии отличить газы от… Вот опять! — Данаб обхватил живот, как спасательный круг. — Так странно, как будто рыбка плавает. Щекотно. — О боже, — открыл рот Кияр. Оба притихли, всем видом излучая напряжение, словно они могли услышать своего ребенка. В иной раз Кияра могла бы рассмешить глупая мордочка Данаба, однако он понимал, что, скорее всего, выглядит не менее забавно. — Наверное, ему не понравилось, что мы ругаемся, — наконец отмер Кияр. — Надо перестать. — Да что ты, — вредно закатил глаза Данаб. — Ладно, пойдем, мне становится холодно. Кияр согласно кивнул и поднял омегу на руки, будто котенка, чтобы занести в тепло номера. Данаб, вопреки обыкновению, не стал сопротивляться и уронил голову на плечо альфы. Кияр чувствовал себя странно. Дух будто покинул его тело, вспотели руки. Вновь вернулся стыд. Вдруг малыш все слышал? Вдруг понял? Не просто так ведь Данаб ощутил его движения именно сегодня? Кияр перевел взгляд на омегу. Тот тоже витал в своих мыслях. Из-за его вида, притихшего и непривычно мягкого, сердце Кияра пропустило удар. Странно, что такая крошка с расплывшейся по его плечу щекой и смешным узелком на макушке носит под сердцем их дитя. — Прости меня, Дани, я болван. — Все в порядке, я тоже болван.***
Позже, когда они рухнули в тепло постели, Данаб решил расставить последние точки над i. Он пристроился, как и любил больше всего — на плече жениха, и невинно вырисовывал указательным пальцем на чужой груди придуманные для сына имена. Боль, мучившая его весь день, стихла, как только Кияр к нему прикоснулся. Малыш всегда успокаивался, когда чувствовал близость а-папы. Кияр был прав, и Данабу это не нравилось. Он вел себя, как отец-одиночка, слишком ревниво. Будто он был только его. Данаб и раньше это замечал, но старался душить в себе такие мысли. Но и в самом-то деле, неужели Кияру было необходимо особое приглашение? Во всех других делах, он не отличался деликатностью, но с ребенком почему-то сильно робел. — Извини меня за пластыри, Кики. Мне жаль, что тебя это настолько обидело. Не знаю, о чем я думал, когда их покупал. — Мне стыдно, Данаб, давай не будем, — тихо признался Кияр. — Я повел себя не по-мужски. Данаб вспомнил бешенство, которое он ощутил, когда Кияр признался в том, что просто боится его ухода. Что вообще происходит в голове у этого человека? Данаб и не думал о расставании. Наоборот, он был счастлив, когда понял, что его любят взаимно, что готовы позориться и петь серенады по ночам, а Кияр… Неужели для него все так зыбко? Данаб поднял голову, пытаясь понять эмоции Кияра. Альфа тоже смотрел на него. Во мраке комнаты его глаза доверчиво блестели, словно маслины в вечернем саду. Полуопущенные непозволительно длинные ресницы подрагивали и отбрасывали тень на гладкую золотистую кожу. Данаб не смог отвести взгляд. Он смотрел на Кияра будто в первый раз. Обвел глазами острые скулы, жесткую щетину на щеках, упрямый рот, который обожает целовать, и вдруг осознал, что никогда в жизни не любил никого сильнее, чем этого мужчину. Грудную клетку сжало. Данаб панически оглядел комнату. Еще утром она казалась такой огромной и просторной, что можно было разбежаться; массивные балки на потолке казались далекими, словно горные вершины, а сейчас развернутая двускатная крыша давила на него, словно могильная плита. Какое ужасное чувство... Данаб вцепился в Кияра, как утопающий за последнюю соломинку, и вновь посмотрел в неподдельно удивленные глаза. Нет, ему не показалось, он действительно его любит. Любит. Глаза эти дурацкие, с пушистыми ресницами, бандитские брови, отвратительный вспыльчивый характер, редкий смех невпопад. — Ты меня пугаешь, — признался Кияр. — У тебя что-то болит? — Ты знал, что когда ругаешься, у тебя смешной акцент? — Что? Нет. Ты такой странный сейчас. — А когда напиваешься, поешь самые дерьмовые песни — это знал? — Они не дерьмовые, это ты слушаешь… — А еще у тебя брови, как у Джека Николсона. — Так хватит, — Кияр закатил глаза и принялся укрывать Данаба одеялом. — Тебе явно нужен сон, это был долгий и трудный день. Уже какую-то чепуху несешь. Данаб отпихнул мельтешащие руки и отчаянно повис на шее Кияра, заваливая того на себя. Мужчина едва успел выставить руки, чтобы не упасть на живот омеги. Душистый запах древесной смолы и кедра окутал Данаба мгновенно. Он дышал им жадно, как в последний раз, вцепившись в крепкую шею. Любил ли он хоть раз до него? Просыпаясь каждое божье утро, единственное, что ему нужно — это Кияр. Он один на целом свете, которого Данаб легко и с удовольствием прощает. Данаб, помнящий всех своих обидчиков наперечет! — Я так сильно тебя люблю, — прошептал Данаб отчаянно. — Хочу впитать тебя в себя, хочу приковать к себе, чтобы никогда больше не бросал меня. Почему ты всегда уходишь? Не делай так больше, я ненавижу весь мир, когда ты меня оставляешь. — Маленький мой, — тихо и радостно рассмеялся Кияр. — Это должны были быть мои слова. Ты, как маленькая змейка, все норовишь уползти. — Так ты у нас, значит, все-таки из Индии, — фыркнул Данаб, вспомнив давнишнюю историю. — Я знал, что ты наврал про маму-европейку. — Я не заклинатель змей Данаб, это ты Манаса Деви, а я — нищий Чанд. — Чего? — Данаб открыл рот. — Ничего не понял, кроме своего имени. — Потому что тебя из университета отчислили, — хмыкнул Кияр, за что получил от Данаба подзатыльник. — Ауч! — Я беру свои слова назад, сними себе отдельное шале, я пришлю тебе документы на развод попозже. — Мы не женаты. — Значит, и не будем! Кияр позабавлено рассмеялся, с теплотой оглядывая надувшего губы Данаба. — Я тебя не люблю, я тебя обожаю. — Еще бы, ты видел это личико? — омега кокетливо повернул голову набок. — Надоеда. Данаб закатил глаза и обхватил ладонями лицо Кияра, беспощадно сплющивая щеки. — Я согласен на метку. На шее. Только не на Новый год, Рождество или День взятия Бастилии — меня это нервирует. Тогда, когда я сам попрошу. — Как скажешь, — счастливо улыбнулся Кияр. «Ради этой улыбки маленького мальчика, — легко подумалось Данабу, — ради нее, я сделаю все, лишь бы ты мне улыбался чаще».