***
Бэкхен задерживается в компании Исина, совсем не следя за временем. По пути до дома отца забегает в один из магазинчиков и покупает на оставшиеся карманные подарок Чимину. Тэхен заедет за ним через полтора часа. Дверь в квартиру была открыта, и в голове на секунду пронеслась мысль о том, что отец дома. Ичи выбежал с кухни, встречая хозяина и подставляя мягкую шкурку на спине под узкие ладошки. — Я дома! — крикнул Бэкхен, небрежно стягивая кеды, наступая себе на пятки. В ответ молчание, но омега даже не придал этому значения. Корги несётся за мальчишкой в комнату и крутится у ног, пока Бён вытаскивает подарок, оставляя его на кровати, а полупустой рюкзак падает рядом. Бэкхен быстро переодевается из школьной формы в обычную одежду для подростка. Поправляет на плечах белую футболку и натягивает кожаную курточку, быстрыми движениями тонких пальцев пытается уложить волосы и параллельно подкрасить подводкой глаза. Упакованный подарок для Чимина лежит на застеленной кровати, и мальчишка, каждый раз проходя мимо небольшой коробочки, думает о том, чтобы не дай Бог не забыть. Бэкхен пританцовывает музыке в собственной голове, надеясь, что сможет наконец-то отвлечься от всего и просто хорошо повеселиться как когда-то. Неожиданный стук в дверь, а после в комнату несмело проходит Чунмен, держа руки в карманах домашних мягких штанов. — Куда-то собрался? — интересуется отец, присаживаясь на кровать, аккурат рядом с коробочкой-подарком. — У Чимина сегодня день рождения, он устраивает по этому поводу вечеринку, — пожал плечами омега, смотря на Чунмена через зеркало в полный рост, что осталось от старого шкафа. — Ты же знаешь? Наркотики, алкоголь, беспорядочные половые связи…– сложив пальцы в замок, нахмурился альфа. — Да, да, да. Я постараюсь быть не поздно! — подлетев к кровати, чтобы взять коробочку, кивает омега и чувствует вибрацию телефона в заднем кармане джинс. Это Тэхен. – Всё, я побежал… В самый последний момент его хватает за руку Чунмен, заставляя обернуться обратно. — Ну, что ещё, отец? Меня Тэхен уже заждался! — поджимает губы Бэк, хмуро глядя на альфу. — Ты звонил папе? — Я был в его компании сегодня, мы помирились и договорились, что я поживу с тобой ещё немного. Мальчишка каждую секунду метал взгляд к часам на стене, телефон завибрировал во второй раз. — Потому что я не душу тебя своей опекой? — беззлобно фыркнул мужчина, но руку так и не отпустил. — Да, — честно ответил Бэкхён и, приподнявшись на носки, клюнул отца в гладкую щёку, пахнущую гелем после бритья, и, ловко высвободив запястье из ослабевшей на миг хватки, выбежал в коридор, чувствуя в кармане вибрацию телефона в третий раз. На улице по-прежнему было свежо. Тэ сидел на мотоцикле, копаясь в телефоне. Альфа обернулся в тот самый момент, когда Бэк был в двух шагах от него, наверняка почувствовав присутствие друга. — Чего не отвечал? — нахмурился блондин, передав омеге шлем.– Я уже подумал, что случилось что… — Был немного занят, поехали? — из открытого окошечка шлема на Тэхена посмотрели темно-коричневые подведенные глаза с длинными ресницами. Тэхен загляделся на секунду, а после отмер и протянул руки: — Давай сюда коробку, не в руках же… Подарок они уложили под пассажирским сидением, где взглядом Бэкхен успел зацепить небольшой подарочный пакетик. — Запрыгивай, — мотнул головой в шлеме Ким и опустил тонированное стекло окошечка, спрятав за ним свои глаза.***
Сехун притормозил рядом с поворотом, в нескольких метрах от дома Паков, и заглушил мотор дорогой иномарки, повернувшись корпусом к шуршащему омеге. Лухан кусал и без того красные губы, стряхивая узкими ладонями пылинки с тёмной толстовки, и бегал глазами по матовой панели авто, вспоминая, не забыл ли разрядившийся за день телефон. Альфа скользнул взглядом на тонкую шею, замечая в завернувшемся вороте багровеющее пятно засоса, и потянулся, чтобы прикрыть его мягкой тканью толстовки от чужих любопытных взглядов. Мальчишка дернулся, а после замер. Сехун аккуратно поправил воротник, а после подался вперёд, целуя Лухана мягко, словно боялся потревожить затянувшиеся с ночи маленькие ранки на губах мальчишки. — Удачи, — отстранившись, выдохнул альфа. — Я тебе позвоню, — открыв дверь, сказал Лу и выскользнул из машины, мягко закрыв дверь. Омега услышал мотор иномарки только тогда, когда исчез за поворотом. Губы приятно грело от чужих прикосновений и хотелось спать. Всё то время, что он провёл с Сехуном, они провалялись в кровати. Мысли о родителях, тайне и другом медленно ушли на второй план рядом с истинным, и не о чём из этого не хотелось даже вспоминать. Но сейчас, когда Сехун уехал и сошла розовая пелена с глаз, в голову ворвалось все это, заставляя сжимать пальцы до боли и хмуриться, пытаясь быстро придумать отмазку, оправдание. Лухан подошёл к родному высокому забору с гулко бьющимся сердцем в груди. Телефон был разряжен, но омега представлял, сколько там может быть пропущенных. А школа? Учитель наверняка уже успел сообщить родителям о сегодняшних пропусках. И те же не поймут. Как так, что хорошенький-воспитанный-умненький сын-отличник пропускает школу, убегает на ночь из дома и врёт? Такого просто не может быть! Не дай Бог приплетут ещё каким-то боком Бэкхена… Подрагивающие пальцы ввели код на калитке, а после и на входной двери, проходя в прихожую. В доме пахло химией, а слегка влажный пол говорил о том, что у папы по плану сегодня была генеральная уборка, и Лухан, который после школы с ней всегда помогает, совсем забыл об этом, и Кёнсу всё это время корячился один, оттирая от недельной пыли двухэтажный дом. Стало ужасно стыдно. Омега прошёл по коридору, наконец-то услышав напор воды и лязганье посуды на кухне. Папа оказался именно там, стоя спиной к дверному проёму, в старой домашней майке и коротких шортах для большего удобства. Он намыливал и без того сверкающую чистотой кастрюлю, словно совсем не чувствовал присутствие сына за спиной. — Пап, — набравшись смелости, начал Лухан, для иллюзии успокоения сжав в кармане разрядившийся телефон. — Где ты был? Звонили из школы, учитель Чхве сказал о том, что ты сегодня отсутствовал на всех уроках, твоя комната заперта со вчерашнего вечера, на телефон не отвечаешь, а то, что ты вчера ночью ушел и вернулся только сейчас, вообще ввергает меня в шок, — Кёнсу выключил кран, даже не смыв с ладоней пену, и повернулся к сыну. В его взгляде не было ни капли злости, лишь обеспокоенность и что-то ещё, то чувство, которое вы чувствуете, когда узнаете, что вам чего-то не договаривают, водят за нос. – Ты попал в плохую компанию?.. или у тебя появился альфа?..– звучало слишком неуверенно, с прикушенной губой, словно и сам старший сомневался, правда ли это. – Я давно начал замечать, что что-то не так, неужели ты думал, что сможешь это скрыть? Сердце у Лухана билось уже где-то в районе глотки, и слова застряли там же, а кончики пальцев онемели от невесть откуда взявшегося страха. Стало и правда страшно, что тайна, которую он нес на своих плечах все это время, так легко раскроется. Неужели по нему так сильно заметно, что он что-то скрывает? — Скажи мне, — попросил спустя минуту полнейшей тишины папа, после поджав пухлые губы, — благо, отец ещё об этом не знает. В носу неприятно щипало, а комок в горле, наверняка сердце, невозможно было протолкнуть вниз, чтобы сказать хоть что-нибудь. Телефон, который сжал Лухан, казалось, ещё секунда и хрустнет между тонких, но сильных пальцев. — Я не попал в плохую компанию, пап…– наконец-то всхлипнул мальчишка. Кёнсу неожиданно подался вперёд, перед этим вытерев влажные ладони о всю ту же старую майку, и обнял сына, еле уловимо укачивая в кольце своих рук. А Лухан беспомощно уткнулся в покатое плечо старшего. — Значит, альфа? — неуверенно выдохнул Кёнсу, а в ответ молчание — знак согласия, –…он твой истинный? — Угу. Уголки пухлых губ старшего омеги неожиданно поползли вверх, а до этого напряженные плечи приопустились, словно папа выдохнул с облегчением. Ну хоть кто-то в этой семье нашёл своего истинного, — успел подумать Кёнсу, успокаивающе поглаживая сына по подрагивающей спине. — Он хоть хороший? — всё так же неуверенно. «Ещё как, пап»***
Про вечеринки Чимина в прошлой школе Бэкхена слагали легенды. Многие знали их как место, где теряют девственность, курят легкую травку, нажираются так, что на утро не помнят своё имя. Конечно же, на такого рода мероприятия вход был заказан далеко не всем. Только друзья, хорошие знакомые или же если сам Пак обратит на тебя внимание и решит пригласить. Трехэтажный коттедж с бассейном во дворе, где коротко был пострижен газон, прекрасно подходил для громких вечеров в компании пьяных и укуренных подростков. Родители Чимина — директора одной из успешных компаний в Сеуле, и часто бывают в разъездах, поэтому дом остаётся на единственного в семье сына. Бэкхен был далеко не пай-мальчиком. На вечеринках у Чимина он и пил до чертиков перед глазами и курил, смакуя горьковатый привкус дыма на языке, совсем не такого, к которому он привык, и уходил в отрыв с экстази под языком, но на утро постоянно чувствовал одно и то же — ужасную головную боль и тошноту, скручивающую внутренности в непонятный колючий клубок. Он каждый раз на утро после подобного говорил себе, что пора завязывать, пора прекращать, но в следующий раз нажирался точно так же или же ещё хуже. Такие гулянки заканчивались под утро, и чаще всего даже не в доме Чимина, потому что непоседу-омегу тянуло на приключения. Бэкхен просыпался и в каком-то клубе, когда его небрежно хлопали по прохладным щекам, а потом выволакивали из здания, потому что сам омега был не в состоянии, он просыпался и у бачка унитаза в обнимку, это было удобно, ходить не далеко, а рвало его смачно, и на том самом коротко подстриженном газоне, даже в бассейне, на поверхности почему-то мутной воды, в одной из спален коттеджа и в багажнике паковского пикапа с пустой бутылкой в расслабленной руке. И каждый раз мальчишке было интересно: а где сегодня? Чимин их встретил как всегда — раскинув тонкие руки для объятий. Прижал к себе, словно не хотел отпускать, улыбался пьяненькой улыбкой, весь такой милый дьяволенок с глазками-полумесяцами. Он благодарил за то, что Тэхен и Бэкхен пришли, за подарки и поздравления, сразу всучил в руки по пластиковому стаканчику какого-то алкогольного коктейля. Здесь, на первом этаже коттеджа, громко играла электроника, из колонок валили яркие биты, они отдавались в грудной клетке дрожью, подстраивали под свой башенный ритм молодое сердце. Что-то внутри загорелось, словно спичка, а глоток коктейля, словно керосин, зажёг тело, в глазах два синих огонька, как два софита в темноте дома. Светомузыка скользила по ровному лицу, груди и дальше, все двигались под песни, смеялись, болтали, пытаясь перекричать друг друга, музыку, кто-то целовался, прижавшись к стенам, сделаным под «Хэнд Мэйд» — кирпичная стенка. Дизайнерская херня, но Бэк почему-то запомнил из одного разговора с Паком-младшим, что его папа фанатеет по подобного вида фигне. Обычно Бэкхен и Гук с Тэ разбегались, как приходили сюда. Альфы шли клеить поддатых омег, а мальчишка оставался с Чимином. Они курили на террасе, делили на двоих одну бутылку, часто целовались по пьяни, но это ничего не значило, просто всплеск гормонов. Всё равно на утро не вспоминали. С кем не бывает, подумаешь. Вот и сейчас. Тэхён что-то сказал, Бэк по-правде не услышал, но все равно кивнул, ушёл в сторону витиеватой лестницы, а Чонгука видно не было. Может, Чон и вовсе не придёт. Чимин позвал с собой, а это значило, что утром он снова проснется с головной болью, непонятно где, с кем или чем и неизменным чувством, что в его рту упорно всю ночь гадили кошки, не иначе. Они сели у бассейна с парочкой альф, там было ещё три беты и омежка, совсем уже в хлам. Многих из них Бэкхен, конечно, знал. Бывшие одноклассники, ребята с параллели. Они говорили и пили, пили и говорили, танцевали и курили. Бён нахлебался быстро, его вело, в глазах двоилось. Хотел ли он залить этими алкогольными коктейлями всё то, что с ним случилось в последние дни. Залить эмоции, странные чувства, истинность, обиды и прочее, залить, словно опустить в воду, дать им хорошенько намокнуть, а после отпустить, дать уйти на дно, пока те вновь, неожиданно не всплывут наружу, вспоров грудную клетку. Чимин целовался с каким-то бетой, пьяно улыбался в поцелуй, прижимал к чужой груди теплую узкую ладонь с короткими пальцами, сжимал ткань клетчатой рубашки парня. Бэкхён пропустил момент, когда те оторвались друг от друга, но неожиданно ощутил, как Чимин придвинулся к нему ближе, положил ладонь на вихри чёрных волос на затылке, приблизил к собственному лицу. Бэк не был против. Честно, ему уже было плевать с кем, как и что. Думать не хотелось совсем, и он не думал, пустил все в ебеня и поцеловал первым. Сократил чудовищно маленькое расстояние между их губ, впился в пухлые, такие мягкие, кусаче, ввинтил горячий язык, словно сверло, наткнулся на что-то типа кругляша, он стремительно рассыпался на чужом языке. «Экстази», — мелькнуло на секунду в пустой голове, а язык двинулся дальше, перехватил радужную таблетку, а Чимин, кажется, даже не протестовал. Кругляш оказался под бёновским языком, пока губы продолжали целовать, уже не так напористо и болюче. Альфы, беты, да все, кто видел, улюлюкали, кричали и свистели на заднем плане. Вау, два пьяных омеги целуются. Можно и на троих сообразить, если подфартит. Они оторвались друг от друга с громким чмоком, оба, словно отзеркалив друг друга, облизали припухшие губы. Чимин встал, куда-то пропал, Бэкхён даже не понял, прижал к горящим губам пластиковый стаканчик, хлебнул и не почувствовал вкуса, сглотнул, пялясь в одну точку. Он не понимал, почему в какой-то момент перед его глазами во время поцелуя нарисовался образ офицера Пака, не Чимина. Альфа словно пробрался к нему в голову, прямо под корку, словно вирус поражал собой. Бэкхен не чувствовал вкуса чиминовских губ, он думал, что это Чанель. Изображение накладывалось, рябило перед глазами, словно старый телевизор, и вновь вставало на место. И это казалось настолько настоящим, до дрожи в пальцах. Казалось ровно до того момента, пока он не почувствовал сладость Экстази на собственном языке. Таблетка уже давно растаяла, ушла со слюной во внутрь. Она окрасит мир Бэка в розовый, сделает его из говна и палок в чертов Диснейленд и скажет, что Бэкхен — фея, а мальчишка и поверит, вспорхнет руками, словно крыльями, попытается взлететь, но разобьется о землю. Бэкхен знает, уже проходил. Несколько часов «прекрасного» под радужной таблеткой, а на утро ты ненавидишь всех вокруг, включая себя. Особенно себя. — Бэк, эй, Бэк! Ты слышишь меня?..– голос словно через толщу воды. Омега поднял голову, увидел Чонгука, его бегающий взгляд, — уже обдолбался?.. Да, — ответил про себя Бэкхен, а на деле продолжал смотреть на альфу, словно в пустоту. — Где Тэхён? А где Тэхён? Бекхен видел, как он уходил к лестнице, потом ловил его взглядом с каким-то омегой, они целовались. Быстрый Ким, однако. — Там, — Бэк махнул рукой в непонятном направлении. Чувствовал, что хочет поймать муху и лизнуть её в нос, хочет кататься на пони, хочет трахаться, да, именно этого он хочет. Радугу, лепреконов и крылья феи из жопы. Экстази творила чудеса. Мысли были забиты «хотелками». Бэкхен глотнул ещё из стаканчика, по прежнему не чувствуя вкуса, и засмеялся от шутки, что неожиданно всплывает в его голове. Кажется, её когда-то давно рассказал Тэхён. Она глупая, но от этого и смешно. Он смеялся до боли в животе, до слез из глаз. –… я скоро приду, отвезу тебя домой, пока совсем не стало плохо, только сиди здесь, не натвори дел, — говорил Чонгук, но омега его совсем не слушал, смеялся, как пришибленный, на глазах сходил с ума, смотря непонятно от чего покрасневшими глазами на собственные носки кед. Чон исчез, словно его и не было, ушёл в ту сторону, куда махнул ранее Бэк. Зато появился Чимин. Его глаза возбужденно горели, он просто схватил вновь хохочущего мальчишку за руку и повёл за собой.***
Чанель притормозил за машиной, выглянул в полностью раскрытое окно, понимая, что перед ним пробка в несколько десятков метров, и причиной ей послужил перегородивший дорогу пикап, из которого громкими битами валила музыка. Подростки, наверняка пьяные и укуренные, что-то кричали, подпевали и матерились, выставляя тонкие средние пальцы на все взмахи рук, крики уставших людей, которые вынуждены стоять в пробке. Самые смелые мальчишки на проклятья в свою сторону легко стягивали с худых бедер штанишки, выклячивая гладкие ягодицы всем на показ. Здравый смысл и смущение было залито алкоголем и придавлено дымом в легких. В руках бутылки, из которых льется горячительное при каждом взмахе, между тонкими пальцами быстро тлеющие сигареты, пеплом падающие на влажный асфальт. Основной движ был в открытом низком багажнике. Рация на подставке неожиданно зашипела, подав признаки жизни, тем самым заставив мужчину едва заметно дернуться. Диспетчер проговорил о ситуации на дороге. –… кто свободен?..— чётко проговорил диспетчер, — ещё раз повторяю… Чанель взял в руку рацию, поднеся её к сухим, потрескавшимся тонкими линиями губам, одновременно нажимая на светящуюся в темноте салона красным кнопку. — Я сейчас нахожусь недалеко,— из динамика послышался голос Мина, а Чанель в ту же секунду отпустил зажатую кнопку и облизнул потрескавшуюся кожицу губ. — Я тоже свободен,— ещё один голос из динамика рации. — Хорошо, тогда второй и пятый, отправляйтесь туда,— диспетчер отключился. Альфа нахмурился, вышел из машины, кинув секундный взгляд на замолчавшую рацию. У него не входило в планы торчать здесь из-за каких-то развязных малолеток. Табельное на предохранителе холодило металлом кожу через тонкую хлопковую рубашку под тканями длинного пальто и пиджака. Чанель заметил его за пару метров от пикапа. Истинный стоял в кузове у края багажника, с сигаретой между длинных пальцев, приобнимал одной рукой такого же низенького парнишку, кричал строчки из очередной песни. В груди что-то ухнуло вниз, к низу живота, а комок в горле не давал проглотить вязкую слюну. Неожиданно из машины, мимо которой Чанель проходил, вылез пухлый бета, крича, кроя матом разбушевавшуюся молодёжь, грозя кулаком и брызжа слюной, и чего альфа точно не ожидал, как и тот бета, что Бэкхен, чьи мутные глаза смотрели сквозь, выкинет недокуренную сигарету на асфальт, развернется и легко стянет вниз по молочным бедрам драные джинсы, а рядом стоящий с ним омежка, звонко шлепнет его по гладкой половинке, смеясь в голос. Пак так и застыл на месте на пару секунд. С кем, чёрт возьми, пыталась свести его природа?! Но сжав кулаки, чувствуя, как массивное, обручальное кольцо вдавливается неприятно в кожу, преодолел жалкие пару метров, остановившись рядом с тем самым углом, у которого стоял Бён. Омега выглядел слишком во всех отношениях. Слишком пьяным, слишком развратным, слишком доступным и в то же время слишком красивым. Чёрные вихри волос были уложены в беспорядке, сумерки скрадывали тонкие черты чужого лица, а свет от фар и высоких фонарей падал неровно. Из приоткрытого рта валил белый пар, запах мяты смешался с алкоголем и вишневыми сигаретами, ремень на уже натянутых обратно джинсах был расстегнут, и те висели на одном лишь честном слове. — Живо слезай, — Чанель схватил омегу за узкую расслабленную ладонь и слабо дёрнул вниз, к себе, чувствуя холод чужой тонкой кожи. Бэкхён изумленно посмотрел на мужчину, словно не сразу его узнал, а после его обветренные губы расплылись в кривой ухмылке. — Какие люди! — крикнул мальчишка, но собственных кончиков пальцев не вынул из чужой контрастно горячей ладони, которая продолжала его держать совершенно неосознанно, — офицер Пак, какими судьбами? Не желаете присоединиться к веселью?! — Слезай, я сказал, — проигнорировав не скрытый ничем сарказм в чужих словах, напористей рыкнул Чанель, в глубине себя понимая, что это не подействует. — А ты кто такой, мужик? — неожиданно влез в подобие разговора тот самый омежка рядом с Бэкхеном. Он махнул рукой со сжатой в ладони стеклянной бутылкой так, что содержимое плеснуло на асфальт и попало на вычищенные до блеска ботинки альфы. Поморщившись и сжав зубы, Чанель проклинал себя последними словами за дурацкую идею «разогнать толпу малолеток и в итоге не разогнать». Быстрое движение рук и взмах, перед носами омег показывается всего на пару секунд удостоверение в кожаной обертке, словно конфета. — Живо в мою машину, Бэкхен, или будем разговаривать уже в участке, и вы давайте разъезжайтесь, пока подкрепление не подоспело и эту ночь вы не проторчали в обезьяннике, — через зубы зарычал мужчина, но, кажется, должного эффекта это не дало. Подростки в голос рассмеялись, оголяя ряды ровных зубов и щуря глаза-полумесяцы. В нескольких метрах от них раздалась сирена полицейских машин, и среагировав скорее на автомате, Чанель дёрнул смеющегося мальчишку на себя так, что тот повалился мешком вниз, на подставленное широкое плечо и крепко зажал ноги. Пока знакомые полицейские машины не подъехали совсем близко, Пак быстрым шагом пошёл в сторону своей оставленной иномарки, крепко держа в руках неугомонного омегу. А в голове только одно — что он, чёрт подери, делает? Бэкхен провалился на кожаное сидение, словно тряпичная кукла. От него ужасно несло алкоголем и сигаретами, чем-то сладким и удушающим. Чанель наклонился, пристегнул мальчишку ремнём, усиленно игнорируя горячие выдохи в собственную шею. Слишком сильно хлопнул дверью и на пути до собственного сидения, обходя длинный нос иномарки, гневно рычал, дергая себя за узкую удавку на шее в виде галстука. Додергался, выдрал, как только сел за руль, чёрный поводок кинул на заднее сидение, рывками заводя машину и всё продолжая игнорировать бёновский пьяный взгляд, запах, наполняющий лёгкие. Зачем он это сделал? Взвалил на себя этого мальчишку. Что с ним теперь делать? Везти в участок? Домой? Конечно же, не к себе, Кёнсу будет в шоке, Лухан тоже. Он кусал губы, объезжая полицейские машины. Конечно, он должен был бы сдать его родителям, но как? Что бы сам Пак сделал на месте их, если бы какой-то мужик принёс его Лухана, бухого, укуренного и наверняка под чем-то домой? Правильно, начались бы расспросы. — Что ты принимал? — ровно спросил Чанель омегу, притормаживая на красном. Нет, всё-таки отвезет домой, благо зачем-то продолжает держать в голове адрес. Бэкхен подозрительно долго молчал, смотрел прямо, в лобовое стекло, а в его туманных глазах мелькали блики фар, светофор, ночные огни украшали глубину чужих омутов словно звездное небо. Отдельная вселенная.– Что ты принимал?.. Подросток поморщился, словно ему предложили съесть лимон целиком, и посмотрел в ответ. — Не помню, — ответил слишком легко, а после сложил неестественно красные губы в трубочку, искривил, — у вас не найдётся сигаретки, офицер? Я же знаю, что вы курите, должна водиться у вас…– зашарил тонкими пальчиками между кресел, на пустой панели, словно там из ниоткуда могла появиться спасательная пачка. — ЛСД, кокс, экстази?..– перечислял альфа, пытаясь достучаться до мальчишки, одновременно выворачивая руль на повороте, — твои родители в курсе, где ты? — А ваш муж знает, с кем вы? Или вы ему до сих пор не сказали о нас? — и пьяненько захихикал. Чанель сжал челюсть до такого, что на щеках выступили желваки. — Не существует никаких «нас», — строго, даже сердито. — Экстази, — невпопад ответил мальчишка и словно не услышал чужих обидных слов.– Куда вы меня везете? — прильнул к стеклу, ударился лбом и едва слышно ойкнул, но после словно засмеялся, обдавая прохладное стекло горячим дыханием, влажными губами, а потом провёл по нему языком, оставив на стекле влажный след. Чанель кидал на подростка секундные взгляды, стараясь не отвлекаться от дороги, предусмотрительно заблокировал двери, Бэкхен и не заметил.– Знаешь, чего я хочу? — спустя несколько минут, спросил мальчишка, все не отлипая от бокового стекла, — тебя. Ты же ведь мой. Весь. Целиком и полностью. Ты родился раньше, но уже тогда ты был моим, хоть и не знал, об этом. А я… твоим. Мы принадлежим друг другу. Я тебе, ты мне. Природа нас убивает и убьет рано или поздно, если не подчинимся. Станем, словно… звери, — говорил мальчишка, будто в пьяном бреду, пустым взглядом смотря на ночные улицы, — мне больно. Я не хочу к тебе ничего чувствовать, но не получается… дурацкая природа, ты не знаешь своего истинного, как человека, но уже начинаешь чувствовать к нему что-то такое… близкое, интимное. Это не любовь, а что-то большее. Связь. Она невидима обычным взглядом, но при определенном можно заметить переплетения красных ниточек. Все мы связаны, каждый с кем-то. Чанель молчал. Ему нечем было крыть. Он тоже чувствовал что-то такое. Такое никогда не происходило между ним и Кёнсу. Никогда. А с Бэкхеном, и хоть он появился в его жизни всего на секунду, тело уже начинало ныть, требовать истинного. Красные невидимые нитки скручивали до боли, альфа словно путался в них, как в мыслях. В груди что-то вертелось, словно волчок, не давало покоя, буравило грудную клетку, не щадя кости. Подумаешь. Что это? Он никогда такого не чувствовал… Пак завернул к нужному небоскрёбу, каких в этом районе были десятки. Притормозил в тени, дышал как-то тяжело, словно что-то мешало. Неожиданно почувствовал касание чужой нежной кожи ладони к своей, сжимающей слишком сильно резину руля. Ослабил пальцы, словно пришёл в себя, хотел отдернуть руку, но замер, горячее дыхание ударило в шею. Аккуратные пальцы прошлись по костяшками, тыльной стороне ладони, цепляя ткань рубашки, торчащей из-под пальто, неуверенно скользнули к локтю, по предплечью, сжались на плече, словно впились под кожу ногтями. — Повернись, — жалобно выдохнули в шею. Чанель повернулся, чуть ли не сталкиваясь носом с мальчишкой. Он стоял на переднем пассажирском коленями, одной рукой упирался между сидениями, второй держался за его плечо. Глаза блестели, словно от невыплаканных слёз в полумраке, а щеки стремительно розовели. Это был совсем не тот Бэкхен, которого он видел в багажнике пикапа. Чанель вообще сомневается, что такого Бэкхена кто-то видел кроме него. Внутри всё задрожало. Запах омеги ударял в нос, словно волнами. Чанель дышал, а перед глазами плыло. Он чувствовал, как в штанах предательски тяжелеет от близости истинного, и про себя умолял — нет, нет, ни за что, не смей! И непонятно, кому же это он говорил: то ли себе, то ли мальчишке напротив. — Давай просто проверим. Мы сможем быть друг без друга, раньше же могли как-то, — шептал Бэкхен, вдыхая глубже запах своего альфы в лёгкие, словно старался сохранить где-то глубоко в себе. А после легко прикоснулся к горячим и сухим губам Чанеля, стремительно сократив несколько сантиметров между ними. Омега хотел бы списать этот порыв на экстази и алкоголь, приправленный сигаретным дымом и, словно вишенкой на торте, пьяйнящим запахом истинного. Он смял губы мужчины, не чувствуя должного сопротивления. В голову ударило покруче алкоголя, разум повело, оставив только голые инстинкты. Они целовались, забыв обо всём. Чанель, словно тоже опьянев, кусал сладкие губы, проходился языком по ровным зубкам, ласкал нёбо. Бэкхен положил обе руки на чужие сильные плечи, подался сильней вперёд, наваливаясь на альфу, и это было словно вспышка перед глазами Пака. Это вернуло это в реальность. В реальность, где он целовался с мальчишкой в своей машине, будучи женатым семьянином! Боже правый! Да, что ж он творит. — Бэкхен…– позвал мужчина, отпуская чужие припухшие губы. Кинув на них секундный взгляд, альфе неожиданно стало настолько противно от себя. Как он только мог. Он придерживал омегу одной рукой за плечо, второй там, где через грубую кожаную куртку прощупывался изгиб талии. Бэкхен был красным, словно рак, хныкал и хватался слабеющими пальцами за пальто истинного, не хотел отпускать, словно если сделает это — произойдёт что-то страшное. Он дышал громко и рвался ближе. Тёплый, даже совсем ручной. Его цыплячья шея покрылась мурашками, ладошки вспотели, как и у альфы. Настолько сильные чувства они оба испытывали впервые, — не надо, Бэк, нет… успокойся. Чанелю снова казалось, что мальчишка заплачет, разревется прямо на этом месте, не отпуская его рук, но он не плакал. Глаза лихорадочно блестели, словно вот-вот и упадёт слеза, но этого не произошло. Пак чувствовал себя настолько ужасно, насколько не чувствовал никогда. Неожиданно Бэк снова рванул ближе, клюнул влажными и распухшими губами в уголок паковского рта и мгновенно сел на своё место, отвернувшись к окну. Дверцы машины по-прежнему были заблокированы. Чанель нырнул словно онемевшими пальцами во внутренний карман пальто, вынул пачку наполовину выкуренного Винсента, закурил одну, щелкнув в темноте зажигалкой. Выдохнул в наполовину открытое окно. Вещица была дорогая, тяжёлая и старая. Он купил ее давно и пользовался не так часто, но она постоянно была с ним приятной тяжестью в кармане. Резной металлический бок, какая-то геометрия. Затянулся глубоко, медленно выдохнул, стряхивая пепел за пределы машины. — Мы не можем. Пойми, — хриплым басом разрушил устаканившуюся тишину. Бэкхен молчал, только глаза продолжали сверкать в темноте. Чанель невесело посмотрел на массивное обручальное кольцо на безымянном, которое носил постоянно, отвел взгляд к Бэкхену, — продолжим жить, как раньше. Я со своей семьёй, а ты влюбись в кого-нибудь… своего возраста, со схожими интересами, пока не стало слишком поздно. С Луханом, так уж и быть, общайтесь. Бэкхён поджимает губы. Алкоголь и наркотик подавляет особо сильные приступы боли в сердце, будь они не с ним, он бы уже разревелся. — Ты говоришь мне влюбиться в другого, но как же я влюблюсь, ведь они не ты? Ведь они не были созданы специально для меня, — хрипит омега, сжимая края кожаной куртки до боли в пальцах. Чанель фыркает. — Истинность, — это слово жгёт ему что-то под ребрами, — кому она нужна. Однажды ты вырастешь и поймёшь меня. Истинность превращает нас в чудовищ, зверей… в рабов. Кто дал ей право решать, с кем связывать нас? Она лишает воли и здравого рассудка. С ней ты не принадлежишь сам себе. Истинность — зло. Без неё намного проще, как и без любви…– от дыма щипало в носу. Альфа докурил до фильтра, небрежно выбросил сигарету в окно. Чанель вновь посмотрел на молчавшего омегу, отмечая, что вуаль неожиданной безудержной страсти и похоти пропала, а чувство отвращения к самому себе — нет. — Разблокируй дверь, мне нужно домой, — проговорил Бэкхен, а додумал –«видеть тебя не хочу…» Альфа выдохнул, прикрыл глаза, разблокировал с характерным звуком. Мальчишка сразу схватился за ручку, немедля открывая дверь и выходя на прохладный воздух. Ощетиниваясь от неожиданно холодного осеннего ветра. — Я надеюсь, тема закрыта раз и навсегда, — успел сказать Пак перед тем, как дверь с хлопком закроется, а Бэкхен, словно отрезвев, бодро направится в сторону дверей и исчезнет за ними через секунду, даже не обернувшись, но Чанель и не ждал этого.