Во всем виноват алкоголь

Янтарная жидкость в бутылке под пулями разлетается вместе со стеклом. Пуля-дура в выступающих тонкими синими венами полосах пробивает и твёрдое стекло, и кровь вытягивает понемногу, лишь яд оставляя, который теперь его собственную кожу пропитывает. И вечером у костра такая игра почти что забавна. Пусть даже костра ненастоящего камина в баре. Но ночью электроугли гаснут, звуки затихают, а темнота давящей на него квартиру уже не даёт дышать. Клаусу алкогольное похмелье уже месяца три с лишним не даёт возможности выспаться. У Клауса сертификат на судьбоносную безнаказанность себя исчерпал. И кровь из тела вытекает, оказывается, менее красиво, если это его тело. А защита на поверку не панцирь из стали, а стекло с красивой этикеткой. И не так важно, какой там год или цена. Под пулями все равны. Она позволяет себе многое, он — ей — практически всё. Их игра выходит за рамки футбольных болельщиков в баре. Там слишком тесно. Сложно руками ненароком не соприкоснуться после второй бутылки, громко и радостно крича: «Гол!» Сложно подальше держаться, когда пухлые губы выдают очередную язвительную фразу. И так и хочется, наглую девчонку к стенке прижать, закрывая рот губами-руками, и хорошенько за всё её наказать. Ибо никто не смеет безнаказанно с ним ругаться. И фразы из разряда «А самому слабо!» выдавать. Никто не смеет приходить в его бар после признания в том, что помогал его врагам, и не каяться, а заказывать выпивку и занимать вакантные места, яростно отстаивая своё мнение. За это стоило бы ей пытку назначит. Или премию, потому что Клаус даже рад её видеть. Зато искать не придётся. И есть, с кем сегодня вечером по стаканчику пива пропустить (иногда можно и его, вместо коньяка).  — Значит, тебе Кэтрин запугала? А ты у нас невинная овечка, и мне тебя убивать не стоит? — выяснять с ней отношения даже забавно. Он долго думал, что с ней сделать за шпионаж, но с вариантом «казнить без суда и следствия» решил повременить. Ему в последнее время слишком скучно, а Хейли как правило, и сама умеет выносить себе приговор.  — Как позывает практика, невинных овечек убивают первыми, — как ни в чём не бывало размышляет Маршалл, уже привычным движением болтая пиво. — Обычно они идут на стол в качестве основного блюда, а из их шерсти делают нитки. Моя шкура стоит дороже, чем закуска и носки. И ещё раз обзовёшь меня овцой, получишь в нос!  — Максимум твоих способностей? — насмехается Клаус, думая, что кулачки Хейли бьют всё же сильно. — Если так, то и носки дороговаты будут. Хейли едва ли не рычит от злости. Щеки покрываются алым, а в глазах загорается огонь. А ему определённо нравится, когда она злится, понимает мужчина. Впрочем, ему вообще нравится злить людей.  — Боишься носик сломать? Поверь красотой и так не блещешь, — оглядывает его, словно бы оценивая. Смотрит всё также исподлобья, но с любопытством без гнева.  — В мужчине внешность — не главное.  — Ага, людей судим по поступкам?  — И начнём с твоих. Как думаешь, что полагается за служение моим врагам?  — Я не служила. И не буду!  — Поздно, волчонок, поздно. Репутация в нашем мире — самое главное. Её исправить сложно, иногда практически невозможно. А ты её себе уже сделала! Он смотрит на неё, не отрываясь, ловя малейшие изменения на лице. С этой Маршалл определённо нужно было что-то делать. Убивать — не стоит. Но и позволить просто так здесь бегать, пока до неё не доберётся Кэтрин, и вновь не заставит работать на себя, или не убьёт — тоже нельзя. Клаус привык мыслить прагматично, искать свою выгоду. И из Хейли её тоже можно извлечь.  — Знаешь, я мог бы списать тебе твои долги…  — Кому должна, я всем прощаю!  — Если бы ты согласилась… Она встаёт так резко, что он сам едва не падает со скамьи. Склоняется над ним, используя временное преимущество в росте.  — Я тебе не служила! И не буду! Не собачка и не овечка. Поищи другую! И в баре вновь наступает идеальная тишина. Кажется, это становится их традицией. Он тоже поднимается со своего места и практически шипит в лицо очаровательной суициднице:  — Я найду себе тысячи, волчонок, но тебе даю неповторимый шанс. Он кожей ощущает, как по её телу проходит дрожь, похожая на разряд током. И странным образом передаётся ему. Он вздрагивает и стряхивает с себя наваждение, словно воду.  — Шанс умереть в бою? — снова язвит. Неисправимая девчонка.  — Практически. С высоты своего роста он видит её подрагивающие ресницы и чуть дрожащие пухлые губы.  — Помоги мне разобраться с Кэтрин. Тебе — защита, мне — помощь в делах. От неё пахнет пивом, хорошим вином и почему-то лесом. Как в детстве.  — А самому слабо? — она вскидывает голову вверх слишком резко. И он на миг тонет в её глазах цвета коньяка.  — А ты на меня хочешь всё повесить? Не выйдет волчонок. Их игру в гляделки прерывает Хейли, усмехаясь, словно его отражение в зеркале.  — Я не буду выполнять твои приказы. Но, если решишь использовать меня, как приманку, предупреди! Она оставляет деньги, и быстрым шагом уходит из бара. Клаус с улыбкой глядит ей вслед. А эта Маршалл далеко пойдет! Подавить неуместную гордость не получается. Он плюхается на место и берёт ещё пива. У него превосходное настроение! Но момент проходит. А за ним ещё сотни. И его яд Хейли уже не травит. Она чужого яда не боится. Своего — полно. Спокойно принимает, а его отравляет, вызывая интоксикацию. Он трахается. Жестко и грубо. Места нежности здесь нет. Лишь хороший способ снять напряжение, когда остальное уже не помогает. Он хочет утонуть в её глазах, но не получается, и он закрывает глаза, продолжая выцеловывать узоры на нежной коже. Пытается забыться, но память подкидывает новые детали. На Хейли облегающее платье. Она опрокидывает уже третью рюмку и смеётся над его шуткой. Это первый раз, когда ему удалось её рассмешить. Не вызвать насмешку, а именно посмеяться вместе! Это не так важно, но всё же… Она стонет, шепча его имя, извивается под ним, но он не слышит и почти не видит. Ускоряется, погружаясь в воспоминания. Прижимать её к стене тоже становится традицией. Покрепче, всем телом. Чувствуя странный магнетизм, похожий на природный первобытный инстинкт. Она уже не чувствует страха. И это странно возбуждает, погружая в пучину невероятного удовольствия. А холодная сталь под рёбрами слегка отрезвляет. Он опускает голову, смотрит на нож и усмехается.  — Ты меня удивляешь, волчонок!  — Мне нужно тренироваться. Не могу же я позволять всем подряд пытаться меня убить.  — И ты думаешь, тебе поможет эта зубочистка?  — А ты что предлагаешь? Защиту!  — Просто сидеть и ничего не делать. Брось! Я ведь могла тебя даже убить! — гордо вскидывает голову Хейли, обходя его кругом. Они вновь присаживаются за один столик.  — Значит, и с Кэтрин смогу разобраться. Люди в баре уже давно перестали обращать внимания на скандалы странной парочки.  — Кэтрин? Она тебя преследует, Хейли ничего не отвечает, и Клаус мрачно допивает свой виски.  — Чего такой напряжённый?  — Ты только что едва не пырнула меня ножом, — любезно подсказывает Клаус.  — Вот вечно от тебя один негатив! — возмущается Хейли. — Не пырнула же! И вообще ты сам виноват.  — Слово «Извини» подошло бы здесь больше, — специально поднатачивает её. Хейли закипает. Вечер вновь обещает быть весёлым! Он кончает в неё, и откидывается на кровать, задумываясь о своём. Жаль, что он бросил курить! Сейчас бы не помешало.  — Эй, — окликает его девушка, подавая ему вино в фужере. Второй такой же берёт себе. Обслуживание на высшем уровне — никто не спорит. Клаус делает сразу несколько крупных глотков, залпом выпивая фужер, ставит его на тумбочку рядом. Слишком резко. Тонкое стекло трескается, и ножка отлетает. Клаус невольно чертыхается и тянется за бутылкой, перегибаясь через девушку. Ему нужно что-то не столь хрупкое. Вино. Фруктовое. Кислое. Он бы сейчас выпил, что погорячее. Покрепче. Но, как назло, здесь больше ничего нет. И Клаусу приходится пить прямо из бутылки, жалея, что до субботы ещё два дня. Тогда он сможет напиться в своём баре, наблюдая за футбольной игрой. Кто там выиграл в последний раз? В голове нет ответа, и Майклсон злится, потягивая вино.  — Хочешь ещё? — она нарочно потягивает вино медленно, тонким язычком скользя по пухлым губам. Сексуально. Он устало смотрит на неё. Она симпатичная. Наверное, даже красивая. Смуглая кожа, большие глаза и полные губы, которые он только что кусал, делают её немного похожей на куклу. Он оценивает её, словно картину, которую можно продать за хорошие деньги. И покупатели бы точно нашлись. Продать, но не оставить в своём доме на самом видном месте, чтобы каждый раз любоваться, находя всё новые и новые детали. Чтобы касаться руками полотна, проводя пальцами там, где художник касался самой тонкой кистью. Поражаться переливанию красок в тусклом свете и смаковать под дорогое вино, а потом рисовать прямо им, нанося поверх краски на уже идеальном холсте.  — Нет! — он резко встаёт, взглядом отыскивая своим штаны. Отставляет алкоголь и достаёт из кармана деньги. Жёсткая фраза, кажется, даже не задевает девушку. Она вытягивается на кровати, продолжая потягивать алкоголь, и совсем не стесняясь своего обнаженного тела. В другой раз, он был бы в восторге от её раскованности и готовности ко всему.  — Кто она? — в голосе звучит неприкрытое любопытство. Ей удаётся вновь привлечь его внимание.  — О чём ты?  — Девушка, из-за которой ты здесь? Клаус усмехается.  — Меня привёл Марсель. Он так похож на женщину? Что ж, я обязательно передам ему, что это не только моё мнение. Она закатывает глаза. Так, даже немного похожа.  — Хейли. Клауса внезапно прошибает холодный пот.  — Ты раза три назвал меня её именем, — голос звучит почти что обиженно.  — Новая марка алкоголя. Собираюсь открыть фирму по производству, — отшучивается Клаус.  — Так во всём виноват алкоголь? — в тон усмехается путана.  — В половине бед человечества, так точно.  — А в твоих? На миг он задумывается, а затем выдаёт.  — А в моих только я сам! Но да, алкоголь тоже даёт о себе знать. Они улыбаются друг другу.  — Не хочешь заглянуть как-нибудь? — уже у выхода окликает его девчонка.  — Может как-нибудь в другой раз. И про Хейли ты лучше забудь. Он залпом допивает вино, но бутылку не оставляет. Уходит, стараясь не слышать слова:  — Я забуду, а ты нет! Майклсон уходит быстро. Тёмные улицы его не пугают. На них самый страшный волк — он сам. А внутренний волк когтями ткани разрывает, кровь выпускает… Марсель напрасно пытался развлечь его, устроив хозяину необычный сюрприз. У Клауса ломка, которую алкогольный фонтан не перекрывает. Вопрос на миллион, а может, на два, так что посерьёзнее любой сделки: как выбросить из головы (к счастью, каменное сердце не страдает) одну занозу. И банальный ответ — убить — здесь не подходит. Очередная суббота и снова спор ни о чём.  — Привет.  — Я тебя не звала.  — Это мой бар, забыла?  — В отличие от некоторых, не страдаю амнезией. Или шизофренией. Какой вариант твой?  — Второй. Мне всё время кажется, что за этим столиком сидит фурия. Да ещё и с недотрахом. Так и не нашла очередного неудачника? — пробегает глазами, оглядывая в профиль, мысленно выводя кистью каштановые волосы и волевой подбородок.  — Моя личная жизнь тебя не касается!  — Слишком банальный ответ. Придумай что-то поинтереснее.  — Нашла неудачницу. Но мы тоже быстро расстались. Так интересней? — приподнимает брови, явно ожидая его реакции. Он смеётся, привлекая к себе внимание окружающих.  — Тогда понятно, почему ты так настроена против меня. А я-то в какой-то момент даже испугался, что с твоей психикой что-то не так.  — Она страдает лишь от тебя. И ты мне не нравишься не поэтому! — выделяет голосом «Не».  — А почему же? — не то, чтоб ему интересно, просто разговор поддерживает.  — Не люблю токсичных людей.  — От себя не убежишь, волчонок!  — Зато от тебя — да!  — Беги на здоровье! Выход — там! — он откровенно смеётся над ней, видя, как она, только начав вставать, садится обратно, и напряжённо смотрит в одну точку, пытаясь перевести дух. Он уже может понять по взгляду, когда она мечтает убить его, и сейчас тот самый случай.  — Ками, дорогуша! Ещё вина даме, пока вечер не закончился кровопролитием.  — Спасибо, обойдусь, — злится Хейли.  — Я угощаю. Не отказывайся.  — О, я должна быть польщена?  — Как минимум! Тайлер часто угощал тебя? Хейли буквально вырывает из рук Ками вино.  — Наливай! Вечер не заканчивается кровопролитием. Вечер заканчивается в его машине, когда они оба уже с трудом могут стоять. И их подвозит один из людей Клауса. Маршалл падает в его объятия ещё на выходе из бара, и он несёт её в свой джип. Он ощущает её горячее дыхание, близость тела, а затем… Она целует его. Первая. Касается волос, наэлектризовывая, обхватывает бёдрами, садясь на него. И весь, непонятно зачем и кому нужный контроль летит к чёрту! К чёрту всё, когда эта женщина рядом. К чёрту всё, если они наконец-то вместе! Кусает губы. Грубо, жёстко, страстно… Вжимает её в кресло, чтобы показать, что такое настоящая страсть. Она не уступает ему ни на йоту, слегка отстраняясь и тут же вцепляясь зубами ему в шею. Медленно опускается к плечам, откуда-то находит силы, чтобы надорвать футболку по шву, что вызывает смех у Клауса. Как же она изголодалась! Не меньше, чем он! Иногда одного вина для жизни не достаточно. Но ничего, после этой ночи никто не останется проигравшим. А холст медленно покроется зарисовками её слишком идеального тела, по которому он медленно проводит руками: под кофту, по талии к груди. Целуя тонкие милые ключицы, срывая одежду… До его квартиры они добираются с трудом. И он вновь прижимает её к стене, подхватывая под бёдра. И это место превращается в поле боя. Оказывается, сражаться с волчицей стоило не на пустыре, и не в баре в словесных перепалках. Дыхание опаляет, запах дурманит, в ощущение её губ на своих губах обжигает, словно виски со льдом и расплавленное железо в крови по венам… Он терзает её грудь, кусает, ласкает и нежно гладит руками по спине… Чувствует боль, когда она, сдерживая стону, ведёт ноготками по телу… И начинает сначала, доводя её до экстаза, до исступления, до оргазма и звёзд на потолке! Эту ночь она не забудет! Он ей обещает. И ещё сама прибежит просить продолжение. Но это потом, а сейчас! Сейчас Клаус сходит с ума, впервые не пытаясь побороть это чувство, заменяя текилой. У неё свой неповторимый вкус, и он тонет в ней, стараясь насытиться, старательно испивая до дна… И всё же вырывая такие сладкие его слуху стоны. Он рычит, задевая руками последнюю бутылку вина на столе. А она кричит, обо всём забывая на миг. Они лежат в обнимку, оба одержавшие победу и поражение. И Хейли шепчет, прежде чем уснуть:  — Во всем виноват алкоголь! И Клаус с ней полностью согласен. Его собственный, пьянящий не тело, но пропащую душу!