Ева

      Граф фон Кролок редко покидал замок. Он не любил гулять, в отличие от Герберта, который даже обустроил себе убежище в заброшенном домике лесника на случай, если не успеет вернуться до рассвета. Ежегодный прием у верховного магистра проходил мимо него, ведь он, в конце концов, мог себе позволить этакую вольность. Лишь раз в год его Сиятельство отправлялся на поиски звездного дитя.       Звездам не укажешь — их избранница может оказать на другом конце земного шара. Но для могущественного вампира вовсе не проблема преодолеть расстояние в несколько тысяч километров. Однако каждый раз год за годом смотреть на наивных влюбленных девиц, обещать положить весь мир к их ногам… Какие они одинаковые, эти люди!       Будь воля графа, он бы заперся в своем кабинете и смотрел в одну точку до Второго Пришествия. Но у него сын, и свора голодных вампиров, и Ева, за них всех он несет ответственность. Он — их владыка. Ведь роль повелителя подразумевает в себе не столько управление, сколько заботу.       Впрочем, сейчас не об этом. Заявление его Сиятельства об отъезде очень обеспокоило Еву и удивило Герберта. Но цель его прямо-таки привела в недоумение обоих. Юридическими и финансовыми делами фон Кролоков несколько поколений подряд занималось семейство Эбель. На данный момент главой семейного дела являлся Герман Эбель — молодой человек, невысокого роста, с редкими, но непослушными волосами цвета соломы и мелкими чертами лица. Перед смертью его отец, передавая ему бумаги, связанные с Кролоками, постоянно твердил: «Ничего не спрашивай. Только ничего не спрашивай». Герману не особо хотелось.       Все письма, отправленные Кролоку — старшему, проходили через него. Точнее у него они и оставались. Переписок граф никогда не вел, а на все приглашения Его Сиятельство просил отвечать отказом, в итоге их перестали посылать и лишь раз в год приходил большой, красивый конверт, с приглашением на традиционную ассамблею от верховного магистра. Раз в три месяца Герман собирал всю корреспонденцию и отправлял в замок. В основном это были счета Герберта. Письма для виконта миновали контору управляющего.       Солнце село и прохожих на улице стало меньше, экипажи и вовсе исчезли. Где-то в отдалении звучала музыка, и раздавался смех. От мостовой все еще исходило тепло прошедшего дня. В окнах загоралось электричество, люди садились ужинать. Перед графом фон Кролоком предстал типичный каменный дом, теряющийся среди десятков подобных ему. Высокие ступени подвели его Сиятельство к массивной двери. Он с ухмылкой нажал на кнопку звонка. Открыла миловидная молодая женщина. Окинув удивленным взглядом позднего гостя, она спросила:       — Чем я могу вам помочь?       — Могу ли я видеть герра Эбеля? — бархатно произнес граф.       — Я спрошу. Как мне вас назвать?       — Граф фон Кролок.       При этих словах женщина испуганно подняла глаза на его Сиятельство и отступила в сторону, приглашая войти. Она провела его в гостиную, усадила на диван и, извиняясь и прося подождать минуточку, поспешно вышла из комнаты. Впрочем, она скоро вернулась и взволнованно затараторила о том, что герр Эбель сию минуту сможет принять его Сиятельство.       Герман сидел в комнате, отведенной под кабинет. Здесь было много книг, стопки бумаг, которые давно пора разобрать. Над камином висел портрет его матери в молодости, а на столе в круглой рамочке — фотография жены. Полные коробки с документами и старыми газетами лежали повсюду — под столом, у дивана, громоздились друг на друге, визуально уменьшая помещение.       Для управляющего было очень необычно принимать у себя графа фон Кролока. В первую минуту известие о его посещении привело его в состояние крайнего удивления — по-человечески говоря, он был в шоке. Все дела решались путем переписки и, своего нанимателя Герман никогда не видел в глаза. Поэтому он был впечатлен внешним видом его Сиятельства, который сильно выбивался из череды заурядных современных горожан.       Граф сел в кресло напротив его стола и сложил руки перевернутым треугольником. Герману стало не по себе. Что-то не человеческое присутствовало в холодном взгляде серых, подобных луне, глазах. Весь образ его Сиятельства напомнил управляющему какой-то старый портрет — тот же прямой нос, чуть выдающийся вперед подбородок, идеально изогнутая линия бровей и тяжелые веки. Вот только губы графа были черны, а может быть, это так показалось, при тусклом свете лампы…       — Чем я могу быть полезен вашему Сиятельству, — произнес Герман, после обмена приветствиями, — Вас что-нибудь не устраивает в моей работе?       — Нет, герр Эбель, вашей работой я вполне доволен. Для начала прошу вас показать мне корреспонденцию.       Управляющий засуетился. Он вскочил со стула, стал открывать и закрывать шкафчики, заглядывать на полки, бесконечно бубня себе под нос. Граф смотрел на это с ухмылкой, зловеще играя со своим любимым перстнем. Наконец, Герман выложил перед посетителем все, что приходило на его адрес.       Его Сиятельство быстро просмотрел немногочисленные письма. Герман смог разглядеть его руки. Графн вскрывал конверт без помощи ножичка. У него были длинные, тонкие пальцы и острые ногти, напоминающие когти хищной птицы. Но его ладонь — о ужас! — покрыта трупной гнилью и теперь управляющий уверен, что это не игра тени.       Затем его Сиятельство перешел к посылке. В ней лежало пять увесистых томов некого профессора из Кенигсбергского университета. Граф нахмурил брови:       — Что за фрукт этот Абронзиус? — спросил он, пролистывая книгу и про себя удивляясь откровенному бреду.       — Не могу знать, ваше Сиятельство. Я, знаете ли, не особо слежу…       — Понятно, — отрезал граф и положил книгу на стол, — Давайте теперь перейдем к делу. Во-первых, мне нужны более точные архивные данные за 1774 год, а именно имена трех здешних самоубийц.       — Это можно сделать, ваше Сиятельство, конечно. Я непременно, с первой же почтой…       — Во-вторых, мне нужно найти человека…       — Тоже самоубийцу?       — Еще нет… Но сложность заключается в том, что мне не известно его имя. Все, что я могу вам сказать, он родился в 1898 году в Мюнхене. Мать Богдана Ионеску, в постриге монахиня Рафаила. Отец Август Майер.       — Ваше Сиятельство, — воскликнул Герман, — вы представляете, сколько людей с фамилией Майер проживают в одном только Мюнхине! А если этот ваш человек переехал? Все равно, что искать иголку в стоге сена.       — Вы усложняете себе жизнь, герр Эбель, — безучастно ответил граф, — чтобы найти иголку достаточно спалить сено и взять магнит.       — В таком случае, домашний скот останется без корма на зиму.       — Это зависит от того, в какой сезон потерялась иголка, сколько у вас работников и скота, каких размеров был стог. И потом, герр Эбель, если рассуждать вашим методом, то зачем женщины ходят рукодельничать в амбар?       — Ваше Сиятельство…       — Я не сомневаюсь в ваших способностях.       Граф показал, что больше не желает продолжать разговор и, дав еще кое-какие распоряжения и отказавшись от ужина, удалился.       Только теперь Герман вспомнил, где видел портрет, где изображен мужчина, как две капли воды похожий на его странного посетителя. Он бросился к одному из ящичков и достал оттуда изображение 1743 года. Надпись внизу гласила: «Граф фон Кролок», а на несчастного управляющего смотрели все те же серые глаза, напоминающие две полные луны.