Госпожа Министр

Первая неделя после рождественских каникул в Министерстве, традиционно, была сущим адом. Сотрудники, только недавно вздохнувшие с облегчением, снова погрузились в рабочую рутину. Почта на имя госпожи Министр была завалена, а график встреч был настолько плотным, что Гермиона оставляла кабинет глубокой ночью и то всего на несколько часов, чтобы хотя бы немного поспать. Но, помимо всех прочих проблем, ей до сих пор не давало покоя то, что произошло в Нью-Йорке. Поэтому, когда в стопке писем появился конверт с орлиной печатью, она тут же вызвала Гарри и даже отменила две ближайшие встречи, чему оба начальника отделов, вызванных «на ковёр», были несказанно рады. – Я ничего не понимаю, – потер переносицу Гарри, откладывая письмо в сторону. – Честно говоря, я тоже немного в растерянности. И это было чистой правдой. Гермиона не могла понять, что происходило. Американские мракоборцы в ходе своего расследования обыскали все жилища отловленных преступников. Слова главаря, который спустя несколько дней умер из-за невыполненного Непреложного обета, подтвердились: в тайниках его убежища нашли ровно четверть миллиона галлеонов. Галлеонов, выпущенных в Британии. И, как подтверждение этих слов, в письмо была вложена сверкающая золотая монета. Так что вполне логично предположить, что след таинственного нанимателя ведёт в Лондон. – Я бы, конечно, заглянул в Гринготтс, но гоблины не пойдут на сотрудничество. – Попробуй, на всякий случай. Если не получится, скажи, что Министр Магии сделает официальный запрос и тогда разговор будет другим. – Ничего себе, – Гарри был удивлён, – никогда бы не подумал, что ты так заговоришь. – А у меня есть выбор? – Гермиона устало села в Кресло. Да, ещё год назад она бы вначале оббегала все инстанции, собрала все подписи, и только потом осмелилась обратиться к гоблинам. Но сейчас у неё не было такой роскоши как несколько месяцев, которые бы ушли на составление всех бумажек. – Куахог с дня на день, или сколько им там времени нужно, чтобы составить официальный запрос, пришлёт уже совсем другое письмо. – А это тогда от кого? – От их Главы Отдела магического правопорядка. У него есть голова на плечах и он просит проверить, так сказать, по горячим следам. Пока что эта информация сугубо конфиденциальна. Возможно, даже Куахог не в курсе. – Как он может быть не в курсе? – А ты бы доверил ему такое? Я бы – нет. – И сколько времени у нас есть до того, как они пустят в ход сведения? – Думаю, три-четыре дня. Пока они ещё прочёсывают адреса и все места сборов. – Да уж. Но, честно говоря, теперь слова о Маховике за миллион не кажутся бредом. Гермиона скептично подняла бровь: – Маховик может стоить миллион? – Меня это тоже с толку сбивает. Я пробил информацию – навскидку он стоит не больше пятнадцати тысяч сейчас. Правда, ни одно Министерство не разрешит частному лицу такой артефакт. Разве что купить и ввезти нелегально. Но это тоже стоит уж никак не миллион. И даже не двести пятьдесят тысяч. Я всё же думаю, что хотели украсть что-то другое. Какой-то артефакт, о котором не известно широкой общественности. Рано или поздно американцам придётся признаться в попытке проникновения в Конгресс, а им ни к чему опубликовывать настолько сверхсекретную информацию. – Да, лучше сказать о чём-то вроде Маховика, чтобы избежать расспросов, – она внимательно посмотрела на угрюмое выражение лица Гарри, – что-то случилось? С Джинни и малышом всё в порядке? – Да, они в порядке. Третий день сплю в гостевой спальне, потому что по-другому вообще никак. Отвык от детских криков за столько лет. Гермиона слабо улыбнулась и тут же отвернулась к камину, чтобы друг не видел её лица. – Я загляну к вам, как только разберусь с накопившимися делами в Министерстве. – Джинни обрадуется. – Как она справляется? – Молли пока живёт у нас. И Падма заходит каждый день. Не уверен, но, кажется, они немного повздорили с Роном. Упоминание Падмы заставило Гермиону поджать губы. Гарри, который понял, что сболтнул лишнего, поспешил удалиться из кабинета, оставляя госпожу Министр наедине с её мыслями. А мысли волшебницы уже крутились вокруг Падмы, пытаясь угадать причину их ссоры с Роном. Конечно, кто бы мог в мире и спокойствии жить под одной крышей с Роном, избегая конфликтов? Но выражение Гарри «немного повздорили» и то, что Падма ежедневно стала бывать в доме на площади Гриммо, говорили, что ссора серьёзнее, чем можно посчитать. Гермиона даже на следующий день черкнула пару строк Джинни, интересуясь как у неё дела, и получила ответ, что всё хорошо, и что Молли и Падма сейчас живут у них и всячески помогают на первых порах. А Падма никогда прежде не вызывалась помогать Джинни. В довершении, пока Малфой пропадал в архиве, она увидела на его столе конверт от жены Рона, адресованный ему. А на следующее утро – ещё один. Госпожа Министр плюнула на приличия, просмотрела бланк регистрации корреспонденции и обнаружила, что Падма присылает записки Малфою каждый день с окончания каникул. А он отвечает на них. Потому что все его письма тоже регистрируются. И в этом не было бы ничего такого, если бы Гермиона не знала характер своей бывшей соперницы. Та всегда добивалась своего легко и непринуждённо при помощи того, что никогда не удавалось Гермионе – кокетства. А ещё миссис Уизли была очень красива, грациозна, утончённа, и знала себе цену. И цена эта была весьма высока. В памяти Гермионы ещё были свежи воспоминания, как Падма с нескрываемым чувством превосходства над остальными показывала чек. А ещё они с Малфоем перешли на «ты». Это ещё больше выбивало из колеи. Госпожа Министр вообще не припоминала, чтобы он с кем-то был на «ты». Разве что с сыном. Значит ли это, что между ними, как любит выражаться Одри, «проскочила искра», а теперь эта «искра» поддерживается ежедневными письмами? Падма вполне способна увлечься. Да, не настолько, чтобы положить конец своему браку, но Гермиона замечала за ней пару раз что-то подобное, но никаких доказательств у неё даже быть не могло. Джинни, с которой она поделилась наблюдениями, только качала головой, говоря, что Гермиона просто мнительная, никак не может отпустить ситуацию с Роном, и теперь старается углядеть в каждом шаге Падмы подвох. «Да, у них не всё гладко, – соглашалась Джинни, – Но разве у кого-то бывает иначе? А с Роном – тем более. Конечно они ссорятся. Я сама с трудом сдерживаюсь, чтобы не надавать ему подзатыльников». Кроме того, если Падма действительно решилась на измену, об этом никто никогда не узнает. Даже Гермионе не хватит ума вывести жену Рона на чистую воду. Потому что Падма была умнее Гермионы. И красивее. И куда лучше ладила с мужчинами, балансируя на грани вежливости и флирта. Но Гермиона могла распознать флирт. Как и Малфой. Потому что Малфой чересчур понятлив и не глуп. Иначе чего ему так мило беседовать с чужой женой больше получаса? Может, никто не заметил, но Гермиона заметила, сколько времени эти двое болтали у стола с закусками. И она уже начинала сомневаться в недавнем выводе, что Малфой до сих пор любит свою жену. Гермиона думала, что он не смотрел на других женщин по этой причине. А он смотрел. Ещё как. Вспомнить хотя бы то, что он отлично помнил какого цвета платье было на Падме в Новый год. Просто Малфой достаточно умён, чтобы скрыть свой интерес от чужих глаз. Потому что огласка ему ни к чему. Как и Падме. У этих двух много общего: им обоим не хочется усложнять жизнь, оба умны, у обоих есть общие интересы, оба входят в попечительский совет. А чем это не повод для встреч? Дети в Хогвартсе, а Рона проще простого обвести вокруг пальца. Разве Малфой упустит шанс отомстить за насмешки и оскорбления при помощи интрижки? Гермиона не была столь наивна, чтобы поверить, будто её помощник не затаил обиду. Малфой просто выжидает подходящего случая, чтобы нанести ответный удар. Есть только одна причина, по которой эти двое собираются в Берлин вместе. И это никак не покупка новых линз для телескопа. Потому что зачем ехать на континент, если размер линзы известен и заказ можно передать при помощи обыкновенного письма. Да, Гермиона связалась с Макгонагалл, чтобы узнать насчёт замены оборудования астрономического класса. И нет, она не позволит этим двоим издеваться над чувствами Рона. Она с них глаз не спустит. Если понадобится, Малфою запретят выезд из страны. А сотрудника, торгующего порталами, она запомнила очень хорошо. Да, Гарри прав, у неё просто ад в голове. Ей нужно сосредоточится на работе, а не на малфое-падмовых шашнях. Но выходит не очень успешно, потому что её помощник всю неделю ходит с чересчур довольным выражением лица. Да ещё как-то странно поглядывает на неё. Неужели догадался, что она подозревает его в связи с Падмой? Не стоило так импульсивно бросаться фразой про его поездку в Берлин. Конечно, теперь Малфой будет предельно осторожным. Гермиона ни разу за эти дни не видела на его столе писем, адресованных лично ему. А ведь они точно были: она проверяла каждый день. И раньше он никогда их не прятал. И никогда не запирал верхний ящик стола. Значит, её подозрения не беспочвенны. Госпожа Министр мысленно ругала себя, что ей не стоит влезать во всё это, потому что добром это не кончится. Но каждый раз она находила оправдание, что таким образом защищает Рона. Ведь он такой добрый и славный, и не заслуживает, чтобы эти две аморальные персоны причинили ему вред. Даже если у Рона с Падмой не всё гладко, это не повод для подобного подлого поступка. Тем временем дни шли, а подвижек в вопросе о миллионе галлеонов не было. Гарри оказался прав, когда предполагал, что гоблины не станут сотрудничать. Главный так и заявил, что тайна клиентов – прежде всего, и пусть дают официальный ход делу, а потом, мол, увидим. Конечно, Гарри обратился к Биллу, но и его сведения были не особо информативны: он просмотрел записи гоблинов за пару прошлых лет, но никто не снимал такую сумму даже частями. Самый большой одноразовый съём наличных не превышал двадцать тысяч. Выписка со счёта Малфой так же не порадовала. Даже если суммировать все деньги, которые они сняли за три года, двести пятьдесят тысяч уж никак не наберётся. Билл проверил и личный счёт Драко, который тот завёл недавно. Но с него не было снято ни единого кната. В ячейке лежала настолько неприличная сумма, что Гарри даже озвучивать не стал. Все ниточки расследования были оборваны, и ей толком было нечего написать в Нью-Йорк. Гермиона была измотана. Ночью, во сне её мучила Беллатриса, а днём – работа. Проект по расширению международного сотрудничества в магическом транспорте был запущен и проходил тестовый этап. Испытывались новые типы порталов, разработанные несколькими магическими сообществами. Поэтому всё внимание она должна была бы направить именно на это. Но дела Казначейства так же требовали её участия. Единственным хорошим событием стало отбытие её заместителя в Индию. Его место, конечно, официально, не освободилось, поскольку госпожа Министр решила не торопиться. Она знала, что может развернуться нешуточная борьба, поэтому объявлять вакантной должность не спешила. Перси и так издалека начинал допытываться, и ей пришлось выкручиваться в ответах. Малфой зашёл к ней после того, как она вернулась из Казначейства, занося почту и список встреч на будущую неделю для согласования, и она уже сверялась с записями в своём блокноте во избежание накладок, как услышала: – Собираешь редкие монеты, Грейнджер? Или это подарок? – Что? – не поняла волшебница. Драко указал на золотую монету, присланную американцем и всё ещё лежавшую на её столе. Раньше он не видел галлеон, потому что его закрывал пергамент с расписанием дел Министра Магии. Но теперь лист был отложен в стопку бумаг, предназначенных для отправки в архив, и вычеканенный дракон ярко сиял при свете лампы. – Нет, – буднично ответила Гермиона, – просто забыла убрать. С чего ты взял, что она редкая? – Немного монет двадцатилетней давности сейчас в обороте. А в тот год вообще была только одна партия чеканки. Гермиона уставилась на монету: – Откуда ты знаешь, что ему двадцать лет? – Двадцать два, если быть точным. Видишь, – он указал на правое крыло дракона, – верхняя перепонка как будто разорвана. Это из-за того, что при изготовлении была повреждена форма пресса. Когда гоблины обнаружили дефект, то начали изымать из оборота все такие монеты. Поэтому они высоко ценятся среди коллекционеров. «Точно, – сверкнуло в мозгу Гермионы, – он же увлекается антиквариатом». Они искали не там. Вот почему Билл ничего не нашёл в записях гоблинов. Деньги, которыми таинственный наниматель расплатился с главарём банды, были сняты двадцать два года назад. Ниточка в расследовании, казавшаяся оборванной, снова натягивалась. – Малфой… я могу задать тебе вопрос? – Весь во внимании, Грейнджер. – Кто в Британии двадцать два года назад мог иметь минимум четыреста тысяч галлеонов? Она решила не озвучивать сумму в двести пятьдесят тысяч или в миллион, а выбрать нечто среднее. – Ну, я. – Кроме тебя. – Лестрейндж могли. Если учесть приданное и наследство, стоимость недвижимости здесь и на континенте, драгоценности, проценты от займов и коллекцию антиквариата, то, может, даже больше. Розье, – Драко задумался, – Хотя, нет, думаю, до трёхсот. Яксли. Нотт. Блэки, если бы все ценные вещи не достались мародёрам, – он разъяснил госпоже Министр, – то немногое, что мне удалось разыскать и выкупить, уже обошлось в пятьдесят тысяч. Блэки были очень богаты до Первой магической войны, и, как многие аристократы, предпочитали хранить свои активы в ценных вещах. По скромным подсчетам, если не брать в расчёт стоимость особняка и содержимого ячейки а банке, то сумма в полмиллиона никого не удивит. Пожалуй, ещё Бёрки. Они всегда были обладателями солидного капитала. Ну, может, ещё кто-то из Ирландии. Но это официально. Неофициально: любой из Пожирателей, кто имел достаточно власти, вполне мог обогащаться на стороне. Тут я не могу тебе ничем помочь. Гермиона размышляла над услышанным. Нет. Всё равно никто не подходил на роль подозреваемого: Лестрейндж умер в собственной камере несколько лет назад, и наследников у него не было. Состояние Нотта и Яксли конфисковано. Ценности Блэков, за которые можно было бы выручить такую сумму, как верно заметил Малфой, были разграблены. Бёрки никогда не подпадали под подозрение. Но справки на всякий случай навести нужно. Это было уже чем-то, с чем можно было работать. Если кто-то при режиме Волан-де-морта обогащался через Министерство, найти информацию будет не так уж и сложно, раз они знают где искать. Существует не так уж много источников обогащения на такие суммы за короткое время. – Я могу поинтересоваться, как этот твой внезапный интерес к финансам связан с галлеоном? Госпожа Министр сомневалась открывать ли Малфою правду или нет. Но, ведь, если бы этот галлеон принадлежал ему, и он стоял за всем этим, разве стал бы он рассказывать ей всё это? Тайная проверка Гринготтс не смогла выявить его причастность. И, потом, разве все его поступки, которые он совершал по отношению к ней и не только, не заслуживают её доверия? И Гермиона решилась. – Такими галлеонами расплатились с главарём банды, которая совершила нападение на гостиницу и Конгресс. Американцы прислали письмо в начале недели. Драко почти присвистнул от удивления. – То есть, кто-то двадцать лет хранил четыреста тысяч и расплатился ими только сейчас? – Пока ты не сказал, сколько этой монете лет, мы думали, что деньги сняли максимум три года назад. – Могу я взглянуть? – поинтересовался волшебник, указывая на монету, и, получив утвердительный кивок, стал внимательно разглядывать её со всех сторон. Галлеон блестел, словно только что был отчеканен. Нет, это не была подделка. Все экземпляры, с которыми прежде встречался Драко, тоже почти не имели следов использования. Если действительно все четыреста тысяч отчеканены в том году (во что, конечно, слабо верится), то, похоже, владелец не знает их реальной стоимости. Потому что одну такую монету можно продать за две-две с половиной тысячи. Но было крайне сомнительно то, что все четыреста тысяч датированы одним годом. – Может, сняли их и недавно, – Драко вернул монету, – но галлеон определённо хранился в хороших условиях и выглядит как будто только что отчеканен. Он не был в обороте – края совсем не затёрты. На твоём месте я бы уточнил у гоблинов какая именно сумма была отчеканена в том году, и что с ней случилось, – произнёс он, – Это не является тайной информацией, потому что не связано с тайной клиентов. А также узнал бы у американцев, вся ли сумма выплачена галлеонами этого года выпуска. Если года разные, то пусть укажут сколько монет приходится на каждый из них. Возможно, сумму снимали частями. Или обналичили чек. Возможно, это чьё-то наследство. Или кто-то нашёл тайник. Кстати, не обязательно в Британии. Многие имеют недвижимость в других странах. – Это ещё больше всё усложняет. – Смотря с какой стороны взглянуть. Не так уж много тех, кто получает в наследство такие суммы. Может, гоблины и не скажут тебе имён, но ты всегда можешь заглянуть в Казначейство и узнать кто уплачивал налог на наследство. Поверь, такую сумму будет сложно не заметить. – То есть, когда ты вступишь в наследование, ты потеряешь львиную долю своего капитала из-за налога? – Грейнджер, – Драко снисходительно улыбнулся, как будто бы она была пятилетним ребёнком и спросила у него из каких фруктов сделан яблочный пирог, – специальным декретом Министра Магии Анктуоуса Осберта Малфой, в том числе, навсегда освобождены от уплаты налога на наследство. Ты такой дилетант в политике, честное слово. – Зато вы, я вижу, в ней просто знатоки. – Как бы да. – Ты как всегда сама скромность. – Не завидуй, а просто уже научись признавать талант там, где он есть. Гермиона от такой наглости просто обалдела. Малфой стоял около неё, глядя сверху вниз и явно получая удовольствие от чувства собственного превосходства. Чем бесил её. Но советы он давал хорошие. Чем бесил её ещё больше. – В любом случае, – Драко вернулся к теме разговора, – монеты очень примечательные. Если они всплывали раньше, то, возможно, всё не так безнадежно. Правда, пробивать каждую, конечно, долговато. – Гарри будет в восторге… – она посмотрела на своего помощника, – Ему бы пригодилась твоя помощь, раз ты такой эксперт. – Грейнджер, я ещё сортировкой галлеонов не занимался, – Драко поджал губы, – У меня и так дел по горло. – Например? «О, Грейнджер, например, отыскать компромат на Куахога и подарить его всем ведущим издательствам в Штатах». Но вслух, конечно, он произнёс совершенно другое: – Например отвечать на твою почту. Кроме того, нужно начать готовиться к юбилею нашего Министерства осенью. Это, кстати, будет дорого. – Знаю. Мы внесли в бюджет расходы на это. И даже накинули пару тысяч сверху на всякий случай. – Грейнджер, – улыбнулся Малфой, – ты меня приятно удивляешь. – Только я прошу тебя: никаких фонтанов с шампанским или озёр с лебедями. – За кого ты меня принимаешь, Грейнджер? Думаешь, у меня настолько пошлый вкус? – У тебя – нет. Но ты ведь будешь проводить опрос сотрудников. А многие из них просто в восторге от такого. – Тогда спасибо, что предупредила. Хотя я и не собирался спрашивать их мнение. – И почему я не удивлена, – Гермиона вернула ему график встреч на следующую неделю, вычеркнув несколько имён. Драко пробежался по исправленным строчкам: – Этот Риккарди уже несколько раз присылал записки по поводу назначения встречи. – Я не знаю, кто это такой, – безразлично произнесла госпожа Министр, – и у меня есть дела поважнее. У неё действительно были дела поважнее, чем встречаться с бывшим любовником. По приезде из Нью-Йорка Массимо начал забрасывать её письмами с просьбой о встрече, и только Мерлину известно, как Малфой не заметил сову, по разу в день прилетавшую в её кабинет. Хотя, он был очень занят, и в основном, был непосредственно на своём рабочем месте только в часы приёма. В остальное время он пропадал в отделах или отправлялся куда-то по её поручениям. Она ни разу не ответила Массимо, сжигая все его записки. И, очевидно, потерпев неудачу в личных письмах, он решил добиться встречи на министерском уровне. – Хммм… наверное, репортёр, – предположил Малфой, – Только они настолько беспардонны. Пожалуй, намекну, чтобы он тебе не докучал. – Да уж, будь любезен, – Гермиона потянулась за чистым листом. – Грейнджер, – вдруг неожиданно поинтересовался Драко, – ты снова не спишь по ночам? – С чего ты взял? – Выглядишь бледнее, чем обычно. – После рождественских праздников всегда много работы. Как только разберусь со всем, обязательно устрою себе выходной. А пока что вызови мне Гарри. Срочно. Драко кивнул и, забрав бумаги, покинул кабинет, а Гермиона принялась писать ответ Директору Отдела магического правопорядка МАКУСА. Когда к ней зашёл Гарри, она рассказала о словах Малфоя и том, какой ответ собирается отправить американцам. А так же написала письмо главному гоблину в Гринготтс, где, подчеркнув, что это личная просьба, попросила предоставить информацию о тираже галлеонов двадцатидвухлетней давности и о том, что стало со всей испорченной партией отчеканенных монет. А вечером, возвращаясь с демонстрации работы порталов в Отделе магического транспорта, она увидела пачку свежих конвертов. Очевидно, их принесли совсем недавно. Гермиона просмотрела, нет ли очень срочных писем, и наткнулась на небольшую записку, явно написанную рукой Падмы. Гермиона огляделась: её помощника не было на месте. Она отправила его с поручениями, и, очевидно, он ещё не вернулся. Волшебница быстро распечатала конверт, пробежалась по содержанию, и, запечатав снова, вложила его обратно в стопку. Госпожа Министр решила про себя, что в ближайшее время Малфой будет выходить из Министерства глубокой ночью, а появляться – рано утром. Это было единственным способом не допустить его встречи с Падмой, на которую она намекала в письме. *** Драко, казалось, впервые так радовался приближению выходного. Потому что это давало призрачный шанс заняться, наконец, своими делами. Его начальство, видимо, решило довести его могилы, требуя полного порядка в документах за последние несколько лет. Поэтому он был вынужден несколько последних дней торчать в архиве до позднего вечера. Работы на него навалили столько, что он уже пару раз остался ночевать в Министерстве. Было совершенно непонятно, к чему такая срочность, но приказы начальства он не обсуждал. В субботу, как обычно, он подготовил очередную партию бумаг к отправке и зашёл, чтобы госпожа Министр подписала их и поставила печать. – Сэр Мерлин, – он поздоровался с портретом, положив бумаги на стол. – Мистер Малфой, – портрет читал книгу, изредка отрываясь, если происходило что-то интересное. – Грейнджер, мне нужно будет в следующую субботу отлучиться на несколько часов. – Нет, – безапелляционно ответило его начальство, – у нас много работы. – Это не мой каприз, Грейнджер. Мне действительно нужно быть на этой встрече. – Куча дел – это тоже не мой каприз, Малфой. – А, если я справлюсь до субботы? – Это вряд ли, – почти ехидно заметила Гермиона, которая уже придумала список дел на следующие две недели. Малфой будет переводить на французский и немецкий все технические документы по магическому транспорту за год. Раз уж у него, как выразилась Падма, с немецким всё прекрасно. И Драко, по одному этому неосторожно проявленному тону, понял, что все его часы работы в архиве – это наказание за что-то. Только он понятия не имел за что. Поэтому спросил прямо: – Ну, и за что госпожа Министр Магии решила меня наказать? Деланный смех ещё больше укрепил его подозрения. – Выполнение работы – это обязанность, а не наказание. – Что-то раньше ты даже не заикалась о том, что тебе нужно внезапно рассортировать годовую документацию по алфавиту. – Ну, раньше у тебя не было столько свободного времени. – С чего это ты взяла, что у меня появилось свободное время? – Ну, раз ты собираешься на континент чтобы купить то, что можно купить, обойдясь без поездки, то, определённо, у тебя много свободного времени. Ну, только идиот бы не догадался, что эта ведьма имеет в виду. Значит, он прав: ему не показалось. – Это тоже не моя прихоть, – прищурившись, ответил Драко, – это для Хогвартса. Гермиона оторвалась от бумаг и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза: – То есть ты ни с того ни с сего решил отвалить кучу денег. Просто так. – А что, так бывает. – Да неужели? – Насколько я знаю, то финансирование частными лицами некоторых незначительных издержек не запрещено. – Ты тридцать тысяч галлеонов называешь «незначительными издержками»? – Да. Гермиона не знала, что ответить на это. Потому что никогда не сталкивалась с подобным. Конечно, Малфой позёрствовал и раньше, но никогда прежде о таких суммах речь не заходила. Сам Малфой, видя, как она едва пеной не исходит, чувствовал некоторое удовлетворение. Так сказать, небольшая компенсация за две незабываемые ночи в Министерстве. Да, крайне непрофессионально с его стороны. Но большее ему не доступно из-за Клятвы. – Почему ты решил вдруг профинансировать затею Падмы? – допытывалась Гермиона. – Она попросила. – И всё? – Представь себе, Грейнджер. Падма не считает унизительным для своего достоинства попросить меня о помощи. – То есть она построила тебе глазки, посмеялась над твоими шутками, пофлиртовала, и ты не смог устоять? Драко предчувствовал, что сейчас грянет буря. Это было понятно по решительному настрою. Грейнджер была такой воинственной, когда планировала забить оппонента вескими аргументами. И, судя по всему, аргументами она запаслась. – Сэр Мерлин, – он обратился к портрету, – не могли бы Вы оставить нас с госпожой Министр наедине? – Конечно-конечно, – поспешил откланяться волшебник, исчезая в глубине картины. – Она не флиртовала со мной, – объяснился Драко, когда они остались одни. – Да что ты говоришь… – Я не понимаю о чём ты, Грейнджер. – «Обсудим детали при личной встрече». Вот об этом. – Грейнджер, ты… ты читала мои письма? Гермиона допустила ошибку. Возможно, самую большую ошибку за всё время работы с Малфоем. Она знала, что и так ходит по краю, беспардонно вторгаясь в приватную жизнь своего помощника. Но это была та черта, за которую ей, определённо, не стоило заходить. Драко оперся спиной на шкаф и сложил руки на груди: – Ну и какое объяснение у тебя на этот раз? Ты подозреваешь, что мы с Падмой плетём заговор? Или что я пытаюсь втянуть её в секту бывших Пожирателей? – Мне не хотелось бы, чтобы у Рона появились рога. Драко пришлось приложить усилие, чтобы не рассмеяться. И, что самое смешное, она искренне верит в то, что говорит. Как будто сомнительная интрижка с Падмой стоит тридцать тысяч. – Тебе не кажется, – осторожно начал он, – что в таком случае, это он должен предъявлять мне претензии. – Сильно сомневаюсь, что он вообще в курсе. – Тогда не представляю, чего это тебе беспокоится. Мы просто обсуждаем школьные дела. – Вы собираетесь в Берлин. – По делу. – Если ты делаешь это из мести Рону, лучше не стоит. – Уизли меня вообще не волнует. – А то, что другие решат, что у вас роман? Тебя это тоже не волнует? – Поверь, Грейнджер, это не самое худшее, что обо мне думают окружающие. – А что подумают о Падме? О её репутации ты подумал? – А тебе какое дело, Грейнджер? Мы с Падмой взрослые люди и в состоянии сами разобраться. И поверь мне на слово, если ты, конечно, не станешь на каждом углу кричать об этом, то её репутации ничто не грозит. Гермиона едва не задохнулась от возмущения. Малфой что, практически открытым текстом объявил, что, если они с Падмой решат совершить адюльтер, то об этом ни одна живая душа не догадается? – Ты аморальный мерзавец, Малфой! – Грейнджер, – вздохнул Драко, – В таких играх право выбора всегда принадлежит даме. Но, раз ты так печёшься о добродетели Падмы, то могу заверить: я не собираюсь ничего предпринимать. – Ты уже предпринял! – Что? – Ты оплатил её затею. – Как и затею Гольдштейн в ноябре насчёт рождественских праздников для тех, кто остался в Хогвартсе. И как много чего ещё. Ты будешь приписывать мне романы со всеми, чьи затеи я оплачиваю? Пыл Гермионы немного утих. Она как-то не подумала, что Падма далеко не единственная, кто может пользоваться материальным благополучием семьи Малфой. – А как же ваша переписка? – всё же не сдавалась госпожа Министр. – Грейнджер, я веду переписку со всеми, кто состоит в совете попечителей. И с твоей подружкой Джиневрой в том числе. Кстати, ты не в курсе, она будет присутствовать в следующую субботу на совете? – Так ты… – до Гермионы начинало доходить, – ты собираешься на совет попечителей в следующую субботу? – А куда ещё? – То есть, ты не… – Что «не»? – Ну… Не собираешься встретиться с Падмой и… Она запнулась, потому что нужно было подобрать нужное слово. Малфой выжидающе молчал, не собираясь помогать ей в поисках. – И… ну… закрутить с ней роман, – наконец, подобрала выражение волшебница. – Нет, не собираюсь. Кстати, если они разведутся, разве это не развяжет тебе руки? Гермиона почувствовала себя немного оскорблённой. Как будто она настолько коварна, что спит и видит, как извлечь выгоду из чужого горя. Хотя, Падма в своё время сделала именно так. Она утешала Рона после их расставания, да так успешно, что через полгода они объявили о помолвке. Но Гермиона не такая. Поэтому она считает оскорбительным ставить её вровень с Падмой. – Даже если они разведутся, – госпожа Министр старалась произнести эти слова как можно более безэмоционально, – я всё равно не выйду замуж за Рона. – Почему? – Не твоё дело! – Прости, а то, что ты влезаешь в мою частную жизнь, значит, твоё дело? – Послушай, – вздохнула Гермиона, которую эта ситуация за почти две недели вконец измучила, – Я знаю, что скорее всего ты посчитаешь меня мнительной, но Падма не так проста, как все полагают. Она умеет манипулировать и всегда добивается своего. И ей не всегда важны чувства других. Её поступки не то, чтобы бесчеловечны… в общем, она больше руководствуется рассудком. – Как и ты. – Не сравнивай меня с ней! – слишком горячо воскликнула Гермиона. И Драко всё понял. Вот оно. Грейнджер терпеть не может эту женщину. Ещё бы, с чего она должна ей нравиться, раз Уизли предпочёл её Гермионе. Задетая гордость – это навсегда. Ему ли не знать. В Рождество она напилась до чёртиков и пришла плакаться, потому что невозможно смотреть на картинку «безоблачного счастья», которую демонстрируют эти двое, и не чувствовать ничего. Грейнджер завидует Падме. Потому что та получила всё то, что не может получить она сама, даже будучи Министром Магии. Ведь даже самая высокая должность не даст ей того, что Гермиона желает больше всего. – Очень мило с твоей стороны, что ты снова бросаешься спасать меня, Грейнджер. Даже жаль, что твои гриффиндорские порывы пропадают даром. – Я не бросаюсь спасать тебя. Просто предупреждаю, что Падма не стоит тридцати тысяч галлеонов. Конечно, прозвучало это так, словно Падма была вещью с ценником, а не живым человеком. Но Гермиона так устала, что не могла контролировать свои мысли. Которые, безусловно, показывали её не с лучшей стороны. Она – Министр Магии, а ведёт себя сейчас не лучше Лаванды. – Я знаю, что она столько не стоит, – хмыкнул Драко, – Ни одна копия, какой бы хорошей она не была, не может столько стоить. Буря стихала. Но всё ещё нужно было быть осторожнее в словах. Они же в конце концов – взрослые люди. А ведут себя совершенно иррационально. – Что ты имеешь в виду? – Думаешь, я не вижу, что она подражает тебе? – А все думают, что это я пытаюсь подражать ей. Драко покачал головой: – Может, Уизли и не хватает ума, чтобы понять какие жесты она копирует у тебя, но я ведь – не он. Гермиона внимательно вглядывалась в выражение лица своего помощника: уж не вздумал ли тот снова издеваться, но Малфой был серьёзен. В том, что он наблюдателен, волшебница давно уже не сомневалась. Но он пока единственный, кто оказался достаточно умён, чтобы прийти к такому выводу. Одри в шутку пожурила её, когда увидела колдографии из Нью-Йорка. Мол, Гермиона повторила цвет одного из платьев Падмы. Хотя, на самом деле, Гермиона имела неосторожность на Рождество сказать, какие наряды заказала для поездки. И Падма её опередила. – И всё же мне с ней не сравниться. Падма гораздо красивее меня. Драко сделал шаг навстречу, отчего Гермиона мимо воли отошла назад, пока не упёрлась в собственный стол. – Красота – вещь субъективная. Вот, ты, например… – волшебник скользнул взглядом по её шее и сглотнул, но быстро опомнился, – Стоило подарить тебе пару хороших туфель, гребень и несколько дополнительных часов сна – и ты стала похожа на женщину настолько, что мне в неделю приходится тратить несколько часов, чтобы разбирать письма твоих восхищенных поклонников. Боюсь представить, что произойдёт, если ты вдруг вздумаешь носить платья покороче. Малфой смотрел ей прямо в глаза, и Гермиона ощущала, будто всю её обвивает что-то невидимое, но очень крепкое. Что-то, похожее на подлинное колдовство. Оно отдавалось в теле, словно стихийная магия, с той лишь разницей, что не выплёскивалось наружу, а пронизывало изнутри. – Могу побиться об заклад, что на следующее ваше сборище она появится с волосами в римском стиле. И она приняла правила его игры. – Сколько ставишь? – Ты действительно хочешь поспорить со мной? Грейнджер, ты серьёзно? – Думаешь, что выиграешь? – Я не думаю, я уверен. – То есть ты до такой степени самоуверен? – Умён, – поправил её Драко. – Так сколько ставишь? – Ну, мне не хочется обчистить Министра Магии до последнего сикля, хотя, признаюсь, что соблазн очень велик. Но давай так: если выигрываю я, то ты ещё раз приготовишь те французские тосты. Гермиона была удивлена: – Я думала, ты захочешь что-то другое. – Ну, у меня всё есть. А вот похвастаться тем, что на его кухне Министр Магии жарит тосты, может далеко не каждый. – О, ты можешь пойти ещё дальше и выбрать уборку от Министра Магии, – хитро улыбнулась Гермиона. – И потом потратить несколько часов, чтобы расставлять по местам все мои вещи? Нет уж. Пусть будут тосты. – Идёт, – волшебница прищурила взгляд, – но, если выиграю я, то ты не станешь связываться с Падмой. – Я и так не собираюсь связываться с ней. У меня уже есть знакомая ведьма, которая меня жутко бесит тем, что читает мою переписку, обыскивает мой особняк и вламывается среди ночи. Ещё одну я не потяну. Он улыбнулся, чтобы Гермиона поняла, что он не всерьёз, и это просто шутка, но она и так это поняла. – И не поедешь с ней в Берлин. – Да никто и не собирался ехать с ней в Берлин. Я пошлю своего секретаря. Но, я принимаю твою ставку. Сэр Мерлин. В раме появился старый волшебник: – Да-да, мистер Малфой. Конечно, он, как истинный слизеринец, всё подслушал. Просто для приличия прятался за рамой. – Окажете честь быть нашим свидетелем? – С превеликим удовольствием, – согласно закивал Мерлин, и Драко с Гермионой пожали руки в знак заключения пари. – О, чуть не забыл, – Драко достал из внутреннего кармана несколько сложенных листков, – Скорпиус и Альбус передают тебе привет. И благодарность за советы по Трансфигурации. Волшебник протянул письмо: – Можешь прочитать. Гермиона взяла пергамент и принялась читать. Улыбка не сходила с её лица, и это очень нравилось Драко. Тревожный знак. Ему стоит держать себя в руках. А ещё лучше – вообще избегать ненужных встреч с Грейнджер. – Не знала, что программу по Нумерологии усложнили, – не отрываясь от чтения, вслух произнесла волшебница, – Помнится, мы не писали такие эссе на четвёртом курсе. – Нумерологию выбрало большинство студентов со Слизерина и Рейвенкло, и за прошлый год они освоили двухгодичный курс. Так что в этом году специально для их группы программу расширили и усложнили. – Вот как… – проронила Гермиона, и стала читать дальше, лишь изредка уточняя кого имели в виду мальчишки, упоминая то или иное имя. Так ей стало известно, что они удачно справились с обрезкой верхушек дрожащей трясучки, приступили к изучению волшебных способностей единорогов, их тренировки по квиддичу возобновились, а в субботу, то есть уже сегодня, они планируют пойти в Хогсмид. Вся вторая страница была посвящена первому уроку Трансфигурации в этом семестре. Скорпиус благодарил её за советы, и Гермиона не могла вспомнить хотя бы одного своего однокурсника, который бы благодарил её так же сильно. Она даже немного засмущалась от похвалы. – Я могу ненадолго оставить у себя? – немного неуверенно поинтересовалась она, не зная, сочтется ли приличной такая просьба. Ей бы хотелось перечитать письмо ещё раз, но не тогда, когда в Министерстве дел невпроворот. – Хорошо, – кивнул Драко. – Я написала ответ французскому Министру. Пожалуйста, доставь его лично. Портал можешь взять в Аврорате. – Не в Отделе транспорта? – Портал из нашего Аврората доставит прямиком во французский Аврорат. Кабинет Министра находится этажом выше. Драко смотрел на неё, пока она запечатывала конверт личной печатью. Госпожа Министр впервые давала добро на подобную привилегию для него. До этого, кроме её бывшего заместителя, только Перси, и то, единожды, пользовался подобным специальным министерским порталом, чтобы успеть отдать документы в норвежское Министерство. Он слышал, как Уизли хвастался этим перед Главой отдела магического транспорта. Неужели это означает, что по какой-то причине Грейнджер стала ему больше доверять? Совсем недавно она бросала на него подозрительные и косые взгляды, поэтому сейчас Драко не знал даже, что и думать. Он, имея опыт общения с этой ведьмой, чувствовал подвох в проявлении такого «доверия». В прошлый раз после подобного она вломилась с обыском в мэнор. Что она сделает на этот раз? Обыщет его банковскую ячейку в поисках галлеонов двадцатидвухлетней давности? От неё всякого можно ожидать. – А, да, ещё одно, – она быстро написала короткую записку, – затем передай это Гарри. И можешь быть свободен до понедельника. А он то думал, что его снова ждёт незабываемое времяпровождение в архиве, как и в прошлые выходные. Но, похоже, его догадка была верна. Грейнджер заваливала его работой, которая, по факту, была не нужна. Просто чтобы он был в поле зрения. Но теперь, когда они всё прояснили, она оттаяла. И лучше ему воспользоваться этим, пока этот явный поборник чужой добродетели не передумала. Волшебник молча кивнул, забрал почту и отправился выполнять поручения госпожи Министр. Гермиона засела за бумаги, чтобы просмотреть предложения глав отделов и отметить пером все недочёты. Её настроение улучшилось, и она время от времени поглядывала на лежавшее тут же письмо мальчишек, намереваясь перечитать его после того, как исправит формулировки Главы отдела магического транспорта. Хотя ему была назначена личная встреча, госпожа Министр передумала и отменила её, предпочтя самостоятельно ознакомиться с документами. Она почти закончила, как в дверь постучали. – Заходи, – Гермиона подумала, что это вернулся Малфой. Он всегда ставил её в известность лично или при помощи записки, что её поручения выполнены. Но её улыбка тут же погасла, когда увидела в дверях того, кого вообще не хотела бы видеть никогда. – Buongiorno, bella! – Здравствуй, Массимо, – поджала губы волшебница, – У тебя что-то срочное? Я занята. – Ты всегда занята, – итальянец растянул губы в улыбке, закрывая за собой дверь, – я всю неделю не могу получить ответ от твоего секретаря. – Он мой личный помощник, а не секретарь. – Не цепляйся к словам. – Так что ты хотел? – Гермиона отложила в сторону документы и поднялась со своего места. – Никогда не был в твоём Кабинете. – Ты и сейчас не должен, – довольно резко осадила его госпожа Министр, – Так что ты хотел? Я думала, мы уже всё выяснили. Гермиона даже понять не могла, откуда взялась эта холодность и раздражительность. Она ожидала, что при личной встрече внутри неё что-то дернется, ведь ещё недавно ей казалось, что он ей небезразличен. Оттого и боялась встречаться с ним. Но сейчас она ничего не чувствовала. Кроме желания поскорее расстаться и никогда больше его не видеть. Да она не вспомнила о его существовании, пока не увидела его имя в списке запросов о личной встрече. – Если ты насчёт Франчески, то это не то, что ты подумала. – О, – издевательски протянула Гермиона, – не то? А что тогда? Впрочем, это не важно. Мне глубоко безразлично. – Зачем тогда ты посылала мне подарок на Рождество? Хороший, кстати, вопрос. Это была необычайная глупость с её стороны. Просто проявление отчаяния, которое, как теперь казалось, произошло вообще не с ней. – Я думал, что ты хочешь всё вернуть. – Я тоже так думала. А потом подумала ещё раз. И пришла к выводу, что нет. Прости. Всего хорошего. Итальянец развернулся, чтобы уйти, а Гермиона села обратно за стол. Он уже открыл дверь, и сделал шаг, но вдруг развернулся. – Госпожа Министр славно развлеклась на новогодних праздниках? Нашла в Нью-Йорке любовника получше? Его тон изменился. Больше в нём не было заискивания. – Что? – Гермиона подумала, что это слишком, чтобы быть правдой. – Читал газеты. Ты в последнее время заметная персона в высших кругах. – Я же Министр Магии, – пальцы волшебницы мимо воли крепко сжали перьевую ручку, – Конечно, я заметная персона. – Я не о том. – А о чём? – Не прикидывайся святой. Ты теперь красиво одеваешься, выглядишь как настоящая сеньора, купаешься во внимании мужчин. Не может же быть, чтобы в Нью-Йорке никто не затащил тебя в постель. Госпожа Министр чувствовала себя так, словно её только что облили грязью, а затем, вместо извинений, макнули с головой ещё раз. – Надеюсь, это просто плохая попытка пошутить. Но не было похоже, чтобы Массимо шутил. Его жестоко отшили, указав на дверь, и его самолюбие было уязвлено. – До поездки ты была полна решимости дать второй шанс, а после – вдруг передумала. Ты раньше всегда цеплялась за любую возможность сохранить наши отношения. – Это вряд ли можно было назвать отношениями. Итальянец переменился в лице. Раньше Гермиона не была такой безжалостной. Она бросалась с поцелуями и извинениями, ластилась, выпрашивая прощения за то, что постоянно занята, и они не могут видеться часто. Теперь же в её поведении не было ни единого намёка на ласковость. И этому могло быть лишь одно объяснение. – У тебя кто-то появился. – Все мои встречи в Нью-Йорке были исключительно деловыми. Хотя, это уже не твоё дело. – Не моё? – удивлённо переспросил итальянец. – Ты сам сказал, что нам лучше всё прекратить. – А ты прислала подарок на Рождество. – И осталась на Рождество одна. Потому что у тебя, очевидно, были планы поважнее. – И ты сразу бросилась в объятия к первому встречному? Гермиона начинала закипать: – Я не из тех, кто бросается в объятия к первому встречному просто потому что мы расстались. – О, ну конечно. Беру свои слова назад. Зачем тебе искать кого-то в Нью-Йорке, если у тебя прямо под боком такой отличный вариант. – Что ты такое говоришь? – Он же действительно завидная партия. – О ком ты? – Не прикидывайся. До меня доходили слухи, но я не обращал внимания. – Какие слухи? – Ты спишь с ним. – С кем? – Со своим помощником. Как его там… – С Малфоем? – Да. – Мерлин всемогущий! Какая чушь! – Думаешь, чушь? – Да ты просто послушай, что ты говоришь. – Нет, Гермиона. Не смей выставлять меня идиотом. Мне не хочется думать о тебе, как о непотребной женщине… Гермиону будто молнией ударило. Это было уже слишком. Она медленно поднялась с Кресла и вышла из-за стола: – Как о ком? Прости, ты… ты только что назвал меня потаскухой? – Я сказал, что не хочу думать о тебе, как о… – Как о потаскухе? Массимо молчал. – Говори, – почти шипела волшебница, – ну же, скажи это. – Да. Раздался звон пощёчины. – Убирайся, – госпожа Министр просто пылала гневом, – Немедленно. – Гермиона… – Убирайся. – Гермиона, – итальянец попытался положить свои руки ей на плечи, чтобы успокоить, но его попытка была грубо пресечена: – Не смей прикасаться ко мне! – Гермиона…. – Не смей произносить моё имя, Риккарди, – сквозь зубы произносила волшебница, – Никогда! С сегодняшнего дня я для тебя исключительно госпожа Министр Магии Великобритании. Она сделала шаг вперед, заставляя Массимо попятиться. – Никаких писем, никаких встреч. Не смей приближаться ко мне больше никогда. Итальянец, явно не ожидавший такого обращения с его персоной, открыл дверь, бросив на прощание: – Как угодно. Мне было хорошо с тобой. – А мне с тобой – ни разу. Итальянец захлопнул за собой дверь, проскрипев зубами «магловская шлюха», и, столкнувшись при выходе из приёмной с вернувшимся Драко, промчался по лестнице вниз, к каминам, продолжая яростно ругаться по-итальянски. Драко проводил его взглядом. Насколько он помнил, то никаких официальных встреч у Грейнджер не назначено. Да и вылетать с таким раздражением официальное лицо не будет. Значит, это – личная встреча, о которой ему не сообщили. Помощнику Министра Магии не сообщили, что у Министра Магии личная встреча. И отослали Мерлин-знает-куда разыскивать святого Поттера. Хорошо, что он и не собирался лично заниматься такой ерундой и отправил вместо себя аврора вручить своему шефу записку. Сюда Драко не планировал возвращаться. Он планировал сегодня встретиться с Тео, поужинать и обсудить дела за партией в шахматы. Но в Министерстве Магии Франции он обнаружил, что забыл свой ежедневник и вернулся, подумав, что тот может ему понадобиться завтра. Хорошо, что вернулся, а то бы похождения Грейнджер, этого, якобы, поборника морали, так и остались неизвестными. Драко достал список встреч на сегодня, чтобы убедиться, что он не ошибается. Грейнджер говорила пару дней назад, что планирует навестить Джиневру, и в случае чего, на выходных её стоит искать к Поттеров. В его ежедневнике всё было верно. На сегодня была только одна встреча, но того высокого брюнета при всём желании было сложно назвать Главой Отдела магического транспорта. Малфой поджал губы и посмотрел на дверь Кабинета: какое коварство, Грейнджер… Похоже, госпожа Министр читает нотации по добродетели другим, а сама крутит интрижки. А он-то думал, что она замужем за своей должностью…. Вот почему его отослали. Ей ни к чему свидетели. Это было неожиданным и неприятным открытием. Да и кому вообще будет приятно столкнуться в дверях с… любовником начальства. Теперь ясно для кого она так наряжается в последнее время. Драко представил, как этот ублюдок запускает свои корявые пальцы в волосы Грейнджер, как обслюнявливает её шею…. Ту самую шею, которая будто высечена из кварцита и отшлифована до совершенства. Как этот итальянский мудак снимает со стройных ножек туфельки, которые он ей подарил, а затем облапывает эти самые ножки…. Интересно, в каком из кругов Ада Драко сейчас поджаривается изнутри? Потому что он может поклясться чем угодно, что ощущение очень похоже на то, как он когда-то в детстве по глупости полез руками в камин вытаскивать горящие угли, потому что они были такими красивыми, что от них взгляд было невозможно оторвать. А ему пора было идти спать, и он хотел взять с собой хотя бы один. Волшебник для приличия выждал пару минут и постучал в дверь кабинета. Ему нужно просто посмотреть в эти глаза. Дать понять, что ему всё известно. Но ему никто не ответил. Он выждал ещё пару минут и постучал ещё раз. Не будет же Грейнджер, в самом деле кричать, что она там не одета. Но ответа так и не последовало. Это уже заставляло беспокоится. Он открыл двери и вошёл в кабинет. Гермиона сидела на полу около книжного шкафа и беззвучно рыдала. Увидев, кто вошёл в кабинет, она быстро поднялась, отвернулась, и пыталась найти свою палочку. – Что этот ублюдок тебе сделал? – послышалось за её спиной. Она пыталась успокоится, но тщетно. – Грейнджер. Гермиона собралась с духом: – Я в порядке, Малфой. Ты можешь идти. Твой рабочий день окончен, если я не ошибаюсь. Она услышала звук закрывающейся двери и собиралась облегченно вздохнуть, как вдруг сильные руки развернули её и ей пришлось столкнуться с серьёзным взглядом стальных глаз. – Повторяю вопрос: что этот ублюдок тебе сделал? – Ничего, – пролепетала она, – Он ничего мне не сделал. – Тогда перефразирую: что этот ублюдок тебе сказал? Гермиону била дрожь. Драко снял своё пальто и набросил на неё. – Ясно. Говорить ты мне, конечно, не собираешься. Волшебница утвердительно кивнула и опустила взгляд. На её ресницах блестели слёзы, но меньше всего ей хотелось, чтобы их кто-нибудь видел. Особенно Малфой. Она и так недавно имела слабость разрыдаться в его присутствии. Но тогда у неё было оправдание слезам. А сейчас – не было. Потому что меньше всего ей хотелось бы, чтобы он столкнулся с Массимо. Она пару часов назад обвиняла его и Падму в попытке адюльтера, называя его действия аморальными, а сама, очевидно, выглядит теперь в его глазах ещё хуже. Конечно, он уверен теперь, что она распутная женщина. Двуличная распутная женщина. – Между нами ничего не было, клянусь. Малфой двумя пальцами осторожно коснулся её подбородка и стал поднимать его, пока она снова не встретилась с его хмурым взглядом: – Это я уже понял. Он аккуратно смахнул слёзы с её ресниц. В этот момент она не была Министром Магии. Перед ним стояла хрупкая женщина, у которой уже не было сил притворятся, что ей ни капельки не больно. Он вздохнул: – Ладно, давай так: что я могу сделать для тебя, Грейнджер? Гермиона смотрела в стальной взгляд, и её твёрдая решительность ещё раз отослать его прочь рушилась. Потому что он никуда не уйдёт. Она неуверенно прошептала: – Забери меня отсюда…. Забери меня куда-нибудь… в другое место… Драко смотрел на неё, решая дилемму в своей голове. – Открой для меня трансгессию отсюда. Гермиона что-то прошептала, а затем кивнула. Он обнял её и, прижав к себе покрепче, трансгрессировал. *** – Здесь красиво… – Атлантика прекрасна всегда. Они очутились на утёсе, откуда открывался вид на океан. Сегодня было неспокойно – гряды волн шли одна за другой, и зрелище было поистине завораживающим. Гермиона ухватилась за полы пальто, чтобы его не сорвало порывом ветра и закуталась поплотнее. – Ты много раз здесь бывал? – Спрашиваешь, потому что слишком гладко трансгрессировали? Гермиона кивнула. – После второй сотни сбился со счёта. Гермиона больше ничего не спрашивала. Драко так же был не слишком словоохотлив. Ему никогда не приходилось быть здесь ещё с кем-то. Об этом месте не знал никто. И уж тем более он никогда не думал, что ему придётся быть здесь с Грейнджер. Но её вид был настолько угнетающим, что первой мыслью было забрать её сюда, потому что его самого успокаивал вид волн, разбивающихся о скалы. Он мог бы просто предложить ей чаю вместо того, чтобы трансгрессировать в своё тайное место. Импульсивный поступок. Снова. Слишком часто. Ему всерьёз стоит подумать об этом. Обязательно. Немного позже. Наконец, она прервала молчание: – Где мы находимся? – Самая красивая и самая дальняя точка в пределах страны, куда можно попасть без разрешения Министерства, – уклончиво ответил Драко, – И где никого нет в пределах десятка миль. – Почему здесь никто не живёт? Здесь так красиво. – Маглы считают это место непригодным для жизни. Он не стал говорить, что ни на одной из карт этого куска побережья просто нет, потому что официально считается, что эта местность на несколько миль – опасное место, от которого стоит держаться подальше. А если проще – то на картах вместо части скалистого берега – огромный зияющий провал, который объяснялся крупнейшим оползнем, произошедшим много лет назад по естественным причинам. А отталкивающие чары отбивают охоту приближаться сюда. И, естественно, Министерство не в курсе настоящего положения дел, ведь кого бы во время проведения политических реформ стало бы интересовать по каким таким причинам в океан обвалился кусок суши размером в несколько полей для квиддича. Поэтому он и отделался весьма пространными фразами, чтобы не проговориться о настоящем месторасположении. – Похоже, будет шторм. – Нет, не будет, – уверенно ответил Малфой, – Просто ветер немного сильнее, чем обычно. Ты замерзла, Грейнджер? – Ну не то, что бы очень. – Грейнджер. – Совсем немного. Но я не хочу уходить отсюда. – Можно смотреть и не мерзнуть, – Малфой сделал легкий кивок головой, – Идём. Гермиона посмотрела в направлении, куда он шагал. Холмистый утёс, на котором не было ни деревьев, ни даже кустов. Такой скудный пейзаж на земле и такой прекрасный вид на океан. Невероятно, что такое возможно. Здешний берег был полностью безлюдным. Земли не были плодородными, видимо, из-за соляных ветров. Сухая прошлогодняя трава, видневшаяся из-под редкого снега, огромные валуны, разбросанные по местности, крутые морские утёсы, усеянные кристалликами соли – всё это указывало на отсутствие приемлемых условий даже для волшебников. Какой же маглам смысл селиться здесь? Здесь же ничего не вырастет и до ближайших поселений, судя по всему, далековато. Чтобы жить здесь, нужно быть либо безрассудным, либо… – Идём, Грейнджер. …либо быть Драко Малфоем. Волшебница последовала за ним. Он остановился у одного из валунов и ждал её. – То, что я тебе покажу, Грейнджер, это мой самый большой секрет. Не заставь меня пожалеть, что я доверил его тебе. Ещё недавно она бы была полна подозрений, и ни за что не пошла бы за ним. Или, по крайней мере, уже нащупывала бы палочку. Она подозревала Малфоя во всех возможных коварных замыслах, а в итоге всегда получала доказательства совершенно противоположного. Ещё недавно она говорила Гарри, что не может понять его мотивов, как будто бы разобраться в своих была в состоянии. Ведь, если бы кто-нибудь вдруг спросил, почему это она в Рождество стучала в двери его апартаментов, почему оправдывалась перед ним в Нью-Йорке, почему во время родов Джинни убежала рыдать именно к нему в кабинет, почему сегодня позволила ему стать свидетелем такой неприятной ситуации, она бы не смогла дать никакого вразумительного ответа. Все эти действия были импульсивными. И ей тогда не было страшно, что он воспользуется её слабостями, как не было страшно и сейчас, когда она вложила свою руку в протянутую ладонь Драко. Они сделали пару шагов и очутились перед небольшим коттеджем, остающимся невидимым благодаря «Фиделиусу». Малфой отпустил её руку и открыл дверь, приглашая войти. Деревянный коттедж был небольшим и необжитым. С первого взгляда было ясно, что здесь бывают очень редко и не для того, чтобы провести уикэнд. Справа располагалась комната, по виду напоминающая кабинет, прямо – гостиная, судя по всему, наиболее используемое помещение, хотя там так же практически полностью отсутствовала мебель. У огромного окна стояло кресло и небольшой столик. В глубине, около камина – оббитый бархатом диван. Из гостиной вела лестница на второй этаж. Так же из гостиной можно было попасть прямиком на кухню, которой, видимо, вообще никогда не пользовались. Ещё были какие-то комнаты в глубине дома, но в полумраке можно было разглядеть только плотно закрытую дверь и наличие коридора. Видимо, дом был больше, чем представлялось на первый взгляд. И это было странно: зачем Малфою такой большой дом чуть ли не на краю света? Или это место когда-то было прибежищем для скрывавшихся Пожирателей? Тогда приводить её сюда – глупость, на которую не способен даже Гойл. Осмотрев в отблесках огня то, что открылось её взгляду, Гермиона пришла к выводу, что дом, вне сомнений, принадлежит именно Драко. Стены гостиной были частично из дерева, а частично из необработанного камня, отчего складывалось впечатление, будто дом встроен в скалу. И это было бы логичным решением, поскольку сильные ветра уже давно могли разрушить коттедж. А так горные породы служили надёжной опорой. Здесь, внутри, не было слышно завывания ветра, разве что стекла слегка дребезжали от особенно сильных порывов. Присмотревшись, волшебница увидела, что стекло в окнах – необычайно прочное, хотя совершенно прозрачное, словно воды горного ручья. У неё даже вначале сложилось впечатление, что стёкла отсутствуют напрочь, давно выбитые во время штормов. На стенах не было картин, офортов или гобеленов, да и это было бы неуместным, так как каменные стены сами по себе служили украшением гостиной: они были рельефны, и содержали вкрапления каких-то минералов, поблескивающих редкими искорками. Пока Гермиона осматривалась, Драко несколькими взмахами палочки заставил накопившуюся пыль исчезнуть, в камине затрещали поленья, что-то трансфигурировалось в ещё одно кресло, а из кухни появилась пара бокалов, которые тут же наполнились огневиски. Провернув все эти манипуляции, Малфой спрятал палочку, сел в кресло и ослабил галстук. Он кивком головы пригласил свою гостью присесть в кресло напротив, а после произнес: – Пей давай. Гермиона могла поклясться, что это было сказано фактически приказным тоном. Она опустила взгляд в бокал, а потом быстро поднесла ко рту и выпила всё залпом. Драко слегка опешил: – Я не совсем это имел в виду, но ладно. Он потянулся за палочкой и взмахом снова наполнил её бокал. – Ну, говори. Что такого сказал тебе этот итальянский ублюдок? Волшебница быстро подняла глаза на собеседника. – Ничего. – Совсем ничего? В жизни не поверю. Гермиона молчала. – Ну, сегодня суббота, и моё начальство сказало, что до утра понедельника я совершенно свободен. Так что можешь не торопиться. – Мне нечего сказать. Сказано это было настолько неубедительно, что в это даже доверчивый Гарри не поверил бы. – Грейнджер, – вздохнул Драко, – я со Слизерина, и я Малфой. Я вырос во лжи и лицемерии, а ты, без обид, дилетант в этом. Так что все попытки надуть меня – бессмысленны. Гермиона долго молчала, а потом, наконец, произнесла: – Мы ссорились. И он в сердцах сказал, что я… что я… непотребная женщина. Видишь, это ничего особенного. Здесь не о чём и говорить. Драко вертел в руках бокал, задумчиво глядя на его содержимое. – Такими словами не бросаются. Он посмотрел на Гермиону и ей стало немного не по себе. Казалось, Малфой уже что-то решил для себя, но она искренне надеялась, что ей это только кажется. – Мне всё равно, что он говорит обо мне, – поспешила добавить волшебница. – То есть когда ты отвешиваешь пощёчину Президенту Магического Конгресса за один лишь намёк, то тебе не всё равно, а вот сейчас, когда тебе в лицо бросили оскорбление, ты делаешь вид, что вроде как выше всего этого. – Это было сказано не прилюдно. – Разница, конечно, колоссальная, – с сарказмом произнёс Драко. – Вообще-то, да. – Вообще-то, нет. Оскорбление остаётся оскорблением и неважно присутствовал ли кто-то третий при этом. – В политике приходится закрывать глаза на некоторые вещи. – А, так это была политическая встреча? Извини, на знал, что итальянцы за ночь сменили Министра. Что ж, она пыталась сделать вид, что это была деловая встреча и собеседник просто вышел из себя. Хотя это была откровенно слабая попытка. Но желания сознаваться Малфою в том, что бывший любовник без приглашения заявился к ней в Кабинет и устроил сцену, у неё не было. – Что ж, – произнёс он, видя, что Гермиона не собирается никак объяснять ему что это вообще было, – если ты боишься рассказать мне более подробно, то тогда давай сыграем в «одно вместо другого». Откровенность за откровенность. Всё сказанное не покинет этой комнаты. Даю слово. Волшебница сглотнула. Повисло молчание. Оно длилось гораздо дольше, чем рассчитывали оба. Наконец, Гермиона задала вопрос: – Почему ты спас Джинни? Госпожа Министр могла поклясться, что впервые видит такое удивление на лице Малфоя. И он уже жалеет, что предложил эту игру. Но это было как раз тем, что она хотела знать больше всего. Этот поступок выбивался из логики всех его остальных. Если его заботу о ней она могла объяснить Клятвой, попыткой отбелить репутацию и восстановить былое влияние его семьи, то спасать Джинни и ребёнка, и брать с неё слово, что об этом никто никогда не узнает, не было выгодно. Наоборот, если бы Джинни умерла, то он бы ещё надолго остался на своей должности. – А я думал, Джиневра умеет держать язык за зубами, – разочарованно протянул волшебник. – Умеет, – заверила его Гермиона, – Она ничего мне не говорила. Я всё услышала сама. – И почему я не удивлён, что, ко всему прочему, ты ещё и подслушиваешь чужие разговоры? – Я не планировала подслушивать ваш разговор. – Но не удержалась. – Первой фразой Джинни, когда она пришла в себя и позвала меня, была просьба любой ценой привести тебя на крестины. – Действительно, ни разу не подозрительно, – согласился Драко. – А потом вы оба исчезли из гостиной. Так Джинни поступает только, если разговор действительно секретный. Так что мне не оставили выбора. – У тебя был выбор, Грейнджер: не подслушивать. – Я не собираюсь выдавать Визенгамоту за нелегальное, как минимум, хранение крови единорога ни тебя, ни Нотта. И не собираюсь спрашивать, где вы её достали. – Великодушно, – Драко стоило немалых усилий сохранять хладнокровное выражение лица, – Откуда ты вообще об этом знаешь? Я не говорил Джиневре ничего из этого. – Как будто сложно догадаться. Не так уж много вещей, за которые полагается срок в Азкабане. – А насчёт Тео? – Ты имеешь дела только с Забини и Ноттом. Забини не тянет на знатока подобных вещей, а Нотт, насколько я помню с твоих слов, увлечён наукой. Как видишь, вывод напрашивается сам собой. – Откуда ты знаешь с кем я вообще имею дела? – Спросила у Скорпиуса. – Ты хитрая и коварная ведьма, Грейнджер. Не хотел бы я иметь тебя в качестве врага. – Ты не ответил на вопрос. – У меня нет ответа на него. Я не знаю, почему. Это был импульсивный поступок. Просто возникло ощущение, что я должен ей, – он посмотрел Гермионе прямо в глаза, – за что-то очень ценное. Он благоразумно умолчал, что это «ценное» сидит напротив него, до сих пор укутанное в его пальто. Потому что его слова могли быть неверно поняты. А пускаться в длинное повествование, что из-за Джинни его жизнь наладилась до такой степени, что он был почти полностью ею доволен, было бы слишком долгим занятием. Малфой сделал глоток, а потом обратился к ней: – Могу добавить только, что мы не убили ни одного единорога. Теперь твоя очередь. Почему ты не вышла замуж за Уизли? И помни: если ты солжешь, я пойму это. – Я думала, ты спросишь, кто сегодня… – Я же не идиот, – закатил глаза волшебник, – И твоя личная жизнь, – Драко старался быть очень убедительным, – меня не касается. Просто скажи, с каких пор ты перестала дружить с головой? А если бы он… – Драко вздохнул, – Ты понимаешь, насколько опасно всё это выглядит со стороны? Ты долбаный Министр Магии, а не клерк из отдела регистрации волшебных палочек. Если бы что-то произошло, а поблизости никого нет, и никто не знает где ты и с кем? Ты должна была встретиться с Главой Отдела транспорта сегодня. Мне стоило отправиться к нему и увидеть, как он удивлен, что должен с тобой встретиться? – Не смей меня отчитывать, как девчонку, – к Гермионе вернулась уверенность, – Он просто передал документы, и необходимость во встрече отпала. Но, как ты сам заметил, тебя не касается с кем я встречаюсь. – Но меня касается то, что Министр Магии отсылает своего помощника, устраивает встречу в кабинете, о которой никто не знает, а потом не реагирует на стук в дверь. Гермиона растерянно смотрела на него. Она не подумала, что ситуация с точки зрения Малфоя выглядит именно так. Нет, Массимо, конечно, не стал бы поднимать на неё руку или швыряться заклятиями. Но Малфой ведь не был в курсе с кем она находится. – Салазар, – Драко потер переносицу, – ты об этом даже не подумала, так ведь? Он сделал глоток. Эта ведьма в могилу его загонит. – Я могу постоять за себя, – робко заметила Гермиона, – Ты не обязан беспокоится. – Я дал слово твоей подружке Джиневре приглядывать за тобой. Но кто же знал, что ты окажешься такой интриганкой, Грейнджер…. Заморочилась, чтобы все концы спрятать. – Никто ничего не прятал. Я вообще о нём не помнила, пока не увидела его имя в списке встреч. И уж тем более, его никто не приглашал. Гермиона не могла припомнить, когда вообще в последний раз оправдывалась перед кем-то. Даже перед Кингсли ей не приходилось так объясняться. А сколько раз она уже оправдалась перед Малфоем только за сегодняшний день? Драко вздохнул и сделал ещё глоток. – Давай так, Грейнджер: когда в следующий раз соберешься устраивать личную встречу, можешь не шифроваться. Я не собираюсь как-то осуждающе смотреть на тебя или что-то в этом духе. Можешь не говорить мне, где и с кем у тебя такие встречи, но… только одна просьба: кто-нибудь из твоих подруг должен знать. Джиневра, Флёр, Луна – не важно. Пусть хотя бы одна живая душа знает, где тебя искать. – Больше никакой встречи не будет. Между мной и Массимо всё кончено. И уже давно. Просто я имела глупость отправить ему подарок на Рождество, и он всё неправильно понял. А когда я расставила все точки над «і», он вспылил. А в сердцах чего только не скажешь. Малфой молча слушал её блестящую тираду. И он точно не хочет знать, сколько ещё подобных историй у неё в запасе. Потому что, как оказалось, это жутко злит. – Ты так и не ответила почему не вышла за Уизли. Гермиона сделала глоток для храбрости: – Он бы не был счастлив со мной. – Лгунья из тебя никакая, – протянул волшебник слегка разочарованно, – Уизли считал бы себя самым везучим на свете и с гордостью козырял бы своим званием «мистер Грейнджер». Гермиона снова сделала глоток и посмотрела на Малфоя: – Я не была бы счастлива рядом с ним. – Это уже ближе к истине. – Когда-то профессор Трелони сказала мне, что моё сердце не способно на любовь. И что моя душа сухая, как страницы учебников, к которым я привязана навсегда. Тогда меня разозлили её слова. Я считала, что прорицания – вещь глупая. Но с годами мне всё больше кажется, что она была права. Драко скептично хмыкнул: – Трелони предсказала мне, что у меня будет шестеро детей. Так что не стоит воспринимать всерьёз тот бред, который она несёт. – В отношении меня она отчасти права. Я всегда мыслю рационально. И это всегда разрушает всё. Когда Рон сделал мне предложение, я представила, во что превратится моя жизнь. Я видела, во что превратилась жизнь Молли. Она хорошая волшебница. Гораздо лучше, чем многие думают. Но она сознательно выбрала семью и полностью посвятила себя ей. И Рон тоже рассчитывал на подобное с моей стороны. Во всяком случае, он давал понять, что хочет такого. А я не была готова. Я и сейчас не стану бросать всё ради счастливого замужества. А тогда я и вовсе была жутко напугана. Первоначальная страсть исчезла, и я стала мыслить более рассудительно. Жизнь – это ведь не сказка. В ней не бывает «…и жили они долго и счастливо». Однажды, на празднике в Норе, Рон ел курицу и запачкал рубашку. А затем просто размазал пятно и продолжил есть. Меня как громом поразило. Я поняла, что не смогу как Молли, с умилением смотреть, как он уплетает за обе щёки всё подряд. Это было не для меня. Я всегда хотела чего-то большего. После каждого неодобрения, после каждой неудачи мне хотелось стать лучше, подняться выше, чтобы все узнали, чего я стою. Рон не был амбициозен, как раньше. Он уже выделился на фоне своих братьев и достиг того уровня, к которому стремился. А я – нет. Я была просто одержима построить карьеру. Особенно после первых неудач в Отделе регулирования и контроля за магическими существами. Рон поначалу поддерживал мои стремления, но кто будет доволен тем, что его избранница живёт на работе? И мчится по первому зову начальника в любое время дня и ночи. Как-то посреди свидания меня срочно вызвали в Министерство, а позднее выяснилось, что это чья-то шутка. Мне прислали Патронус от имени Кингсли. Я была настолько вымотана и не сообразила, что у него совершенно другой Патронус. Мы впервые серьёзно поссорились тогда. А потом меня перевели в другой отдел. Бумажной работы было столько, что я иногда забывала какой на календаре день недели. Так я пропустила ещё одну встречу, затем ещё и ещё. И мы приняли решение закончить наши отношения. Очень скоро у них с Падмой закутился роман, и они поженились. Вот и вся история. – Нет, не вся. Гермиона неуютно поёжилась в кресле. Малфой был гораздо проницательнее, чем она считала. Она молчала, ожидая, что он сейчас скажет что-то вроде «Продолжай, я жду». Но он молчал, будто предоставлял ей выбор. – Рон не знал кое-чего обо мне. У меня так и не хватило смелости рассказать. Ни ему, ни кому-нибудь вообще. – Что ты не можешь иметь детей. Не вопрос. Утверждение. Она молчала. Драко смотрел прямо на неё и от этого взгляда невозможно было ускользнуть. Гермионе стало ясно: они больше не играли. Губы Гермионы дернулись: – Да. Не последовало никаких утешений, никаких банальных фраз о сочувствии или советов. Ничего из того, что обязательно бы стали говорить её друзья, если бы им стало известно. Драко так же смотрел на неё. Его взгляд никак не изменился. И Гермионе показалось, что ей и нужна была именно такая реакция. Без неудобных расспросов, участливых взглядов. Малфой точно не из таких. Он просто слушал, не перебивая, и уж точно не кинулся бы обнимать её и сыпать обещаниями всеми силами помочь. Только сам Малфой знал, что сейчас творится в его голове. – Как ты понял? – На крестинах, по твоему взгляду. Когда ты смотришь на чужих детей. Такой взгляд был у Астории в первые годы нашего брака. – Расскажи мне. Это было произнесено так доверчиво и просто, что он, всегда уходивший от подобных тем в разговорах с Блейзом, ей отказать не смог. – После того, как мы поженились, выяснилось, что она подвержена проклятию крови, которое наложил один из её предков на всех женщин семьи Гринграсс. А заклятия крови невозможно снять. И она здорово сократит себе жизнь, если родит ребенка. Когда об этом стало известно, мои родители стали относиться к моей жене совершенно иначе. Прежде они не могли представить более подходящей партии. Астория была кроткой и послушной. А самое главное – из чистокровной аристократической семьи и с хорошей репутацией. Как раз то, что нужно. Они купили её, как и всё остальное. Гринграсс были разорены, и щедрое предложение оплатить все долги стало для них спасением. Астория была для своего отца чем-то вроде племенной кобылы. Поэтому её даже не спрашивали. Так что сразу после окончания Хогвартса она стала моей женой. И только после заключения брака её отец за бокалом бурбона проболтался какому-то приятелю, что избавился от «бракованного товара» и надул самого Люциуса Малфоя. Отец был в бешенстве, когда ему донесли, но поделать уже ничего было нельзя. – Он мог добиться аннулирования брака. – Нет, не мог. – Почему? – Потому что я был против. – Но… если вы не любили друг друга… – Для таких, как мы, любовь в браке – не главное. Брак – это сделка по согласию сторон. И большая удача, если это согласие обоюдное. И ещё большее, если жена окажется твоим союзником, а не врагом. С Асторией было именно так. Она стала моим другом и поддержкой в трудные времена. Как же я мог бросить её? Что бы с ней стало? Её жизнь была бы загублена. Гринграсс, бы, конечно, принял её обратно, но в глазах общества она оказалась бы опозорена. И потом, я обещал защищать её. Не скажу, чтобы я справился, но я старался. Единственное, о чём я жалею, это то, что не уехал с ней из мэнора. Чтобы мои родители не давили на неё. Продолжение рода – единственное, что волновало их, а на её жизнь им было плевать. Но я не мог обречь женщину, которая доверилась мне, которой я дал своё имя, назвав женой. Она стала частью моей семьи. И вот, оказывается, её нужно принести в жертву только потому, что так хочет глава семьи Малфой. Я впервые пошёл на конфликт с собственными родителями. Драко допил свой бокал и вновь наполнил его. Волшебник умолк, обдумывая свой вопрос. – А какому проклятию подвержена, ты, Грейнджер? – Проклятию на крови. От Беллатрисы Лестрейндж. Драко сглотнул. Это было неожиданно. Его родственники, оказывается, принесли Грейнджер гораздо больше страданий, чем он мог предположить. – Тогда в Малфой-мэноре, она не только оставила на моей руке надпись «грязнокровка». Она прокляла меня. Вот что за пятно он видел на её руке. Это шрам, подаренный его сумасшедшей тёткой. – И ты рассказала этому ублюдку об этом…. – Мерлин! Нет конечно! Никто не знает. Абсолютно никто. – Я теперь знаю. – Даже не представляю, как это тебе удалось. – Я наблюдателен. Повисло молчание, но длилось оно недолго. – Ты любил Асторию? Драко сглотнул. Это был не тот вопрос, который он ожидал услышать. И уж точно не от Грейнджер. Если бы Блейз спросил, он бы тут же ответил «да» или что-то в таком духе. Просто, чтобы избежать очередных шуточек. Но здесь, сейчас, ему не нужно было хитрить. Да как-то и не было желания. – Я… был очень привязан к ней. У неё был кроткий нрав. И она была даже слишком добра ко мне. Я чувствовал ответственность по отношению к ней. И я подвёл её. Я подвёл её много раз, – Драко тяжело вздохнул, – У вас, гриффиндорцев, есть качества, которые мне хотелось бы иметь. Вы отважны, хотя и безрассудны. Если бы я обладал хотя бы десятой частью этой отваги… или безрассудства… всё сложилось бы иначе. Драко отвёл взгляд к окну, в которое было видно огромные волны. Ему было тяжело говорить о таких вещах. Гермиона внимательно смотрела на него: ни единого намёка на фальшь, никаких колкостей или едких замечаний. Ничего такого, что бы она видела раньше. На лице – никаких выражений чувств. Именно потому, что сейчас они в нём несомненно бурлят. Где-то очень глубоко. И он направляет всю энергию на то, чтобы не дать им вырваться. – У слизеринцев тоже есть качества, которые мне хотелось бы иметь. Малфой перевёл взгляд на неё, чуть приподнимая бровь. – Не показывать другим, что их слова задевают и сохранять хладнокровие, чтобы мыслить здраво. Драко ничего не ответил на это. Вместо этого он задал следующий вопрос: – Что именно сделала тебе моя тётка? – Она вырезала шрам на руке, наложила какое-то заклятие, и сказала, что я не буду иметь детей, потому что такие как я, не должны распространять свою грязную кровь. Она снится мне с тех пор. Сначала я подумала, что это просто кошмары, из-за всего, что происходило. Но, очевидно, это часть проклятия. – Как часто она тебе снится? – Примерно раз в месяц. Но, бывает, и чаще. Я так и не смогла понять с чем это связано. Но каждый раз при этом шрам горит, будто его только что вырезали. – Покажи. Гермиона несмело закатила рукав платья, обнажая шрам. Сейчас рубцы были бледными, но, стоило Беллатрисе явиться к ней в сон, он проступал яркими контурами. Драко внимательно изучал её искалеченную руку, почти невесомо касаясь кожи. – Сейчас болит? – Нет. – Это проклятие укорачивает твою жизнь? – Нет. Драко задумался. Беллатриса была склонна к безумию. А ещё она была коварной и жестокой особой. У неё самой не было детей, и вполне вероятно, что это послужило вдохновением для подобных действий в отношении Грейнджер. Беллатриса, чистокровная волшебница, всегда так рьяно следовавшая соблюдению чистоты крови, не могла произвести на свет отпрыска. А, значит, и грязнокровка не имеет права. Это вполне в её стиле. Снять проклятие крови невозможно, но, если она заранее не продумала все детали, и это проклятие было импровизацией, то в таких случаях можно попытаться его обойти. Многие проклятия не продуманы основательно. Взять к примеру ту же кровь единорога: проклятие действует только если животное убили. Но ведь убийство вовсе не обязательно. Пользовалось бы это средство спросом на чёрном рынке, если, выпив его, волшебник был бы проклят? Если кровь проклята с рождения – это одно. В истории не было случаев, чтобы его кому-то удалось снять. Кому, как не Драко знать об этом всё. Но он впервые встречает кого-то, кто был проклят в более позднем возрасте. Да ещё таким способом. Возможно, это и к лучшему, что у Грейнджер остался шрам. Это отличный показатель того, действует ли проклятие. Но, конечно, не стоит обнадёживать её напрасно. Если бы заклятие было наложено Беллатрисой втайне и о его существовании Грейнджер не догадывалась очень долгое время, это было бы куда большей проблемой. Но, поскольку известно кто и как наложил его, то можно было бы изучить это подробнее. Хотя, это же Грейнджер. Она-то уж точно изучила его самым внимательным образом. При её-то уме и не найти зацепки? Невозможно. В конце концов ему не стоит расспрашивать дальше. Сколько бы времени не прошло, это всегда будет больной темой для неё. Мысли вертелись в его голове, а Гермиону, похоже, затянувшаяся пауза заставляла чувствовать себя неловко. – У твоей жены… есть сестра… Дафна… она… тоже подвержена проклятию? – Да. – Она поэтому не вышла замуж? – Да. Захотела пожить как можно дольше. Её отец нашёл ей выгодную партию, но она категорически отказалась. Он был в бешенстве, что не смог породниться с Розье. – С тем виконтом? – Да. Это уцелевшая французская ветвь семьи Розье, которая не опозорилась связями с Грин-де-Вальдом и с Пожирателями смерти. У них безупречная репутация, в отличие от другой вымершей ветки фамилии. А Себастьян вообще со всех сторон идеален. Правда, он был немного младше Дафны и оказался таким наивным, что ей искренне стало его жаль. Дафна открыто призналась в день обручения, что она подвержена проклятию, и помолвка так и не была заключена. – Сколько лет осталось Дафне? – Несколько. Это самый оптимистичный прогноз. Но ни она, ни её отец не верят в это. В последний год она сильно сдала. – Поэтому она уехала? – Да. Не хотела, чтобы все видели, как она умирает. – Я бы тоже так сделала, – тихо произнесла Гермиона, делая глоток и глядя в темноту окна. Ветер стих, разогнав все облака, и океанские воды блестели в отблесках луны. Никто из них не заметил, что время нещадно летит вперёд. Часов в доме не было, поэтому узнать, который час, не было возможности. Да и обоим не хотелось. Хотелось лишь, чтобы этот момент продлился как можно дольше. Момент, в котором между ними не было никаких уловок, никакого лукавства, никаких хитросплетений. Ничего, что могло бы помешать. Были просто два интересных человека, раскрывающие друг другу свои глубочайшие слабости. А для них существовал только треск поленьев в камине, шум вод Атлантики и истории, которые никто их них не рассказывал никому прежде. Они оба столько лет строили стены и возводили препятствия, не думая, что кто-либо окажется достаточно умным, чтобы преодолеть их. И вот прямо сейчас эти стены рушились и падали. И, если раньше кто-нибудь совершал хотя бы слабую попытку влезть ей в душу, она тут же убегала, то теперь Гермиона поняла, что всё её попытки убежать окончены. Потому что ей не хотелось убегать. Ей хотелось остаться здесь. Её веки закрывались всё чаще и чаще, пока, наконец, она не погрузилась в сладкий крепкий сон. Драко смотрел на неё, спящую в его доме и укутанную в его пальто, затем взмахнул палочкой, превращая кресло в софу, а лежавшую неподалёку книгу – в подушку, чтобы госпоже Министр было удобнее. Не так он представлял сегодняшний день. Он и подумать не мог, что попадёт сюда, да ещё не один. Прежде в этом доме никогда не было гостей. Конечно, Хранителем, была Астория. Потому что только лишь ей он и мог доверить такой секрет. Но после её смерти каждый, кто войдёт сюда, станет Хранителем. И сегодня, сама того не зная, им стала Грейнджер. Осторожно, чтобы не потревожить её сон, он опустился на колени и снял зачарованные туфельки с ножек. Драко смотрел на мирно спящую Гермиону, не смея прикоснуться к ней, как не смел когда-то впервые прикоснуться к самой ценной из статуй в своей коллекции мраморов, не до конца веря в то, что она принадлежит именно ему. Он вздохнул, и, поднявшись, отправился в кабинет, чтобы отослать Тео запоздалый Патронус с извинениями и засесть за черновик договора с японским Министром Магии.