Помни меня

NB Треком к этой главе можно смело ставить Dead can dance "Аnywhere out of the world". В этот раз не потребовалось ни трав, ни Карин, ни сдвинутых кроватей и бдений. Геральт подумал, что вот оно — он мог приходить в ее сны давным давно. Но он так и не сделал этого. И не потому что не знал — он не хотел. Ему было неудобно, чуждо. Ее яркие миры, ее потусторонняя красота сверх-пространства: бездонного моря, бескрайнего неба, несчитанных звезд, холода без границ. Там, где ей было душно и тоскливо — он задыхался от сухого жара, где ей было немного неуютно и тревожно — его размазывало ужасом и раздавливало грудную клетку. Просто они не были созданы друг для друга. Возможно, если бы он ее смог действительно полюбить — и в том числе за эту ее глобальность, но... не полюбил. Он полюбил в ней мелочи и детали, редкую смущенную улыбку, за смелые и порой наглые высказывания и прочее. Геральт чувствовал себя предателем. Он ведь знал, что такое нелюбовь — и вот, он сам не смог полюбить. Единственное, что облегчало ему душу — Цири и не была нужна его любовь. Не то, чтобы совсем, но она не была для нее воздухом, единственной отрадой, пуповиной, без которой невозможна ее жизнь. Открытием для Геральта стало, что Цири была ему благодарна. Искренне и полностью благодарна, что он все же стал для нее отцом, тем родителем, который помог ей... Геральт покачал головой — понять бы ему самому, что конкретно. Он подумал было, что Цири видела в нем что-то в духе Весемира, но Цири посмеялась. После этого Геральт признался себе в одном — он не понимал, не понимает и никогда не поймет эту женщину. И что на фоне Йеннифер и других Цири не женщина-загадка, а человек-лабиринт. И он просто организует клуб для тех несчастных мужкого полу, кто умудрился иметь отношения с Цири — и не умереть. Возможно, он останется гордым единственным участником этого клуба. Он снова был в ее сне... Или это был не сон — и она правда переносила их куда-то вдаль от знакомого мира, в неизвестные и потому безопасные дали? Снова была ночь — но на этот раз душная южная ночь, полная криков птиц, стрекотания кузнечиков, огней светлячков и отсветов полной луны в море. Это было немного похоже на Туссент — только богаче, ярче, сочнее. Наверное, подумалось Геральту, поэтому Цири не рвется в тот привычный ему мир — зачем если под ее рукой все краски, она может выбирать, где окажется и кем будет. Он... пожалуй, завидовал ей. Город расположился на склоне холма, поросшего кипарисами и туями, разгоряченные за невидимый день деревья исторгали плотный смоляной дух, перемешивающийся с запахами зрелых фруктов и чуть подвядших роз. Небольшие двух и трехэтажные домики из пронзительно белого камня были увиты гирляндами цветов — настоящих и вылепленных рукой умелого мастера. Ровные улицы были уложены белым мрамором, создававшим причутливый орнамент трещинок, и в отблеске местны ламп казалось, что мрамор светится изнутри. Всюду были фонтаны, спрятанные в тень скверов и клумб, ажурные скамеечки с подвесными сидениями предлагали уединенно покачаться под водопадом синих и белых соцветий глициний. Огромные окна, прикрытые лишь прозрачнейшим стеклом, открывали всем желающим свое нутро — будь то изысканные магазины с удивительной одеждой, таверны, в которых подавали вычурно сервированные блюда и наливали пиво в высокие и хрупких бокалы на ножках, лавки пекарей, где вместе с ароматным свежим хлебом были выставлены праздничные сласти — булочки, полные взбитых сливок, песочные корзинки с ягодами, медовые орешки и прочие мелкие радости. Негромкая музыка струилась то из таверны, то просто от музыкантов, играющих на улице. Это был волшебно-белоснежный город, будто сошедший из детских мечт, хрупкий и воздушный, с резными шпилями, светящимися стеклянными куполами, с учтивыми прохожими и очаровательными девушками, которые загадочно улыбались Геральту под шепот невидимого моря. От него у Геральта саднило горло — было невыносимо от мысли, что он больше никогда тут не побывает, горько от того, что он увидел воотчию нечто настолько недоступно-восхитительное. И в то же время его захлестывал восторг — он здесь, хотя бы на ночь. Хотелось наесться булочек и измазаться в сливках, искупаться в ласковом море с хрупким бокалом игристого вина, а потом, купив самый лучший костюм — да, вот такой, из светло-песочного шелка, с белоснежной тончайшей рубашкой — пойти на площадку, где громче всего играла музыка, и знакомиться с девушками, одетыми в эти забавные платья по колено, в эти шарфы из перьев, в эти сверкающие колье и браслеты, эти шапочки, из под которых смотрели озорные глаза, и танцевать с ними незамысловатые, но такие манящие танцы. Танцы, не похожие на помпезные придворные шествия, где нужно было соблюсти все приличия, но и не танцы разнузданой деревенщины, полные внутренней животной силый. Эти танцы были легки, невесомы и похожи на дружескую партию в гвинт, где в роли ставки было требование рассказать новый, еще не услышанный анекдот. Одна ночь, которую он будет помнить всю оставшуюся жизнь — а у ведьмаков жизнь долга! Куда он будет возвращаться в мечтах, о чем будет жалеть и беречь. Одна ночь. -Эй, Геральт! - его окрикнул знакомый голос. -Фиона! - Геральт чуть поклонился. Нет, конечно это была Фиона — только не перепуганная, как тогда, в Новиграде, тут она была в своем праве. В платье из белого, расшитого золотом кружева, в черных лаковых туфельках на каблучке и длинных черных перчатках, с белоснежным нимбом из локонов, тщательно завитых и уложенных — она была неподражаема, очаровательна и катастрофически недоступна. Хрустальный идеал, волшебная мечта. Она достала длинный мундштук и, подождав, пока Геральт галантно прикурит ей сигарету, отставила голый локоть, намекая, чтобы ведьмак следовал за ней. Геральт осторожно взял ее под руку. -Чудесная ночь, - Геральту казалось, что лучше ему быть не может. -Я так рада, что ты наконец вспомнил меня и решил прекратить гоняться за призраками в своих грязных и ужасающих краях. Пойдем в «Метрополис», там сегодня играет этот чудесный Джо Райт, а еще там будут устрицы, тебе — о, тебе я закажу их фирменный окрок в горчично-медовой глазури, а еще розового шампанского, а еще подойдет Эмиэль с Кариной... -А потом мы пойдем танцевать? -Конечно! Можем заглянуть к Голдингу, он наверняка не прочь сделать пару ставок. Они шли по белой улочке и запах магнолий кружил Геральту голову, словно ему снова было пять, когда он впервые влюбился первой, забавной и часто недооцениваемой детской влюбленностью в ту милую безымянную девочку, что встретил в гостях у знакомых матери. -А твой отец? -Этот зануда пытается вразумить меня, но право, сейчас не то время. Я хочу быть свободной — и я буду свободной. Ну... если, конечно, мне не поступит такого предложения, от которого отказаться не смогу. Геральт усмехнулся — он отлично понял, на что ему намекали. И это было так маняще — обещание счастья, которое ждет его, не требует ничего в замен. -Пойдем к морю! - Геральт чувствовал, что сегодня его ночь и ему можно все. Все, что он вынужден откинуть, отложить, отделить от себя из-за Каер-Морхена, из-за самого мира, в котором ему довелось родится. -Подожди, возьмем вина! - Фиона, деликатно процокав каблучками, попросила в ближайшей таверне пару бокалов на вынос. О, какое это было вино! Геральт дал знак — и им принесли всю бутылку. И они, весело хохоча, спустились с белоснежной мраморной улочки на ровный простор набережной. Не набережной Новиграда, полной грязных грузчиков, вонючих бочек и скрипящих сходней, нет, это была широкая и ровная набережная, уложенная той же белой мраморной крошкой, вдоль края спокойно колыхались на волнах небольшие изящные суда с одной или двумя мачтами. -О, это же «Тигровая лилия», - Фиона указала на одну из яхт. - Уговорим Эмиля устроить завтра морскую прогулку. Ты как? Геральт кивнул, и ему в тот момент казалось, что его завтра в этом городе наступит. Что он тут навсегда, что вся его жизнь ведьмака — она только ему приснилась в мутном похмельном кошмаре. Что тут у него есть мать и отец, уважаемые люди, что он тут — искатель приключений и ученый, что он тут женится на Фионе — и у него будет чудные детки. Но потом, а сейчас — он может жить своей, своей настоящей жизнью. Ночь шла своим чередом... Вот они в «Метрополисе», и Эмиэль, уже не вампир, а чопорный иностранец, с забавным акцентом рассказывает что-то о своих последних изысканиях, чокаясь звонким бокалом с Кариной... Вино давно разморило Геральта, он сыт и спокоен, и решает выйти покурить вместе с каким-то дальним знакомым ближе к морю, чтобы проветрить голову и немного отдохнуть от очаровательной, но несколько приевшейся музыки. Набережная уже пуста, почти пуста — на ней виднеется один хрупкий женский силуэт. Геральт обернулся, ища своего случайного знакомого — тот пропал, тогда Геральт подошел к стоящей девушке. Та безмолвно стояла под прохладным ветерком и застывшими взглядом смотрела на волны. -Чудесная ночь! - Геральт решил завести разговор. Девушка не ответила — и Геральт заметил, что платье на ней не по здешней моде, руки — совсем побелевшие от холода, а на щеках разводы от слез. -Как можно быть несчастным в такую ночь? - доброжелательно зашел с другой стороны Геральт. Девушка сделала шаг в бок от него. -Эй, ну куда ты опять... - это Фиона вышла искать его. - Кто это? -Не знаю, просто прохожая, - Геральт подошел к Фионе. Но та вглядывалась в незнакомку. -Я... помню тебя! - вдруг сказала Фиона. - Я не знаю твоего имени, но я помню тебя! Ты потеряла брошь, помнишь, тогда... Смотри, она у меня, держи... Фиона стала лихорадочно копаться в сумочке, пока не достала небольшую брошку из мельхиора — ирис с ласточкой в обрамлении звезд. Пара камней, скорее всего горного хрусталя, от времени выпали, часть лепестков ириса была в копоти. -Держи, - Фиона протянула брошь незнакомке. - Я... Спасибо... Хоть жеребенка и не спасли. Но я так перепугалась, я хотела помочь... -Это я устроила тот пожар, - вдруг ответила незнакомка. - В котором сгорел Кашалот. Случайно. Я нашла письмо в шкатулке у бабушки — Кашалот не был подарком мамы. Мама тогда была уже мертва. Бабушка приказала сделать это — ради моего будущего и будущего Цинтры. Я... случайно выронила свечу. Свет как будто померкло — и Геральт со сдавленными криком проснулся на своей кровати в «Шалфее и розмарине». За окном была новиградская ночь. Никакого волшебного белоснежного города. Просто Новиград, с его рыбным запахом, крикливыми торговками и презрительными аристократами. Геральт сел на кровати, потом решительно встал и стал бродить по комнате. Мир посерел и потерял смысл. Ведьмак выглянул из окна — и сразу же закрыл его. Смотреть на этот мир ему было невыносимо. В комнату постучали — Геральт открыл. На пороге стояла Цири и протягивала ему какую-то бумажку. -Как ты? - спросил Геральт ее. -Паршиво, - честно ответила девушка, и ведьмак по интонации и тембру понял, что это именно Цири. -Кто такой Кашалот? -Мой жеребенок. Якобы подарок матери. Последний подарок. Он... сгорел в том пожаре. Цири не выдержала и разрыдалась, размазывая слезы по раскрасневшемуся лицу и заходясь в беззучном вое смертельно раннего животного. Геральт стоял как дурак, не в силах найти подходящих слов. -Он был ни в чем не виноват. Ну почему я не удержала ту свечку? - наконец смогла выговорить Цири. Геральт сел на пол. -Скажи мне вот что, - наконец нашелся ведьмак. - Вся твоя жизнь — по сути непроходимое дерьмо. Я... правда, я даже не представлял насколько. Бабка твоя решила воспользоваться тобой, мать - не смогла защитить, отец оказался безумцем, а я - предал. Пусть все эти люди, и я в том числе, думали, что этим обеспечиваются тебя счастьем. И все же — спустя столько лет ты жалеешь того жеребенка, а не себя. Цири продолжала плакать, не обращая внимания на ведьмака. Геральт обратил внимание на бумажку. Взял ее. Раскрыл. На ней был текст из какого-то чародейского трактата. И подпись - «исходя из этого третье поколение от чародеев рождается чудовищами». Ведьмак сложил бумажку. Единственное, о чем он в тот момент жалел — то, что не сможет поблагодарить Хранителя.