rotate

      Чангюн не думал, что так случится.       Что когда-то он будет опаздывать на урок из-за того, что не может оторваться от губ другого парня, который с таким упоением прижимает его к стене их комнаты.       — Мы опаздываем, — шепчет Чангюн в чужие губы, вставая на носочки и получая поцелуй в шею. — Чжухон...       — Да мне насрать, — говорит он в ответ и целует Чангюна везде, куда только может дотянуться. Тот млеет под сильными руками, прижимается к Чжухону ближе, и ему кажется, что это не его жизнь, не его школа, не его парень; ему кажется, что это все происходит с кем-то чужим.       Ведь Бог говорит, что содомия — это грех.       Они бегут в кабинет так, будто бегут кросс на Олимпийских играх, и по пути встречают выходящего из туалета Ханбина, поправляющего ширинку, а за ним — Чжинхвана с мокрым от воды ртом, и оба они воровато оглядываются. Они учатся с ними на класс младше, и это даже не смешно — в христианской школе для мальчиков нравы только такие. Это необходимость и далеко не редкость.       Но в случае этих четверых это перестало быть необходимостью и стало чем-то вроде местного наркотика, который доступен далеко не всем.       Чангюн помнит, как зашел к Чжинхвану и Ханбину в комнату без стука, чтобы попросить книгу почитать, и увидел, как Чжинхван почти полностью обнаженный лежал на постели, а Ханбин лежал сверху и почти без анестезии — не считая двух сраных кубиков льда — прокалывал ему уже второй сосок. Он старался делать все быстро, и даже не дрогнул, когда Чангюн вошел. Чжинхван нетерпеливо выгибался, ожидая конца процедуры, и, когда Ханбин заклеил свою работу пластырями, наконец притянул его к себе и поцеловал так мокро и страстно, что Чангюну аж пришлось стыдливо глаза в пол потупить. Они оба как будто были под чем-то, даже, возможно, тяжелым, но, может быть, это все был тот самый мифический наркотик, который так дико действует на весь организм?       Он все это время стоял и ждал, пока они закончат, и это его почему-то даже испугало.       Он мечтал, чтобы с ним произошло что-нибудь хотя бы похожее.       И совсем скоро Ли Чжухон появился в этой школе, отправив далеко и надолго все амбиции Чангюна получить аттестат с отличием, которым, правда, потом в их мире можно было подтереться.       Между ними тут же проскользнула искра, она вспыхнула так, что уже на следующий день Чжухон сел за парту вместе с Чангюном и переселился в его комнату.       Впервые поцеловались они на выходных, когда Чжухон просто прижал его к стене и, не дав вырваться, сначала несмело, но потом более настойчиво прикоснулся к его губам своими, с каждым мгновением углубляя это прикосновение. Да, они оба были далеко не экспертами в поцелуях, но для них обоих это было просто чем-то большим, чем просто поцелуй.       Вскоре о них узнали Ханбин и Чжинхван, парни, про которых, оказывается, в узких школьных кругах ходили легенды. Мол, они были настоящими соулмейтами и встретились здесь, пока учились с самого первого класса вместе. Они были не разлей вода — ничего не могло их разлучить, и это очень не нравилось школьному руководству, до которого, ясное дело, эти слухи тоже доходили.       Они стали для них самыми лучшими друзьями и находились под безусловной протекцией последних, являясь одними из самых уязвимых личностей этой школы — новички, да еще и обросшие со всех сторон слухами о своей «гиперполноценности», если это так действительно можно назвать.       В их мире люди не сходились друг с другом; а любить было позволено только высшему обществу, высшему свету, который вещал из-за Границы и никогда не спускался до низов. Граница была тем барьером между двумя мирами, которые никогда не должны были пересечься. Как в том самом идиотском фильме для подростков. Но здесь все всё знали. Их делили для того, чтобы в мире остались лишь лучшие и выдающиеся, и явно не те, кто не мог даже родить детей и сделать их богачами и сногсшибательными красавицами и красавцами.       — А если бы у нас с Ханбином были дети, они бы были достойны попасть в высшее общество. Вы нас видели? Мы просто охуенные, — любил говорить Чжинхван, снимая очки, откладывая очередную книгу о знаменитостях и выдающихся людях из-за Границы и укладывая руку на грудь Ханбина, который обычно лежал вместе с ним. Он мечтал вырваться туда, вырваться из стен этой ненавистной школы, ненавистного мира, забрать с собой своего парня и жить счастливо, не оставляя времени на пустые сожаления. Чангюн сомневался, что они с Чжухоном входили в его планы, но порой строил красивые воздушные замки в своих снах, пока Чжухон влюбленно тыкался носом в его шею.       Они надеялись, что смогут попасть в новый мир вместе. Даже Чжинхван мечтал, что Чангюн с Чжухоном пойдут с ними, хоть Чангюн так и не думал.       Они считали этот мир дешевкой, но для него они все были слишком дорогими.       — Я хочу тебя, — вновь шепчет Чжухон, и Чангюн наконец забывает о Границе и забывается под напористыми ладонями парня.       Может, здесь не так уж и плохо?