Госпожа Министр

Из-за разницы во времени министерская карета, сопровождаемая мракоборцами, прибыла примерно за час до окончания рабочего дня. И, конечно, первым делом, госпожа Министр намеревалась заглянуть на своё рабочее место: нужно было решить неотложные вопросы и более подробно расспросить Гарри о произошедшем в Конгрессе, потому что как следует поговорить у них не вышло. Но, едва фестралы опустились на взлётную площадку, навстречу побежал стажёр-мракоборец, который, судя по всему, с нетерпением ожидал прибытия своего начальника. – Мистер Поттер, – быстро заговорил он, – сэр, Ваша жена. Она… в общем, сэр… Из-за неумения как следует выразить мысль, он мялся и запинался, пока Гарри не рыкнул на него: – Что с мой женой? – Она рожает, сэр. Меня просили передать, как только Вы появитесь. Гарри и Гермиона переглянулись. – Я с тобой. Гарри утвердительно кивнул в ответ. – Грейнджер, – тактично напомнил Драко, – у тебя дела в Министерстве. Ты же хотела сегодня разобраться с кое-каким важным вопросом. Волшебница посмотрела на него: – Я поручаю заняться этим тебе, Малфой. Её помощник опешил от такого заявления: – И как ты себе это представляешь? – Очень просто, Малфой. У тебя на руках все нужные бумаги с подписью и печатью Министра Магии. Твоё дело – дать им законный ход и поставить в известность тех, кому они адресованы. – А куда прикажешь деть Скорпиуса? Но его сын сам дал ответ на этот вопрос: – Я отправлюсь с Альбусом, па. Можно? Драко бросил на него короткий взгляд и, скрывая легкое неудовольствие, согласился. – Я закончу на работе и заскочу за тобой. – Хорошо. Драко проводил взглядом всех четверых, трансгрессировавших на площадь Гриммо, и дав указания насчёт багажа министерским эльфам, решил начать с самой приятной части: объявить заместителю Грейнджер о назначении его главой дипломатической миссии в Индию. И сделал он это не без удовольствия, глядя, как чиновник моргает, не понимая, радоваться или огорчаться от такого назначения. Малфою даже стало немного жаль индусов, которых после эпидемии драконьей оспы ожидает вот это. Но это лучше, чем по возвращению каждый раз разгребать то, что успеет наворотить этот деятельный волшебник. С Казначейством вопросы решаются за какие-то полчаса, и, заработавшись, Драко, который адски устал, всё же разбирает самые важные письма, скопившиеся за время отсутствия. Парочка заслуживает срочного ответа, так что, прихватив бумаги, он отправляется прямиком к дому Поттеров, чтобы вручить документы Грейнджер, забрать сына и отправиться домой отсыпаться. Рабочий день окончен, завтра у него выходной, и последний день Скорпиуса на каникулах, и он уж точно не намерен вообще выходить из апартаментов или отвечать на послания. Но, когда волшебник трансгрессирует к дому на Гриммо, то попадает в сумасшедший дом. Он с порога слышит крики роженицы, по коридорам бегают в суете Флёр, Луна и сама Гермиона, выполняя поручения Невилла. Поттер нервно расхаживает по гостиной, бессильный чем-либо помочь своей жене, Вальбурга Блэк, взирая с портрета, злорадствует происходящему. Скорпиус сидит рядом с Альбусом на диване, успокаивающе положив руку на плечо друга. Рядом в слезах сжимает какую-то игрушку младшая дочь Поттера. Она всхлипывает с новой силой при каждом крике матери. Суета стояла такая, что появление Драко вообще никто не заметил. Кроме портрета Вальбурги, которая заткнулась тут же и даже задвинула занавески. Он простоял в коридоре минут десять, выжидая, пока Грейнджер с тазом теплой воды не промчится мимо и остановил её. – Тебе тут парочка срочных писем, госпожа Министр. – Мне некогда, – почти задыхаясь произнесла волшебница, – Джинни никак не может разродится. – Да я заметил. – Я нужна ей. Пожалуйста, ответь вместо меня. Она тут же, не дождавшись ответа, повернулась к Поттеру: – Гарри, Драко может воспользоваться твоим кабинетом? Драко. Она назвала его «Драко». Похоже, она в этом сумасшедшем доме окончательно свихнулась. Поттер рассеянно посмотрел на Гермиону, затем на Драко, и ответил: – А? Да, конечно. Кикимер, – позвал он эльфа, и тот тут же явился, – проводи мистера Малфоя в кабинет и будь полезен ему во всём. Глаза домовика засияли. Он тут же направился к Драко: – Кикимер проводить мистер Малфой. Гермиона считала, что дело сделано и хотела бежать дальше по делам, но он схватил её за локоть: – Ты хочешь, чтобы я отвечал на вопросы международного уровня? Шутишь что ли? Она с мольбой посмотрела на него: – Ты мой помощник. Я доверяю тебе это. Пожалуйста. Сейчас я нужна Джинни. Точно такой же взгляд был у Скорпиуса, когда он о чём-то просил. Взгляд, которому Драко никогда не мог отказать. Его пальцы разжались. Она трактовала это как согласие и тут же умчалась наверх, откуда доносились вопли Джиневры. *** – Сэр хотеть чай? Кикимер принести. Домовик, который был безумно рад его присутствию, старался угодить ему во всём. Даже теперь, когда вокруг творилась неразбериха, и Драко был вынужден прикладывать титанические усилия, чтобы сосредоточиться на составлении корректного ответа в сенегальское посольство, эльф, сияя, услужливо стоял рядом, подавая перья, пергаменты для черновиков, воск для запечатывания конвертов и прочее. – Насколько я видел, ты никому из гостей не оказываешь такого предпочтения, как мне, – обратился к нему Малфой, заканчивая перечитывать черновик. Ему никогда ещё не доводилось от имени Министра Магии давать ответы на таком высоком уровне, и ударить в грязь лицом он не мог. Да и не хотел. Он адски устал от всех произошедших событий, и единственное, чего он желал, это закончить дела поскорее и отправиться спать. – Мистер Малфой заметить, – сиял польщенный таким вниманием эльф, – Кикимер служить семейству Блэк давным-давно. Портрет мистер быть на гобелене. Кикимер помнить, что мистер принадлежать благородному семейству Блэк. Кикимер рад, когда мистер быть здесь. Нынешний хозяин дать распоряжение, что Кикимер быть полезным мистер Малфой сегодня. Домовик остался стоять рядом со столом, хотя поднос с чаем он уже принёс, пока его не позвал нынешний хозяин. Атмосфера становилась всё напряжённее: крики роженицы не стихали, из гостиной слышался плач испуганной Лили, из Мунго был вызван лекарь, шаги которого гулко отдавались на лестнице. В кабинет, стуча, зашёл Скорпиус. – Па. – Что? Юный волшебник плотно закрыл дверь и нерешительно подошёл к столу: – Должно случиться что-то плохое? – С чего ты взял? – Я услышал, что Лили и Альбуса хотят отправить в Нору. Я должен знать. Миссис Поттер умрёт? – Почему вдруг такие выводы? – Ты пытался отправить меня в Гринграсс-холл, когда мама умирала. Драко молчал, и Скорпиус продолжил, явно нервничая: – Я не маленький. И специально пришёл один, чтобы Альбус не слышал. Скажи мне. Я должен знать, чтобы… я должен что-то сделать для него. Он поддерживал меня, когда мама умерла. Потому что он – мой друг. Я тоже его друг. – Думаю, рано говорить о чём-то конкретном, – постарался успокоить сына Драко, – Иди, не оставляй Альбуса одного. Я постараюсь как можно скорее закончить все дела и приду к вам. Скорпиус, скрепя сердце, кивнул и отправился обратно, а Драко, несколько обеспокоенный, что дело принимает настолько серьёзный поворот, снова погрузился в бумаги на добрую четверть часа, пока в кабинет не вошла Грейнджер. Он, даже не отрываясь от пергамента, знал, что это она, а не кто-то другой. Малфой не обладал абсолютным слухом, но её шаги невозможно было спутать. – Ты как раз вовремя, Грейнджер, – начал он, – нужно проверить ответ для нашего посла в Сенегале. Я только что закончил. Но ответа не последовало, что весьма удивило, и он поднял, наконец, взгляд. Госпожа Министр стояла спиной к нему, обнимая себя за плечи. – Грейнджер, я не уверен правильно ли составил… Он осёкся. Гермиона повернулась к нему, и он увидел, что по её лицу градом катятся слёзы. Её руки опустились вниз и пальцы сжались, впиваясь в кожу. Драко даже не успел дать себе отчёт в том, что делает, а просто встал из-за стола, подошёл к Гермионе и обнял её. А она, уткнувшись в его рубашку, зарыдала. «Джинни умрёт» было единственное, что среди её всхлипов он смог разобрать. – Перестань, – волшебник в смятении стал гладить Гермиону по волосам, как всегда делал со Скорпиусом, когда того нужно было успокоить, – Джиневра слишком отважна, чтобы сдаваться так просто. – Невилл сказал, что единственный выход, если она согласится пожертвовать жизнью ребёнка. А она отказывается это сделать. Честно говоря, Драко не удивлён. От Джиневры было бы глупо ожидать чего-то другого. – В новый год мы плохо расстались… Я наговорила Джинни таких ужасных вещей… а потом мы уехали в Нью-Йорк, и я даже не извинилась перед ней. Я ужасная подруга. – Тшш… – единственное, что он мог выдавить из себя, бессильный против слёз, которые глотала Гермиона. Она даже не заметила, как отчаянно цепляется за него, сквозь рыдания твердя одно и то же. И Драко даже не представлял, что ему делать в такой ситуации. Он никогда не видел Грейнджер плачущей. От этого было не по себе. – Па… – в кабинет робко просунул голову Скорпиус, а за ним и Альбус, и, увидев, что мисс Грейнджер рыдает, всё поняли. Мальчишки бросились к нему, и вот они уже втроём рыдают, уткнувшись носами в его рубашку. Даже кот, проскользнувший следом, начинает тереться о ноги, издавая какие-то жалобные звуки. И каждый судорожный вздох, сопровождаемый потоками слёз, это, как боль от Клятвы. Только хуже. Потому что, если Клятва могла искалечить только его руку, то сейчас какие-то неосязаемые путы сжимали его внутри, впиваясь всё крепче с каждым всхлипом. Драко не может выдержать того, что все трое заливаются слезами. И он понимает, что может вынести что угодно, но только не это. Его уже не заботят ни переживания насчёт ответов на министерские письма, ни радость от того, что заместитель Грейнджер скоро отправится к чёрту на рога, ни собственная усталость. Лишь бы эти трое не испытывали таких страданий. Всё остальное становится неважным. Он обнимает их, а его голова начинает соображать, как поступить лучше всего. И, к большому, удивлению, ответы, которые он считает самыми правильными на данный момент, находятся довольно быстро. – Скорпиус, Альбус, вы отправляетесь в Нору, – он старался, чтобы его голос звучал как можно твёрже, – Мисс Грейнджер отправляется с вами. Гермиона подняла на него заплаканные глаза, и он бесшумно произнёс: – Будь с детьми. Волшебница, совершенно обессиленная от переживаний, даже не может возразить, и просто кивает в знак согласия, бросившись вытирать слёзы. И Драко тут же протягивает ей свой платок. – Спасибо, – всхлипывает она, пытаясь собраться с силами, – Альбус, Скорпиус, идёмте. Думаю, бабушке Молли нужна поддержка. Все, включая кота, удаляются, и, когда за ними закрывается дверь, Драко зовёт Кикимера. – Что с твоей хозяйкой? – Хозяйка бредить. Доктор давать рябиновый отвар хозяйка для поддержка сил. – Они давали ей что-то ещё? – Зелье, чтобы не быть больно. – Сколько раз? Кикимер показал три пальца, и сразу же уточнил: – Но хозяйка выплюнуть последний раз, чтобы не навредить ребёнок. Крики становились глуше – очевидно, либо у Джинни кончались силы, либо всё уже было совсем плохо. – Кикимер, мне через пару минут понадобиться твоя помощь. – Кикимер рад помочь. Кикимер сделать всё для мистер Драко. – Хорошо. Я скоро вернусь. Драко, войдя в камин и бросив горсть летучего пепла, произнеся «Особняк Ноттов», исчез в языках зеленого пламени, явившись обратно через несколько минут и держа в руках деревянный ящичек, а также старую потрёпанную книгу. Волшебник снял пиджак и галстук, закатил рукава, и принялся смешивать содержимое нескольких флаконов, сверяясь с записями в книге. Много лет назад, путешествуя по Востоку и надеясь отыскать средство снять проклятие с жены, он не жалел никаких денег, но наивысшим достижением поисков стало руководство по созданию зелий, снимающих боль и облегчающих страдания. Потрёпанный фолиант обошёлся в целое состояние, и, хотя в нём не было рецепта снадобья, позволившего полностью излечить Асторию, формулы, по которым он готовил зелья, помогли уменьшить её мучения. Знания, изложенные в книге, граничили с тёмными искусствами, поэтому, конечно, европейские целители относились к такому очень настороженно и не рисковали использовать их в своей практике. Драко отлично это знал, поскольку не было такого именитого лекаря в Британии, который бы не посещал Малфой-мэнор за годы болезни его покойной жены. – Устрой так, чтобы хозяйка осталась одна на пару минут и доставь меня к ней. Кикимер склонил голову, принимая приказ и исчез на несколько минут. – Кикимер сделать как мистер Драко просить. Я заманить доктор в другая комната и закрыть. – Хорошо. А теперь доставь меня к своей хозяйке. Домовик взял Малфоя за руку и трансгрессировал в комнату, где, стоная от боли, лежала Джинни. Она тяжело дышала, лицо покрывала испарина, постель имела такой вид, будто на ней происходило сражение. И по сути, так оно и было: Джиневра боролась с собственным телом пытаясь дать жизнь ребёнку. Она что-то бормотала, находясь в бреду. Драко, не теряя времени, подошёл к роженице, измерил пульс, проверил нет ли жара. – Джиневра, – он осторожно ударил её по щеке, – ты меня слышишь? Моргни, если да. Джинни моргнула. – Очень хорошо. Тебе холодно? Моргни. Веки волшебницы не шелохнулись. – Хорошо. Драко достал склянку со смешанным зельем и, смочив им полотенце, положил на лоб роженице. Почти сразу лицо волшебницы перестало искажаться от боли. Хотя Малфой не был гениальным зельеваром и целителем, но за последние годы болезни Астории, страдающей от нескончаемых болей, он ухаживал за ней, всё время находясь рядом. И сейчас этот опыт пришёлся весьма кстати. На Востоке существовали зелья и отвары, которые снимали или блокировали болевые ощущения и при этом их не обязательно было вливать внутрь больного. Естественно, британские лекари понятия о таком не имели, предпочитая действовать «древними проверенными способами». Конечно, эффект зелья был бы лучше, если бы Джинни выпила его, но, поскольку, Кикимер сообщил, что в последний раз хозяйка твёрдо отказалась, лучше было использовать смоченное зельем полотенце. Конечно, это явная улика, но вряд ли Лонгботтом заметит. В конце концов, он вполне может подумать, что сам положил на лоб волшебницы мокрое полотенце. Потому что вот их куча лежит на столе. Волшебник поднял вверх её подбородок, и откидывая влажные пряди волос, произнёс: – Джиневра, слушай сюда. Сейчас я волью тебе в рот зелье, и ты проглотишь его до последней капли. Ты поняла? Это безопасно. Ни ты, ни ребёнок не пострадают. Джинни, до которой слова Малфоя долетали, словно сквозь плотную завесу тумана, моргнула. Она находилась в бреду и с трудом понимала, что происходит вокруг. Драко откупорил склянку с золотым зельем: – Джиневра, глотай. Джинни послушно проглотила всё, что Драко влил ей в рот. – Умница. Хорошая девочка, – похвалил её Малфой, убирая флакон, – Всё будет хорошо. Ты же из Гриффиндора. Он откупорил вторую склянку, гораздо больше первой, содержимое которой переливалось перламутровым серебром: – А теперь вот это. До конца. Джинни послушно сделала несколько глотков. – Ты храбрая девочка. Давай, ещё чуть-чуть. Волшебница допила содержимое склянки, и, ощутив что-то внутри себя, стала кричать из всех оставшихся сил. Она почувствовала, что ребёнок наконец-то начал выходить. Кикимер взял Драко за руку и перенёс его обратно в кабинет ровно за секунду до того, как в комнату ворвался Невилл. Вытерев руки, и отослав домовика к хозяевам, Малфой убрал всё нехитрое оборудование обратно в деревянный коробку, и вернулся за письменный стол, чтобы продолжить чтение важного документа. Он слышал ободрённый гул и, спустя некоторое время, первый крик новорожденного. Напряжение, царившее в доме, стало спадать. По коридорам всё ещё бегали, как оглашённые, но уже с воплями радости. У Поттера родился сын. Грейнджер заскочила на мгновение, поставив его в известность, что Джинни родила. Как будто ему не было слышно. Он сухо кивнул в ответ. И она тут же ускакала, сияя, как ненормальная. Заглядывал Скорпиус, тараторя, как он рад, что всё обошлось, все перестали плакать, и как Альбус рад появлению брата. Даже кот, и тот удостоил его своим появлением, и, запрыгнув на руки, выразительно заглядывал в глаза. Он уже дописывал ответ к приглашению на званый ужин в Риме, когда услышал голоса семейства Уизли. Кажется, в полном составе. Что ж, его это не касается. Нужно успеть в Министерство, чтобы отправить с послом документы. Он сделал дубликат, чтобы госпожа Министр могла ознакомиться, что там он от её имени ответил на предложения сенегальской стороны. Если у неё будет время сегодня. Что вряд ли. Выйдя из кабинета, он отыскал Скорпиуса, который вместе с Лили под лестницей в ожидании Альбуса жевал перечных чёртиков, пуская клубы дыма, и спросил, ждать ли его сегодня домой. – Я останусь, если ты не против. Сегодня все будут здесь. Будет вроде как небольшая вечеринка. – Хорошо, – он потрепал сына по волосам и поцеловал в макушку, – камин всегда открыт, если что. Альбус, уже в приподнятом настроении, радовавшийся рождению брата, спустился с верхнего этажа и утащил Скорпиуса в гостиную к остальным отпрыскам многочисленного семейства Уизли. Драко огляделся, выискивая Гермиону. Должен же он отчитаться о проделанной работе. Но она сама нашла его. Очевидно, она была в гостиной и мальчишки сообщили, что он уходит, потому что госпожа Министр спешила ему навстречу, забыв поставить поднос с чем-то, что на скорую руку уже успела приготовить Молли. Кажется, это были вафли. Вальбурга, мимо портрета которой она проходила, показалась из-за занавески и уже открыла рот, но, увидев Драко, поспешила спрятаться обратно. – Я просмотрел документы и написал ответ, – Малфой в доказательство своих слов поднял конверт, – сейчас заскочу в Министерство, чтобы успеть отдать послу. Он должен выехать, – волшебник бросил взгляд на часы, – где-то через полчаса. Я попрошу, чтобы он поставил свою печать. Извинительную записку по этому поводу я уже вложил внутрь. – Ты не останешься? Драко непонимающе смотрел на неё. Он ожидал кучу вопросов или наставлений (это, всё-таки, важные документы международного значения, а не бумажка из соседнего отдела), а она интересуется не останется ли он. – С чего бы мне оставаться? Она почему-то смотрела на него с непониманием. – Скорпиус же остаётся. – Скорпиусу не нужно в Министерство, – как можно безэмоциональнее произнёс он, пряча конверт во внутренний карман. – Ты можешь отправить письмо, а потом вернуться. – Единственное, о чём я мечтаю после того, как закончу с министерскими делами, это выспаться. У меня выходной, и я волен делать то, что хочу я, а не то, что хочешь ты. Даже если святой Поттер будет валяться у меня в ногах сейчас, я скажу «нет». Он открыл дверь и вышел на улицу. Затем, будто вспомнив о чём-то, повернулся и обратился к ней: – Если Вальбурга начнёт доставать тебя, напомни ей мою угрозу. И, прежде, чем она успела что-то ответить, он трансгрессировал. *** Когда утром следующего дня, впервые выспавшись за всю предыдущую неделю, Драко как обычно шёл выпить чашечку кофе, то услышал шипение масла на сковородке и приглушенные голоса Скорпиуса и Альбуса. Это было не в новинку, поскольку, имея, наконец, возможность приглашать друга в гости, почти все каникулы, за редким исключением, он видел этих двоих вместе с самого утра. Поэтому, когда он направился к шкафу за банкой кофе, то услышал за спиной уже привычное: – Доброго утра, па. – Доброго утра, сэр. – Доброго утра, – не поворачиваясь ответил Драко. – Доброго утра, Малфой. Голос Грейнджер заставил его окончательно проснуться. Он медленно повернулся, надеясь, что ему просто показалось. Но нет. Госпожа Министр собственной персоной стояла на его кухне и переворачивала тосты на сковороде. Очевидно, Скорпиус пригласил не только Альбуса. – На завтрак французские тосты, – как ни в чём ни бывало проинформировала она, – Твой кофе уже готов. Драко происходящее казалось каким-то сюрреализмом: Министр Магии на его кухне готовит французские тосты, его сын нарезает хлеб, Альбус достаёт посуду для завтрака, кот сидит и не сводит глаз с кувшина со сливками, а он сам стоит в халате, пьёт кофе и смотрит на всё это. – Так ты будешь завтракать? – переспрашивает Гермиона, и он кивает в ответ, делая последний глоток. – Только оденусь. Когда, спустя несколько минут он снова появляется, завтрак в столовой уже накрыт. Министерский кот сидит на почётном месте гостя, в ожидании, когда можно уже полакомиться сливками из блюдца. Скорпиус трещит о чём-то с Альбусом, а Грейнджер раскладывает по тарелкам тосты с беконом. Драко занимает своё место и, пожелав друг другу приятного аппетита, все принимаются еду. Волшебник смотрит на них: все счастливы и довольны. И он, очевидно, тоже счастлив. Ну, по крайней мере, точно доволен. Никто никогда не готовил ему завтрак. Блейз как-то самолично варил кофе, хвастаясь новой технологией, которую внедрили сотрудники итальянского Министерства. Но это не в счёт. А так – всю его жизнь еду готовили либо эльфы, либо он сам. Даже Астория никогда не была замечена на кухне за кулинарными экспериментами. Да он никогда и не просил. Не было необходимости. Драко перевёл взгляд на Гермиону: её тоже никто не просил. Хотя, возможно, это идея мальчишек. Как бы там ни было, ему не на что жаловаться: не к каждому на кухню с утра в выходной пожалует Министр Магии, чтобы жарить французские тосты. Но он обязательно поговорит с сыном, чтобы узнать, как так вышло вообще. Но этого не требуется, потому что догадливый Скорпиус сам рассказывает, что они просто ждали, когда он проснётся и вместе решили приготовить завтрак. – Нам всё равно нечего было делать, па. О да. Министру Магии, конечно, нечего делать по утрам. – Мы были в Министерстве с тётей Гермионой, – хвастается Альбус, – чтобы забрать почту. – Вообще-то, это моя обязанность. – Ты спал. Мы решили тебя не будить, – объясняет Гермиона, принимаясь за сладкие тосты. Мы. Эти трое уже спелись. Сколько там они знакомы? Альбуса Грейнджер знает с его рождения. А Скорпиуса? Меньше двух недель? Он косится на сына, но тот с совершенно невинным выражением лица просит добавки. Потому что ему вкусно. Скорпиус Гиперион Малфой просит добавки завтрака. Он точно спит до сих пор. – С каких пор ты берешь детей в Министерство, Грейнджер? – Им было интересно. Почему бы и нет. Гарри был не против, а Скорпиус сказал, что хочет посмотреть где ты работаешь. – Мы познакомились с сэром Мерлином, – просиял Скорпиус, – он передавал тебе привет. – То есть они были в Кабинете Министра Магии. И почему я не удивлён? Может, ты ещё разрешила им посидеть в своём Кресле? И, глядя на выражение лица Гермионы, он понял, что его догадка верна. Она действительно разрешила им. – Ты слишком много им позволяешь, – недовольно проворчал он. – Перестань. Что тут такого? – Министерство – не то место, куда стоит приводить детей. – Они всё время были со мной. Мы были там не больше четверти часа. Мальчишки, забыв про еду, смотрели на обоих. Скорпиус всё ещё не привык, что отцу может кто-то возражать так открыто. Но мисс Грейнджер – Министр Магии. С ней интересно, она готовит вкусные тосты. А ещё даёт дельные советы по Трансфигурации. Видимо, отец тоже уважает её, хоть и сейчас делает вид, что недоволен. Иначе, почему она и в Нью-Йорке, и здесь сидит на месте… – Им не стоит во всём потакать, – настаивал Драко. – Никто им не потакал, – возражала Гермиона. – А как это называется тогда? – Ну, может совсем чуть-чуть, – была вынуждена согласиться госпожа Министр. Альбус тоже был увлечён пререканиями взрослых. Тётя Гермиона и мистер Малфой напоминали ему родителей, которые обсуждали воспитание Джеймса. Только там всё было наоборот: мама была недовольна, что отец не обращает внимания на шалости старшего сына, хотя за некоторые проступки того следовало бы наказать. – Ну интересно же, па, – Скорпиус вмешался в разговор, за что тут же получил строгий взгляд. – Кроме того, дома всё равно суматоха, – поддержал друга Альбус, – Бабушка приказала не путаться под ногами, пока она готовит праздничный обед к крестинам брата. Вот тётя Гермиона и предложила. – То есть, вы напросились, и у мисс Грейнджер не оставалось выбора, – уточнил Драко. – Перестань, ради Мерлина! – не выдержала Гермиона, – Ничего же не произошло. Мы просто забрали почту. Я же не водила их в Отдел тайн. Драко косо посмотрел на неё: – Что-то подсказывает мне, что, если бы они попросили, то ты бы лично провела им экскурсию там и разрешила трогать всё, что они захотят. – Ты преувеличиваешь. – Да неужели? – В Отдел тайн уже несколько лет нельзя войти несовершеннолетним волшебникам. – Сразу стало гораздо легче. – Прекрати язвить. – Пожалуйста, не ссорьтесь из-за нас. Драко и Гермиона посмотрели на мальчишек. – Мы не ссоримся, – поспешила успокоить их госпожа Министр. – Да, – подтвердил Драко, – Это не считается за ссору. Она всегда ведёт себя так по утрам. – Потому что кто-то… – начала Гермиона и тут же получила такой взгляд, что сочла за благо не продолжать и перевести разговор на другую тему, – Вообще, мы пришли за тобой. Завтра все дети отправляются в Хогвартс, поэтому крестины состоятся сегодня. И вы со Скорпиусом приглашены. – Я не собирался сегодня выходить из дома. – Я же говорил, – протянул Скорпиус, – его не вытащить. – Даже Министру Магии? – поинтересовалась Гермиона. – Да хоть Президенту Международной конфедерации магов, – бесстрастно изрёк Драко, – У меня законный выходной. – Тогда не получишь десерт. – Вот это угроза, – хмыкнул Драко. – Яблочный пирог моей мамы. Волшебник повернул к ней голову и пристально посмотрел: – Ты что, шантажируешь меня, Грейнджер? Ты шантажируешь меня пирогом? – Яблочным пирогом, – уточнила волшебница, – Как ты уверял, твоим любимым. – Ты же не серьёзно. – Мальчики, – произнесла госпожа Министр, и оба слизеринца кинулись на кухню. Драко провёл взглядом юных волшебников и, понизив голос, произнёс: – Я могу попросить тебя об одолжении, Грейнджер? Никогда не спорь со мной при них. – С чего это? – Ты понижаешь мой авторитет. – Ты мне льстишь. Министр Магии способна понизить твой авторитет? – Ты Министр Магии – только в Министерстве. В своём доме и в своей семье главный – я. И ты не можешь командовать мной здесь. Я – не Уизли. – Поверь мне, я это заметила. Драко собирался ещё что-то сказать, но мальчики вернулись в столовую, неся яблочный пирог, уже нарезанный ими на куски. – Как видишь, – гордо произнёс Скорпиус, – мы никогда не шутим, если речь заходит о пирогах. Снова «мы». Интриги, которые плетут эти трое за его спиной, явно вышли на новый уровень. Вот только с каких это Мерлиновых дел его сын становится на сторону Грейнджер? – Это самая нелепая попытка шантажа, с которой я сталкивался, – закатил глаза Драко. – Ну, так я пока только учусь, – деланно улыбнулась Гермиона, получая от мальчишек тарелку со своей порцией. – Это что, конфитюр? – переспросил Драко, глядя на украшение пирога. – Лучший в графстве, – заверила госпожа Министр, отправляя в рот первый кусочек. – Просто потрясающе, – подхватил Скорпиус. – Невероятный вкус, – вторил Альбус. – Вы сговорились с ней, да? Стоило догадаться. Когда это вы успели? – Вечерний чай с бельгийскими вафлями сближает, – важно произнёс Малфой-младший, – Зря ты не остался вчера. – Да, – кивнула Гермиона, – вафли были просто невероятными. Но этот пирог… моя мама очень огорчится, когда узнает, что ты отказался. – Я не отказывался. – Кто знает, – не обращая на него никакого внимания продолжала волшебница, – возможно, мама больше никогда его не испечёт, узнав, что твоё восхищение было наигранным. – Вы на неё плохо влияете, – проворчал Драко, протягивая тарелку, – раньше она была сговорчивее. Но пирог ему не положили. – Сначала дай слово, что пойдешь с нами на крестины. – Пойду. – Пообещай. – Обещаю, – недовольно проворчал Малфой. Скорпиус кивнул, давая понять, что всё в порядке, и Гермиона положила в тарелку большой кусок яблочного пирога. – Если Блейз узнает, он попадёт в Мунго от того, что обхохочется, – вздохнул Драко, отламывая вилкой кусочек. – Не если, а когда, – услужливо поправил его Скорпиус, решив, как истинный слизеринец, извлечь максимум выгоды из ситуации. – Ну, и что ты хочешь? – Драко прекрасно понял, к чему клонит сын. – Возьмёшь меня с собой в следующую поездку, которая выпадет на каникулы. – Исключено. – Что ж, жаль. Очень жаль крёстного, который попадёт в Мунго. Как думаешь, Альбус, какой диагноз ему могут поставить? – Колики от гомерического хохота, – предположил Поттер, – хотя, возможно и припадок хихиканья второй степени. – Звучит ничего так, – важно кивнул Скорпиус. – Попроси что-нибудь другое, – произнёс Драко, расправляясь с пирогом. – У меня всё есть. Я хочу поездку. Драко бросил взгляд на Гермиону, ища поддержки, но был жестоко предан, услышав: – Я не против. И это говорит та, что настоятельно запрещала брать с собой детей буквально несколько дней назад. – Не боишься, что они снова попадут в неприятности? – Нисколько. Мы приставим министерского эльфа к ним. А если понадобится, то двух. – А как же твоё неприятие эльфийского труда? – Это будет для них скорее отпуск, чем работа. Она явно готовилась. Точнее, они втроём явно готовились. – Сдавайся, па, – игриво произнёс юный слизеринец. – Поездка на моё усмотрение. И это не обсуждается. Но сыну было достаточно этого. Страна или город для Скорпиуса были не так важны. Пусть даже это будет Париж, в котором он был с десяток раз. Хотя, конечно, лучше, чтобы что-нибудь подальше, чтобы снова путешествовать в министерской карете. Да все в Хогвартсе обзавидуются, когда услышат про их нынешние каникулы. Конечно, о многом придётся умолчать, чтобы у Альбуса не было проблем. Потому что Джеймс обязательно наябедничает, если узнает, что они нелегально отправились во Францию, да ещё, если станет известно, что к этому причастна мисс Грейнджер… Альбуса вообще могут посадить под домашний арест и не отпустить так запросто с ней, как сегодня. Так что лучше помалкивать о некоторых вещах. Пусть пока что все довольствуются завистью насчёт поездки в министерской карете. Этого на целый семестр хватит. В общем, юный Малфой очень доволен и абсолютно счастлив впервые за долгое время: у него новый дом, куда можно приглашать своего лучшего друга; отец не выглядит подавленным и даже улыбается, чего Скорпиус не видел уже давно; Министр Магии оказалась очень доброй и милой, даже лучше, чем рассказывал Альбус. Если они подружатся с ней, то никто и никогда не посмеет разлучить его с отцом. Потому что, раз мисс Грейнджер поставила на место испанского Министра Магии, то его дед ей и подавно не страшен. Пусть даже у него связи с половиной чиновников. Альбус тысячу раз прав, когда предложил такое гениальное решение проблемы. Скорпиус посмотрел на Поттера-младшего и довольно улыбнулся: ему определённо повезло с другом. На крестины они прибывают одними из последних, потому что никто из Малфой (ни отец, ни сын), не смотря на все заверения, с пустыми руками идти не собирается. Оба свято считают, что их подарки обязаны быть несравнимыми с другими, и пока гоблин не показывает лучшее серебро из имеющегося, ничто не считается достаточно хорошим. Такое позёрство и желание порисоваться невероятно бесит, на что Гермиона получает «У тебя было время на выбор подарка, в отличие от меня». И, к сожалению, это справедливо. Поэтому ей ничего другого не остаётся, как терпеливо ждать, пока Малфой выбирает между двумя серебряными зачарованными погремушками. Потому что обычную, естественно, никто покупать не будет. Когда они появляются, дом уже гудит от гостей. Молли суетится, разнося закуски, дети хвастают друг перед другом кто что будет дарить, и Альбус со Скорпиусом присоединяются к ним. Поздоровавшись со счастливыми родителями и вручив подарок, Малфой направляется к Андромеде, а Гермиону окликает Луна. – Ты же дашь короткий комментарий для «Придиры» насчёт своей поездки? – Конечно. Но только не сегодня. – Привет, – щебечет Падма, здороваясь с Гермионой, – Твои волосы выглядят просто бесподобно. Что за чудо-снадобье? – Спасибо, – немного смущенно отвечает Гермиона, – Малфой в Нью-Йорке подарил мне гребень из тюльпанового дерева, чтобы я не позорила Британию. Падма восхищенно ахает, рассматривает гребень, и жалуется, что ничего подобного от Рона в жизни не дождёшься. Луна, которая всё ещё стоит рядом, и тоже слышит это, склоняет голову набок, изучая изящную вещицу. Её внимательный взгляд скользит по серьгам-рыбкам и зачарованным туфелькам, и она как-то странно улыбается, пока Гермиона перебрасывается с подошедшей Флёр парой слов. Флёр же взглядом знатока мысленно оценивает гребень в галлеонах, но вслух благоразумно не сообщает. Она почти уверена, что стоимость вещицы в волосах Гермионы примерно равна стоимости кареты. Француженка бросает изучающий взгляд на Драко, который о чём-то беседует с тётей и Артуром. Она уже давно ломает голову над тем, почему Малфой забрасывает её подругу такими дорогими и редкими подарками. Вначале она считала, что он пытается подлизаться к Гермионе, чтобы лоббировать свои интересы. Это подозрение усилилось, когда сразу после Дня рождения госпожи Министр он стал её помощником. Но Джинни уверяла, что это просто совпадение и Малфой никак не мог знать наперёд, что она уйдёт в отпуск из-за беременности. Флёр была вынуждена отпустить эту мысль ещё и из-за того, что Гермиону невозможно было подкупить. Да и не было видно, что Малфой имеет влияние на политику Министерства. Про финансовый интерес можно было вообще не заикаться, потому что она из любопытства всё же заглянула в процентные книги банка и долго не могла отойти от шока – Флёр даже представить не могла, что такие цифры могут существовать в реальности. За эти деньги можно было купить всё Министерство до последнего кирпича. Поэтому волшебница ломала голову, пытаясь понять зачем Малфою всё это нужно, так что успокоила себя мыслью, что это очередная попытка отбелить репутацию. Тем временем к Драко подошла Джинни и поддерживающая её Одри и, перемолвившись несколькими словами, они втроём удалились из гостиной. Гермиона воспользовалась возможностью, что Флёр с Биллом были заняты своим без-пяти-минут-крестником, и Гарри оказался свободен. Время до церемонии ещё оставалось – ждали близнецов с Роном, которые задерживались в магазине из-за наплыва покупателей в последний день каникул, и Чарли, который обещался быть, но у него возникли трудности с порталом. Мракоборец даже не удивился, что госпожа Министр, выждав подходящий момент, потащила его в кабинет для разговора. Он успел перед дорогой в Лондон сказать, что проникновение (точнее, попытка проникновения) в Конгресс состоялось. Естественно, неудачно для грабителей. Те никак не ожидали встретить такую многочисленную засаду. Мракоборцы после того, как преступники очутились в здании, заблокировали все выходы. Сработано было всё настолько чётко, что до Отдела тайн никто даже близко не смог добраться. «Видела бы ты в работе японских мракоборцев, Гермиона! У них всех в комплект формы входит мантия-невидимка из шерсти демимаски». И, конечно, никто не знал, что на гостиницу будет совершено нападение тоже. У всех уцелевших было одно и то же признание: банда, которой щедро заплатили наперёд, взяв непреложный обет с главаря, решила разделиться, не устояв перед таким соблазном, как драгоценности, стоимость которых сложно представить даже тем, кто имеет хорошее воображение. Ближайшие дни американские авроры будут прочёсывать адреса участников нью-йоркской банды в поисках улик, поскольку кто их нанял им было неизвестно. Четверть миллиона аванса и ещё три четверти после успешного исполнения заказа заставили главаря не задавать каких-либо вопросов. – Кому нужен Маховик времени за целый миллион? – Гермиона была озадачена, когда услышала, что именно было целью проникновения в Конгресс, – Даже с учётом того, что их почти не осталось. Дешевле было бы купить на чёрном рынке, а не нанимать банду и вламываться в Конгресс. – Не знаю, – Гарри потёр переносицу, – мне вообще кажется, это было сказано для отвода глаз. Американцы ни за что не признаются, что именно у них планировали украсть. – Они нашли того, с чьей помощью банда проникла в Конгресс? – Нет. И, думаю, не найдут. Кто станет оставаться на службе, имея солидную сумму на руках? Конечно, его уже давно нет в стране. – Разве много сотрудников имеет доступ к Отделу тайн и знает, что в нём находится? – Нет. Но вряд ли Куахога будет интересовать продолжение расследования. При упоминании имени Президента, Гермиона поджала губы. Гарри знал, что это значит: произошло что-то. Что-то, что очень не понравилось Гермионе. – Ну, и что случилось? – спросил он. Волшебница замешкалась с ответом, совершенно верно взвешивая каждое слово, которое она собиралась сказать. – Ну, Куахог полнейший имбецил. Потому что другого объяснения такой беспечности я не нахожу. Гарри выжидающе смотрел на неё, и она была вынуждена продолжить: – Малфой спас мне жизнь. Снова. Я не знаю, как это ему удалось. – Ну, значит, тренировки с моими лучшими людьми не прошли даром. – Это произошло раньше, чем началось ограбление. Куахог произносил речь и сделал это так, чтобы все подумали, будто я – его любовница. Его жена в состоянии аффекта попыталась убить меня, но Малфой успел оживить статую и удар пришёлся на неё. Гарри нахмурился: – Этого не было в протоколе произошедшего. – Потому что все присутствующие выпили вино, и оно стёрло им память. Даже Куахог не помнит, что он говорил. – К счастью для него, – проскрипел сквозь зубы Гарри, – был бы я там, он бы не посмел. – Я знаю. Он получил знатную пощёчину при всех. – Ну, в тебе я не сомневался. Но почему Малфой мне ничего не сказал? – Очевидно, потому что ты загрузил его поручениями и сам был слишком занят. – Это да. Но потом мы выпили немного виски, и я сообщил, когда мы отправляемся и что нужно будет сделать до отъезда. Гермиона задумалась: – Возможно, чтобы ему не завали лишних вопросов. – Каких вопросов? – Например, как он узнал какое заклинание полетит в меня. – Ну, если Малфой видел, что сердитая дама направляет свою палочку на тебя, то тут и идиот поймёт, что она тебе не орхидеи дарить собирается. Гермиона покачала головой: – Гарри, он знал, что в меня полетит именно непростительное заклинание. Иначе почему использовал «Пиертотум Локомотор»? Это один из немногих способов увернуться от убивающего заклинания. А тогда, в сентябре, это было «Энгоргио», чтобы создать преграду. Гарри молчал. Он знал ответ, но обещал не рассказывать об этом. Он даже Джинни не говорил, хотя она допытывалась, права или нет насчёт своей догадки, что Малфой – легилимент. – Единственное объяснение, – продолжала рассуждать Гермиона, – что он и у Гринготтс, и на банкете, подстроил всё это. – То есть он подстроил то, что Куахог заставил всех подумать, что ты его любовница, знал, что его жена взбеситься и побежит убивать тебя? Он что, по-твоему, имеет настолько большие связи в политических вершинах? – Я не это имею в виду. Он вполне мог использовать Империо на жене Президента. Тем, более, что пока Куахог произносил речь, он отсутствовал. – Зачем ему это? – Втереться в доверие. Гарри расхохотался. – Что смешного? – В доверие к тебе? Если это так, то он полный идиот. – Хорошо, – кивнула Гермиона, – Возможно, он преследует цели, о которых я не могу догадываться сейчас. Но в такие совпадения я не верю. Один раз ещё можно допустить, что это была случайность, но дважды – нет. Он либо был сообщником, либо подстроил всё сам. – Гермиона, я не собираюсь защищать Малфоя и утверждать, что он благородный и бескорыстный волшебник, но я уверяю тебя, что ты ошибаешься. Какое заклятие полетит в тебя он узнал в последний момент. Госпожа Министр внимательно смотрела на своего главного мракоборца. Раньше он бы уже набросился на Малфоя, потащил его в Аврорат и влил галлон сыворотки правды, чтобы выяснить виновен тот или нет. Или, как минимум, стал искать доказательства в воспоминаниях в омуте памяти. Но он безоговорочно уверен в непричастности её помощника. – То есть, ты знаешь что-то, чего не знаю я? – поинтересовалась Гермиона. Гарри молчал. – Гарри Джеймс Поттер, говори! Почему ты так уверен, что Малфой узнал в последний момент? – Потому что он – легилимент. – Что? – Он услышал, какое заклинание в тебя полетит. Поэтому успел. Эта новость была как удар молнии. Её мозг стал лихорадочно проматывать события предыдущих нескольких месяцев, чтобы получить либо подтверждение, либо опровержение услышанному факту. Ничто в поведении Малфоя не выдавало того, что он обладает таким даром. Если бы это было так, им было бы известно ещё со времён учёбы. Такое в секрете не утаишь. Не среди слизеринцев. Не такому позёру, как Малфой. Однако, всё же некоторые брошенные в разговорах фразы теперь становились понятны. Она считала, что иногда говорит вслух, пыталась понять с каких пор у неё такая привычка, ведь раньше её не наблюдалось. А, оказывается, Драко просто читал её мысли. Гермиона побледнела: – О нет… Гарри, ради Мерлина, скажи мне, что ты шутишь… В Министерстве Магии больше трёх месяцев личным помощником Министра работает бывший Пожиратель, который является легилиментом…. И ты знаешь об этом. – Ну да. Ещё с сентября. Я дал ему слово никому не говорить. Волшебница продолжала меняться в лице: – Я – Министр Магии, а не стажёр. Если у Малфоя есть доступ к моей голове, у него есть доступ ко всей секретной информации. – Он дал Клятву. – Не причинять вреда мне. И только. Я не сомневаюсь, что он сдержит своё слово, раз от этого зависит его жизнь. Но что насчёт остальных? Как ты думаешь, почему мы не нашли список, Гарри? Потому что Малфой узнал об этом. – Он не настолько сильный легилимент. – Откуда тебе знать? – Он сам мне сказал. – И ты поверил ему? – У меня не было причин не доверять ему. В сентябре он не был твоим помощником. И потом, мои лучшие люди проверяли его. На него досье составлено настолько подробно, что ты можешь узнать, что он делал в любой день из последних десяти лет. Малфой связан по рукам и ногам, Гермиона. – Может, он хочет, чтобы ты так думал. Она до сих пор не могла поверить, пытаясь вспомнить, приходилось ли ей в присутствии Малфоя работать над чем-то важным или секретным. Да конечно приходилось! Да Малфой несколько раз в неделю бывал в Аврорате, сталкивался с сотрудниками Отдела тайн. Одному Мерлину известно, сколько государственных секретов теперь в его руках. Для шантажа хватит на пару десятков лет вперёд. Гарри, видя, как в беспокойстве она шагает по кабинету из стороны в сторону, пытался успокоить подругу: – Ты излишне драматизируешь. – Я? – переспросила Гермиона, остановившись наконец, – Малфой три месяца имеет доступ к моей голове, Гарри. – Ты когда-нибудь замечала чьё-либо присутствие в своей голове? – Нет. Но, возможно, он мог удалить мои воспоминания об этом. – На глазах всего Министерства, – скептично поднял брови Гарри. – Не говори ерунды. Конечно нет. – Тогда при каких обстоятельствах ещё он мог бы удалить твои воспоминания, если вы видитесь только на работе? Гермиона молчала, что было трактовано волшебником, как отсутствие аргументов. Откуда ему было знать, что его подруга видится с Малфоем больше, чем следует? Что она отлично ладит с его сыном и вообще они вчетвером прекрасно проводят время? Она никому об этом не говорила: ни ему, ни Джинни. Это было тем секретом, который, по умолчанию, хранился всеми четверыми (если не считать Живоглота, ведь шансы, что он проболтается, были ничтожно малы). – У тебя, наверное, просто ад в голове, – сочувствующе похлопал её по плечу Гарри. Гермиона тяжело вздохнула: – Постоянно. Это было правдой. Каждый день ей приходилось просчитывать десятки вариантов исхода того или иного решения, все возможные непредвиденные ситуации и способы как их избежать. Порой она сама не понимала, как ещё не сошла с ума от бесконечного потока мыслей, которые не останавливались после официального окончания рабочего дня. У Министра Магии его нет. Она работает круглые сутки. Даже в постели заснуть не получается, пока решение не просчитано и не продумано до мелочей. Слишком велика ответственность. Вот как сейчас. Кто знает, что на уме у Малфоя, владеющего (а в этом нет сомнений) драгоценной информацией. Да дипломат какой угодно страны заплатит любые деньги за такое. Хотя, вряд ли Малфою нужны деньги. Но что тогда? Ради чего это всё? Ради Кресла Министра Магии? «Он не может причинить тебе вред никаким способом, – шептал внутренний голос, – Он связан Клятвой. Ты же видела её действие». Да. Верно. Если он задумает такое и попытается воплотить в жизнь, Клятва его убьёт. Клятва, от которой, по его словам, он может избавиться двумя словами. Потому что, очевидно, он знает, как обойти её действие. Гермиона почувствовала, как по спине пробежался холодок. Малфой может добраться до всего, чего захочет. Косвенными путями. Потому что он дьявольски умён. И он беседует с Джинни. Прямо сейчас. Наедине. Волшебница вылетела из кабинета, к огромному удивлению Гарри, и помчалась к библиотеке, куда, как она видела, входила Джинни в сопровождении Малфоя. *** – Итак. Я весь во внимании, – произнёс Драко, когда за Одри закрылась дверь, и они остались с Джинни наедине, – Что ты хотела мне сказать? Миссис Поттер поджала губы: – Я думала, это тебе есть что мне сказать, Малфой. – Нет. С чего бы? Я же вручил поздравительную открытку. Или ты предпочитаешь, чтобы тебе её зачитали вслух? – Перестань вести себя как самодовольный придурок, – немного раздражённо произнесла волшебница. – Тогда будь любезна объяснить мне: зачем это ты решила поворковать наедине именно со мной, когда в доме полно гостей? – Ты знаешь почему. – Понятия не имею. – Перестань ломать комедию. – Единственная, кто здесь ломает комедию – это ты. Джинни смотрела на него, изучая его непроницаемое выражение лица. Он отвечал так, что сомнения закрадывались в её голову. – Я не могу подобрать слов, чтобы поблагодарить тебя, – уже спокойнее произнесла она, наконец, – но, поверь мне, моя благодарность очень велика. Я знаю, что ты вчера заставил меня выпить что-то, после этого я смогла родить ребёнка. – Джиневра, если в бреду тебе мерещится всякое, то тебе стоит… – Что ты мне дал? – Ещё раз повторяю… – Кикимер всё рассказал. Лицо Драко изменило своё выражение. – Я его хозяйка. Он не может лгать мне. Точно. Долбаные чужие домовики. Контракт заставляет говорить правду хозяевам даже против их воли. Теперь пытаться отвертеться нет смысла. Жаль, что он не успел удалить ей воспоминания. – Феликс Фелицис, – Драко отвернул голову в сторону, неохотно отвечая на её вопрос, – Всю склянку. Чтобы наверняка. – Что ещё? – А это уже не скажу. – Почему? – Не твоё дело. Могу только заверить, что это безопасно. – Почему ты это сделал? – Сделал и сделал. – Почему? – Может, мне надоело слушать твои вопли. У тебя такой противный голос, ты не представляешь. – Это не ответ. Почему он должен ей что-то объяснять? Было бы лучше, если бы она умерла? Её дети были бы счастливы от этого? Её родня была бы счастлива? Он видел их на Новый год. Веселятся, радуются. И эти дурацкие танцы. И она хорошо относится к Скорпиусу. А Скорпиус друг Альбуса. А Альбус Драко нравится. Даже не смотря на то, что он сын святого Поттера. Умом он явно пошёл не в папочку. И слава Мерлину за это. А ещё рыдающая Грейнджер. Ему определённо не нравится видеть её в слезах. В общем, по его мнению, причин было больше, чем достаточно. Тео, конечно, знатно обалдел, когда Драко заявился к нему без предупреждения ещё и с таким вопросом. Времени было в обрез, и ему пришлось согласиться с условиями: Феликс Фелицис и кровь единорога в обмен на помощь избавиться от Габриэль. Но Джиневре, очевидно, нужно сказать что-то, что она сочтёт приемлемым. Вряд ли её устроит объяснение, что вид рыдающей Грейнджер и мальчиков не оставил ему выбора кроме как вмешаться не в своё дело. – Твоя бабка из Блэков, верно? – Да, – кивнула Джинни, не понимая, к чему он клонит. – Значит, ты мне приходишься какой-то там кузиной. – Наверное…. – И Тед, крестник Поттера, вроде как мой второй племянник или что-то вроде того, – продолжил Драко, сам не веря, что он несёт такую чушь. – Вроде…. – А Андромеда – моя родная тётка. – Да. – Ну вот и будем считать, что мой долг перед семьёй выполнен. А теперь пусть она просто проваливает отсюда или даст уйти ему, потому что лимит бреда, который он несёт, исчерпывается. И, наверное, это удовлетворило её. А, может, и нет. По выражению лица было не особо понятно. Возможно, Джиневра поняла, что настоящей причины она не узнает. Как будто он знает. Это был импульсивный поступок. Может, это действительно проявление родственных чувств. Хотя это маловероятно. Может, ему не хотелось, чтобы Скорпиусу, который так тепло относится к Альбусу, снова приходилось встречаться с чьей-то смертью. Астории он не мог помочь. А здесь шанс был. Он просто им воспользовался. Кто угодно мог. Даже Поттер и тот же Лонгботтом. Если бы просто подумал. Но когда это кто-то из гриффиндорцев способен был думать? А может это совесть заставляет его делать подобное, как искупление всех тех вещей, которые он творил в прошлом. Потому что он не чувствует, будто она ему что-то должна теперь. Будь это Забини или Нотт – было бы понятно. Помощь им – это в порядке вещей, они его друзья. Но Джиневра ему – не друг. Как и Поттер. Как и кто-либо из всех присутствующих в доме на площади Гриммо. Он смотрел на эту женщину, ещё полностью не оправившуюся, и чувствовал, будто он обязан ей чем-то очень важным. Причём до конца жизни. Потому что именно из-за неё он здесь. Из-за её незапланированной беременности он стал помощником Грейнджер, и имеет возможность два-три раза в неделю, а то и каждый день лицезреть Поттера, говорить с ним, и даже отхватывать «Остолбеней» в тренировочном зале. Как бы Драко не ворчал, что напоминает себе домовика, бегающего по этажам Министерства с поручениями, глубоко внутри он был доволен такой жизнью. Чувствовать себя крохотной частью мира того, кому завидовал большую часть жизни. Он мог сколько угодно закатывать глаза, когда исправлял отчёт Гарри, скептически цокать языком, составляя список улик, косо поглядывать на кучу протоколов, которые ему нужно было разбирать за полтора часа, пока Поттер с остальными мракоборцами отсыпались после ночных приключений, но всё это якобы недовольство было напускным. Как верно заметила Грейнджер: «Ты не выглядишь недовольным». И это было чистой правдой. Он имеет всё то, что так хотел иметь в Хогвартсе. Правда, бонусом ко всему этому идёт рожа Рона Уизли, но, скрепя сердце, это можно вытерпеть. – И не смей никому говорить об этом, Джиневра, – предупредил он. – Почему? – Не хочу оказаться в Азкабане, если ты проболтаешься. – С чего бы это тебе оказываться там? И она догадалась. – Вторая склянка. – Умница. – Ты сказал, что это безопасно. – Для тебя – да. Тебя это и спасло. Но для кое-кого факт наличия того, что было во второй склянке, грозит серьёзным тюремным сроком. – Я тебя не выдам. – Речь идёт не только обо мне, но и об очень близком мне человеке. – Я даже спрашивать не стану кто это. Клянусь. – Ты – нет. А вот твоя очаровательная и подозрительная до мозга костей подружка и по совместительству моё начальство – ещё как. Сыворотка правды развяжет язык кому угодно. – Гермиона не станет. – Ты её плохо знаешь. Я видел, как она отчитывает Поттера. Святого Поттера, который априори неприкасаем. А здесь дело касается не только меня. И я не собираюсь подставлять этого человека. – Гермиона не откажет, если я попрошу. – Грейнджер – заложник своей должности. И уж ею она рисковать не станет. – Станет. – Ради бывшего Пожирателя – нет. А я не стану рисковать из-за твоего каприза. У меня есть ради кого оставаться на свободе, Джиневра. – Ты её помощник. Гермиона не станет поднимать шум, – всё ещё пыталась переубедить его Джинни, но Драко был твёрд в своём решении. – Но и защищать не станет, если кто-нибудь из министерских шутов вздумает всерьёз взяться за это. Засадить по закону оправданного Пожирателя смерти…. Такая возможность выпадает нечасто. Я не питаю иллюзий, Джиневра. Я знаю кем навсегда останусь для всех. Малейшая ошибка с моей стороны – это как кость для своры голодных собак. – Но… я не знаю тогда, как выразить свою благодарность. – Ты мне ничего не должна. Просто держи язык за зубами. Я знаю, ты это умеешь. – Хорошо, – наконец, сдалась она. – Приятно иметь дело с умной ведьмой. Джинни пристально посмотрела на него. – Нет, – резко возразил он, хотя она ни слова не произнесла, – даже не думай! – Джинни… – дверь распахнулась, и на пороге появилась бледная госпожа Министр. – О, Гермиона, заходи, – кивнула миссис Поттер, – Я как раз пыталась уговорить Малфоя принять свой подарок. – Какой подарок? – не поняла Гермиона, насторожившись. – Ну, он же на Новый год выиграл в «Заткни Вальбургу», – пояснила Джинни, – Но потом исчез по делам, а потом вы были в Нью-Йорке. – Твоя подружка слишком настырна, Грейнджер, – Драко отлично понял Джинни и поддержал её легенду, – Я больше четверти часа не могу доказать ей, что мне это и даром не сдалось. – Не представляю, как можно отказаться от места за столом рядом с Гарри на протяжении целого года, – протянула миссис Поттер. – Я, честно говоря, тоже, – покосилась на него госпожа Министр. – Что сказать: я полон сюрпризов, – произнёс Драко, поднимаясь со своего места, намереваясь уйти. – Гермиона… – миссис Поттер посмотрела на подругу одним из тех манипулирующих взглядов, к которым прибегают в подобных ситуациях. – Ты полон позёрства, Малфой! Прекрати уже! – Гермиона, которая летела сюда, представляя самые ужасные вещи, наконец, немного пришла в себя, – Ты будешь сидеть рядом с Гарри. И это не обсуждается. Это приказ Министра Магии. Невероятно. Им командует Грейнджер. Хотя нет. Не Грейнджер. Джиневра. Приказывает сидеть рядом с Поттером и не возражать. Правда, произносит она это не лично, зная, что её он может проигнорировать. Но вот Министра Магии он, Малфой, проигнорировать не сможет. И она полностью в курсе этого. Пожалуй, он погорячился, когда отдал титул самой коварной ведьмы Грейнджер. Потому что Джиневра куда хитрее Гермионы. Та даже не поняла, что её заставили играть по чужим правилам. Он не хотел, но на крестины он всё-таки попал. Хотя проигнорировал приглашение. И, если ещё утром он считал, что это каприз Грейнджер, то теперь он был уверен, что Грейнджер – всего-навсего исполнитель чужой воли. Это Джиневра хотела, чтобы он непременно пришёл. Ради этого разговора. Ради благодарности ему. Если бы ей позволяло здоровье, она бы явилась к нему домой самолично. Но миссис Поттер была слишком слаба, чтобы покинуть пределы своего дома. И вот он, вынужденный следовать замыслу Джиневры, сидит на скамье рядом с Грейнджер, Скорпиусом и Альбусом. И слышит недовольное ворчание сидящего позади Рона, прерываемое шипением его жены. Поразительно, какое терпение нужно иметь, чтобы не прибить его уже после недели брака. Впрочем, не только он бросает косые взгляды. Флёр тоже странно поглядывает на него. И на Гермиону. Мерлин! Она что, думает, что они пара? Очаровательно. Хотя, как они выглядят со стороны сейчас? Как пара. Как семейная пара с детьми воскресным утром. Обычное дело. Интересно, Грейнджер в курсе, как всё это смотрится благодаря стараниям её подруги? Хорошо, что здесь хотя бы нет Забини. Он бы точно в истерическом припадке бился. Ибо то, что он увидел бы сейчас, полностью опровергало все слова Драко о том, что никаких отношений с Грейнджер у него нет и быть не может. В последний раз он был на подобном мероприятии с Асторией. Ощущение, будто это всё было в прошлой жизни, к которой ему уже никогда не вернуться, как бы он не хотел. Иногда ему до боли хотелось взять Маховик, отправится в прошлое, и хотя бы день провести снова с ней. Ему так её не хватает. Но такого дня уже не существует. Потому что он использовал их все за год без неё в Малфой-мэноре. Оставил один. На самый крайний случай. Когда будет уже совсем паршиво. А теперь он сидит на крестинах рядом с Грейнджер. Которая, будем честными до конца, вообще рядом не стояла с Асторией. Если бы ему предложили составить список достоинств и недостатков их обеих, Грейнджер бы с треском провалилась в первом и лидировала во втором с большим отрывом. Его жена была само изящество, образец настоящей леди, блистающей в обществе, чьи манеры были безупречны, а поведение – сдержанным и учтивым. Она никогда в жизни не спорила с ним, не устраивала сцен, всегда была на его стороне. А Грейнджер – это Грейнджер. День будет прожит зря, если она не выскажет кому-то свое мнение, которое, конечно, единственно верное. Неотёсанная деревенщина из низов, пробившаяся наверх. Заслуженно пробившаяся. Отмытая, и даже с некоторых пор прилично одетая. Но одно слово, одно движение – и видно, что она так и осталась деревенщиной. Сколько бы она не зубрила правила этикета, сколько бы частных уроков не брала. Возможно, она блестяще знала теорию, но в практике проваливалась постоянно. Потому что леди никогда не говорят на повышенных тонах, не наклоняются, чтобы убрать разбитые чашки, не врываются без приглашения по ночам, и ещё как минимум полсотни всяких «не». Но ни одна из всех его знакомых леди не выдержит пытку Круциатусом, и, будучи в вечернем наряде, никогда в жизни не станет отбиваться от Адского пламени. Никто из них, и Астория в том числе, не сравнится с ней в уме и таланте. И в отваге. Потому что Грейнджер может сделать то, на что смелости не хватит у остальных. Очевидно, это первый Министр Магии, который не боится потерять свою должность. Должность, к которой шла лет двадцать. Должность, чьей заложницей она является. Когда он в сердцах сказал ей, что испытал весь спектр эмоций от восхищения до желания выпороть, он не лгал. Потому что все её действия поднимали внутри него самые противоречивые чувства. Она была отважной до безрассудства, и, если бы не её блестящие способности в боевой магии, она бы давно окончила свои дни, защищая драгоценности на чьих-то чужих шеях или что-то вроде того. Она была невероятно красивой, но никогда не использовавшей свои чары на мужчинах, поразительно умной, но применение её интеллекта было ограничено излишне строгими моральными принципами. Грейнджер была обличена во власть, однако никакой личной выгоды из неё не извлекала. Всё это приводило его одновременно и в восхищение, и в недоумение. О поступках, за которые ему хотелось бы задать ей хорошую трёпку, он предпочитал не вспоминать. А ещё ей чужда благодарность. Не то, чтобы он прямо нуждался в этом. Но, когда она рассыпается перед Биллом, который подал ей бокал шампанского или перед Лонгботтомом, который уступил последнее канапе, Драко, спасший ей жизнь и защитивший от косых взглядов, чувствует себя, мягко говоря, оскорблённым. Потому что она не сказала ему ничего. Ни одного слова, которое хотя бы отдалённо напоминало «Спасибо». Джиневра собиралась в знак благодарности дать сыну второе имя в его честь, не задумываясь о последствиях. Хорошо, что он прочёл её мысли и резко высказался против. Иначе от расспросов было бы не отвертеться. Хотя, на отпавшую челюсть Рона он бы посмотрел. Конечно, ему было бы интересно, как сильно исходил бы пеной младший Уизли, но безопаснее будет, если это останется в его воображении. И, хотя Драко отказался от такой чести, он был польщён, насколько велика благодарность жены Поттера. А вот Грейнджер, похоже, считает, что ей не за что его благодарить. Была бы она его женой – вопросов нет. Это его обязанность как мужчины: защищать её от различных мудаков, забрасывать баснословно дорогими подарками, брать с собой в Париж, терпеть эти сборища Уизли и Поттеров по праздникам и навещать её родителей. Кстати, интересно, она в курсе, что он и Скорпиус приглашены на пасхальный обед? Её отец грозился лучшей жареной бараньей ногой в графстве, а мама – особым фруктовым кексом. «Скорпиус с другом будут в восторге!» – кажется, она сказала именно так. Но она ему не жена и даже (хоть Драко и не любил это слово) не подружка. Грейнджер просто его начальник. Почему же тогда все его действия уже давно выходят за рамки его обязанностей, указанных в контракте? Почему он бросается защищать её, прекрасно зная, что она сама в состоянии это сделать? «Да, конечно», – насмешливо фыркает внутренний голос. Визенгамот бы ещё долго пил её кровь, унижая допросами и обвинениями, высосанными из пальца. Были времена, когда некоторым Пожирателям сходили с рук вещи куда хуже, чем уничтожение бумажки. Кто-то просто хочет её отставки. Хорошее объяснение. Интересно, почему оно раньше не приходило ему в голову? «А то, что она спасла твоего сына, ты, очевидно, уже забыл? – злорадно шепнул внутренний голос, – Разве одно это не перекрывает с лихвой все твои «отступления от служебных обязанностей?». Драко покосился на Гермиону. Конечно перекрывает. Волшебник выдохнул: вот эта причина, по которой он готов сделать для неё практически что угодно. Скорпиус – самое дорогое, что у него есть. А Грейнджер неплохо ладит с ним, становится на его защиту, ради чего не побоялась испортить дипломатические отношения с Испанией. В конечном итоге всё разрешилось благополучно, но даже, если бы нет, она бы всё равно поступила так же. Потому что, очевидно, ради детей она способна на многое. Драко давно это заметил. И давно задавался вопросом «почему?». Он, стараясь не быть замеченным, после крестин время от времени наблюдал за ней. У неё хорошие отношения не только со Скорпиусом, но и с остальными детьми тоже. Она охотно, пока накрывается стол, разрешает утянуть себя в комнату Лили, чтобы посмотреть на её рисунки, улыбается, рассматривая все игрушки, которые притащили с собой дочери Одри, терпеливо выслушивает жалобы дочери Флёр на какого-то мальчишку, который не обращает на неё внимание. Но, когда Гермиона остаётся без общества отпрысков Уизли и Поттеров, её взгляд меняется. И Драко очень хорошо знаком такой взгляд. Потому что он раньше его видел слишком часто, чтобы не понять, что он означает. Он очень надеется, что ошибается. Но, если всё же он прав, то очень многое становится ясным. На обеде в честь крестин он тоже сидит рядом с Грейнджер. А она сидит на почётном месте рядом с Поттером. И уже Артур и Молли переглядываются между собой, явно не понимая, почему это их дочь удостоила Драко Малфоя такой чести. И с беспокойством смотрят на Гермиону. Кажется, только Поттер вообще ни о чём таком не думает. Он просто сияет от счастья, что всё обошлось, и жена с сыном живы и здоровы. Типичный Поттер. Билл и Флёр не отходят от крестника, близнецам строжайше наказали чтобы никаких выходок, все и так испереживались. Поэтому они немного подавлены. Наверное, запланировали что-то фееричное, а нельзя. Мамочка заругает. Дети выглядят самыми беззаботными. Уже планируют, кто будет учить самого младшего из Поттеров летать на метле, а кто – ловить снитч. – Флёр, а где Габриэль? – поинтересовалась Одри. – Вернулась во Францию. – Соскучилась по жениху? – Наверняка. Вот и всё. Прощай, Тео. Ты свободен. Девочка наигралась и вернулась домой. Теперь можешь не бояться за свой драгоценный телескоп. Драко только не мог понять какого чёрта нужно было устраивать расспросы насчёт Нотта совсем недавно и шантажом вымогать у Тео свидание. Впрочем, он никогда особо не понимал волшебниц, в жилах которых течёт кровь вейл. Хорошо, что Тео вообще всё равно насчёт таких выкрутасов. Его сердце принадлежит науке, и, как он выразился: «Время можно потратить с куда большей пользой, чем пустая трескотня». – Малфой, – пока все увлеченно слушали байки Артура про былые времена, Гермиона собралась с духом и обратилась к своему помощнику. Пора бы уже произнесли вслух кое-какие слова, иначе она снова будет выглядеть как неблагодарная особа, – Я знаю, что мы, очевидно, не лучшего мнения друг о друге. «Мерлин, Гермиона, ты можешь хоть раз поблагодарить его по нормальному, без своих лирических отступлений, которые всё только портят?» – Я знаю, что явно не лучший в мире начальник, – она сделала ещё одну попытку, но лучше от этого не стало, – Я часто бываю чересчур резкой и прямолинейной. «Что за бред ты несешь… – орал внутренний голос, – неужели так сложно просто сказать «спасибо»? И, очевидно, Малфой был бы согласен, если бы слышал это. – В общем, я хотела просто поблагодарить тебя. За всё, что ты сделал для меня в этой поездке. Ты не был обязан, не спорь. Ты подарил мне книги, которые я давно хотела, и… благодаря тебе я была похожа на Министра Магии. И, наконец, ты спас мне жизнь. Снова. И мою репутацию. Да, из-за снотворного в вине никто ничего не помнит, но я помню. И ты… – она осеклась, не зная, говорить или нет, и решила, что не стоит, – Я хочу сказать… чтобы ты знал: я буду защищать тебя, как и любого сотрудника своего Министерства. В смысле, ты можешь рассчитывать… – Меня в жизни никто так не оскорблял, – слова Драко были как ушат холодной воды. То, что она считала немыслимой привилегией, для него было оскорблением, – Ещё не настал тот день, чтобы мои проблемы решала женщина. Пусть даже Министр Магии. – То есть ты считаешь это оскорблением? – Я – не Поттер или Уизли, – Драко не стал прямо отвечать на её вопрос, – Мне не нужно вытирать сопли, Грейнджер. Хотя я польщён. – Я никому не вытираю сопли, Малфой! – от её благодарного тона не осталось и следа. – Естественно. А начальники отделов, которым ты исправляешь ошибки в отчётах, заместитель, чьи просчёты ты улаживаешь, некомпетентность некоторых сотрудников, которую ты не замечаешь – это, конечно, другое. – То есть, ты бы справился со всем этим лучше? – Гермиона совершенно была сбита с толку и забыла, что вообще-то, собиралась благодарить его, а не ехидничать. – Вообще-то да, – проигнорировав сарказм в её голосе, ответил Малфой. – Может ты и баланс способен просчитать без единой ошибки? Внутренний строго отчитывал её: «Ради Мерлина, перестань начинать спорить с ним». – Представь себе. – Мне кажется, что ты слишком самоуверен. – Я каждый месяц имею дело с финансами, Грейнджер. – Пересчитываешь фамильное состояние? «Гермиона, заткнись! – настаивал голос внутри, – Заткнись, а то опять всё испортишь!» – Нет. Мы с Тео и Блейзом проводим увязку баланса нашего небольшого предприятия. – Какого предприятия? – не поняла Гермиона. – Мы занимаемся антиквариатом и ещё кое-что в таком духе. – Ты же говорил, что антиквариат – просто увлечение. «Хорошо, Гермиона, ты исправляешься». – Так и есть, – согласно кивнул Драко в ответ, – Но кто сказал, что увлечение не может приносить деньги. Кажется, слишком много открытий на сегодня. Но она привыкла предосудительно думать о Малфое. – Что, удивлена? – почти фыркнул он. – Если честно, то да. – О, ты думала, что, раз мы – аристократы, то день-деньской сидим у себя в поместье и ничего не делаем? – Что-то вроде того. – Если бы мы совсем ничего не делали, Грейнджер, то давно бы уже разорились. Собственно, так с некоторыми и получилось. – С кем? – Со стариком Паркинсон, например. Он прозябал в нищете, пока Пэнси не вышла замуж, и её муж не оплатил все долги. – И с Гринграсс, полагаю? Уголки губ Драко дёрнулись, при упоминании семьи покойной жены: – Да. «Молодец! Это просто талант уметь испортить всё одной фразой!», – с упрёком произнёс внутренний голос. То, как отреагировал Малфой, и, в особенности, как изменилось выражение его лица, заставило Гермиону усомниться в слухах. Она вспомнила колдографии в старом журнале, где он был запечатлён вместе с Асторией, полное отсутствие его интереса при виде красивейших молодых волшебниц, наводило только на одну мысль. «Он её любит. Он любит её до сих пор». Конечно, никто не спорит, что вначале это был брак по расчёту. Но разве так уж невозможно, что они в конце концов полюбили друг друга? Совсем недавно Гермиона считала, что не существует женщины, в которую Малфой был бы способен влюбиться. Теперь это умозаключение трещало по швах. Она вспомнила колдографии, на которых Астория Малфой представала как образец утончённости и элегантности. Конечно, прочие девицы даже рядом не стояли с этой урождённой аристократической леди. Не удивительно, что даже после её смерти Драко остаётся верен её памяти. Вот почему ни у одной вейлы нет шанса влюбить его в себя. Потому что его сердце уже занято. После новогоднего ужина, на котором Флёр в попытке применить очарование вейлы на Драко потерпела неудачу, Гермиона из любопытства порылась в книгах и выяснила некоторые любопытные факты о том, что чары бессильны в нескольких случаях: человек, на которого они направлены, обладает достаточно сильной волей, чтобы противостоять им (встречается редко), он перенес сильное эмоциональное потрясение или насилие (зачастую – в детском возрасте), либо его сердце уже занято (при условии, что он обладает исключительной верностью). Гермионе вспомнилась Андромеда, которая после смерти мужа так и не вышла замуж. Её чувства были настолько сильны, что о повторном браке не могло быть и речи. Даже после стольких лет она предпочитала одиночество новому замужеству, находя утешение во внуке. Возможно, Малфой точно так же находит утешение в Скорпиусе после потери жены. Учитывая, что они с Андромедой родственники, в такую фамильную черту несложно поверить. Какой же теперь глупой кажется мысль, будто Малфой крутит роман с какой-то французской мадемуазель или способен увлечься кем-то вроде Лаванды, раз он настолько предан Астории. Теперь ей ясна причина внезапного конфликта с родителями, которые хотели бы устроить для сына новый брак. Такое открытие просто ошеломляло. И совершенно точно переворачивало её (не самое лучшее) мнение о Малфое. Очевидно, он может быть верным и преданным мужем. Драко, который искоса наблюдал за Гермионой, уже несколько минут державшей вилку с наколотой виноградиной у своего рта, был несколько озадачен. Эта картинка шла вразрез с тем, что госпожа Министр в данный момент думала о свиных котлетах. И, судя по серьёзному взгляду, это почему-то её очень сильно волновало. Он бы даже сказал – ошеломляло. Драко был совершенно сбит с толку. Если бы она с таким выражением лица обдумывала какой-то законопроект, он бы не был удивлён. Но мысли о том, какие котлеты вкуснее: жаренные или на пару, с подливой или без, и какой гарнир к ним лучше подойдёт… О таком, скорее, способен думать Рон Уизли. Который, кстати, разделывается с куриной ножкой и время от времени презрительно поглядывает на него. Пожалуй, лучший комплимент за сегодняшний вечер. Куда искреннее, чем если бы Рон улыбался ему приторно-сладко как Перси. Перси, кстати, нравился Драко всё меньше и меньше. Если Грейнджер назначит его на должность своего заместителя, тот может раскатать губу и на её место. Он представил на мгновение в Кресле Министра Магии самого подхалимистого из Уизли и скривился. Нужно присматривать за ним. На всякий случай. А ещё разобраться с Куахогом, встретиться с Блейзом и Тео, чтобы обсудить дела, начать приготовление новых зелий, осмотреть несколько артефактов, продолжить чтение записок египетских алхимиков, подготовить черновик договора для японца. С последним тянуть нельзя, иначе передумает. В общем, ему есть чем заняться вместо того, чтобы сидеть здесь и наслаждаться видом Рона, поглощающего телячью отбивную. Ему было жаль Падму, напрасно пытавшуюся упросить своего благоверного не чавкать так громко, и тратившую последние силы, чтобы не сорваться при всех. Она извиняющееся смотрела на Драко, понимая, насколько неприятно подобное зрелище. Гермиона, проследившая направление взгляда жены Рона, поджала губы, думая, с чего он вдруг адресован именно Малфою. Луна внимательно наблюдала за лицом Гермионы, а в особенности за её нахмуренными бровями. А Малфой думал о том, что на месте Падмы сейчас вполне могла быть Грейнджер. Пихать локтём, шикать или шипеть на ухо мужу, норовившему затолкать в рот как можно больше. А, вернувшись домой, закатить скандал перед тем, как идти отстирывать от пятен праздничную рубашку. Он вполне чётко представлял, как уставшая после работы в Министерстве Гермиона вместо заслуженного отдыха разрывается между готовкой ужина, уборкой и стиркой. А после – её ожидает не одна, а целых две горы: первая – из грязной посуды, а вторая – из министерских документов. А, если ещё добавить орущих детей, то картина «семейного счастья» предстаёт во всей красе. Добавить к этому семейные обеды, где нужно готовить человек на двадцать, походы за продуктами раз в неделю. Драко внимательно посмотрел на второй подбородок Рона и подумал, что, очевидно, всё же два раза в неделю. Хотя, не исключено, что терпение Грейнджер не вечно, и она таки закатит сцену муженьку, заставив его заняться домашними делами. Потому что у неё, всё же, есть характер. И командовать она любит. Но потом он вспомнил хвалебные речи Грейнджер насчёт персоны Рональда невероятного и понял: если она и закатит ему сцену, то потом будет вытирать ему сопли с ещё большим рвением, нахваливая его отвагу, доброту, понимание и заботу. Но, как по мнению самого Драко, которое, он, естественно, благоразумно никогда не выскажет вслух, пусть Уизли хоть десять тысяч раз отважный, добрый, понимающий и заботливый, герой войны и лучший друг святого Поттера, это ничего не значит, если его жена рядом с ним похожа на посудомойку, а не на женщину. Малфой более, чем уверен, что Грейнджер после стольких лет брака и стала бы в конечном итоге похожа на посудомойку, носящую платья в жуткий цветочек и дешёвенькие туфли, с кое-как на скорую руку собранными в пучок волосами, с мешками под глазами, вечно усталым видом и полным отсутствием макияжа. И делающую вид, как она счастлива замужем за… вот этим. Потому что, будем честны, Грейнджер – не Падма, которая держит Рона железной хваткой и вряд ли ежедневно вытирает ему сопли. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Падма знает себе цену и, если перед ней встанет выбор между горой немытой посуды и походом за новым платьем, то выберет она второе. Вот её Малфой не может представить в роли посудомойки в браке с Уизли. А Грейнджер – ещё как может. У Драко чуть глаз не задёргался, когда он подумал, что вместо самой потрясающе красивой ухоженной женщины, сидевшей рядом в бархатном платье, в чьих волосах – гребень из тюльпанового дерева, в ушах – золотые серьги-рыбки, а на ножках – зачарованные туфельки, магический мир мог получить Министра-посудомойку в дешёвых тряпках, выбранных путём выпадения из общей кучи на распродаже. Хвала Мерлину, что этого не произошло. Отец всегда говорил, что это позор для любого уважающего себя мужчины, если его женщина не выглядит подобающе своему статусу. Каким бы ни был брак: счастливым или нет, жена – лицо своего мужа. Драко очень хорошо запомнил отцовские наставления и всегда им следовал. И, пусть он так и не смог полюбить Асторию, он сделал всё, чтобы она ни в чём не нуждалась. Он был благодарен ей за её уважение и поддержку на протяжении всех лет, что они были вместе, за то, что сделала его самым счастливым, подарив сына, о котором он так мечтал. – Так как прошла поездка в Нью-Йорк? – поинтересовался мистер Уизли у Гермионы, сидевший почти напротив, – В газетах как-то не очень широко освещено, а Гарри не очень разговорчив на этот счёт. – Очень насыщенно, – осторожно ответила госпожа Министр. Раз уж Гарри не считает нужным рассказывать тестю о подробностях, то ей тем более не стоит, – Приём выдался грандиозным. Такое не забывается. – Это правда! – подал голос Альбус, – Скорпиус оглушил одного из преступников! А я ему помогал! За столом повисла тишина. Даже Рон перестал жевать. – Гарри…. – Джинни смотрела на мужа так, что Драко стало жаль святого Поттера. Но только одному Гарри было известно какие неприятности сулит ему этот взгляд. Теперь понятно, почему Поттер старается редко бывать дома. – Я собирался тебе рассказать, дорогая… – начал оправдываться мракоборец, – но тут всё так быстро закрутилось… Все стали требовать рассказать, что произошло, и Гарри с Гермионой пришлось, опустив особо секретные детали, рассказать о приключениях в Нью-Йорке. – Да, вы неплохо справились, – хмыкнул Билл. На что Гермиона имела неосторожность ответить: – Если бы Малфой не связал меня и не отправил в лифте на нижний этаж, мы бы справились быстрее. Драко кожей чувствовал взгляды всех присутствующих. Как будто он обязан им что-то объяснять. – А что я ещё должен был сделать? – как можно безразличнее произнёс он, нарезая мясо в своей тарелке, – Ты лезла туда, где было опаснее всего. – Ну, может не стоило мне мешать? Гермиона собиралась продолжить свою тираду, но тут Драко повернулся к ней и бросил такой взгляд, что она не решилась продолжить. – Будешь геройствовать не в мою смену. Джинни была потрясена. Обычно на Гермиону не действовали никакие аргументы, когда она была уверена в своей правоте (а это было всегда). Она могла спорить и доказывать до хрипоты, а здесь Малфой бросил на неё один взгляд, и она замолчала. Гарри тоже был потрясён. Как и Рон. Из всех только Луна не выглядела удивлённой. – Не знала, что мистер Малфой настолько отважный, – с восхищением произнесла Падма, чем заслужила недовольный взгляд мужа. – Ничего особенного, – к большому своему удивлению, Драко было неприятно такое внимание, хотя раньше он бы половину жизни отдал за то, чтобы его персоной восхищались. – Жаль, что я не увидел, как ты сражаешься, па, – Скорпиус действительно был огорчён. Отец ему ничего не рассказал. – Надеюсь, что и не увидишь. – Уверен, там не на что смотреть, – фыркнул Рон. – Не смейте так говорить о моём отце! Рон от удивления повернул голову и встретился с ненавидящим взглядом Скорпиуса. Альбус в ужасе схватил вскочившего друга за руку, чтобы тот не набросился на дядю. Малфой-младший недолюбливал этого дядю Альбуса за то, как тот высказывался об его отце. А после новогоднего ужина, когда в адрес мистера Малфоя при всех были брошены оскорбления, неприязнь слизеринца усилилась в разы. Альбус даже всерьез опасался, что друг задумает подсыпать в еду дяде что-нибудь из его же магазина. Сейчас же настрой Скорпиуса был как никогда решительным. У него был такой же взгляд, когда тот втащил в гостиную Слизерина девчонку с Рейвенкло, которая обслюнявила его после матча и из-за которой они поссорились. Тогда у Малфоя-младшего челюсть была сжата совсем как теперь, а взгляд был пылающ и не обещал ничего хорошего. – Вы… Вы всегда… – сквозь зубы выплёвывал он. – Скорпиус Гиперион Малфой. Альбус никак не мог понять, как у мистера Малфоя это получается. Пыл слизеринца уменьшился в разы. Он посмотрел на отца и, опустив взгляд, сел обратно на своё место. – Прошу прощения, – произнёс он достаточно громко, чтобы все услышали. Конечно, это было адресовано не дяде Рону. Но кроме Альбуса и мистера Малфоя этого никто не знал. Но самым поразительным для Альбуса стало то, что тётя Гермиона, которая всегда была сдержанной, ледяным голосом произнесла слова, которых не ожидал никто. – Мистер Уизли, Вы должны извиниться перед мистером Малфоем. – Что? – Я сказала, – Гермиона поднялась со своего места, – Вы должны извиниться перед мистером Малфоем. – Я? – Рон так же встал со стула, – Перед хорьком? Гермиона, ты шутишь? – Дважды извиниться. Рон повернул голову к жене, ища поддержки. Но та была точно такого же мнения. На Джинни он вообще боялся смотреть. Сестра и так высказала ему за прошлый раз, что он едва не испортил праздник. А за то, что он испортит крестины, она его точно убьёт. Но самым неожиданным было то, что Гермиона выбрала сторону Малфоя. Повисло молчание. Никто не осмелился произнести ни слова. – Я могу поинтересоваться, почему ты… – Мистер Малфой спас мне жизнь. Если бы не он, я была бы мертва. Так что можешь не сомневаться в его навыках. – Грейнджер, – вздохнул Драко, – мы же договаривались. И тут же получил: – Будь добр, не сейчас, Малфой! Слова госпожи Министр подействовали на Уизли неожиданно смягчающе. Что бы ни было в прошлом, Гермиона всегда будет дорога для него. Волшебник посмотрел на Гарри, и тот утвердительно кивнул, подтверждая слова подруги. Лицо Рона переменилось. Каким бы вспыльчивым ни был самый младший из сыновей Артура, у него было доброе сердце и великодушный характер. Он был верным другом и всегда был готов на всё ради своих близких. Даже на извинения перед мерзким хорьком. – Что ж, раз так, – Рон обошёл стол, подойдя к Драко и протягивая ему руку, – Я приношу свои извинения. И благодарю за то, что спас Гермиону. Драко поднялся и пожал протянутую руку: – Всегда пожалуйста. Всё многочисленное семейство Уизли одобрительно загалдело, обрадованное удачным исходом. Рон даже дружески похлопал ненавистного слизеринца по плечу и шепнул на ухо: – Не думай, что перестал быть для меня хорьком, Малфой. – Ты бы разочаровал меня, Рональд, если бы перестал, – почти беззвучно ответил Драко. – Я терплю тебя только из-за неё. – Аналогично. На этом все вернулись на свои места, очень кстати был подан десерт, а на Гермиону обрушился шквал вопросов по поводу неожиданной новости. И ей пришлось здорово изворачиваться в фактах, чтобы скрыть некоторые неприятные подробности. К концу обеда дружественная атмосфера окончательно вернулась, а после того, как все переместились в гостиную, гости даже думать перестали об этой незначительной неприятности, полностью поглощенные разговорами. Дети обступили дядюшку Чарли – редкого гостя в доме – и требовали рассказать им о драконах. У них накопилось много вопросов, так что драконолог терпеливо удовлетворял детское любопытство, отвечая, что едят шведские тупорылые, как венгерский хвосторог использует хвост при защите в бою, как устроены драконьи гнёзда и прочее. Можно ли сомневаться, что его истории имели оглушительный успех, и все, прибыв в Хогвартс на следующий же день бросились в библиотеку, выискивая все возможные книги, где упоминались драконы. Все в один момент (даже девчонки) решили, что станут драконологами. Впрочем, их родители нисколько не волновались по этому поводу. Потому что после лекции Гарри, которая будет проходить ближе к концу учебного года, все снова захотят стать мракоборцами. Рон беседовал с Гарри, требуя без утайки рассказать, что на самом деле случилось в Нью-Йорке и правда ли, что Малфой неплохо показал себя. Андромеда беседовала со Скорпиусом и Драко, пока последнего не утащила Падма. Она извинялась за поведение своего мужа и заверяла, что непременно очень строго поговорит с ним, на что Драко заметил, что в этом нет необходимости и ему глубоко безразлично, что о нём думает Рон. А после – слово за слово, и оба разговорились о самых разных вещах. Миссис Уизли была интересным собеседником, как, впрочем, все, кто обучался на Рейвенкло. Она могла легко и непринуждённо поддержать любую беседу, и Драко отметил, что она очень похожа на Гермиону. Не внешне, конечно. Падма так же умна, харизматична и обладает командными замашками. От Грейнджер её отличает врождённая женственность и элегантность, а также умение подать себя в обществе. Если Грейнджер – карьеристка, чьи методы управления далеки от утонченности, то Падма, благодаря своему изощренному уму, предпочитает управлять окружающими мягко и непринуждённо. Может даже показаться, что бремя ответственности её тяготит, хотя, это, конечно, не так. Вот, например, в октябре, на совете попечителей, Драко привело в восторг как она, совершенно не настаивая, без лишней суеты добилась увеличения финансирования для строительства новых теплиц, находящихся в ведении профессора Лонгботтома. А теперь она восхищается его именем, интересуясь, что, наверняка, его семья очень любит звёзды, раз столько поколений, включая их с сыном, было названо в честь созвездий. Но Драко знает, что Падма осторожно, как бы издалека затрагивает тему переоснащения астрономического кабинета. Очевидно, она хочет добиться его поддержки на следующем собрании. Очень умно с её стороны. Не удивительно, что Уизли женился на ней. Хотя, он почти уверен, что это она женила Уизли на себе. Волшебница, думая, что вызвала первоначальный интерес, старается поддержать заинтересованность, но Драко, не удержавшись от того, чтобы показать, что он раскусил её «коварный» замысел, произносит: – Я оплачу все расходы по замене оборудования в астрономическом кабинете. – Но это же огромная сумма. – Не для меня. Глаза Падмы нужно было просто видеть. Заявление Драко было во всех смыслах поразительным: во-первых, он оказался достаточно умён, чтобы раскусить её замысел, а, во-вторых, достаточно щедрым, чтобы его оплатить. Малфой даже не стал спрашивать во сколько это обойдётся. Волшебница даже рассчитывать не могла на такой успех. Она просто не могла в такое поверить. – Вы правда готовы оплатить всё это? – Можно на «ты». Падма кивнула и повторила вопрос: – Ты правда оплатишь все расходы? – Если ты просишь. – Да, прошу, – поспешила ответить Падма, боясь упустить такой шанс. – Хорошо. Потому что мне не особо хочется связываться с кем-то вроде Гольдштейна или… Договорить он не успел, потому что Падма не удержалась от восторженного возгласа, чем привлекла внимание Гермионы. Конечно, Драко не мог этого заметить, потому что стоял спиной. Но это заметила Луна, сидевшая на диване с остальными волшебницами. Она, склонив голову набок, улыбнулась, будто ей открылся страшно тайный секрет. Дамы, за исключением Падмы, всё ещё беседующей с Малфоем, образовали свой кружок вдали от скучных разговоров своих мужчин, расспрашивали Гермиону о нарядах на приёме и об американской моде, а после того, как её украл Перси, чтобы обсудить некоторые рабочие вопросы, переключились на прочие, не таке громкие новости. – В Косом переулке скоро откроется новый магазин, – сообщила Анджелина, – почти рядом с нашим. – Что за магазин? – тут же поинтересовалась Одри. – Дамский магазин, – хитро прищурилась Анджелина, – такой, что мужчин туда и близко не пустят. Товар, говорят, первоклассный! – О! – Джинни, кажется, всё поняла, – Нужно будет обязательно выбраться за покупками. – Я уже завела знакомство с владельцами, – сообщила Анджелина, – почти уверена, что нам дадут скидку. – Это, несомненно, отличная новость! – воскликнула Одри. – В Гринготтс появился новый сотрудник, – поведала Флёр, – Красавец, и, главное, не женат. Он перевёлся в Лондон, потому что получил в наследство дом от английских родственников, и тот ему так понравился, что он решил остаться здесь. Билл сказал, что тот завтрашнего дня проходит стажировку, а через месяц заступает на должность. – Мы должны познакомить его с Гермионой, – тут же загорелась идеей Джинни. – Ничего не выйдет, – категорически возразила Луна. – Почему? – Потому что танец начался, Гермиона согласилась, а танцуют они исключительно парами. – Кто они? – Да все они. Даже венгерские хвостороги. Джинни перевела взгляд на Гермиону, которая о чём-то разговаривала с Перси. И, судя по серьёзному выражению лица подруги, она точно не собиралась танцевать. С таким выражением лица она всегда говорила о работе. – Иногда я абсолютно не понимаю, что ты имеешь в виду. – А, по-моему, тут всё яснее ясного, – пожала плечами Луна. – Я тоже не пойму, какое отношение к Гермионе имеют венгерские хвостороги, – возразила Флёр. – Самое прямое, – невозмутимо объясняла Луна, – Они очень жестоко расправляются с любым. Даже если это будет Министр Магии. Что уж говорить о ком-то ещё. Джинни только махнула рукой: даже зная Луну столько лет, ей не всегда удавалось расшифровать смысл некоторых вещей. К ним присоединилась Падма, сияющая от восторга, и, заметив её возвращение и довольный вид, сразу же вернулась и Гермиона. – Вы не поверите, – Падму так и распирало, – Малфой только что согласился лично профинансировать замену всего оборудования в Астрономической башне. Флёр чуть не поперхнулась чаем, сразу же представляя не менее астрономическую цифру, Джинни так и не донесла свою чашку до рта, даже Луна бросила непонимающий взгляд на Драко, а у Гермионы и вовсе отвисла челюсть. – И что же сподвигло Малфоя на такую благотворительность? – откашлялась Флёр. – Я попросила его, – очень довольная собой хвасталась Падма. – И всё? – не поверила француженка. – И всё, – подтвердила волшебница, – Даже представить не могла, что он настолько щедрый. – Да уж, – согласилась Флёр, вспоминая цену зачарованных туфелек Гермионы, – это точно сложно представить. – Вначале, – волшебница начала рассказывать подробности, сверкая чёрными глазами, – я собиралась просто попросить, чтобы он поддержал моё предложение на следующем собрании. Всё-таки, сумма внушительная. Зная некоторых из совета, решение могло бы растянуться на несколько лет. А ещё вся бумажная волокита. На одни только ходатайства в Министерство ушло бы минимум полгода. А ещё искать спонсоров, готовых выложить свои деньги – это ещё год-полтора. Если не больше. А теперь этого не потребуется, и класс будет полностью переоснащён к следующему учебному году. – Если Малфой не передумает, – осторожно вставила Гермиона. – Не передумает. Он уже выписал мне чек. В доказательство Падма вытащила из кармана листок, который тут же стал кочевать по кругу. – Драко сказал, что, если сумма окажется недостаточной, то он добавит ещё, – добила всех волшебница. Подруги передавали из рук в руки чек, вглядываясь в указанную на нём сумму. И только Гермиона заметила, что Падма, очевидно, немного забывшись, назвала Малфоя по имени. Этот неприятный факт заставлял насторожиться. – Это же сколько у него денег… – Ничего себе… да всей зарплаты Перси за год не хватит… Падма радостно трещала: – Так что дело за малым – отыскать нужное оборудование. Он даже вызвался помочь. – Что? – пожалуй, даже слишком бурно спросила Гермиона. – Сказал, что в Берлине есть замечательный мастер, специализирующийся на оптике, и он познакомит нас, если нужно. – И ты поедешь в Германию? – изумилась Одри. – А есть кто-то, кто лучше меня разберётся? Я знаю каждую деталь в каждом приборе, все недостатки и достоинства линз. И сразу могу сказать, что именно нужно для класса астрономии. – А если этот немецкий мастер тебя неправильно поймёт? – О, об этом не стоит волноваться, – преспокойно заверила волшебница, - Его секретарь отлично знает немецкий. – Да, – важно кивнула Одри, – Думаю, это не будет лишним. Гермиона молча слушала восторженное щебетание Падмы, певшей оды Малфою, краем глаза косилась на своего помощника, который снова вернулся к разговору с Андромедой, и думала, что "Драко" поедет в Берлин с Падмой только через её труп. *** – На всякий случай предупреждаю: завтра в Министерство я прибуду после одиннадцати. Малфой со Скорпиусом услужливо проводили её до дверей апартаментов и уже прощались. – Я помню. Удачи с Трансфигурацией, Скорпиус, – улыбнулась Гермиона. – Спасибо, мисс. Доброй ночи. Слизеринец вошёл в их квартиру, и, вспомнив что-то, высунул голову: – Вы же будете на следующем матче? – Я постараюсь. Скорпиус исчез, помчавшись собирать в чемодан все несъеденные за каникулы сладости. – Доброй ночи, Грейнджер. Малфой собирался последовать за сыном, но слова Гермионы остановили его. – О чём ты разговаривал с Падмой? – О некоторых школьных делах. Она тоже входит в попечительский совет. Так что нам было что обсудить. – Она смеялась. – Конечно смеялась. Потому что мои шутки смешные. – А с каких пор вы с ней на "ты"? – С сегодня. – Смотри, как бы Рон не узнал об этом. – О чём? – Драко искренне не понимал, что она имеет в виду. – О том, что ты флиртуешь с его женой. – Грейнджер, я не могу понять, с каких это пор обсуждение финансовых вопросов и обращение по имени считается флиртом? – Моё дело – предупредить. А там – поступай, как знаешь. Но в Берлин ты с ней не поедешь. На этом Гермиона развернулась и ушла в свою квартиру, оставляя Драко недоумевать что это вообще только что было.