Ловец снов: Немезис

       – Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Чем могу быть полезен?       Двое офицеров прошли в тренерскую и опустились на предложенные места, достали из папки фотографию:        – Здравствуйте, тренер Кавамура. Скажите, Вам знакомо лицо этого человека?        – хм... Думаю, да, это Такечи-кун. Занимался среди моих ребят, в команде был. Только было это уже несколько лет назад.        – Замечательно. Мы понимаем, что это странно за давностью лет, но по месту жительства, в Каниэ, нам не удалось собрать однозначной характеристики или каких-либо точных данных.        – И поэтому заглядываем так глубоко в прошлое, – закончил второй.       Кавамура взглянул на своих гостей и подумал что, должно быть, они уже давно являются напарниками и, возможно, неплохие приятели: между ними не чувствовалось разницы положения, оба держались абсолютно на равных. Что было большой редкостью для полиции.        – Так вы хотите узнать что-то конкретное?        – Расскажите о нём. Всё, что вспомните.        – Я понимаю, это связано с его кончиной?       Один из офицеров приподнял бровь, Кавамура, прокашлявшись, пояснил:        – Мы все были в общей комнате, когда этот сюжет показали в новостях. Для тренерской жизни Такечи-кун, можно сказать, был среди наших воспитанников совсем недавно, и многие его помнят. Поэтому обратили внимание. Даже железная леди не смогла игнорировать, – усмехнулся он.        – Железная леди?        – Тренер Ямада. Она тренирует фигуристов.        – Значит, ваш ученик был знаменит?        – Ну... в узких кругах. Такечи-кун не хватал с неба звёзд, но был в меру стабильным игроком. Да и поддерживал приятельские отношения с кохаями. Даже теми, кто занимался не у нас. Если спросите меня, то я был должен ценить это умение найти общий язык с младшими.        – Должны были?        – Прошу прощения. Вас же интересует характеристика? Такечи был положительным юношей. Настолько, насколько может быть подросток, вы понимаете? Мне были важны его игровые навыки, но его умение общаться с кохаями при его навыках игры всё равно не дали бы плодов на тренерском поприще. Он никогда не обладал выдающейся техникой. Если бы в команду пришёл более способный игрок, я бы, полагаю, заменил Такечи-куна на время одной-двух игр. И, если бы новый игрок скатался с командой... Это в теории.       Второй подался вперёд, облокотившись о колени:        – Вы сказали, что он был хорошим игроком.        – Да, был. Но он не обладал особенностями, собственно, – Кавамура засмеялся, потёр шею, – как и многие. Такечи-кун занимался хоккеем не потому, что любил хоккей или обладал талантом. Секция была для него скорее... местом, в котором он имел возможность проводить время вне дома.        – Благодарю, теперь я понимаю, что Вы имели ввиду, тренер Кавамура, – второй с улыбкой и более расслабленно откинулся на спинку диванчика. В отличии от первого, чьи виски уже были тронуты сединой, он выглядел более необременённым.        – У вас нет идей касательно того, почему Такечи-кун не проводил время дома?        – У меня нет идей, есть знание: его отношения с отцом не назвать замечательными. Если Вы понимаете, о чём я. Его младшая сестра тоже отнимала очень много внимания из-за своего... недуга.       Офицеры кивнули почти синхронно: общие реакции и жесты говорили о многолетнем сосуществовании.        – Я просто думаю, – продолжил Кавамура, – что для юноши возраста Такечи-куна было трудно находиться в доме, где существовало слишком много правил. Потому он проводил это время с нами. На самом деле, боюсь, что, уйдя из секции, он мог найти себе занятие менее "уважаемое". Он имел особенность притираться к любой тусовке, простите мне такое слово. Некоторое время после их переезда я имел связь с его матерью, но потом всё как-то само стихло.        – Вы не удивлены тому, что произошло?       Кавамура тяжело выдохнул:        – Говорю же, я имел своего рода печальные ожидания касаемо его будущего вне нашей секции. У Такечи-куна не было выдающихся способностей ни в спорте, ни в учёбе, он был самым обычным парнем. Не был безусловно положителен, но и не был более отрицателен, чем любой среднестатистический подросток. Только, сверх того, он был под грузом своей не совсем здоровой домашней обстановки. Простите за то, как грубо это звучит.        – Значит, особенных конфликтов у него не происходило?        – Особенных? Нет, только самые обычные. Пара "драк" на льду, достаточно кратких перепалок из-за шайбы или подрезки... Хотя...       Оба офицера внимательно взглянули на нахмурившегося тренера.        – Мы иногда проводим совместные тренировки разных возрастных групп, и однажды, незадолго до ухода Такечи-куна, один из ребят... Я не имею представления почему, ударил Такечи-куна клюшкой в лицо, когда тот снял шлем. Я точно видел, что это не было случайностью: мальчик просто сорвался с места и ударил прицельно в лицо. Не знаю даже, почему. Никаких склок в тот день не было и, правда, не припомню, чтобы они как-то особенно контактировали ранее на моих глазах. Пожалуй, это единственный "особенный конфликт", потому что я совершенно точно не имею ни малейшего представления о причинах.        – И вы не потребовали у младшего мальчика объяснений?        – За кого вы меня принимаете, господа офицеры? Конечно, я устроил ему допрос с пристрастием, но он только смотрел дикими глазами, поджав губы. А потом тоже покинул секцию. Знаете, в этом вопросе вам куда больше поможет тренер Ямада.        – Тренер фигуристов, железная леди? – скептически уточнил второй.        – Верно. Она тренирует сейчас старшего брата того мальчика.        – А имя...        – Уно. Уно Ицки. Брата зовут Шёма. Возможно, – заметив, как те переглянулись, улыбнулся Кавамура, – что Вы раньше уже слышали это имя. Только подойдите к ней по окончании тренировки, если, конечно, у вас есть такая возможность.       Офицеры вздохнули: у них не было возможности не слышать имя Шёмы Уно. О том, что Нагоя вырастила серебряного призёра Олимпийских игр, знала каждая ворона.

***

       – Почему ты так резко растерял свой энтузиазм, Митогава?        – Я с самого начала не имел особенных надежд, сенпай. Одно дело разбираться со шпаной или любителями, а другое – долбить в гигантскую стену, за которой существует элитный спорт.        Офицеры дожидались окончания занятий в курилке, второй, Митогава, задумчиво выкуривал третью за поездку сигарету. Его напарник заметил ещё когда начальство поставило перед ними задачу ехать в Нагою в спортивный клуб жертвы: Митогаве задумка очень не нравилась. И не смотря на это, он сохранял в целом позитивное расположение духа, продолжая дразнить своего напарника "сенпаем" за его раннюю седину и серьёзность.        – Мне показалось, что наш разговор с тренером Кавамурой был весьма содержателен, нет?        – Потому что мы спрашивали о посредственном игроке непрофессиональной команды. Поверьте мне на слово: сунемся расспрашивать об Уно – придётся возвращаться с ледоколом. Другой уровень. Другой.       Они вздохнули. Митогава был опытнее, у него за плечами больше раскрытых дел, но в любых переговорах он высаживал вперёд казавшегося старше напарника, предпочитая схорониться на периферии, обдумывая диалог. Да и вообще, ещё во время службы в Ибараки*, до переезда Ама*, Митогава сделал себе хорошее имя. Умудрившись не поседеть раньше срока.       Сигарета кончалась, как и тренировка. Когда в холле показались первые фигуристы, офицеры вернулись в здание и отправились к катку.

***

      У Шёмы включается телефон, вибрирует несколько секунд и гаснет, показывая пропущенный, как только оказывается в руке. Шёма смотрит на него некоторое время и трёт костяшкой пальца нос. Он сейчас не в Японии, далеко, в другом часовом поясе, и он точно не ожидает увидеть оборвавшийся входящий от Ицки. Думает недолго о том, случайный был набор или нет и сколько смысла перезванивать, и нажимает "перезвонить".       Гудки очень долгие. Слишком долгие для того, чтобы телефон недавно был в руках. Может, случайно позвонил из кармана? Ицуки часто забывает отключать режим перчаток и суёт мобильник в карман или кидает в рюкзак, откуда сверхчувствительный аппарат вполне может начать кому-то названивать или вообще просто зажить своей жизнью. Однажды братик так вот и остался без зарядки, потому что смартфон запустил тяжёлое приложение с игрой и крутил его, пока не "умер".       Гудки прерываются и Шёма слышит очень осторожное "да?" Выдыхает.        – Всё в порядке?        – А, да. Я хотел позвонить другу и случайно набрал тебя.        – А. Ясно.       Что-то было не так.        – Извини, оторвал от чего-то?        – У тебя всё хорошо?        – А что?       В голосе что-то не так. Голос Ицки... дрожит? Шёма не мог понять, что это вообще, связь барахлит или его братик действительно чем-то... напуган?        – У тебя голос дрожит.       Ицки сделал паузу. Шёма представил, как это выглядит: плотно сжатые губы – в две тонкие полоски – напряжённые пальцы, замерший взгляд и едва приподнявшиеся плечи. Если босиком – то ещё и пальцы на ногах поджаты. Ицки всегда именно так делает паузы, обдумывая что-то, особенно что-то нервирующее или достаточно сложное.        – Я просто... знаешь... ты только не беспокойся, я тут решил немного угол срезать, поскользнулся на чём-то мокром и меня чуть машина не сбила. Прямо по рюкзаку чиркнула, представляешь? У меня до сих пор волосы на затылке шевелятся! Жуть. Брррр. Я как домой влетел, так за телефон схватился. Думал, всё. И я на самом деле... я просто поздно вспомнил, что ты сейчас занят очень. Набрал, правда, тебя сначала, но с гудком только вспомнил... отвлекать не хотел.       Шёма поднял взгляд на вопросительно смотрящего на него Демизу-сенсея, кивнул, мол, "сейчас, всё в порядке".       Кажется, Ицки впервые врал Шёме.       Нет, Ицки врал родителям или журналистам, или учителям в школе, так что Шёма знал, как Ицки ощущается, когда врёт, но Ицки никогда не врал Шёме. Всё было наоборот и Шёма всегда был тем, с кем Ицки был максимально искренен, потому что брату можно рассказать намного больше, чем родителям или кому-то ещё.        – Шёма?        – Да, я здесь. Просто представлял себе...        – Я клянусь, что в жизни больше дорогу перебегать не вздумаю.        – Это хорошо. Не вздумай влипать. Без моего контроля.        – Ага. Прости. Я сам дурак.        – Да, ты дурак.       Шёма беспокоился и... нервничал.        – Прости, что отвлёк.        – Я вернусь и устрою тебе взбучку.        – Хорошо.        – И в следующий раз отправлю жить к родителям.        – Что?! НЕТ! Мне тут хорошо! К школе ближе и клубу тоже! И вообще, не смей!        – А мне всё равно. Отправлю. К маме с папой. С подробным донесением. Так что в твоих интересах не влипать, ладно?        – Вот да, я уж понял. Злой жестокий старший брат. Настоящий Итачи*.        – Понятия не имею. Будь внимательнее, Ицки.        – Ага. Конечно. Если пообещаешь не ссылать меня обратно.        – Не сошлю, если не влипнешь ни во что.        – Ага. Спасибо. Мне зато теперь легче.        – Я рад. Пока?        – Пока, Шёма.       Ицки положил трубку и увидел пропущенный от Ямады. Приложил ладонь ко рту и потёр ребром нос. Понял, что будет целее, если перезвонит.       Ох, он знал, о чём будет разговор. Он видел полицейских, выходящих с катка университета Чукьё. Он был вынужден продолжать идти практически под их тяжёлыми взглядами (хотя это и было плодом взбесившегося воображения, именно это Ицки ощущал) до остановки, дожидаться автобуса и, чёрт возьми, из-за толпы людей стоять вплотную к ним, слыша весь их разговор. Он слышал, что они заходили к Ямаде, и слышал, что наткнулись на ледяную стену, слышал, что никаких толков не добились и что теперь если и искать, то мыкаться по инстанциям, что Ямада послала их к менеджеру Шёмы, а тот там же, где и Шёма, и что, чёрт возьми, они искали Ицки. Он слушал и прятал лицо за антибактериальной маской, стараясь не дышать, благодарил весь мир, что стоит к ним спиной и молился, чтобы эти двое слиняли из автобуса, чёрт возьми, раньше чем Ицки пришлось бы развернуться, подать голос, прося пропустить, и пройти между ними к выходу.       Кто-то выходил, и оба полицейских просто сместились в сторону, так что Ицки буквально вылетел из автобуса на своей остановке, как пробка из бутылки, понимая, что если будет бежать или психовать, они могут что-то заподозрить. Или, чёрт возьми, просто узнать Ицки. Впервые он проклинал свою известность и был готов расплакаться от почти физически ощущавшихся мнимых наручников на запястьях.        – Быстро на автобус и возвращайся ко мне сюда, Ицуки Уно, – схватило за барабанную перепонку из динамика смартфона стальным, холодным, чеканящим каждый слог голосом Мачико Ямады. – И не забудь благодарить всё, во что имеешь счастье верить, за то, что Шёмы здесь не было.       И на этом Ицки впервые, наверное, в своей жизни, запаниковал окончательно и бесповоротно.