Монстр

      Мидори довольно скоро поняла, что Шото невообразимо радовало её желание получше обустроить дом для них двоих. Было ли причиной этой радости то, что так горбатился не один Тодороки, или же так на героя льда и пламени влияли какие-то романтические мысли — Мидори не знала, однако, она осознавала, что это хороший способ сблизиться с Шото и втереться к нему в доверие.       Васаби поморщилась. Ей не нравилась фраза «втереться в доверие», как и сам факт того, что она занималась подобным.       Так, Мидори теперь пыталась оживить почти погибшие растения в горшках на балконе. В пустых же она взялась выращивать помидоры и укроп. Поначалу было трудно и непонятно, ибо всё, что Васаби понимала в садоводстве — это что надо поливать растения, чтобы они не засохли, но чем больше она возилась с землёй, чем больше читала отрытые в доме книги с инструкциями о том, как правильно заботиться о цветах, тем проще и интереснее ей становилось. Растения занимали свободное время, которого оказалось слишком много, позволяли ей расслабиться и успокоиться.       Тодороки больше не вёл себя пугающе. Вроде как он проникся доверием к Мидори, позволил ей свободно выходить во двор и заниматься своими делами. Трава там, кстати, теперь была вся скошена, но это уже было дело рук Шото. Когда он на следующий день увидел больнючие мозоли на руках Васаби, он резко посуровел, на его лице залегла тень, и Мидори даже испугалась, что сделала что-то не так. А потом Тодороки, сев перед девушкой на одно колено, аккуратно и мягко поцеловал каждый её пальчик на обеих руках, пообещав, что он не позволит им огрубеть от такой неблагородной работы.       Мидори в тот момент залилась краской, а сердце до сих пор ускоряло свой ритм, стоило только вспомнить об этом эпизоде.       С другой же стороны, Шото начал смотреть. Он наблюдал за ней, когда она копалась в земле, и если поначалу это напрягало, то потом стало как-то… привычно. Это напоминало те времена в UA, когда Тодороки приглядывал за ней. Он удивительно вписывался в окружение, чуть ли не сливался с интерьером комнаты, воплощая собой молчаливую статую, и, как и прежде, Васаби вообще стала забывать о том, что где-то рядом сидел Шото и присматривал за ней.       Они прожили вместе три недели, и Мидори поняла, что жить с Тодороки не так уж и плохо. Он был спокойным, понимающим. Он мягко улыбался при виде неё, порой позволял себе коснуться её руки или плеча, заботился о ней и всегда разговаривал нежным тоном. Ни разу Васаби не заметила в его взгляде ни капли злости или раздражения.       Шото взял на себя большую часть дел: он создавал лёд, который топил, чтобы у них была вода, порой ездил до колодца, обеспечивал Мидори едой, готовил завтраки, желал каждый вечер спокойной ночи, а каждое утра желал доброго дня. Он присматривал за ней, всегда был готов подать стакан воды или приготовить чаю, находился где-то поблизости и незримо помогал в, казалось бы, сущих мелочах.       Герой льда и пламени был везде, но его поведение не казалось удушающим. Наоборот: о Васаби заботились, как никто и никогда. И чем дальше шла эта забота, тем больше девушка понимала, что это — её зона комфорта, из которой будет очень и очень сложно выбраться в будущем. Мидори было удобно, когда её окружали теплом, делая всё, чтобы ей было комфортно и хорошо.       Мидори даже в какой-то момент поймала себя на том, что стала думать не «я и он», а «мы».       Это было удивительно.       Это было потрясающе.       Это было похоже на семейный быт, и он до щемящего чувства в сердце был приятен.       Но раньше, чем эта мысль сможет развиться дальше, Мидори хлопала себя по щекам и приходила в себя. Нельзя было позволять себе совсем размякнуть.       — Не устала? — заботливо спросил Тодороки, накидывая девушке на плечи плед. Та поёжилась: и правда похолодало, а она, опять занятая растениями на балконе, даже не заметила этого.       — Нет. — Мидори покачала головой. — Хотя от чашки чая я бы не отказалась.       Шото серьёзно кивнул и вышел с балкона, направляясь на кухню. Васаби вновь вернулась к цветам, маленькими грабельками разравнивая землю в горшке. Монотонность этого действия навевала тоску, с тоской приходили мысли о друзьях из UA.       Сколько Мидори их уже не видела? Уже очень и очень давно. Перед мысленным взором предстало лицо улыбающегося Мидории, в ушах раздался знакомый смех Киришимы, в нос ударил лёгкий запах шампуня Токоями.       Девушка глубоко вздохнула и прикрыла глаза, откладывая грабельки в сторону. Интересно, как там они? Не скучают ли? Вспоминают ли? Задаются вопросом, как ей в родном мире? Знают ли, что она вернулась? Разыскивают ли Шото? Или думают, что он отправился с ней в её мир?       Вопросов было много, но ни на один из них Мидори не знала ответа.       Тодороки появился внезапно, девушка даже не услышала его шагов, просто перед носом вдруг появилась чашка с дымящимся чаем. Благодарно улыбнувшись, Васаби обхватила чашку руками и присела на небольшую скамеечку, что стояла на балконе: её туда из гаража притащил Шото, чтобы было удобнее наблюдать за повседневным бытом Мидори.       — Тодороки-кун, — внезапно позвала девушка, — как думаешь, как там ребята?       Герой льда и пламени чуть напрягся, крепче сжимая в руках собственную чашку, а потом, чуть приподняв губы в улыбке, повернулся к Васаби.       — Не знаю. Наверное, скучают. — Он пожал плечами. В его голосе не было ни намёка на тоску или грусть, что удивило Мидори: как-никак Тодороки долгое время считал Мидорию своим лучшим другом, а тут внезапно говорит так, будто ему вовсе и не интересно, как там поживает его друг.       — Хотела бы я их увидеть…       На тихий вздох Васаби ответа не последовало, только Шото глянул на неё как-то совсем серьёзно и будто бы изучающе.       — Ты соскучилась по ним? — внезапно спросил он.       — Конечно! Они стали для меня самыми настоящими друзьями. Наверное, даже в своём родном мире я не встречала таких людей, как Мидория. Он — замечательный человек, и я, если честно, скучаю по общению с ним.       — Он тебе нравится? — спустя секундную заминку спросил Тодороки.       Васаби напряглась, понимая, что ещё чуть-чуть, и она наступит на опасную зону. В голове будто замерцал красный баннер с надписью «ОПАСНО!!! СЛЕДИ ЗА ТЕМ, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ!!!»       — Нет! — дёрнувшись, отчего чуть не расплескала чай, слишком резко воскликнула Мидори. — В смысле… Ну, он мне нравится, но только как человек. Он хороший друг, но я никогда не испытывала к нему симпатии, как к парню. Скорее я воспринимаю его, как бы правильнее выразиться? Ммм… Как бесполое существо, наверное. Как друг, который всегда поможет, но не возлюбленный или что-то вроде того.       Тодороки на это заявление медленно кивнул, и его плечи расслабились. Васаби тихо выдохнула, понимая, что ей удалось избежать опасности. Скажи она что не так, и в Шото пробудится его скрытая яндере-сущность, что могло привести к не самым приятным последствиям. Девушка и так, стараясь избегать опасных тем, ни разу не заикнулась о Цугиваре.       Однако внезапно Тодороки сам заговорил о нём:       — А что насчёт Ясухиро Цугивары? Ты его до сих пор любишь?       — Нет, я бы так не сказала, — медленно, стараясь подбирать правильные слова, ответила Мидори. — Мы с ним поговорили незадолго до того, как мы с тобой уехали искать оставшиеся спицы для шара. Я… Я простила его. Честно, я думала, что никогда не смогу даже вновь заговорить с ним, но перед отправлением в свой мир я много думала и в итоге пришла к выводу, что, уходя, нельзя оставлять после себя какие-то недомолвки. Я хотела уйти с чистой совестью и лёгким сердцем, а потому простила Ясухиро-куна. Но, честно говоря, моё отношение к нему больше никогда не будет таким, как прежде. Он был моей первой любовью, но первая любовь, как известно, печальна и причиняет много боли. Мы недолго пробыли вместе, а потому сожалений у меня нет. Я отпустила его, а он, я уверена, отпустил меня. Вот и всё. Думаю, мы с ним смогли остаться хорошими знакомыми.       Тодороки, внимательно выслушивающий её монолог, в конечном итоге кивнул, и его лицо даже немного посветлело. Мидори поняла, что ответила правильно, и от этого сердце в груди затрепетало.       Вот так просто сидеть рядом с Шото и болтать было крайне приятно. Мидори наконец-то могла быть честной не только с собой, но и с ним. Пусть и фильтруя речь, Васаби искренне отвечала на каждый его вопрос, наконец-то переставая чувствовать себя зажатой.       В голове промелькнула мысль, что, наверное, им надо почаще так вот сидеть рядышком и говорить ни о чём и обо всём одновременно, начиная с погоды и заканчивая историями из жизни и детства.       Девушка не сдержала лёгкого хихиканья: о, ей было, о чём рассказать. А из Шото получался достаточно неплохой слушатель. Ему было совсем не обязательно принимать в разговоре участие, достаточно было просто слушать и понятливо кивать. Мидори была согласна и на это.       Но внезапно Тодороки задал вопрос, от которого хихикать и веселиться совсем расхотелось:       — А сейчас? Ты кого-нибудь любишь сейчас?       Васаби замерла, не зная, что и ответить. Она никого не любила, это точно, однако она не могла не признать, что ей симпатичен Шото. Он занял весомое место в её жизни, особенно сейчас, когда они вдвоём живут в одном доме, отрезанные от всего остального мира. Тодороки заботился о ней, ухаживал, одаривал вниманием и нежностью. Порой сердце девушки замирало рядом с ним.       Но самое страшное, на взгляд Мидори, — это то, что все эти чувства начали зарождаться в ней не прямо здесь и сейчас, а давно, ещё когда Шото был первым и единственным человеком, который принял её такой, какая она есть, когда не осудил за умышленное убийство других людей лапами монстра S-класса, а обнял и поддержал, а после и поставил Цугиваре фингал под глазом за его идеалистические взгляды и чёткое деление мира на белое и чёрное, героев и злодеев.       Шото не отвернулся от Васаби, а оказался рядом и подставил плечо. Защитил. А теперь заботился и ухаживал. Конечно, это не могло не тронуть девушку. Было бы странно, останься она всё так же равнодушна к Тодороки после всего, что он заставил её пережить.       Однако рассказать об этом? Нет, Мидори не могла. Её искренность могла спровоцировать Шото, верить, что долгожданная добыча у него в руках, стать уверенным в том, что теперь Мидори его и только его.       Но врать девушка тоже не могла. Просто из принципа.       — Я… Не уверена, — всё же признесла она, а затем поспешила скрыть своё лицо в чашке чая.       Тодороки ничего не ответил, однако Мидори почувствовала лёгкое, но тёплое касание к своему плечу. А затем чужие губы на собственном виске.       — Я обязательно сделаю так, чтобы ты была уверена.       Васаби не знала, что на это ответить. Она замерла на месте, не представляя, как реагировать на подобное. Отшутиться? Серьёзно кивнуть? Отпрыгнуть в сторону и закричать?       Прикосновение не было омерзительным, однако в голове тут же всплыли воспоминания о том, как бесцеремонно Тодороки целовал её, пока думал, что она была без сознания.       Но прежде, чем Мидори успела что-либо сделать, Шото мягко коснулся её руки, накрывая чужую ладонь собственной. Тело Васаби, неожиданно даже для самой девушки, тут же расслабилось.       Мидори сглотнула: она определённо перестала понимать саму себя.