***
Сехун побарабанил пальцами по рулю, прикусил губу и всмотрелся в пустующий двор школы. Урок ещё не закончился, но альфа уже стоял здесь, дожидаясь в теплом салоне машины своего омегу. Они договорились встретиться в обеденный перерыв. Посидеть в каком-нибудь небольшом кафе, если повезёт, то и съесть чего вкусного, а потом О отвезет мальчишку к репетитору, а сам поедет в участок. В кармане пальто лежала синяя коробочка с кольцом, и от этого становилось так волнительно, словно он и вправду решился сделать Лу предложение. Это было бы, конечно, чудесно, но не в их положении. Не сейчас. Это обязательно произойдёт, но только тогда, когда все будут готовы. В самом начале их отношений было так сложно! Сехун корил себя каждый чертов раз, когда его похабные мысли вплетали маленького омегу в свои зыбучие пески. Альфа окрестил сам себя конченным педофилом, любителем маленьких невинных тел, но ведь кроме Лухана его ни к кому не тянуло. Он каждый чертов раз боялся, что об этом кто-то может узнать. Он хранил это в себе, заливал мысли алкоголем, а разбушевавшееся воображение подавлял в кровати с разными другими омегами, когда на самом деле хотел только одного. Он всегда хотел найти того самого, природного. Того, кого сделала для него сама вселенная, подобрала точно. Сехун ждал и верил, но когда тем самым истинным оказался сын лучшего друга… всё рухнуло. Он хотел убежать, словно трусливый пёс, поджав под себя трясущийся хвост. Ему, альфе в почти сорок, с погонами на плечах и стальными нервами, неожиданно стало страшно, ужасно неловко. Как так? Почему? Зачем именно он? Лухан оказался намного храбрей, он словно знал, что так будет. В один момент он оказался настолько близко совсем неожиданно, прижался дрожащими от неуверенности губами к сухим, полопавшимся губам альфы, прихватил сначала нижнюю, потом верхнюю губу, неловко, неумело, боясь сделать что-то не так, боясь показаться совсем «зелёным». Ему же было всего шестнадцать. Маленький птенец. Отличник в классе, пример для подражания. А Сехун боялся ответить. Замер с широко открытыми глазами, наблюдая за тем, как едва заметно подрагивают чужие пышные ресницы и бровки ползут к переносице. Очаровательно. Он просто не мог поверить, что этот мальчишка его. Он ушёл тогда, скомкано попрощавшись, сославшись на кучу дел в участке, не смог уснуть ночью, ворочался и рычал в подушку от всех своих чувств, что переполняли, жаждали вырваться наружу. Он не мог смотреть нормально на Чанеля. Ему становилось стыдно. Это ужас. Как он может чувствовать такое к сыну своего друга? Своего лучшего друга! И всё-таки они встретились через два дня. Альфе было просто физически плохо, ему нужно было прояснить то, что происходило. Просто поговорить. Сехун, как и сейчас заехал за ним после школы, в свой обеденный перерыв, так же барабанил по рулю от нетерпения и волнения, разъедающего внутренности. — Ты ведь знаешь, что между нами происходит? — неожиданно спросил тогда Сехун, разрывая тишину, выдыхая горький дым сигарет в приоткрытое окно дорогой машины. Лухан даже боялся здесь дышать. Всё пахло истинным. Всё здесь было Сехуном. Ему даже нравился этот запах сигаретного дыма и совсем не потому, что он привык с детства, ведь отец курил ещё со студенчества.– Тебе ведь должен был рассказывать об этом папа, да и в школе вы наверняка уже это проходили… — Я знаю, что это, — кивнул Лухан, сжимая пальцы между собой сильней. Он мог чувствовать все эмоции альфы. После того поцелуя многое изменилось. Он начал чувствовать не только себя, но и что-то ещё. Он чувствовал неожиданное сильное возбуждение ночью без причины, брезгливость к варёным кабачкам, которые любил класть в жаркое папа, поэтому выкладывал их, то же и с радостью и грустью, страхом и волнением. Сейчас мальчишка чувствовал противное волнение, и хоть альфа никак это не показывал, именно это он сейчас чувствовал, выкуривая вторую подряд сигарету. — Прекрасно, — выдохнул О, в тот же момент выкинув бычок куда-то под колеса машины.– Я чувствую твоё спокойствие, почему ты не взволнован? — Потому что ждал вас?.. — сразу же ответил омега, повернув голову к Сехуну. Светлые, словно пшеничные волосы альфы были уложены в беспорядке и признаться, Лухан очень сильно хотел их потрогать.– Не говори, что тот поцелуй был ошибкой, он не был ей… наверное, это вообще самое правильное, что я сделал за всю свою жизнь, — мальчишка говорил это, смотря на альфу, не отрывая глаз, а О тем временем не мог заставить себя не смотреть на влажные на вид искусанные розовые губы, которые ещё два дня назад прижались к его собственным, чувствуя тепло, мёд и перебивающий всю эту сладость горечь сигарет с ментолом. Альфа очнулся только тогда, когда наклонился к Лухану совсем близко и нежно коснулся своими губами его, словно на пробу, а после, не почувствовав сопротивления, поцеловал смелее, кусая за губы, переплетая языки. Ладонь легла на чужую талию, скрытую тканями форменного пиджака и рубашки, слегка сжимая эту самую ткань между пальцев. — Твой отец меня убьет, — выдохнул тогда Сехун в губы Лухану, а омега лишь улыбнулся, прошептав: — Он никогда не узнает. Разве что до того момента, пока мы сами ему не расскажем. И именно так всё началось. Тайные встречи, редкие ночёвки в квартире Сехуна, краснеющие от поцелуев губы, жаркие ночи и тягучее, тёплое, ужасно приятное чувство в груди, которое в особенные моменты растекалось волнами по всему телу, отдавало в кончики пальцев приятной дрожью, так началась их любовь. Когда они шли по улице или сидели в небольших кафе и случайно альфа ловил на их паре осуждающий взгляд — ему было глубоко до лампочки. Да и что? Что вы сделаете? Да, мой омега молод и прекрасен, я люблю его всем сердцем, всем нутром, и если вы что-то имеете против этого, против него, против нас, то сначала вам нужно будет пройти через меня, ведь этот малыш под моей надёжной защитой, за моей спиной, и я ни за что не дам вам и себе сделать ему больно! Сехун отвлекся на руль, колупал резиновую обивку короткими ногтями, погрузившись в собственные мысли, а потом просто метнул взгляд к главным дверям старшей школы, словно что-то почувствовал. Увидел, как подростки выходят из здания, спеша домой, громко переговариваясь и смеясь, шагая парами или целыми компаниями, по одиночке, с наушниками в ушах, с телефонами у ушей, улыбаясь, зевая, кутаясь в куртки, плащи и пальто. Все такие одинаковые на вид, но совершенно разные внутри. Знакомая фигурка так же вышла из дверей школы, на ходу застегивая куртку, проверяя время на телефоне. Лухан улыбался, махал одноклассникам, что-то даже кричал, но в салоне машины Сехуну было не слышно. Подходя ближе к воротам, омега начал кружить взглядом, сразу находя нужную машину, улыбаясь и быстрее шагая к ней, чтобы резво заскочить в салон, глухо хлопнув за собой дверью. — Привет, — Сехун как обычно потянулся для приветственного поцелуя. Обычно лёгкого, холодного с улицы и наполненного свежестью. Блондин прильнул в ответ, коснувшись прохладными влажными губами чужих тёплых и сухих, подхватил за нижнюю губу, смыкая на ней губы, то же самое проделывая и с верхней. — Привет, — выдохнул он с улыбкой, оторвавшись от альфы на пару сантиметров, но всё-таки едва касаясь чужих губ своими, смотря прямо в глаза. — В наше любимое?..– заводя машину, спросил О. Уточнять не требовалось. — Да, я бы поел сейчас чего-нибудь… Они заказали по удону. Сидели в дальнем углу у окна, рядом с друг другом, прижимаясь плечами, переплетая пальцы рук. Здесь было всегда немноголюдно и это было странно, ведь готовили в этом кафе прекрасно. Негромко играла музыка и пахло едой с кухни, на столе стояли салфетки и соль с сахаром, а обслуживала редких посетителей сама хозяйка, милая пожилая омега, чьи волосы были убраны в нелепый пучок и виднелись белеющие прядки. Свободная левая рука нырнула в карман пальто, что висело на спинке стула, и пальцы нащупали бархатную коробочку с кольцом внутри. В груди затянуло и волнение накатило волной, что аж дыхание замерло. Кажется, подумаешь, пф, какое-то кольцо, оно же просто парное, это просто ещё раз докажет твою любовь к мальчишке, серьезность отношений, и именно от этого становится настолько волнительно. И Сехун решился, взял в большую ладонь коробочку, несильно сжал, словно набирался уверенности, вытащил из кармана и молча поставил на столешницу, между тарелок, поближе к замершему с палочками у рта Лухану. — Се?.. — Не знаю, что и сказать…– фыркнул О, потом вдохнул шумно, словно собирался с мыслями, — это парные кольца, как только я увидел их, понял, что это то, что нам нужно, — он открыл коробочку, вытащил тонкое серебряное кольцо, взял в руку вмиг похолодевшую правую ладошку омеги, легко надевая на тонкий безымянный палец, — я честно не знаю, зачем… просто захотел, это как доказательство, насколько сильно я люблю тебя, — несильно сжал ладонь, наблюдая за тем, как зрачки Лу едва заметно подрагивают. А после пары секунд молчания, подался вперёд, целуя влажно, с зажмуренными глазами, цепляясь тонкими пальцами за ткань рубашки, словно хотел вспороть её ногтями. Сердце Лухана гулко стучало по рёбрам, неожиданно стало так тепло, на щёки пополз румянец, а кончики ушей покраснели. Он чувствовал, как всё внутри него дрожит. — Я тоже очень сильно люблю тебя… очень, — он говорил это сбивчиво, от недостатка кислорода в лёгких, от переизбытка эмоций, прижался щекой к широкому плечу Сехуна, пряча горящие от смущения щёки и уши, чувствуя ужасный жар, выдыхая его в жилистую шею своего альфы. О не удержался от совершенно глупой улыбки, прижал мальчишку ближе к себе, положив руку на поясницу, поверх форменного школьного пиджака, зацепился взглядом за собственный безымянный палец на правой руке, на котором уже блестело серебряное кольцо, прижался щекой к взъерошенному затылку Лухана, понимая, что всё он сделал так, как надо. Всё он сделал правильно.***
Кёнсу не мог спокойно усидеть на месте, он чувствовал себя настолько глупо, что через каждые несколько минут подрывался положить пальцы на ключ зажигания и провернуть его, уехав от треклятого клуба настолько далеко, насколько получится, чтобы больше никогда не увидеть истинного. Слепого, с отбитым нюхом или насморком… или почему он не чувствует Кёнсу?! У омеги чесались ладони, он хотел подойти к альфе с вызовом во взгляде чёрных глаз, с вызовом в походке, жестах и словах, да, блять, даже с вызовом в дыхании! Что, чёрт возьми, этот парень себе позволяет?! Даже не посмотрел, не повёл носом, словно Су слился со стеной, словно его не было!.. Поэтому омега постоянно отдергивал пальцы от ключа, словно от огня, поджимал губы и без конца смотрел на дверь клуба. Он знал, что это было глупо. Альфы даже могло не быть сегодня там, вдруг он отсыпается после ночных полуголых танцулек?.. И выжидать его тут, сидя в машине… глупо. Да, да… именно глупо. От своих же мыслей Кёнсу становится плохо. Он в чертов перерыв на обед вместо того, чтобы спокойно кушать в компании с коллегами, сидит здесь, голодный, злой, обиженный. Омега прикусывает пухлую губу с силой, смотрит на ключ зажигания, выдергивает его, убирая в карман пальто, выходит на прохладную улицу, хлопая за собой дверью Форда. Машина пиликает на своём, провожая хозяина, когда тот нажимает на кнопку сигнализации на ключах в кармане. Идёт к дверям клуба. Он надеется, что его не выгонят, хотя даже не знает, что говорить. Он идёт по тёмному коридору, который вчера вечером светился красным неоном, в помещении самого клуба идёт уборка, стулья перевёрнуты вверх ножками на столах, а между ними со швабрами ходят две уборщицы в белых фартуках, за баром сидит уже другой бармен, более молодой, он улыбается, смотря в экран телефона, что-то пишет там же, не обращая внимание на реальный мир. Никто не поднимает на Кёнсу даже удивленный взгляд, все продолжают заниматься своими делами. Омега не знает, к кому обратиться за помощью найти альфу, они же наверняка могут знать его, и очень хорошо… Он подходит к тому самому бармену, отвлекая от переписки негромким «извините». Молоденький альфа поднимает на него взгляд. — Извините, клуб закрыт, откроется только в семь вечера, — проговорил он, словно говорил это уже множество раз. — Я знаю, но я не поэтому здесь, не могли бы вы мне помочь? — просить неловко, но что поделать, может парнишка что и скажет дельное. Бармен поджимает губы, убирает смартфон в сторону, положив на столешницу экраном вниз. — Чем я могу вам помочь? –… альфы что танцуют у вас, мне нужен один из них, он вчера был здесь, — начал Кёнсу. Из головы повылетали все мысли и выходила какая-то непонятная каша. — Извините, но о сотрудниках нашего клуба я не могу разглашать личную информацию, — дежурно проговорил бармен, помотав легко головой для уверенности, мол, нет, не могу, не просите даже. — Понимаете, он мой истинный, и мне срочно нужно с ним увидиться, — резко начал омега, положив ладони на столешницу, подавшись вперёд, что заставило молодого альфу невольно отступить на шаг от неожиданности, — у него тёмные волосы и татуировки на теле, понимаете, он мне нужен… пожалуйста. Бармен нахмурился, словно думал, помочь? Нет? По его взгляду было понятно, что он знает о ком говорит Кёнсу. — Ладно, хорошо, — согласился парень, — подождите здесь, я сейчас его позову, хорошо, вам повезло, что он ещё не уехал… Альфа скрылся за дверью с табличкой «только персонал клуба», оставив Кёнсу стоять у барной стойки. Вот сейчас стало и вправду волнительно и страшно. Что говорить? Что ему сказать, чёрт подери?! Я твой омега, которого ты почему-то ещё не почувствовал, когда я в свою очередь дышать нормально не могу, везде твой запах?! Су для уверенности понюхал свой шарф, свои запястья. От него пахло. Природный запах смешивался с туалетной водой, но всё равно вырывался вперёд. Как можно не почувствовать? Ладони намокли от волнения, и омега поспешил провести ими по пальто, сглотнуть комок волнения в горле, перед тем, как откроется та самая дверь. В помещение клуба первым вышел бармен, за ним, обгоняя на пол головы в росте, шёл истинный Кёнсу. Его волосы были убраны с помощью геля назад и завораживающе блестели вишневым на свету. Чёрная рубашка была застегнута наполовину, открыв вид на одну из многочисленных татуировок и тонкую серебряную цепочку на шее с каким-то кругляшом чуть ниже ключиц, тёмные джинсы. Он не был похож на того себя, которого Кёнсу случайно встретил в супермаркете, это были словно два разных человека. Бармен отошёл обратно к стойке, а альфа остановился в метре от омеги, прижавшись поясницей к барной стойке. Он выглядел уставшим, даже не выспавшимся. — Чем обязан? — спросил наконец истинный, сложив руки на груди. Эти слова звучали настолько небрежно, даже грубо, что во рту стало ужасно горько, словно Су рассосал горькую таблетку и не запил водой. Волнение, этот тон… омеге расхотелось вообще всё в одну секунду. — Я… понимаю, что это звучит глупо, но я правда не ошибся и не вру, — заговорил Кёнсу, — я чувствую, что мы истинные, но ты почему-то этого не чувствуешь и… я пришёл сюда сейчас, чтобы наконец-то разобраться, что всё это значит. Омега ожидал что угодно, но не неожиданно нахмурившиеся брови и забегавший чужой взгляд. Альфа словно снял маску, меняя её на другую. Поменялся в лице, подобрался, встав нормально, а не опираясь на стойку. Кёнсу на секунду заметил, что его ноздри расширились, а грудь приподнялась, как когда набирал побольше воздуха в лёгкие, и резко опустилась, когда выдыхаешь. Он сделал так пару раз, но что-то подсказывает омеге, что тот ничего так и не почувствовал. Зато Су чужой запах чувствовал, сейчас он был не таким резким, более спокойным и всё таким же приятным. — Мы можем… сейчас отъехать куда-нибудь и поговорить об этом? — продолжая хмуриться, неуверенно спросил альфа, словно Кёнсу мог ему отказать. Ни за что. Он только набрался смелости спросить в лицо, разобраться со всем, что происходило, и вот так дать заднюю? Ну уж нет, это не в стиле Кёнсу! Омега по привычке вскинул руку, посмотрев на часы. — Хорошо, — кивнул он, поднимая взгляд на истинного. — Подождешь меня минуту, я за курткой, — уже отходя к той самой двери из-за которой вышел, спросил альфа. Су успел только кивнуть, пряча непонятно от чего задрожавшие на руках пальцы в карманы пальто.***
Альфа представился Ким Чонином. Они зашли в какое-то небольшое кафе за углом. Здесь пахло кофе и булочками. В разгар обеда здесь было людно, почти все столики были заняты и они сели за крохотный у стенки, продолжая неловко молчать. А что сказать? Начать сразу по делу или зайти издалека? А насколько издалека? Да и по делу… Кёнсу уже и так всё сказал, зачем Чонин привёл его сюда? Официант подплыл к ним словно из ниоткуда, вежливо улыбаясь и рассказывая о том, что можно перекусить сегодня в их заведении, Кёнсу остановился на кофе и десерте. Есть как-то расхотелось. Альфа заказал только кофе. — Я помню тебя… мы встречались в супермаркете? — неожиданно начал разговор парень, улыбаясь уголком губ. Омега кивнул.– Так вот почему ты на меня так смотрел, ты почувствовал меня, а я тебя нет. Омега посмотрел на альфу открыто, хотел уже что-то сказать, но к их столику подошёл официант, сгружая с подноса две чашки с кофе и тарелку с пирожным. — Почему ты меня не чувствуешь?..– с толикой обиды спросил омега, когда официант исчез за дверьми кухни. Это прозвучало жалобно, даже плаксиво, густые брови придвинулись ближе к переносице, а сам Су мельком посмотрел на истинного. Ким отвел взгляд, молчал долго, не хотел говорить. Омега уже и не ждал, ковырял вилкой пирожное, есть расхотелось совсем. — У меня был омега, — начал после долгой паузы альфа, было видно, что слова даются ему с трудом и он не хочет об этом говорить кому-то, но почему-то продолжает, — мы любили друг друга настолько сильно, что я готов был наверное пожертвовать всем ради него…– Чонин нервно хмыкнул в конце, и этот жест был пропитан настолько разъедающей внутренности горечью и болью, что Су невольно сжал пальцы на ручке чашки сильней, — мы были естественно не истинными, мы понимали, что рано или поздно встретим свои пары и нашим чувствам придёт логический конец, но мы не хотели этого и рискнули сделать операции, удалить обоняние. Я сделал первым, он должен был сделать на пару дней позже меня, а перед этим прийти ко мне в палату… он пришёл, но не в тот же день после операции, не через пару, когда должна была пройти его, мы бы стали навечно вместе. Он пришёл через дня четыре, сказал о том, что в день моей операции, когда уже направлялся ко мне, чтобы проведать, нос к носу столкнулся со своим истинным и выбирает его. Он предал меня и нашу любовь, отказался от меня, от операции… а я уже два года ничего не чувствую, мир для меня стал бесцветным… Приехал обратно в Корею месяц назад и тут появился ты, утверждаешь, что мой истинный, — альфа невесело улыбнулся, поднял взгляд на молчавшего все это время Кёнсу, облизал полные губы, чтобы снять напряжение, –…и если это правда, то прости меня, но я не почувствую тебя уже никогда… К сожалению, Су знал о такой операции. В то время, когда он и Чанель думали о свадьбе, они чуть не решились сделать такую же. Отказаться практически от всего ради друг друга. Мир бы для них стал бесцветным, безвкусным. Но что-то в последний момент их остановило, и они больше не вспоминали об этой операции. В то время был целый «бум» неистинных пар. Истинность считали слабостью. Никто не хотел повиноваться природе. Истинных отвергали, делали операции, становясь инвалидами, удаляя нюх подчистую. Омега опустил чашку на стол, его рука медленно скользнула вперед, едва ощутимо коснулась кончиками пальцев чужих длинных и расслабленных. Кёнсу боялся непонятно чего. Оттолкнет?.. нет? Рискнул. Скользнул выше, не чувствуя сопротивления, сжал чужие пальцы, чувствуя приятное тепло, сухую кожу. Ему не хотелось верить, что с этим уже ничего нельзя сделать. Выход всегда есть.***
«Я и Чонгук сегодня на крыше, давай с нами?» — пробежался Бэкхен глазами по строчками в сообщении от Тэхена. Омега прикусил губу, отложил телефон дальше на скамейку, натянул на голову резиновую шапочку, убирая под неё чёрную чёлку. За стенкой, в раздевалке альф, было шумно, Бэк слышал даже отсюда их оглушительный смех, дурацкие пошлые шутки. «Окей, присоединюсь после тренировки» — быстро напечатал мальчишка, когда услышал в коридоре оглушительный ор тренера Чона, который парочкой ласковых слов просил учеников последовать в бассейн, так как тренировка уже началась. — Бэк, тебя это тоже касается! — постучав костяшками пальцев в тонкую дверь омежей раздевалки, крикнул тренер, и его шуршащие шаги постепенно стихли в сторону зала.***
В лёгких жгло от нехватки кислорода и омега в очередной раз выныривает, хватает губами воздух с каплями хлорированной воды, погружается обратно, гребя брассом. Очки на глазах ничуть не помогают, вода все равно каким-то образом в них попадала и каплями осталась на пластмассках, закрывая весь обзор. В голове не было ни одной мысли, в ушах лишь шаги тренера у кромки бассейна и едва слышное тиканье его секундомера. Навряд ли это тиканье можно было вообще услышать, но Бэкхен слышал, чувствовал. Он делает последний рывок и выныривает рядом с бортиком, хватаясь за него мокрыми пальцами, пытаясь одновременно выровнять сбившееся дыхание и оттянуть выше на лоб очки. — Хорошо…– тренер делает какие-то пометки у себя в блокноте, –… очень хорошо. Выравнивай дыхание и выходи из воды, — говорит он, а после намного громче, обращаясь ко всей команде, — выходим из бассейна, у меня есть для вас объявление! Бэкхен вдыхает и выдыхает полную грудь ещё пару раз, пока альфы шустро выходят из воды, поправляя плавки на ходу, словно омеги для них не существует, строятся в шеренгу напротив тренера Чона. Бэк становится в самом конце, так как самый низкий, проводит по лицу ладонями, стирая капли воды с кожи. Было немного прохладно на поверхности, не то что в воде, поэтому мальчишка чуть ли не весь покрылся мурашками и постоянно передергивал покатыми плечами с россыпью очаровательных родинок, которые так и манили к себе взгляды. — Как вы все знаете в начале ноября у нас традиционные соревнования по плаванию, — начал тренер, сцепив руки на спине и прохаживаясь туда-сюда медленным взвешанным шагом.– Нашу школу будут представлять два человека — это Чхве Минхо, — шеренга из альф одобрительно загудела, и на того самого Минхо посыпались довольные похлопывания сокомандников, Бэкхен остался стоять в стороне, ожидая следующие имена, — и Дун Сычэн, — альфы не перестовали гудеть и улыбаться друг другу: тем, кто был выбран — одобрительно, тем, о ком не сказали — подбадривающе, мол, ничего! Ещё будет твоя минута славы, бро! — И… Бён, если будешь показывать такие же впечатляющие результаты, у тебя есть все шансы попасть в этот небольшой список. Так держать, — тренер Чон едва заметно дёрнул уголками губ, посылая улыбку мальчишке в конце строя. Такому низенькому и худому по сравнению с громилами-альфами. — Но, тренер! Он же омега! — внёс свои пять копеек кто-то с начала шеренги. — Да? И что?.. Тебя, Тао, смущает то, что омега плывет быстрее тебя, бестолочь? Альфа в красной шапочке с чёрными резиновыми очками на лбу презрительно фыркнул и передернул широкими мускулистыми плечами, отводя взгляд в сторону. — Спасибо, тренер, — кивает в знак благодарности омега и получает едва заметную улыбку альфы в ответ.***
Бэкхен обтирается полотенцем, ерошит влажные волосы на голове, придерживает махровую ткань у паха, наклоняясь за боксерами. Он уверен в том, что в раздевалке альф уже никого не осталось, так как там подозрительно тихо. Натягивает быстро трусы и рубашку, заправляет в форменные брюки, зажимая ремнем на последнюю дырочку, и не забыв на скамейке пиджак с рюкзаком, щелкает задвижкой на двери, выходя в коридор, где намного прохладней, нежели в небольшой комнатке раздевалки. В кармане брюк вибрирует телефон, но омега даже не успевает опомниться, как его резко прижимают к стенке, не забыв хорошенько приложить затылком к бетонной стене. Бэкхен хмурится от резкой боли в затылке, сжимает кулаки, поднимает взгляд. ЦзыТао. Он учится в параллельном и ходит с Бэкхеном на плавание. Прослыл в этой школе, как спортсмен, казанова, да и просто идиот, любящий устраивать вечеринки на хате, когда родители уезжают подальше на подольше. Тренер Чон постоянно его чехвостит, и, честно, Бэкхен не знает за что, ведь не смотрит на то, как плывут его сокомандники, но, видимо, всё же есть за что… Одна его ладонь опирается о стену рядом с лицом Бэка, а второй он небрежно держит омегу за рубашку, чуть ли не вытягивая её из-за пояса брюк. Бить будет? Мальчишка замечает неподалёку ещё одного альфу, стоит прижавшись к стенке плечом, выглядывает за поворот, «на шухере», значит. — Эй, ты! — бросает альфа и тянет за рубашку сильней. По его рукам голубоватым переплетениями взбухают вены, а рукава рубашки закатаны до локтей, — что ты такого сделал тренеру, что он хочет толкнуть тебя на соревнования?! Ты пришёл только одну тренировку назад! Отсосал, мерзкая сука?.. Дырку подставил?.. И ладно бы надо было решить этот конфликт, высосанный из пальца, только для того, чтобы унизить или разозлить омегу, словами, но нет, Бэк так не умеет. — А что? Я забрал твоё место под солнцем? — с вызовом, дерзко, нагло. Вцепился пальцами в чужое запястье, пытаясь отцепить руку от своей рубашки. Если они сейчас подерутся, то будет не очень… Бэкхен всё-таки хотел увидеться с друзьями, а не с директором, который его на дух не переносит за пирсинг в губе и тату на шее, которое даже видно из-за воротника белой рубашки, хоть скрывай, хоть не скрывай, всё одно… — Молчи и слушай меня, сука, вали из команды, здесь омегам делать нечего, а если по-хорошему не поймёшь, буду объяснять по-плохому…– альфа оскалился в подобии самодовольной улыбки, прикусил губу, щуря раскосые тёмные глаза в полумраке коридора.– Понял? — Да пошёл ты!..– это вырывается быстрей, чем омега успевает подумать, а потом резко пинает Хуана в живот ногой, оставляя на белой, форменной рубашке отпечаток подошвы кед, альфа валится на задницу от неожиданности. Всё происходит буквально за секунды, он ударяет пару раз Тао, бьёт со всей силы, а потом его неожиданно кто-то хватает за плечи, отталкивает подальше, позволяя Цзы подняться на ноги, держит крепко и дышит в ухо неприятно громко, Бэкхен успевает догадаться о том, что это тот второй альфа. Он дергается изо всех сил, пытаясь вырваться, пока Тао подходит к нему, стирая с уголка разбитых губ каплю крови, собственные костяшки на правой руке неприятно саднят, покраснели заметно. Тао бьёт без предупреждения, сильно, кулак прилетает по скуле и кожа лопается, Бэкхен вскрикивает, перестав вырываться. — Эй, что вы там творите?! Что происходит?! — кричит из глубины коридора охранник и все словно от огня, дергаются в сторону. Бэкхена бросают на пол, рядом с пиджаком и рюкзаком, а сами альфы спешат поскорее смыться и не попасться. Омега слышит приближающиеся грузные шаги охранника и в последний момент, подобрав все свои вещи успевает завернуть обратно в омежью раздевалку и прижаться спиной к стене, слушая, как в коридоре ходит туда-сюда озадаченный охранник, а через пару секунд слышит «тьфу» и отдаляющиеся по коридору шаги. А омега продолжает стоять в раздевалке, щупая свою скулу, на которой обязательно появится уродливый синяк, и едва слышно шипит от иголочек боли, прошивающих до самого нутра.***
Бэкхен сидит на невысоких ступеньках полицейского участка, следя за тем, как солнце быстро катится к горизонту, а небо окрашивается в яркий красный и оранжевый, словно на дворе вовсе не поздняя осень. Чупа-чупс за щекой быстро заканчивается, и все остальное время Бэкхен просто грызет пластиковую трубочку, чувствуя, как неприятно бегут вверх по бедрам мурашки от вечернего холода, но подниматься омега все рано не собирается. Скула ноет и щипет от любого прикосновения, даже самого лёгкого. Багровый синяк уже успел выступить, а царапина из-за лопнувшей кожи — затянуться тонкой корочкой. На крышу к друзьям он не пошёл, соврал про усталость после особо тяжёлой тренировки и пошёл вниз по улице, раздумывая над тем, а куда ему? К отцу? Увидит синяк и будет допытываться, откуда он. К Исину? Та же история, только папа переполошится и решит ещё и узнать, кто именно это сделал, и ведь узнаёт, хочешь не хочешь… пойдёт разбираться, а Бэкхену не хочется гласности, зачем? Подумаешь, ударили друг друга пару раз, он и не такое переживал. Поэтому омега пошёл прямиком к полицейскому участку, и нет, не для того, чтобы написать заяву, он пошёл к Чанелю. Почему-то мальчишке казалось это самым лучшим решением. Поэтому он продолжает сидеть на невысоких ступеньках уже пару часов. А как? Не пойдет же он прямо в отделение, не пустят, будут допытываться, к кому, зачем… Пустят, если только он кинет кирпич в лобовое машины и сам протянет копам две руки, на которых щелкнут наручники. Он уверен, что Чанель ещё в участке, поэтому будет сидеть тут до самого конца его рабочего дня. Омега кутается в дутую куртку сильней, со стороны наверняка напоминая воробья. Холодный ветер пронзает открытые участки тела, нос краснеет и кончики ушей тоже, Бэкхен запоздало думает о том, что может заболеть после таких посиделок на улице. Омега смотрит на экран своего почти разрядившегося телефона и думает о том, что Чанель скоро выйдет. Он подходит к не по наслышке знакомой машине, опираясь на неё и продолжая грызть пластиковую палочку от чупа-чупса, хотя ему сейчас очень сильно хотелось бы затянуться ядовитым дымом сигареты. Знакомая высокая и плечистая фигура выходит из здания полицейского участка в длинном и на вид очень теплом пальто к часам восьми, когда на улице не только температура опустилась значительно ниже, но и стремительно потемнело. Альфа остановился на крыльце здания, торопливо закуривая крепкие сигареты и разблокировывая иномарку, что припаркована совсем близко. Он достаёт из кармана пальто телефон, что-то щелкает по нему, а потом прикладывает к оттопыренному уху, так и не заметив у своей машины низенького омежку, что выдыхает белый пар изо рта, прячет замёрзший подбородок в воротник куртки. Альфа говорит недолго, убирает телефон, когда подходит к иномарке совсем близко. На секунду Бён замечает, как в удивлении подпрыгнули брови мужчины при виде истинного. Он заметно сильней сжимает полными, потрескавшимися губами фильтр сигареты и хмурится, оглядывая с ног до головы мальчишку. — Чего ты тут делаешь? — вместо приветствия выдыхает сигаретный дым альфа, останавливаясь напротив Бэкхена в паре метров, словно боялся подойти ближе.– А если бы тебя кто-то увидел рядом с моей машиной? — А что? Боишься, слухи пустят? «К сорокалетнему офицеру Паку бегает молодой омежка?» — фыркнул Бэк и отвел взгляд в сторону. Запах сигарет почему-то именно сейчас раздражал до невозможности, и омега поморщил нос, шипя от боли в скуле. — Мне ещё не сорок, что б ты знал, — послышалось от мужчины, а потом чужие сильные пальцы сжались на бёновском подбородке и небрежно повернули в сторону, взгляд пробежался по синяку, а Бэкхен не удержался и хмыкнул, совсем не препятствуя мужским рукам, что так нагло-сильно сжимали его подбородок.– Что это? Подрался?.. — А что, если да? Набьешь моему обидчику лицо? — Больно надо, твои проблемы — решай их сам, — ощущение сильных пальцев исчезает так же неожиданно, как и появилось. Чанель открыл дверь своей машины, скидывая между сидениями телефон и ключи, заставляя омегу отойти чуть дальше.– Ты не должен сюда так бессовестно заявляться, ты понял меня? — он хлопает дверью, смотрит недовольно прямо на Бэкхена. — Так всё-таки боишься за свой авторитет семьянина, у которого может быть кто-то ещё… на стороне? — мальчишка откровенно потешается над Паком, засовывает разгрызенную палочку от чупа-чупса в карман куртки. – Мы не вместе, — сквозь зубы цедит альфа, кидая под подошву ботинок окурок и растирая его по асфальту при этом продолжая не мигая смотреть на омегу, словно намекая, что такое может случиться и с ним. — Пока что, — флегматично пожимает плечами Бэкхен, а Чанель сжимает челюсть до скрипа зубов, до выступивших желваков. Он смотрит на омегу, словно хочет прочитать его мысли. Что творится в голове у этого строптивого мальчишки?! Но там стена, высокая и глухая, через неё не перебраться, под неё не подкопать, только ломать, идти напролом. — Садись в машину, — басовито говорит Пак, пропуская слова Бэка мимо ушей, — я отвезу тебя домой, пока ты ещё чего не натворил. Бэкхен едва слышно хмыкает, словно знал заранее, чем это всё закончится, обходит машину под пристальным взглядом истинного, садится на переднее пассажирское, кидая рюкзак на заднее сидение. В машине намного теплее, чем на улице. Чанель садится следом, хлопая дверью, заводит авто и настраивает печку, из-за чего в продрогшие ноги мальчишки начинает дуть тёплым воздухом. Становится хорошо, в груди сердце стучит быстрее обычного, а взгляд то и дело соскальзывает с лобового стекла на напряженный профиль альфы, что, легко выкручивая руль, выезжает на дорогу в поток машин. Мужчина прикусывает губы, а Бэкхену хочется их поцеловать. Неожиданное такое желание. Может, из-за приближающегося гиперактива? Омега не знает точно, он просто хочет… Он прикусывает губу и поджимает под форменной рубашкой живот чуть ли не к позвоночнику. Бэкхен чувствовал, когда на щеки полз предательский румянец, когда представлял, как бы сидел на альфе, мерно раскачиваясь вперед-назад, а офицер бы впивался грубыми пальцами в его ягодицы, наверняка оставляя на них синяки, вынуждая наращивать темп, опуская на себя полностью, до самого конца, касаясь вспотевшими бедрами друг друга. От всех этих мыслей становилось дурно, в салоне машины словно стало невыносимо жарко, что аж по виску стекла капля пота, щекоча кожу. Бэк шмыгнул носом, отвернулся к окну, следя за пробегающими мимо иномарки яркими вывесками зданий в Мёндоне, а сердце всё не переставало гулко биться о грудную клетку, словно заточенная дикая птица. Чанель завернул в знакомый двор, над которым возвышались многоэтажки, сверкая бликами застекленных балконов, на которые падал свет от фанарей, ярких вывесок. — Выходи, — в голосе мужчины звучит сталь, но это совершенно не пугает омегу. Бэкхен только отстегивает ремень безопасности и кладет ладошку на ручку, но совсем не спешит открывать дверь. Чанель будто специально не смотрит на него. Смотрит куда-то перед собой, хмуря густые брови. Во взгляде плещется усталость. Длинные пальцы мерно стучат подушечками по кожаному рулю, а когда взгляд омеги цепляется за обручальное кольцо на безымянном, в груди больно сдавливает обида и… ревность. Омега подается вперёд, он делает это не резко, сокращает расстояние и целует альфу в напряженные губы, легко положив теплые ладошки на чужие плечи. Бэкхен целует медленно, слегка кусает за нижнюю губу и оттягивает, смотря на Чанеля, прямо в глаза. Он ожидал, что тот оттолкнет, но мужчина не делал ничего, словно знал, что это произойдёт, что кто-то из них сорвется, только смотрел чернеющими глазами прямо на омегу. Бэкхен извернулся на собственном сидении и уже возвышался над альфой, устроив свои худые колени по бокам от его бёдер, на широком сидении машины. Он упирался макушкой прямо в отделанный чем-то мягким потолок, шуршал по нему мягкими волосами и льнул к горячему словно печушка мужчине ближе, целовал обветренные полные губы, положив собственные ладони на щёки с едва ощутимой щетиной, чувствуя, как внизу живота всё скручивается впервые так ощутимо. Бэкхен отрывается от губ, целует в щёку, в скулу, ведёт ладошкой вниз по большим пуговицам пальто, царапая их ногтями, словно просит расстегнуть. Чтоб кожа к коже, чтоб очень близко. Петелька за петелькой сам расстёгивает чужое пальто, чувствует большие горячие ладони на своих бедрах, через ткань форменных школьных брюк. Но те быстро пропадают, словно альфа одергивает себя. Нельзя. Чанель, ты же помнишь, что нельзя? Конечно, помнит, но мозг накрывает какая-то дымка, и ладони вновь ложатся на чужие мягкие бёдра, сжимая с каким-то странным удовольствием, когда в голове красной лампочкой разрываются последние капли рассудка, не похороненные под толщей из ниоткуда взявшейся похоти и желания с позорно вздыбившейся ширинкой. Чужие тонкие пальцы дергают за ремень, и Чанель словно всплывает из-под толщи воды на секунду, хватая узкие, вспотевшие ладошки, убирая их обратно себе на плечи, а собственные на чужие ягодицы, обтянутые тканью брюк. Он придвигает мальчишку ближе к себе, опираясь на голые инстинкты. Бэкхен скользит бедрами по паковской ширинке, и обоих прошибает волна, отдаёт куда-то в мозг, отключая последние мысли, оставляя только жгучее желание двигаться навстречу друг другу. У Чанеля сносит последние заслонки, он уже сам целует тонкие губы истинного, кусает и оттягивает, зубами дёргает за собачку на куртке, упираясь носом в тонкую шею, где запах мяты и лайма прекрасен, заставляет вдыхать чаще, приоткрыть рот, наполнившийся такой вязкой слюной, чтобы вонзиться в тонкую кожу, пометить. Но мужчина легко прикусывает, лижет языком место укуса, сжимая пальцы на ягодицах Бэкхена сильней, буквально вжимая его в себя. Ему хочется без всей этой одежды, не в машине на сидении… Бэк стонет в поцелуй с привкусом вина, что кислит на языке, сжимает пальцами пальто на плечах сильней, двигает бедрами, проезжаясь каждый чертов раз собственным членом по чужому возбуждению через ткань брюк. Бэкхен жмурится, закусывает губу, и это выглядит так… так крышесносно, что Чанель скользит ладонью в пояс омежьих брюк, под тугую резинку боксеров, сжимает аккуратный член у основания. Ведёт вверх, словно выбивая из легких мальчишки весь кислород, заставляя от одного движения кончить в трусы, а самому уткнуться мокрым лбом в покатое плечо, чтобы через пару секунд вытянуть собственную ладонь из штанов Бэкхена с каплями белесой спермы. Вытирает ладонь о собственные брюки, чувствуя пульсирующее в штанах возбуждение, которое так и не нашло выхода. Ему сейчас ужасно неприятно. Не из-за всей этой ситуации, нет. Из-за себя. Он предал самого себя, свои убеждения и взгляды, поддался минутному чувству, инстинктам… истинности в конце-концов. Внутри так тяжело, что не поднять и руки, в голове, словно молотком — идиот. — Мне пора, и тебе тоже, — хриплый бас разрывает тишину по швам, — это не должно было случиться. — К Кёнсу?..– невесело хмыкает Бэкхен, пропуская последнюю фразу мимо ушей.– Что было не так? Со мной не хорошо?! — Всё! Всё было не так! — неожиданно кричит мужчина в чужое лицо, впиваясь пальцами в мягкое омежье бедро, а после отдергивает руку, словно от огня. — Почему ты такой упертый! Почему не можешь признаться даже самому себе, что это не любовь, ты просто привык думать о том, что любишь его, что хорошо тогда, когда Кёнсу рядом! — кричит Бэкхен, пытаясь сдерживать слёзы, а вместо ответа жгучая сильная пощёчина, как мираж упокоения. Но это нихрена не успокаивает и слёзы все-таки срываются с глаз, скользя по красной щеке, щипая чувствительную после удара кожу. Синяк с другой стороны щиплет, словно ударили по нему. — Ты не смеешь так говорить, понятно?! — глубокий и на первый взгляд спокойный бас прорезает воздух, заставляя омегу содрогаться, — не смеешь. Бэкхен сжимает челюсть до ноющей боли, спешно выходит из машины, чуть ли не запутавшись в чужих длинных ногах, наступая на начищенные ботинки специально, со всей силы и больно, хлопает без слов дверью, громко и сильно, словно ещё секунда и стекла лопнут, посыпавшись мелкими осколками вниз. Чанель закрывает глаза, пытается выровнять дыхание, но задняя дверь неожиданно открывается. Альфа оборачивается в тот момент, когда она снова хлопает, а мимо машины к подъезду идёт злой Бэкхен с рюкзаком в руках. Омега весь красный от переполняемой его злости, с мокрыми глазами, что сверкают в темноте.***
Альфа заходит в дом чернее тучи. Небрежно кидает мелочь на столик в прихожей, не снимая пальто и ботинки проходит мимо зала с диваном, на котором лежит Лухан в больших наушниках с книгой, только блондинистая макушка торчит, омега даже не замечает отца, продолжая дрыгать ногой в воздухе, закинув её на подлокотник. Чанель проходит мимо, прямо к ванной комнате, врываясь без стука в комнату, где шумит вода из душа и подпевает песне в голове Кёнсу в душевой кабине. Муж вздрагивает от звука закрывшейся двери и поворота замка, щурится в прозрачную кабину, быстро смывая с головы белую пену от шампуня. Мужчина оставляет на кафеле грязные ботинки и пальто прямо на полу, открывает магнитные створки душевой кабины, проходя одетым внутрь, притеснив Су прямо к стенке. Целует омегу грубо в пухлые губы, впуская пальцы в мокрые волосы винного цвета, чувствуя, как намокает одежда на теле, закрыв глаза, под веками которых совсем не образ Кёнсу. — Чанель?.. Лухан может услышать, ты что творишь?! — ошарашенно хрипит муж, хмуря густые брови, но Чанель только выворачивает кран на полную, отчего вода шумит сильней, и целует уже в шею, что пахнет ванильным гелем и природным запахом Су, но всё это смешивается в одно, и от чего-то кажется, что пахнет свежестью и лаймом, что под губами шея с татуировкой-иероглифами, а под пальцами мягкие бедра, что движутся навстречу.